|
|||
Автобиография Духовно Неправильного Мистика 11 страницаИстину можно сказать и так, зачем же столько историй? Просто ночь длинна, а вам нельзя засыпать. Если идти молча, вы уснете. Вас нужно чем-то занять до самого рассвета, а истории, которые рассказывают учителя, — самые интересные, они помогают скоротать время. Истину нельзя выразить словами. Можно только провести вас туда, откуда вы сами ее увидите.
Я вспомнил одну историю: Один царь выходил по ночам в город, чтобы узнать, как живут его подданные. Конечно же, он делал это тайком. И его очень заинтересовал один человек — молодой, красивый парень, который все время стоял на улице под деревом. Под одним и тем же деревом каждую ночь. Наконец, любопытство победило. Царь остановил коня и спросил юношу: «Почему ты не спишь?» Парень ответил: «Люди ложатся спать, потому что им нечего беречь, а у меня столько сокровищ, что я просто не могу лечь спать, их нужно охранять». «Странно, — сказал царь. — Я не вижу тут никаких сокровищ». «Они во мне, — ответил юноша. — Ты и не можешь их увидеть». С тех пор царь постоянно останавливался поговорить с юношей. Тот был прекрасен, и к тому же царь потом часами размышлял над каждым его словом. Царь очень привязался к молодому человеку и решил, что тот настоящий святой, что он бережет осознанность, любовь, тишину, медитацию и просветление — вот какие сокровища он охранял. Он не мог спать, не мог позволить себе уснуть. Крепко спать могут только нищие. История началась с простого любопытства, но позже царь начал уважать этого юношу, тот превратился для него в духовного наставника. Однажды царь сказал ему: «Я понимаю, что ты не захочешь жить в моем дворце... Но я думаю о тебе день и ночь, постоянно. И мне очень хочется, чтобы ты хотя бы погостил в моем дворце». Царь полагал, что юноша не согласится. По его устаревшим представлениям, святые должны были отрекаться от всего мирского. Но парень сказал: «Если это правда, то почему ты раньше не сказал, что скучаешь без меня? Приведи еще одного коня, и мы поедем к тебе». Тут у царя возникли подозрения. «Может, он и не святой вовсе? Так быстро согласился...» Но было уже поздно, он ведь сам предложил. Царь предоставил юноше лучшую комнату, предназначенную для самых почетных гостей — других монархов. Царь думал, что юноша откажется от такой чести, скажет: «Я святой, роскошь — не для меня». Но тот промолчал. Всю ночь царь не мог уснуть. Он думал: «Похоже, парень меня обманул. Никакой он не святой...» Пару раз царь выглядывал из окошка — святой спал. Прежде он никогда не спал, постоянно стоял под деревом, а теперь перестал охранять свои сокровища. «Вот лгун! — думал царь. — Настоящий мошенник!» На следующий день они вместе обедали. Изысканные блюда, ничего скромного и простого. Юноша явно наслаждался едой. Царь предложил ему переодеться в наряд, достойный императора, и парень с удовольствием облачился в новые одежды. А царь думал: «Как же теперь от него избавиться?» За следующие семь дней он так устал от этого, что твердо решил: «Это чистой воды шарлатан. Как же ловко он обвел меня вокруг пальца!» И на седьмой день он заявил этому странному юноше: «Я хочу задать тебе один вопрос». «Я знаю, о чем ты хочешь спросить, — ответил юноша. — Ты целую неделю не решался задать этот вопрос. Вежливость, воспитание... Я ведь все вижу. Но я не стану отвечать здесь, в этом месте. Задавай вопрос, а потом мы отправимся покататься верхом, я найду подходящее место и отвечу». «Договорились, — кивнул царь. — Вот мой вопрос: в чем разница между нами? Ты теперь живешь как царь, а раньше жил как святой. Какой же ты после этого святой?» «Прикажи седлать коней!» — предложил юноша. Они поскакали вперед, и царь несколько раз спрашивал: «Зачем ехать так далеко? Почему нельзя ответить тут?» Но они мчались вперед, пока не вышли к реке, отмечавшей границу владений этого царя. Царь сказал: «Это граница моего царства. Тот берег — другое царство. Отличное место для того, чтобы дать ответ». «Да, — ответил юноша, — и я намерен перебраться на тот берег. Можешь остаться тут, можешь пойти со мной. Выбирай». «И куда ты намерен пойти?» — спросил царь. «Мои сокровища со мной, — ответил юноша. — Они во мне, где бы я ни был. Так ты идешь или нет?» «Как я могу уйти с тобой? — спросил царь. — Мое царство, дворец... Тут вся моя жизнь!» Юноша рассмеялся и сказал: «Теперь ты понимаешь разницу между нами? Я могу стоять полуголым под деревом, я могу жить в царском дворце, потому что мои сокровища всегда со мной. Сень дерева или своды дворца — для меня нет разницы. Можешь идти назад, а я отправлюсь туда, в другое царство. В твоем царстве меня уже ничто не держит». Царь почувствовал угрызения совести. Он коснулся ног юноши и сказал: «Прости меня. Я думал о тебе дурное. Поистине, ты — великий святой. Не уходи, не оставляй меня. Если ты уйдешь, я буду горевать всю оставшуюся жизнь». «Это нетрудно, — ответил юноша. — Я могу остаться с тобой. Но я хочу, чтобы ты прислушивался к себе. Стоит нам вернуться во дворец, как у тебя снова появятся подозрения. Лучше отпусти меня. Я дам тебе время подумать. Я могу вернуться. Для меня это не имеет значения. Но для тебя будет лучше, если я уйду. Во всяком случае, тогда ты все-таки будешь считать меня святым. А во дворце у тебя снова проснутся сомнения, ты будешь гадать, не мошенник ли я. Но если ты так настаиваешь, я готов. Что мешает мне уйти через неделю, когда ты опять начнешь ломать голову над своим вопросом?» Бхагван-самозванец Настроенные против меня критики все время подчеркивают, что я сам назвал себя Бхагваном. А я в ответ спрашиваю, известен ли им хоть кто-то, кого так назвали другие? Рама, Кришна, Будда, Мохаммед? Если кто-то другой назначил Раму Бхагваном, то, следовательно, в этом вопросе есть некий высший авторитет. И если тебя назначили, то могут и лишить этого титула? Это просто глупо. Они не понимают простейшей вещи: Бхагван — это состояние прямого восприятия. Бхагваном не назначают, им не выбирают, это не звание и не ученая степень. Это прямое переживание бхагваты, божественной благодати. Это понимание того, что все сущее наполнено благодатью и нет ничего, кроме нее. Бога нет, но в каждом цветке, каждом дереве и камне есть нечто такое, что можно назвать только божественной благодатью. Но это начинаешь замечать только после того, как увидел благодать в себе. Иначе она остается словами на непонятном языке.
Я странный человек, потому что не вписываюсь в какие-то категории. Есть три основные категории: теист, атеист и агностик. Четвертой нет, но я как раз и отношусь к четвертой категории, не имеющей названия. Я искал и нашел. Да, я не нашел Бога, но нашел кое-что поважнее — божественную благодать. Я не атеист, не теист и не агностик. Моя точка зрения совершенно проста. Но если Бога нет, то почему мои люди называют меня Бхагваном? Этот вопрос не так прост. Нам придется обратиться к значению слова бхагван. Слово очень странное. В индийских священных текстах бхагван используется почти как синоним понятия «Бог». Я говорю «почти», потому что в других языках есть только одно слово: «Бог». В санскрите же есть целых три слова: бхагван, ишвара и параматма. И эти слова имеют разные смысловые оттенки. Параматма означает «высшая душа»: парам и атма. И те, кто по-настоящему понимают, называют Бога Параматмой. Ишвара — тоже прекрасное слово. Оно означает «богатейший» — буквально: «тот, у кого есть всё, кто сам есть всё». И это правда! Когда переживаешь благодать, всё становится твоим и всё приобретает ценность. Возможно, не всё у тебя под рукой, но это неважно — у тебя есть всё, что только важно в жизни. Наконец, третье слово — бхагван. Его труднее всего перевести на другие языки, труднее всего объяснить. В индийских писаниях... Обратите на это внимание, ведь в Индии слово бхагван используют два типа людей: индуисты и джайны с буддистами. Джайны и буддисты в Бога не верят, но все равно пользуются словом бхагван. Буддисты называют так Будду: Бхагван Гаутама Будда. Джайны тоже не верят в Бога, но Махавиру называют: Бхагван Вардхман Махавира. Так что это слово применяется в двух разных значениях. Индуисты — люди очень приземленные. Вы, наверное, очень удивитесь — кое-кого это даже шокирует, — но корень этого слова, бхаг, означает «влагалище». Трудно поверить, правда? А бхагван означает «тот, кто творит посредством влагалища Вселенной», то есть «творец». Индуисты поклоняются влагалищу и фаллическому символу, шивалингаму. Вы, должно быть, видели шивалингам — такие мраморные столбы, символы мужского полового органа. Эти фаллические символы поднимаются из влагалища. Индуисты поклоняются им символически; с их точки зрения это олицетворяет тот факт, что во всем сотворенном сливаются мужское и женское начала, Инь и Ян. И потому они называют Творца бхагваном. Но происхождение этого слова все равно весьма странное. Буддисты и джайны в Бога не верят. Они не верят, что некто сотворил этот мир, но тоже пользуются словом бхагван. По их версии, это слово имеет иное происхождение: бхаг означает «удача», а бхагван — «счастливчик», благословенный — тот, кто исполнил свое предназначение, созрел и повзрослел. Так вот, тридцать четыре года назад, когда я начал говорить, люди решили называть меня так же... В Индии к тем, кого уважают, не принято обращаться по имени. Это считается непочтительным. И когда я начал говорить, а люди — испытывать ко мне определенные чувства, они начали обращаться ко мне Ачарья, что означает «Учитель», но не просто Учитель, а нечто большее. По существу, это означает «тот, кто говорит лишь о том, чем живет, чьи мысли и поступки пребывают в полном согласии». И почти двадцать лет ко мне обращались Ачарья. До тех пор, пока я не начал проводить посвящения. Люди мне долгие годы твердили, что хотели бы принять у меня посвящение в санньясу, а я отвечал: «Подождите. Пусть настанет то время, когда я сам почувствую, что это необходимо». И такой день пришел. Я проводил занятия медитацией в Кулу-Манали, среди Гималайских гор. Это одно из прекраснейших мест на свете. За почти потустороннюю красоту его называют Долиной Богов. Оказавшись в Кулу-Манали, каждый чувствует себя так, будто попал в совсем другой мир. И в последний день занятий я понял, что пришло время посвящения. Я объявил: «Я готов. Любой, кто хочет посвящения, может его получить». С места тут же поднялось больше двадцати человек. Они приняли санньясу, и возник вопрос — как им теперь ко мне обращаться? Прежде меня называли Ачарьей, но теперь этого было мало. Я стал для них чем-то более важным, человеком более значительным и близким. Они вплотную приблизились к моей сущности и решили, что отныне будут называть меня Бхагваном. Они спросили моего мнения, и я сказал: «Меня устраивает. У этого слова очень хорошее значение: благословенный». Потому что для меня оно значит не «Бог» или «Творец», а просто «благословенный» — тот, кто пришел домой, кто вернулся на Родину, тот, кто нашел самого себя. После этого нет ничего, кроме благодати, и благодать эта нисходит непрестанно, как ливень. Вечный ливень — день за днем. Помните, слово Бхагван не имеет ничего общего с Богом. Оно тесно связано только с божественной благодатью, потому что именно она наступает, когда возвращаешься домой. Именно возвращение делает тебя Благословенным.
Слово «Бхагван» не имеет сравнительных степеней. Нельзя быть божественнее Бога, благословеннее Благодати. Никакой относительности. Кроме того, оно не означает необходимости чего-то достигать, а просто указывает на твою природу. Неправильно говорить: «каждый должен стать Богом». Каждый уже Бог, просто нужно это понять. Это не талант, не особый дар. Есть великие поэты, великие мудрецы и провидцы, художники, музыканты и танцоры — вот это талант. Не каждый может стать великим танцором, вы все не можете стать Нижинскими. И не каждый может стать великим поэтом — вы все не можете быть Пабло Нерудой или Тагором. Не каждый может быть великим художником — всем вам не стать Ван Гогами. Но все мы — Бхагваны. Это не цель, это наша природа, подлинная сущность. Мы уже Боги. И когда санньясины предложили называть меня Бхагваном, мне это слово понравилось. «Договорились, — сказал я. — Называйте меня так, а там посмотрим. Если не понравится, придумаем что-то другое». Я выбрал это слово неспроста. Оно сослужило мне неоценимую службу, потому что многие люди, приходившие прежде ко мне за знаниями, перестали приходить. Они ушли в тот же день, стоило мне объявить себя Бхагваном. Они решили, что это уже слишком. Их самолюбие этого не выдержало: «Как, кто-то сам объявил себя Бхагваном?!» Им стало обидно, и они ушли. Раньше они приходили ко мне за знаниями, но в тот день я перешел к совершенно иному занятию. Я начал работать на новом уровне, в другом измерении. Теперь я даю само существование, а не просто знания. Когда я был ачарьей, они были учениками. Они приходили учиться. Но я перестал был преподавателем, а вы — студентами. И те, кто приходят сюда как ученики, рано или поздно уходят. Они понимают, что ошиблись адресом, это место не для них. Со мной остаются только последователи, потому что теперь я даю нечто большее. Если вы явились сюда за знаниями, то рано или поздно сами поймете — вам тут не место. Я передаю само существование. Я здесь, чтобы помочь вам проснуться. Я даже не собираюсь передавать какие-то знания. Я даю понимание — а это уже совершенно другое измерение. В том, что я принял обращение «Бхагван», был свой символизм: с того дня я начал трудиться в совершенно новом измерении. И это имя оказало мне неоценимую услугу: все те, кто обратился не по адресу, тут же разбежались, а вокруг меня остались люди иного толка. Имя само собой провело четкий отбор. Остались только те, кто готов был отбросить свои знания, все прочие разбежались. Стало намного просторнее... Знаете, до того вокруг всегда собиралась толпа, и мне трудно было дотянуться до настоящих искателей. Но теперь толпы нет. Слово Бхагван сыграло роль атомного взрыва! Я очень рад, что выбрал именно это обращение. И теперь те, кто ко мне приходят, уже ни о чем не спорят. Теперь ко мне приходят подлинные путешественники по миру души, они готовы рискнуть, поставить на карту все. Да, я называю себя Бхагваном, но это только средство. Рано или поздно, когда вы подрастете и поймете смысл, когда от вас начнут исходить иные по качеству вибрации, я перестану так себя называть. В этом уже не будет нужды. Тогда вся атмосфера начнет трепетать от благодати, она прольется на тех, кто придет потом. Она проникнет в глубины их душ. И мне уже не нужно будет как-то себя называть — вы поймете. Но пока это нужно и в свое время это слово оказало мне огромную помощь. И еще кое-что, напоследок: я — не философ. Помните: я — поэт. Поэзия, романтика — вот мой подход к жизни. Я романтичен, я наслаждаюсь игрой воображения. Я хочу, чтобы все вы были Богами и Богинями. Я хочу, чтобы вы открыли свою подлинную сущность. Называть себя Богом — да, это вызов, утонченный вызов, брошенный всем вокруг. И справиться с этим можно только двумя способами. Одни говорят: «Этот тип — никакой не Бог. Пойду я отсюда. Что мне тут делать? Никакой он не Бог, к чему тратить время?» — и уходят. Другие говорят: «Да, он — Бог» — и остаются со мной, после чего на свет пробиваются ростки их собственной божественности. Когда-нибудь вы тоже будете Богами и Богинями. Признав Бога во мне, вы признаете возможность того, что тоже являетесь Богами, — вот и все. Само согласие с этим пробуждает в душе нечто, прежде дремавшее, и ты уже не можешь оставаться таким, каким был раньше. Ты понимаешь, что нужно что-то делать. Нужно что-то изменить, что-то понять... Решившие пойти со мной станут намного наблюдательнее. И чем наблюдательнее вы будете, тем лучше поймете меня, тем лучше поймете, что происходит, что исходит из моей души. Вы станете участниками этого события — этого танца, этого пения. И со временем вы увидите — Учитель идет. Он приходит не снаружи, он идет к вам из глубины вашего существа, вашей собственной души. Я уже заглядывал туда — он там. Моя весть проста: я открыл в себе Бога. А теперь я изо всех сил помогаю вам заглянуть внутрь себя. Весь вопрос в том, чтобы стать наблюдателем на холмах. Станьте наблюдателем — бдительным, внимательным свидетелем, — и вы станете собой.
Так или иначе, я назвал себя Бхагваном, просто чтобы бросить вызов — бросить вызов христианам, мусульманам, индуистам. Они осуждают меня, но никто не осмеливается объяснить, в чем именно я виноват. Ко мне издалека приходят статьи и письма, где задается один и тот же вопрос: «Почему ты называешь себя Бхагваном?» А я смеюсь. Почему Рама называл себя Бхагваном? Разве его какой-то комитет назначил? Бхагван, которого назначили на каком-нибудь комитете, едва ли будет настоящим Бхагваном, потому что сам комитет не из Бхагванов состоит. Но тогда имеют ли они право назначать кого-то Бхагваном? Разве народ выбирал Кришну Бхагваном? Разве такие вопросы вообще решаются голосованием? Кто назвал так всех этих людей? На это не может ответить ни один индуист. А Кришна, между прочим, увел шестнадцать тысяч женщин — матерей, чьих-то жен и невест. Он охмурял всех без разбору, но ни одному индуисту не хватает смелости заявить, что такой тип не имеет права называться Бхагваном. Больше того, они называют Бхагваном даже его коня Калки! Странные люди... Но меня они спрашивают, почему это я назвал себя Бхагваном. Между прочим, я не питаю к этому слову никакого почтения. У меня к нему множество претензий. Его и красивым-то не назовешь. Я пытался изменить его по-своему, но глупые индуисты не позволили. Я пытался придать ему иное звучание, новый смысл, новое содержание. Я сказал, что оно означает «Благословенный» — человек с благословенной сущностью. Я сам это придумал. Слово бхагван уродливо, но индуисты этого не замечают. Они думают, что это особое слово. Но его корень бхаг означает женские половые органы, а ван — мужские! Буквальный смысл этого слова в том, что Бхагван творит сущее своей энергией мужского шовинизма с помощью женской энергии воплощения. Ненавижу это слово! Все это время я ждал, что тут появится какой-нибудь глупый индуист, но все они считают, что это благородное слово, а я не имею права называть себя Бхагваном. И сегодня я твердо заявляю: «Да, но у меня есть право отказаться от этого слова!» Никто мне не запретит! Отныне я не хочу, чтобы меня называли Бхагваном! Надоело! Пошутили — и хватит! Гуру для богачей Я всегда тратил деньги, едва они появлялись. Стоит мне узнать, что скоро появятся деньги, как я говорю своим: «Начинайте тратить!» Кто знает, что будет завтра? Тратить нужно сегодня же. Денег не будет, но какая разница? Нам и без них хорошо. Но деньги все равно появляются. Я тридцать пять лет даже не думаю о деньгах, но они все равно появляются. Кому-то захотелось прислать — и вот они, тут. Теперь мне порой кажется, что сама Вселенная об этом заботится, хотя такой транжира, как я, обходится ей дорого.
Меня спрашивают: «Вы ведь гуру для богатых?» Конечно! Ко мне ведь только богачи приходят. Но настоящие богачи обычно бедны внутренне, поэтому я называю богачами тех, кто богат умом. Я имею в виду тех, у кого есть все, что только способен дать мир. Я имею в виду тех, кто понял, что все это — суета. Да, религиозным может стать только богатый. Я не говорю, что бедняк никогда не сможет, но это очень нечасто бывает, в редчайших случаях. Бедняк всегда на что-то надеется. Он не понимает, что такое богатство, он еще не разочаровался в нем. Можно ли превзойти богатых, если еще не разочаровался в богатстве? Бедняки ко мне тоже приходят, но они вечно хотят чего-то такого, что я не в состоянии дать. Он просит успеха. Его сын безработный, и он просит: «Благослови его, Ошо». Его жена больна. Он разорился. Все это — признаки бедняка. Человека, который просит что-то в этом мире. Но когда приходит богатый... У него есть деньги и работа, дом и здоровье. У него есть все, о чем только можно мечтать. И тут вдруг он понимает, что на самом деле все это — ерунда. Так и начинаются поиски Бога. Да, бедняк тоже иногда становится религиозным, но это требует развитого ума. Но если не религиозен богатый, то он попросту глуп. Религиозный бедняк необычайно разумен. Но даже если он не религиозен, это можно простить. Простить нельзя только нерелигиозного богача. Да, я — гуру для богачей. Истинная правда! Если бы не ваши деньги, вас бы тут не было. Вы пришли именно потому, что разочаровались в деньгах. Вы разочаровались в карьере. Вы разочаровались в своей жизни. Нищий сюда не придет, он еще ни в чем не разочаровался. Религия — это роскошь. Я говорю, что это высшая роскошь, потому что это высшая ценность. Голодного человека музыка не волнует. Он думает совсем о другом. Если же ты начнешь играть ему на ситаре, он тебя просто придушит! Он скажет: «Ты издеваешься? Я есть хочу, а ты играешь на ситаре. Сейчас не время веселиться! Сначала накорми меня. Я так голоден, что не слышу музыки, я умираю от голода!» Какой прок в картинах Ван Гога, проповедях Будды или стихах упанишад, когда человек умирает от голода? Никакого, ему нужен только хлеб. Но когда человек сыт, здоров и согрет — вот тогда у него и появляется интерес к музыке, поэзии, литературе, живописи и искусству вообще. Возникает голод иного рода. О теле он позаботился, пора удовлетворять потребности души. Существует иерархия потребностей: сначала тело — это основа, это фундамент сущности человека. Без фундамента не выстроишь само здание. Когда удовлетворены потребности телесные, приходит черед потребностей психологических. Когда и они удовлетворены, возникают духовные нужды. Человек переслушал всю музыку, что есть на свете. Он повидал все прекрасное и понял, что это сон. Он услышал все стихи и понял, что поэзия — это путь в забытье, форма опьянения, но она тоже никуда не ведет. Он увидел все великие картины, все творения искусства. Он испытал все формы развлечений и удовольствий... и что теперь? Его руки по-прежнему пусты, но теперь он ощущает это еще острее. Значит, музыки и стихов еще не достаточно. Появляется желание медитировать, молиться. Это тяга к Богу, жажда истины. Тебя охватывает непреодолимая страсть, и ты пускаешься на поиски истины, потому что уже знаешь: ничто не принесет тебе удовлетворения, если ты не постиг сокровеннейшую истину этого мира. Все остальное ты уже испробовал, но это ничего не давало. Религия — высшая роскошь, и для того, чтобы владеть ею, ты должен быть либо очень богат, либо невероятно умен. Но в обоих случаях ты богат — либо деньгами, либо умом. Я ни разу не видел, чтобы человек по-настоящему бедный — как умом, так и деньгами — стал религиозным. Кабир был религиозным. Миллионером он не был, но обладал завидным умом. Будда же стал религиозным благодаря своему невероятному богатству. Кришна, Рама, Махавира тоже были очень богаты, а Даду, Райдаш, Фарид — очень умны. Но та или иная форма богатства все равно необходима. Да, вы совершенно правы. Я и вправду гуру для богачей. Шутник Вопрос: Кто, по-вашему, лучше как клоун — если угодно, в метафизическом смысле, — вы или Рональд Рейган? Ответ: Со мной никто не сравнится! Я — лучший клоун за всю историю! Вопрос: Если так, то как описать ваше шоу? Театр или цирк? Ответ: Это мой цирк, мой карнавал! И я им наслаждаюсь! Из беседы с Джеффом Мак-Малленом, Австралия, программа «60 минут»
Вопрос: На одной пресс-конференции вы назвали свою общину цирком, а себя — великим, величайшим на свете клоуном. Это была шутка над самим собой? Почему вы так сказали? Ответ: Это было давно. Забудьте всю ту ерунду. Разве я даю представления? Разве моя община — цирк? Я это полностью отрицаю. Вопрос: И как бы вы назвали это теперь? Ответ: Никакого там нет цирка. Это, пожалуй, единственное место на свете, где никто не устраивает цирка. Вопрос: И вы считаете себя серьезным учителем? Ответ: Я — учитель совершенно несерьезный! Да я уже не помню, о какой пресс-конференции вы говорите! Я просто отвечаю вам. Зачем раскапывать древние могилы? Пусть мертвые спят спокойно. Вы живы, я жив, так давайте говорить о жизни. Я говорю это, потому что вижу в вас потенциал. Другому я сказал бы иначе. У меня уже несколько недель подряд каждый вечер берут интервью, но другому журналисту я ответил бы иначе. Я вижу, что вы не просто журналист, в вас есть что-то от искателя. Я вижу не просто человека. И я вижу, что ваше сердце бьется в лад с моим, в одном ритме, потому и предложил забыть прошлое. Другому журналисту я ответил бы о прошлом, я говорил бы, что в голову взбредет, я так часто делаю. Да, я люблю шутить. Подшучивать над другими не очень хорошо, это некрасиво. И потому я время от времени подшучиваю над самим собой и над своей общиной. Это была просто шутка, но те идиоты решили, что я говорил серьезно. Неужели вы думаете, что настоящий клоун станет торчать тут, в пустыне? Разве ему здесь место? Да я бы прямиком в Голливуд рванул! Но я поступил наоборот — собрал людей из Голливуда тут, в пустыне. Это пустыня. Сто двадцать шесть квадратных миль. И я целыми днями сижу в своей комнате. Я выхожу оттуда два раза в день: утром, чтобы поговорить с санньясинами, и вечером — чтобы поговорить с репортерами. Похож я на артиста? Разве так ведут себя шоумены? К тому же у меня нет времени на шоу. Я сейчас опишу свой распорядок дня, а вы судите сами, есть у меня на это время или нет. Встаю я в шесть утра. Вместе со мной просыпается моя помощница Вивека. Это она меня будит. Сам бы я не проснулся. Зачем пробуждаться еще раз? Я пробудился полвека назад, и этого вполне достаточно! Вивека будит меня и заваривает чай. Я пью его только из уважения к ней. Это даже не чай — просто вода с парочкой листиков травы. Ни сахара, ни молока. Если бы такой чай подавали в раю, все святые сбежали бы в ад. А потом... Знаете, я всегда любил воду, с самого раннего детства, и потому по утрам я целых полтора часа купаюсь — то в ванне полежу, то постою под душем. То же самое вечером: не меньше полутора часов. После купания я сразу забираюсь в машину и еду в лекторий, где меня уже ждут. Домой возвращаюсь к обеду. Обед у меня в одиннадцать утра, а потом я снова ложусь спать... Делаю то, чему посвятил большую часть жизни. Студентом я нередко просыпал занятия. Преподаватели прощали мне это, они быстро поняли, что иначе я усну прямо в классе. Я так и сказал: «Ничего не могу поделать. Двухчасовой послеобеденный сон мне совершенно необходим». В два часа дня я просыпаюсь и примерно час катаюсь на машине. Я люблю сидеть за рулем. К тому же у меня есть одна из лучших дорог на свете, ведь мои санньясины проложили ее только для меня. По ней никто больше не ездит, так что я могу не обращать внимания, по какой полосе катит машина. Вся дорога — моя. Я катаюсь около часа и возвращаюсь домой. Полтора часа я просто молча сижу в кресле и ничего не делаю. Я отключаюсь от мира. Потом я опять купаюсь. После ванны я ужинаю и отправляюсь на очередную пресс-конференцию. Дома я окажусь теперь около девяти или половины десятого. Появится мой личный секретарь с письмами со всего света, с вырезками обо мне из самых разных газет, со всякими новостями, за которыми обязаны следить секретари, потому что сам я уже давно ничего не читаю. Я не читаю ни книг, ни газет, ни журналов — вообще ничего. Секретарь сама зачитывает мне все, что считает нужным, а я просто слушаю. Около одиннадцати ночи я снова ложусь спать. Так скажите, есть у меня время для шоу? Посмотрите на мой наряд — вы думаете, это годится для шоумена? Нет, это не наряд шоумена, это любовь к моим санньясинам. Я ради них это ношу. Они сами шьют чудесную одежду, им приятно делать мне подарки, а я не умею отказывать. Кстати, а для кого я вообще могу устраивать шоу? Я никогда не покидаю эти места. Видите мои часы? У меня их сотни. Мои санньясины — умнейшие люди, такой умной группой ни один Учитель в истории не мог бы похвастаться. Все эти часы сделаны моими санньясинами. Они превзошли самого Пиаже, хотя часы не с бриллиантами, это обычные камешки. Вопрос: Простые камешки? Ответ: Самые настоящие обычные камешки! Это не бриллианты. Не думайте, что это просто подделка. Настоящие камни — такие же подлинные, как настоящие бриллианты. Дело вовсе не в подражании. Я совсем недавно слышал, как один глупый репортер визжал о том, что у меня фальшивые бриллианты. Не могу этого понять... Самые обычные камни. Зачем называть их фальшивыми бриллиантами? Часы очень точные за год отстают не больше, чем на секунду. От часов нельзя требовать большей точности. И выглядят они не хуже бриллиантов. Такие же часы от Пиаже стоят полмиллиона долларов — и все только потому, что весь мир считает бриллианты чем-то ценным. Эти часы ничего не стоят, но я их и за десять миллионов не продам, потому что они бесценны. Они с такой любовью сделаны, что просто не продаются. Любовь нельзя купить. Но перед кем, скажите на милость, я мог бы хвастаться этими часами? Мои санньясины прекрасно знают, как я одеваюсь, какие у меня часы. Они знают меня с головы до пят. А больше я никого не вижу, я никуда не выезжаю. Пусть хоть Третья мировая начнется, это место останется таким же. Мне некуда больше идти. Тогда я просто шутил. Мои санньясины заняты тяжким трудом, они работают по двенадцать, по четырнадцать часов в день, они пытаются превратить эту пустыню в оазис. И вы считаете, это похоже на цирк? Да вам на целом свете не сыскать таких работяг — а им, между прочим, даже не платят за труд. Мы считаем, что в коммуне деньги не нужны. Они и вправду не нужны. Нам хватает еды, одежды и тепла, у нас есть все самое необходимое. Зачем нам деньги? Если кому-то что-то нужно, он просто возьмет. Мои люди очень много работают. Вы полагаете, они делают это, чтобы кого-то повеселить? Это творческие люди. Они любят меня и просто хотят воплотить в жизнь мои мечты.
|
|||
|