|
|||
РУССКАЯ НАУКА ОБ АНТИЧНОСТИ 26 страница33 Тункина И.В. Новыематериалы..., с.110.19 Штерн Э.Р. Солон и делениеаттического гражданского населения наимущественные классы // Charisteria. Сб. статей пофилологии и лингвистике в честь Ф.Е.Корша. М., 1896,с.59-99. (назад) 34 О нем см. также: нетушилИ.В. Деревицкий А.Н. // Историко-филологическийфакультет Харьковского университета за первые 100лет его существования (1805-1905). Харьков, 1908, с.212-215 (сбиблиографией трудов). (назад) 35 Деревицкий А.Н.Гомерические гимны. Харьков, 1889. (назад) 36 Деревицкий А.Н. О новомтрактате Аристотеля и его значении для историиафинской демократии. Харьков, 1891. (назад) 37 О нем см. также: ЖебелевС.А. С.П.Шестаков (13.VIII.1864 - 11.XI.1940) // Известия АНСССР. Отд. лит. и яз., 1941, N 1, c.152-154. Библиографиятрудов: Иванов Ю.А. Список ученых трудов проф.С.П.Шестакова, 1886-1916 // Ученые записки Казанскогоуниверситета, 1917, кн.3-4, раздел критики ибиблиографии, с.1-17 (отд. издание: Казань, 1917).дополнение к этому списку дается в некрологе,составленном Жебелевым. (назад) 38 Шестаков С.П. Красноречиеу древних греков в его влиянии на историческуюлитературу // Филологическое обозрение, т.XXI, 1902,c.123-192. (назад) 39 Шестаков С.П. Историягреческого красноречия, вып.1 // Ученые запискиказанского университета, 1911, N 8-11 (с единойпагинацией, с.1-144). (назад) 40 Шестаков С.П.Оксиринхский историк // ЖМНП, 1909, ноябрь, отд.II,c.51-88; декабрь, c.285-313. (назад) 41 О нем см. также заметку вкн.: Историко-филологический институт князяБезбородко в Нежине. Преподаватели ивоспитанники. 1901-1912. Нежин, 1913, с.38 (сбиблиографией трудов). (назад) 42 Мандес М.И. ТрадицияЛелантской войны // Charisteria. Сб. статей по филологиии лингвистике в честь Ф.Е.Корша. М., 1896, с.231-248. (назад) 43 Ср.: Строгецкий В.М.Возникновение и развитие исторической мысли вдревней Греции (на материале изучения"Исторической библиотеки" ДиодораСицилийского). Горький, 1985, особенно с.42 слл. (назад) 44 Кагаров Е.Г. 1) Эсхил какрелигиозный мыслитель // Труды Киевской духовнойакадемии, 1908, май, с.1-52 (отд. издание: Киев, 1908); 2)Очерк религиозных воззрений Софокла // ТрудыКиев. дух. академии, 1909, июнь, с.157-177 (отд. издание:Киев, 1909); 3) Религиозные и нравственные воззренияаттических ораторов // ЖМНП, 1915, ноябрь, отд.V,с.463-489 (отд. оттиск; Пг., 1915). (назад) 45 Kagarov E.G. 1) Form und Stil der griechischenFluchtafeln // Archiv fur Religionswissenschaft, Bd.XXI, 1928, S.494 ff.; 2) Sur lasignification du terme muvdro" // Eos, vol.XXXI, 1928,p.195-198; 3) Griechische Fluchtafeln. Lemberg, 1929. (назад) 46 Кагаров Е.Г. К вопросу оструктуре и составе древнегреческих заговоров //С.Ф.Ольденбургу к 50-летию научно-общественнойдеятельности. Сб. статей. Л., 1934, с.253-257. (назад) 47 Кагаров Е.Г. 1) ВзглядыЭнгельса на происхождение Афинского государствав свете новейших исторических исследований // ИАНООН, 1931, N 8, с.921-936; 2) Общественный строй древнихгреков гомеровской эпохи // СЭ, 1937, N 4, с.46-60; 3)Пережитки первобытного коммунизма у древнихгреков и германцев, ч.I, М.-Л., 1937. (назад) 48 См.: Богаевский Б.Л.Крито-микенская эпоха // Древняя Греция, ч.I(История древнего мира / Под ред. С.И.Ковалева, т.II),М., 1937. (назад) 49 О Кулаковском см.:Варнеке Б.В. Записка об ученых трудахЮ.А.Кулаковского, профессора Киевскогоуниверситета. 1876-1906 // Известия Обществаархеологии, истории и этнографии при Казанскомуниверситете, т.ХХІІІ, 1907, № 1, отд.2, с.14-30; далее,некрологи, составленные и опубликованныеА.И.Соболевским в "Известиях РоссийскойАкадемии наук" (серия VI, т.ХIII, 1919, № 12-15, с.569-578) иА.Н.Деревицким и А.И.Маркевичем в "ИзвестияхТаврической ученой архивной комиссии" (№ 57, 1920,соответственно с.324-336 и 337-340); затем,соответствующий раздел в книге В.П.Бузескула(Всеобщая история..., ч.II, с.202-204); наконец,послесловие А.Г.Грушевого к новому изданию"Истории Византии" Кулаковского (т.I, СПб., 1996,с.435-445). К этому надо добавить список трудовЮ.А.Кулаковского за 1880-1910 гг., опубликованный всборнике в его честь "Serta Borysthenica", Киев, 1911,с.III-ХIII.33 Тункина И.В. Новые материалы..., с.110.19Штерн Э.Р. Солон и деление аттическогогражданского населения на имущественные классы// Charisteria. Сб. статей по филологии и лингвистике вчесть Ф.Е.Корша. М., 1896, с.59-99. (назад) 50 Памяти МоммзенаКулаковский посвятил позднее пространныйнекролог (ЖМНП, 1904, январь, отд.IV, с.39-61; Киевскиеуниверситетские известия, 1904, № 3, с.1-24 ). (назад) 51 Ей предшествовалажурнальная публикация: Praemia militiae в связи свопросом о наделе ветеранов землею // ЖМНП, 1880,июль, с.265-300. (назад) 52 К ней, в свою очередь,примыкают две журнальные публикации: 1) Отношениеримского правительства к коллегиям (в первые тривека Империи) // ЖМНП, 1882, январь, с.45-61; и 2) Коллегиив среде рабов в Римской империи // ЖМНП, 1882, июнь,с.265-270. (назад) 53 См. рецензиюПомяловского в ЖМНП, 1883, август, с.278. (назад) 54 Помимо статей, им былаеще прочитана и опубликована публичная лекция"Римское государство и армия в ихвзаимоотношении и историческом развитии"(Киев, 1909). (назад) 55 Нетушил И.В. Краткоеобозрение разработки римской истории // ЗапискиХарьк. ун-та, 1916, кн.2-3, с.12. (назад) 56 См.: Кулаковский Ю.А.Христианская церковь и римский закон // Киев.унив. известия, 1891, № 12, с.1-52, и Русское обозрение,1892, № 1, с.294-323. Возражения со стороны Киевскойдуховной академии: Труды Киев. духовной академии,1892, № 4-5. Ответ Кулаковского: Киев. унив. известия,1892, № 7, с.1-58. Новые возражения со стороныклерикалов: Труды Киев. духовной академии, 1893, №1-2. (назад) 57 Аммиан Марцеллин.История / Перевод с латинского Ю.А.Кулаковского иА.И.Сонни, вып.1-3, Киев, 1906-1908. Недавнопетербургским издательством "Алетейя" былаосуществлена новая публикация этого редкогоиздания (СПб., 1994). (назад) 58 См.: Кулаковский А.Ю. 1)Керченская христианская катакомба 491 г. (МАР,вып.6). СПб., 1891; 2) Древности Южной России. Двекерченские катакомбы с фресками (МАР, вып.19). СПб.,1896. (назад) 59 Кулаковский Ю.А. Квопросу об имени города Керчи // CARISTHRIA. Сб. статейпо филологии и лингвистике в честь Ф.Е.Корша. М.,1896, с.185-201. (назад) 60 Кулаковский Ю.А. КартаЕвропейской Сарматии по Птолемею. Приветствие ХIАрхеологическому съезду. Киев, 1899. (назад) 61 Кулаковский Ю.А. ИсторияВизантии, т.I-III, Киев, 1910-1915. Переиздание - СПб.:Алетейя, 1996. (назад) 62 Грушевой А.Г.Ю.А.Кулаковский и его "История Византии" //Кулаковский Ю.А. История Византии, т.I, СПб., 1996,с.438-444. (назад) 63 Там же, с.7. (назад) 64 См. высказыванияРостовцева в его письмах С.А.Жебелеву с марта 1896по октябрь 1897 г. в кн.: Скифский роман / Под ред.Г.М.Бонгард-Левина. М., 1997, с.383, 387, 388-389, 390, 392 и 394(публикация И.В.Тункиной). (назад) 65 Ср. высказываниеН.П.Кондакова в защиту Кулаковского откритических выходок Ростовцева, сохраненное впереложении Б.В.Варнеке и цитируемое И.В.Тункиной(Тункина И.В. М.И.Ростовцев и Российская Академиянаук // Там же, с.115, прим.19). (назад) 66 О нем см.автобиографический очерк в кн.:Историко-филологический факультет Харьковскогоуниверситета за первые 100 лет его существования(1805-1905). Харьков, 1908, с.208-212; некролог, составленныйВ.П.Бузескулом и С.А.Жебелевым (Известия АН СССР,серия VII, 1928, № 4-7, с.259-274); раздел все в той же книгеВ.П.Бузескула (Всеобщая история..., ч.II, с.204-207). (назад) 67 Бузескул В.П. Всеобщаяистория..., ч.II, с.206. (назад) 68 Сборник статей в честьВ.П.Бузескула. Харьков, 1914, с.28-45. (назад) 69 Надо, впрочем, заметить,что, усиленно занимаясь римскими древностями иисторией, Нетушил никогда совершенно не оставляли филологических занятий, подготавливая учебныеиздания римских классиков (Цицерона, Ливия,Овидия) и составляя к некоторым из них и болееспециальные ученые комментарии (как, например, к"Искусству поэзии" Горация - ЖМНП, 1901,июль-август; 1903, февраль-апрель; Сб.Историко-филологического об-ва при Харьков.ун-те, т.ХVIII, 1908). (назад) 70 Бузескул В.П. Всеобщаяистория..., ч.II, с.205-206. (назад) 71 Там же, с.207. (назад) 72 О Зенгере есть короткиезаметки в кн.: 1) Историко-филологический институткн. Безбородко в Нежине. Преподаватели ивоспитанники. 1875-1900. Нежин, 1900, с.26-31; 2)Историко-филологический институт кн. Безбородков Нежине. 1901-1912. Нежин, 1913, с.17-19 (со списком трудовЗенгера с 1878 по 1912 г.); Бузескул В.П. Всеобщаяистория..., ч.II, с.221. (назад) 73 Serta Borysthenica. Сб. в честьЮ.А.Кулаковского. Киев, 1911, с.40-85. (назад)
Глава 7. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ НА РУБЕЖЕ ХIХ-ХХ ВВ. В.П. БУЗЕСКУЛ. Э.Д. ГРИММ [312] Как уже было сказано в начале предыдущей главы, рубеж XIX-XX вв. был отмечен в отечественном антиковедении рождением новых направлений - социально-политического и социально-экономического. Их формирование несомненно стояло в связи с обозначившимися именно тогда радикальными переменами в жизни самого русского общества. Мы имеем в виду стремительное развитие современного капиталистического хозяйства и соответственное резкое обострение социальных отношений. Характерной чертой этих новых направлений было стремление к системному постижению и интерпретации античности как своего рода предвосхищения или же, наоборот, антипода современной цивилизации с тем, чтобы таким путем, через социологическое сопоставление, найти подходы к более глубокому проникновению в суть обшего исторического развития, а более всего - к пониманию существа так называемых переломных эпох. Таким образом, в рамках этих направлений свершался замечательный научный поворот: если в 60-х годах XIX столетия взоры значительной части историков классической древности обратились от постижения общей формы или идеи античности (в духе М.С.Куторги) к частным историко-филологическим изысканиям, ради возможно более достоверной реконструкции исторических фактов (Ф.Ф.Соколов и его школа), то теперь мы видим как бы возвращение на круги своя, с той, однако, существенной разницей, что новое обращение к социологической интерпретации античности свершалось на гораздо более прочной фактологической основе, а стало быть, могло претендовать и на большую глубину. Эти новые явления отчетливо выступали в ученой деятельности различных университетских центров. Так, в Москве выдающийся историк Р.Ю.Виппер (1859-1954 гг.) в своих общих курсах убедительно показывал, насколько тесно связана политическая история древней Греции и Рима с их социально-экономическим развитием. В Харькове другой замечательный представитель науки всеобщей истории В.П.Бузескул (1858-1931 гг.) вознес на совершенно новый уровень исследование политических форм античного мира, [313] глубоко, в контексте социальной истории, проследив рождение и развитие наиболее совершенной из этих форм - афинской демократии. Выпускник Московского университета, ставший профессором в Казани, М.М.Хвостов (1872-1920 гг.), опираясь на новый массовый материал хозяйственных папирусов и надписей на черепках (острака), специально изучал торговлю и промышленность греко-римского Египта, стремясь показать эволюцию хозяйственной организации и форм обмена в этом весьма особенном регионе древнего мира. В наших очерках, поскольку мы не претендуем на полноту изложения, но прослеживаем главные линии научного развития, мы остановимся на некоторых характерных примерах - на наиболее интересных в этом плане фигурах, чья ученая деятельность может иллюстрировать отмеченное нами новое научное движение. Начнем с первого из обозначенных актуальных направлений, с социально-политического. Здесь внимание сразу же обращается на Владислава Петровича Бузескула, бывшего в этой области такой же ключевой фигурой, какой, к примеру, в области культурно-исторической являлся Ф.Ф.Зелинский.1 Будущий историк афинской демократии родился 24 февраля (старого стиля) 1858 г. в селе Поповка Изюмского уезда Харьковской губернии. Происходил он из старинной служилой семьи молдавского происхождения: родоначальник этого семейства вышел из Молдавии и поступил на военную службу в России еще в начале [314] ХVIII в. Уже в детстве Бузескул пристрастился к чтению исторических книг. Особенным толчком в этом направлении стало для него знакомство с популярной биографией А.В.Суворова, которую подарил ему домашний учитель, студент-медик Э.В.Арльдт, готовивший его к поступлению в гимназию. "Книжка эта, - вспоминал позднее Бузескул, - быть может, случайность, сыграла большую роль в моей дальнейшей судьбе : я полюбил историю, первоначально преимущественно историю войн, подвигов".2 В годы обучения в харьковской классической гимназии (1868-1876) этот интерес к истории еще более укрепился благодаря воздействию преподавателя этого предмета, мастера исторического рассказа Н.Ф.Одарченко. В классе, вспоминает Бузескул, "все с напряженным вниманием и увлечением слушали его, будь то рассказы о подвигах Геркулеса или о Петре Великом, о рыцарстве, крестовых походах".3 Жизнерадостная атмосфера первых лет обучения в гимназии затем, после проведения в жизнь толстовской реформы, сменилась ощущением гнета, чувством подавленности. "Воцарилась толстовская система, сухая, беспощадная, с ее крайней, бездушной регламентацией, с ее мнимым классицизмом, а в действительности - грамматизмом. Нас подавляла грамматика, которая нам опротивела; мы учили массу ненужных правил и исключений; нас мучили переводами с русского языка на древние, "экстемпоралями", которые мы ненавидели. На содержание читаемых авторов, на античную жизнь обыкновенно не обращалось внимания. Если кто-либо из нас предлагал учителю вопрос, касавшийся этой области, то учитель большею частью отделывался кратким ответом и спешил перейти к "главному", к "делу" - к тексту, переводу или к грамматике".4 Несомненно это резко отрицательное отношение Бузескула к "грамматизму" классической гимназии объяснялось его изначальным духовным устремлением, рано обнаружившейся в нем склонностью к занятиям именно историей. Отсюда та негативная реакция, которую нельзя было бы ожидать от Латышева или Жебелева, с их столь же рано проявившейся филологической ориентацией. Как бы то ни было, позднее Бузескул признавал, что несмотря на известные [315] теневые стороны он многим был обязан старой классической гимназии: "Гимназия дала мне прочные элементы знания, приучила к неустанному труду, поддержала и развила интерес к любимому мною предмету - истории; самый классицизм, тогда проводившийся, впоследствии пригодился мне при моих занятиях греческой историей".5 По окончании гимназического курса в 1876 г. Бузескул поступил на историко-филологический факультет Харьковского университета. В ту пору там было три отделения: классическое, словесное (или славяно-русское) и историческое. Бузескул выбрал последнее, и это надо подчеркнуть: из крупных дореволюционных специалистов-антиковедов Бузескул был одним из немногих, кто по основному своему образованию был не филологом-классиком, а историком. Впрочем, филологическая его подготовка была основательной: прочные знания древних языков были заложены уже в гимназии, да и в университете специализация начиналась только с 3-го курса, а до того все студенты историко-филологического факультета равно продолжали совершенствоваться в классической словесности. Тем не менее, характерны признания Бузескула насчет того, какие из читаемых древних авторов нравились ему: Фукидиду он отдавал предпочтение перед Платоном, Тациту - перед Теренцием.6 Он был неколебим в своем историческом интересе, и его более всего увлекали лекционные курсы профессоров всеобщей истории М.Н.Петрова и В.К.Надлера, которые импонировали ему своею способностью к яркому повествованию о прошлых событиях.7 По окончании университета Бузескул в течение ряда лет преподавал историю в харьковских частных женских гимназиях. Заграничной стажировки он не проходил и остался, по его собственному определению, "доморощенным ученым".8 Да и в дальнейшем он практически не бывал за границей, за исключением поездки в 1908 г. в Берлин для участия в III Международном конгрессе историков; не печатался он и в западноевропейских журналах (также единственное исключение - небольшая рецензия на немецком языке на книгу С.А.Жебелева "ACAIKA" в "Deutsche Literaturzeitung", 1905, № 4). С.А.Жебелев в русле свойственных ему [316] почвеннических настроений с симпатией упоминает об этой детали в ученой биографии Бузескула, однако объяснялось ли это сознательным уклонением харьковского профессора от контактов с заграницей или виною здесь были какие-то стечения обстоятельств, сказать трудно. Как бы то ни было, нельзя сомневаться в сильном влечении юного выпускника Харьковского университета к ученой карьере. В 1885 г. он сдает магистерский экзамен и начинает вести занятия в своем родном университете в качестве приват-доцента. В ту пору его научные интересы еще не определились. На старших курсах университета он серьезно занимался средневековой русской историей и, при окончании курса, представил сочинение о торопецком князе Мстиславе Мстиславиче (Удалом), удостоенное золотой медали. Теперь же его увлекает западноевропейская история конца средневековья и начала нового времени, в особенности тема борьбы с папством и гуситского движения, и он разрабатывает и начинает читать специальный курс по западной истории ХIV-ХV вв., а также по новейшей историографии. Между тем в 1886 г. оставляет службу в университете М.Н.Петров, и к Бузескулу переходит чтение общих курсов по всеобщей истории, в том числе и по истории древней Греции. Это заставило его сначала, как он признавался, "нехотя, поневоле" заняться античной историей, но потом его заинтересовала современная полемика вокруг Перикла и вообще афинской демократии, и он с головою ушел в разработку этой темы.9 Ей были посвящены обе его диссертации, магистерская и докторская, и они же окончательно определили его научный профиль как специалиста в особенности по истории древней Греции. Впрочем, он никогда не порывал совершенно и с другими разделами всеобщей истории, тем более что развившийся очень рано интерес к историографии держал его au courant всех новейших разработок и время от времени доставлял естественный повод для обращения к историческим сюжетам и средневековья, и нового времени. Между тем укреплялось и его служебное положение: после защиты магистерской диссертации он становится экстраординарным (1890 г.), а после защиты докторской - ординарным профессором Харьковского университета (1895 г.). Параллельно с университетом [317] он преподавал на Харьковских Высших женских курсах и на Педагогических курсах при Харьковском учебном округе. Он проявил себя талантливым педагогом и заслужил любовь многих поколений слушателей. Его авторитет как ученого и преподавателя все время рос, и при желании он мог бы сделать блестящую административную карьеру. Однако к этого рода деятельности он не чувствовал влечения и далее деканства на историко-филологическом факультете Харьковского университета (в1901-1905 гг.) не пошел. При всем том он был горячим патриотом своего родного края и деятельным сотрудником как университета, так и существовавшего при нем Историко-филологического общества. Он был неутомимым историографом своего университета и автором прекрасных, содержательных и теплых по тону очерков о его профессорах - В.Ф.Цыхе, М.М.Лунине, А.П.Рославском-Петровском, М.Н.Петрове, В.К.Надлере, И.В.Нетушиле. Ученые заслуги Бузескула получили широкое признание: в Харькове в 1914 г. в его честь был издан великолепный сборник статей, в котором приняли участие многие видные ученые, специалисты не только в науке об античности, но и в других областях истории и словесности. В 1910 г. он был избран членом-корреспондентом, а в 1922 г. - действительным членом Российской Академии наук. В 1925 г. он был избран также членом Всеукраинской Академии наук. Обращаясь к обзору научных трудов В.П.Бузескула, подчеркнем, что его деятельность как ученого была весьма многогранна и плодотворна. Он много потрудился в области политической истории древней Греции. Мы уже упоминали, что поводом к его занятиям греческой историей послужила современная полемика вокруг афинской демократии. Действительно, в 70-х и 80-х годах прошлого столетия, в особенности по инициативе немецких ученых Г.Мюллер-Штрюбинга, Пфлугк-Гарттунга, М.Дункера, К.Ю.Белоха, подверглась решительному пересмотру та картина демократических Афин - блестящего лидера Эллады, которая была создана либеральной историографией середины ХIХ века, в первую очередь английским историком Дж. Гротом. Атаке подверглось все - и древний аттический историк Фукидид, наш главный источник по времени Пятидесятилетия и Пелопоннесской войны, и сама афинская демократия, и ее знаменитый лидер Перикл. Фукидиду были предъявлены обвинения в мелочности, тенденциозности и непонимании сути исторического процесса, в афинской демократии усиленно [318] подчеркивались ее теневые стороны - произвол демократической массы, демагогия политиканов, всеобщая коррупция и разложение, а Перикл, остававшийся бессменным руководителем Афин на протяжении едва ли не трети века, изобличался в отсутствии политической мудрости и силы и выставлялся главным виновником постигшей афинян в результате Пелопоннесской войны политической катастрофы. Побудительными импульсами к такой переоценке послужили, с одной стороны, развитие гиперкритицизма, крайнего скептического отношения как к античной исторической традиции, так и к опиравшейся на нее и следовавшей в ее русле историографии середины ХIХ в. (кроме Грота можно указать на еще один характерный пример - Э.Курциуса), а с другой, - увлечение немецкой исторической науки, пропитанной националистическими и монархическими настроениями, культом силы и неприятием либерализма и демократии. Бузескул решительно выступил против такого тенденциозного подхода к истории афинской демократии. Сначала в большой статье он подверг критическому разбору новый взгляд на Перикла, развитый Максом Дункером в последних томах его фундаментальной "Истории древности",10 а затем самостоятельно рассмотрел политическую деятельность лидера афинской демократии и дал ей взвешенную, по существу положительную, но в то же время лишенную ложной апологетики оценку в обширной монографии, ставшей его магистерской диссертацией, "Перикл (историко-критический этюд)" (Харьков, 1889). За этим спустя ряд лет последовала новая, столь же внушительная монография (докторская диссертация) "Афинская полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V века" (Харьков, 1895). Поводом к ее написанию послужило опубликование в 1891 г. английским ученым Ф.Кенионом текста вновь найденного (среди папирусов греко-римского Египта) трактата о государственном устройстве Афин, в котором справедливо усмотрели известную ранее только по отдельным упоминаниям "Афинскую политию" Аристотеля. Бузескул оказался в числе тех, кто первыми откликнулись на замечательную находку. Еще в том же 1891 г. он опубликовал рецензию на издание Кениона,11 [319] затем последовали специальные статьи12 и еще одна рецензия на новое издание трактата, осуществленное другим английским филологом Дж. Сэндисом,13 и, наконец, как итог, - названная монография. Здесь, в специальных главах, последовательно были разобраны: 1) полемика вокруг вновь открытого аристотелевского произведения, с обоснованием собственного умеренно-критического взгляда, свободного от крайних восторгов, но и далекого от безудержного высокомерного шельмования найденного трактата как недостойного пера великого философа; 2) особенности самого новонайденного произведения, с обоснованием его несомненной принадлежности к корпусу аристотелевских сочинений, с определением времени его составления, его соотношения с главным теоретическим трудом Аристотеля "Политика" и т.д.; 3) источники, которыми пользовался (или мог пользоваться) Аристотель при составлении этого трактата; наконец, 4) систематический пересмотр истории государственного строя Афин с учетом данных аристотелевской "Афинской политии", а также с обратной проверкой этих данных посредством сличения их с совокупной исторической традицией. В частности, что касается последнего момента, то Бузескулом убедительно было обосновано наличие в трактате Аристотеля, наряду с ценными историческими указаниями, также и ряда неточностей и даже невероятных, неправдопобных вставок, какими являются, например, пассаж о так называемой Драконовой конституции (в гл.4) и рассказ об участии Фемистокла в акции Эфиальта против Ареопага (гл.25). Как бы то ни было, в целом Бузескулом высоко было оценено источниковедческое значение вновь найденного трактата Аристотеля. Завершая свой труд, он справедливо подчеркнул самое главное: "До открытия Ajqhnaivwn Politeiva мы не имели особого, так сказать, специального источника, который давал бы нам историю афинской демократии в связном виде. Приходилось довольствоваться имеющимися у разных авторов и в надписях данными, иногда, правда, очень важными и интересными, но разбросанными, и мимоходом лишь сделанными, случайными указаниями. Теперь мы располагаем [320] произведением, представляющим более или менее связную историю и связное описание афинского государственного строя". Причем, "источник этот дает ряд новых фактов и проливает свет на многие вопросы" (например, на переход от древней монархии к аристократии, о смутах после Солона, о времени введения жеребьевки при выборе должностных лиц и др.).14 Но если велико было значение "Афинской политии" в плане новой, дополнительной информации, то, с другой стороны, не менее важным было и доставленное ею подтверждение наличной исторической традиции: "благодаря новооткрытому произведению... мы убедились в сравнительной достоверности нашего предания и точности хронологии, в основании которой лежат ведшиеся издавна списки архонтов".15 Нет нужды пояснять, как важно было это заключение для преодоления модного в ту пору гиперкритического отношения к античной традиции. Наряду с большим источниковым и конкретно-историческим значением, указывает затем Бузескул, новонайденный трактат Аристотеля обладает также и более общей историко-теоретической ценностью: "Важно также и то, - замечает он, - как представляется в нем общий ход развития афинской политии". В самом деле, поясняет он далее свою мысль, "чем более изучается история и археология Греции, тем больше обнаруживается связь между отдельными ее эпохами и моментами; открываются посредствующие звенья там, где раньше их и не подозревали, между такими периодами и явлениями, которые, казалось, разделяла целая пропасть. В этом отношении важен и наш новый источник. Он изображает постепенное, чрезвычайно последовательное, чисто органическое развитие государственного строя Афин, без особенно резких скачков. Постепенно совершается переход от монархии к аристократии, затем так же постепенно демократия занимает место аристократии. Вспомним, как лишь мало-помалу открывался низшим классам доступ к должностям, как совершалась демократизация Афин после Клисфена, как своего рода "переживания", вроде двойного жребия, сохранялись в последующем строе Афин. Не говоря о сомнительной конституции Дракона, вспомним, что, например, тиран Писистрат во многом является продолжателем и даже завершителем дела "первого предстателя демоса" Солона, что Клисфеновы филы, триттии и демы [321] имеют уже своих предшественников, что Перикл оказывается вовсе не таким новатором, каким его иногда изображают новейшие историки... Словом, наш новый источник еще яснее показывает нам, что афинская демократия была чисто народным созданием, результатом работы целого ряда деятелей и поколений, а не результатом честолюбия и интриг отдельных личностей".16 Сочинение Бузескула об "Афинской политии" Аристотеля, ценное само по себе, явилось важной предпосылкой для дальнейшей его работы над темой афинской демократии. Оно послужило необходимым источниковедческим основанием для написания им уже в 1900-х годах обширного исторического очерка, где в контексте общегреческой истории, с учетом постепенно свершавшихся перемен в социальной жизни, последовательно рассматривалось развитие Афинского демократического государства от древнейших времен до эпохи эллинизма. Изложение открывалось общей панорамой греческой истории в архаический период (VIII-VI вв. до н.э.), когда, вслед за сдвигами в социально-экономической сфере, начались перемены в древнем политическом строе, когда место патриархальной царской власти заступила аристократия, а затем на борьбу с последней стал подыматься демос и на авансцену выступила тирания. Обрисовав таким образом во введении исходные исторические рубежи, автор затем переходил непосредственно к истории афинской демократии и в четырех больших разделах рассматривал главные стадии ее исторического существования: начало, включая переход от древней монархии к аристократическому архонтату, первые смуты (заговор Килона), законодательство и реформы Дракона и Солона, тиранию Писистрата и новые реформы Клисфена; расцвет, достигший кульминации в период правления Перикла, с обстоятельным описанием сложившегося к этому времени социально-политического строя, с характеристикой положения и жизни отдельных слоев населения - граждан, метеков, рабов, с особым этюдом о положении женщин в Афинах; далее, внутренний кризис и смуты, развязанные Пелопоннесской войной; и, наконец, окончательный упадок Афинского демократического государства в позднеклассический период, вплоть до утраты Афинами своей самостоятельности в эпоху эллинизма.
|
|||
|