Автобиография Духовно Неправильного Мистика 5 страница

«Что за чушь? — завопили домашние. — Ни один здравомыслящий человек не станет изучать философию. А что ты потом будешь делать? Шесть лет учиться в университете, чтобы потом стать безработным? Кому нужна твоя философия, ты не сможешь устроиться даже на самую паршивую должность!» И они были совершенно правы. В Индии, чтобы устроиться на какое-нибудь плохонькое место — например, на должность почтового клерка, — достаточно школьного аттестата. Если же у тебя есть степень магистра философии и красный диплом, тебе просто откажут. Именно потому, что у тебя высшее образование! В этом случае образование просто мешает! Клерк не должен философствовать, иначе с ним хлопот не оберешься.

В общем, мне говорили: «Ты потом всю жизнь жалеть будешь. Подумай хорошенько».

А я отвечал: «Вы же знаете, думать я не умею. Я просто смотрю вокруг. У меня нет выбора, я знаю, чего мне хочется. И я не думаю, какая профессия принесет больше денег. Я буду изучать философию, даже если потом нищим стану».

И они растерялись. Они спрашивали: «Но почему тебе так приспичило изучать философию?» «Потому что потом я намерен посвятить свою жизнь борьбе с философами, — объяснял я. — Но для этого мне нужно все о них знать».

«Господи! — восклицали они. — Что ты несешь? Нам и в голову не приходило, что человек может изучать философию, чтобы потом воевать с философами». Впрочем, они уже знали, что я ненормальный. «Этого и следовало ожидать, — говорили они, но потом опять принимались меня уговаривать. — Еще есть время, подумай. Занятия в университете начинаются через месяц. Может, передумаешь?» «Месяц, год или вся жизнь... — отвечал я. — Это не имеет значения, потому что у меня нет выбора. Когда у тебя есть долг, ты не выбираешь».

Один из моих дядюшек, закончивший университет, заявил: «Да с ним же говорить невозможно! Он несет полную ахинею. «Долг, когда не выбираешь...» Это бессмыслица, не имеющая ничего общего с реальной жизнью. Тебе ведь понадобятся средства, чтобы купить дом и содержать семью».

«У меня не будет семьи, — возразил я. — Я не собираюсь покупать дом и кого-то содержать!» У меня действительно никогда не было ни дома, ни семьи. Я беднейший человек на свете!

Им не удалось сделать из меня врача, инженера, ученого, и потому все ужасно разозлились. Я стал бродячим учителем, начал скитаться по всей стране и делать то, ради чего изучал логику и философию — а на самом деле я просто хотел хорошенько узнать своего врага! — и очень скоро ни один философ не осмеливался вступить со мной в спор. И тогда мою родню замучили угрызения совести. Они поняли, как здорово, что я не стал врачом, инженером или ученым. Я доказал, что они ошибались. И они начали просить у меня прощения.

«Ничего страшного, — ответил я им. — Я ведь все равно не слушал ваши советы. Вы не смогли переубедить меня при всем желании! Я сделал бы то, что хотел, даже если бы весь мир был против. Не нужно терзаться чувством вины. Я ваших советов не слушал. Я слышал, что вы говорили, но все равно не слушал. Во мне уже созрело решение и окрепла решительность».

В поисках бессмертия

Вопрос: Вы уверены, что будете существовать в какой-то форме после ухода из этого мира?

Ответ: Да, но без всякой формы. Я буду существовать вне форм.

Вопрос: Вечно?

Ответ: Вечно. Я был здесь вечно и буду вечно.

Вопрос: После смерти ваше сознание сохранится?

Ответ: Да, потому что смерть и сознание не имеют ничего общего.

Вопрос: Останется ли у вас после смерти та же личность?

Ответ: Никакой личности.

Из беседы с Джоном Мак-Коллом,

«Сиэттл пост-интеллидженсер»

На Востоке принято обращать внимание, как человек умирает. В этом отражается вся жизнь, весь образ жизни. Посмотрев, как человек умирает, можно написать его биографию, потому что эти мгновения вмещают всю его жизнь. В миг смерти человек молниеносно показывает всего себя.

Жалкие люди умирают со сжатыми кулаками — они цепляются за жизнь, до конца пытаются уйти от смерти, не могут расслабиться даже в последние минуты. Человек любящий умирает с раскрытыми ладонями, он и в последний миг делится с другими... делится своей смертью точно так же, как прежде делился жизнью. Все написано на лице, по выражению лица легко понять, как человек жил, сохранял ли он осознанность. Если да, его лицо озарено легким сиянием, тело окутано аурой.

Подойдешь ближе и ощутишь покой — не печаль, а спокойствие. Когда человек умирает в покое, ты можешь даже ощутить рядом с ним счастье.

Я понял это еще в детстве. В нашем городке умер один праведник. Я был к нему привязан. Этот почти нищий человек был священником в маленьком храме. Когда я проходил мимо — а я проходил мимо дважды в день, по дороге в школу и из школы, — он подзывал меня и угощал фруктами или сладким.

Когда он умер, я был единственным ребенком на его похоронах. Там собрался весь городю Я не мог поверить в случившееся и начал смеяться. Там был и мой отец. Он пытался остановить меня, ему стало стыдно. На похоронах никто не смеется. Отец заставлял меня замолчать, снова и снова повторял: «Замолчи!» Но я никогда прежде не испытывал такой безудержной радости. И с той поры у меня тоже никогда больше не было подобных приступов смеха. Я хохотал так, будто произошло нечто чудесное. Я просто не мог удержаться. Я смеялся громко, и все вокруг возмущались. Меня отвели домой, и отец сказал: «Я никогда больше не пущу тебя на такое серьезное мероприятие. Ты всех нас опозорил. Почему ты смеялся?

Что с тобой случилось? Разве над смертью можно смеяться? Все скорбят, рыдают — а ты хохочешь».

«Да, кое-что случилось, — ответил я. — В смерти этого старика было нечто невероятно прекрасное. Он умер в экстазе». Конечно, я говорил другими словами. Я пытался объяснить, что для того человека смерть была приятна, она принесла огромное блаженство, он смеялся от счастья, и потому я тоже радовался. Он смеялся, все вокруг было пронизано энергией его смеха.

Все решили, что я сумасшедший. Разве можно умереть, смеясь? С тех пор я не раз был свидетелем того, как умирают люди, но никогда больше не видел такой счастливой смерти. Умирая, человек выплескивает в мир всю свою энергию, и эта энергия отражает его отношение к жизни. То, каким он был — грустным, веселым, любящим, злым, страстным, сострадательным... Каким бы он ни был, эта энергия распространяет вибрации всей его жизни. Когда умирает святой, возможность быть рядом — величайший дар судьбы. Пропитаться его энергией — невероятное благословение. Эта энергия переносит тебя в совершенно иное измерение. Она увлекает, затягивает, опьяняет. Смерть может стать великим свершением — но только если свершением была и сама жизнь.

В детстве у меня была привычка следовать за каждой похоронной процессией.

Родители тревожились: «Ты ведь не знал покойного. Он тебе не родственник и не друг. Зачем тратить время?» Дело в том, что в Индии похороны продолжаются три, четыре, даже пять часов.

Процессия движется за телом, которое провозят через весь город на окраину и там сжигают на погребальном костре... Вы ведь знаете индийцев, они ничего не умеют делать хорошо. Костер не разгорается, ветки еле тлеют, тело не хочет гореть, и собравшиеся начинают суетиться, потому что всем хочется побыстрее покончить с этой тягостной церемонией. Но у покойников тоже есть свои хитрости. Они изо всех сил стараются задержаться тут как можно дольше.

Я говорил родителям: «Какая разница, родственник он мне или нет? Нас всех роднит смерть, этого никто не станет отрицать. Не важно, кто умирает. Любая смерть символична. Когда-нибудь и я умру. Я хочу знать, как живые ведут себя по отношению к мертвым, как мертвые ведут себя по отношению к живым. Как еще мне это узнать?» «Странные у тебя доводы», — говорили родители.

А я возражал: «Будете доказывать, что ко мне смерть не имеет никакого отношения, что я никогда не умру? Если вам удастся это доказать, я перестану ходить на похороны. Если нет, я должен все узнать заранее». Но никто не осмеливался утверждать, что я никогда не умру, и потому я говорил: «Раз так, не мешайте мне.

Я ведь вас не заставляю со мной ходить. А мне нравится бывать на похоронах».

Прежде всего я заметил, что люди не говорят о смерти — даже на похоронах. На погребальном костре сгорает тело отца, брата или дяди, друга или врага — человека, которого с собравшимися связывало множество нитей судьбы. Он умер, а все вокруг болтают о пустяках.

В толпе скорбящих говорят о кинофильмах, политике и ценах на рынке. Говорят о чем угодно, кроме смерти. Люди собираются небольшими стайками и рассаживаются вокруг погребального костра. Я обычно переходил от одной кучки к другой, но нигде не говорили о смерти. Я понимаю, люди обсуждают бытовые вопросы, чтобы отвлечь мысли, чтобы не видеть горящего тела — потому что это их тело тоже.

Если бы они могли хоть немного проникать в суть вещей, то постигли бы, что на этом костре пылает их собственное тело. Это ведь вопрос времени. Завтра на этом месте сожгут кого-то другого. Когда-нибудь на погребальный костер положат мое тело, но что при этом будут делать собравшиеся? Вот какими станут их прощальные слова: они будут болтать о том, что цены подскочили, что рупия падает — и все это перед лицом смерти. И они сядут так, чтобы оказаться спиной к костру.

Они приходят, потому что надо, хотя и не хочется. И потому они сидят с отсутствующим видом, просто подчиняясь общественным условностям, просто показывая, что они тут. Это делается только для того, чтобы их самих после смерти понесли на костер, а не повезли на бесплатном грузовике от городской управы. В самом деле, раз они ходили на чужие похороны, значит, и другие люди обязаны похоронить их честь по чести. Они прекрасно знают, зачем пришли — только ради того, чтобы на их похороны тоже кто-то пришел.

Но что они там делают? Я спрашивал об этом знакомых. Один раз я встретил на похоронах школьного учителя, он там страшную чушь нес — обсуждал, как один его приятель крутит роман с женой другого приятеля... А я сказал: «Сейчас не время говорить о чужих женах и интрижках! Подумали бы лучше о жене покойного. Но о ней никто не думает, это никого не волнует. Подумайте, что будет делать ваша жена, когда вы умрете! С кем она заведет роман? Что она будет делать? Вы приготовились к собственной смерти? Неужели вы не видите, как все это глупо? Смерть тут, перед нами, а вы изо всех сил стараетесь ее не замечать». Но так принято во всех религиях. Эти люди просто олицетворяли определенные традиции определенных религий.

Отец моей матери рассказывал, что после моего рождения он отправился к одному из самых известных в те дни астрологов. Тот составил мою звездную карту, посмотрел на нее и заявил: «Я смогу сказать что-то определенное только после того, как ребенку исполнится семь. Честно говоря, он едва ли столько протянет. Если дитя умрет, гороскопы не понадобятся. Знаете, — добавил он, — у меня правило такое: я не трачу время, если гороскоп может оказаться бесполезным».

К назначенному сроку тот астролог уже умер, и повторный гороскоп составлял его сын. Но он тоже был озадачен. Он сказал: «Я не сомневаюсь, что ребенок погибнет, прежде чем ему исполнится двадцать один год. Смерть будет подстерегать его каждые семь лет». По этой причине мои родители и все семья постоянно за меня тревожились. Всякий раз, когда близился конец очередного семилетнего цикла, они начинали сильно волноваться. Астролог, между прочим, был прав. Мне удалось выжить, но уже в семилетнем возрасте я испытал острые переживания, связанные со смертью — только не своей, а моего дедушки по матери. Но я был так привязан к нему, что, когда он умирал, мне казалось, будто это я умираю.

Я по-своему, по-детски подражал этой смерти. Три дня я ничего не ел и не пил. Я решил, что это стало бы настоящим предательством. Дедушка был неотъемлемой частью меня самого. Я с рождения был окутан его любовью.

Когда он умер, я решил, что набивать брюхо было бы предательством. Мне вообще жить не хотелось. Я вел себя по-детски, но это привело к каким-то глубинным переменам. Три дня я лежал навзничь и не мог заставить себя подняться с постели.

Я сказал себе: «Дедушка умер, и я тоже хочу умереть». Я выжил, но те три дня стали для меня опытом смерти. В каком-то смысле я действительно умер и начал сознавать — теперь я понимаю это отчетливо, а тогда ощущение было смутным: смерти нет. Это была просто внутренняя убежденность.

Когда мне исполнилось четырнадцать, домашние снова начали тревожиться за мою жизнь. Я пережил и этот возраст, но на этот раз воспринимал все сознательно. Я сказал родителям: «Если астролог прав и я действительно могу умереть, к этому стоит подготовиться. Зачем давать смерти шанс? Почему не пойти навстречу, чтобы подкараулить ее на полпути? Раз уж мне суждено умереть, я предпочитаю сделать это сознательно».

И я выпросил в школе неделю каникул. Я пришел к директору и сказал: «Скоро я могу умереть».

«Что за бред? — спросил он. — Ты что, решил покончить с собой? О чем ты говоришь?» Я рассказал ему о предсказании астролога. Я объяснил, что каждые семь лет меня ждет угроза смерти. «Отпустите меня на неделю. Я найду уединенное место и буду ждать смерти. Если она придет, я хочу встретить ее с полным пониманием происходящего, чтобы смерть стала важным переживанием».

Потом я отправился в один храм на окраине городка. Я попросил тамошнего священника не беспокоить меня. Храм был очень красивый, люди заглядывали туда редко, потому что он был старый, полуразвалившийся. Мало кто вообще знал, что он существует. И я сказал священнику: «Я хочу пожить здесь немного. Если не трудно, приносите мне раз в день немного воды и хлеба, а я буду просто лежать и ждать смерти».

Я ждал целую неделю. Эти семь дней принесли мне чудесные переживания. Смерть так и не явилась, но я изо всех сил пытался представить, что уже умер. У меня возникали странные, причудливые ощущения. Много чего было, но главное в другом: почувствовав, что можешь скоро умереть, ты становишься спокойным и тихим.

Никаких тревог больше не возникает, потому что заботы связаны с миром живых.

Жизнь — вот корень любых беспокойств. Но зачем тревожиться, если каждый знает, что когда-нибудь умрет?

В общем, я просто лежал там, на полу храма. На третий или четвертый день в дверной проем вползла змея. Я сразу ее заметил, но мне не было страшно.

Наоборот, у меня вдруг возникли очень странные ощущения. Змея подползала все ближе, а я чувствовал себя на редкость странно. Страха не было, я просто думал: «Ты ведь ждал смерть. Вот она и явилась в облике змеи. Чего тут бояться? Ты ведь сам пошел ей навстречу».

Змея переползла через меня и скрылась в какой-то щели. Мне по-прежнему ничуть не было страшно. Если смирился со смертью, страха не будет. Страх появляется только тогда, когда продолжаешь цепляться за жизнь.

Мне досаждали скопища мух. Они кружили повсюду, ползали по моему телу, опускались на лицо. Иногда это раздражало, мне хотелось смахнуть их, но потом я думал: «Зачем? Рано или поздно я все равно умру и не смогу поднять руку. Пусть себе ползают».

Стоило мне смириться с мухами, как раздражение тотчас же улетучилось. Они продолжали ползать по телу, но меня это уже не беспокоило, словно они ползали по телу другого человека. Я мгновенно отстранился от самого себя. Если ты принял смерть, все сразу отдаляется — вся жизнь с ее тревогами и раздражениями уходит на задний план. В определенном смысле; я действительно умер, но именно тогда понял, что в человеке есть нечто бессмертное. Если ты целиком и полностью смирился со смертью, то сразу начинаешь это сознавать.

Когда мне стукнул двадцать один год, домашние опять засуетились, но на сей раз я сказал: «Чего вы еще ждете? Нечего ждать. Я уже не собираюсь умирать».

Конечно, когда-нибудь я все-таки умру — физически. Так или иначе, предсказание астролога сослужило мне отличную службу. Благодаря ему я очень рано понял, что такое смерть. Я медитировал на нее, постигал ее и заранее смирился с ее неизбежным приходом.

Просветление: Разрыв с прошлым

Я хочу рассказать вам чудесную буддийскую историю.

В одном городе откуда ни возьмись появилась вдруг прекрасная девушка. Никто не знал, кто она и откуда пришла. Но девушка была так красива, очаровательна, обворожительна, что никто не забивал себе голову подобными вопросами. Жители городка собрались на совет, потому что все юноши — а их там было не меньше трех сотен, — мечтали жениться на этой девушке.

Девушка сказала: «Послушайте, вас триста, а я одна. Но выйти замуж можно только за одного. Давайте так условимся. Завтра в это же время вы должны рассказать мне сутру о лотосе Будды. Даю вам сутки. Кто сможет ее повторить, за того я и выйду».

Юноши в спешке разбежались по домам. Позабыв о еде и сне, они всю ночь напролет вызубривали сутру. Десятерым удалось запомнить ее от начала до конца. Наутро все снова собрались на площади. Девушка слушала, а десять юношей поочередно декламировали сутру.

И девушка сказала: «Замечательно, но вас десятеро, а я одна. Поступим так: кто сумеет разъяснить смысл сутры о лотосе, за того я выйду. Я опять дам вам ровно сутки. Поймите меня правильно: помнить сутру — это очень хорошо, но, кто знает, вдруг вы повторяете слова, не понимая их смысла?» Времени было в обрез, всего одна ночь, а сутра о лотосе очень большая. Но когда человек теряет голову от любви, он становится способным на все. Юноши разошлись по домам, а наутро вперед вышли трое. И все трое правильно пояснили смысл сутры.

Тогда девушка сказала: «Вас стало меньше, но я все равно не могу выйти замуж сразу за троих. Было триста, осталось трое, но мне нужен только один. Давайте не пожалеем еще двадцати четырех часов. Я выйду за того, кто не просто понял смысл сутры, но и постиг ее душой. Вы все правильна объяснили, но это логические выводы. Это, конечно, лучше, чем просто повторять слова, вы все-таки вникаете в содержание, но понимаете его умом, А теперь я хотела бы видеть медитативное постижение, духовное переживание. Я хочу видеть, как лотос проникает в вашу личность, как вы сливаетесь с ним и обретаете его черты. Я хочу ощутить это.

Увидимся завтра».

Наутро явился только один юноша, и он действительно постиг сутру всей душой.

Девушка привела его к своему дому за чертой города. Юноша никогда прежде не видел такого дома — тот был чудесен, словно его перенесли сюда из царства грез.

У ворот стояли родители девушки. Они обняли юношу и сказали, что счастливы его видеть.

Девушка вошла в дом и о чем-то пошепталась с родителями. Затем родители снова вышли на крыльцо и сказали: «Входи. Она ждет тебя. Ее комната вон там». Он вошел в дом, открыл дверь, но там никого не было. Дверь вела не в комнату, а в прекрасный сад. Юноша огляделся — может быть, девушка спряталась среди деревьев?

Да, должно быть, она проходила тут, ведь на тропинке остались следы. И юноша пошел по этим следам. Он прошел добрую милю — сад кончился, и теперь парень оказался на берегу чудесной реки. Но там девушки тоже не оказалось. Следы исчезли. На песке лежала лишь пара туфелек — золотых туфелек его любимой.

Юноша ничего не понимал. Что происходит? Он оглянулся назад — но там не было ни сада, ни домика, ни родителей. Все исчезло. Он повернулся было к реке — но и река исчезла, и песок, и золотые туфельки. Осталась лишь пустота, в которой зазвучал громкий смех.

И юноша тоже рассмеялся. Он понял, на чем женился.

Эта притча прекрасна. Юноша женился на пустоте, он взял в жены ничто. Это тот самый брак, которого извечно искали все великие святые. Так становятся невестами Христовыми или гопи Кришны. Но все исчезает — тропинка, сад, дом, девушка, даже следы на песке. Все исчезает. Остается только смех — смех, исходящий из самого чрева Вселенной.

Я с самого раннего детства был влюблен в тишину. Я сидел молча, сколько хватало сил. Естественно, домашние считали меня бездельником — и были совершенно правы!

Так и есть, я — бездельник, но ничуть об этом не жалею.

Доходило до того, что я мог сидеть себе, а мама подходила и говорила, например: «Прости, но дома никого нет, а мне нужно, чтобы кто-то сбегал на базар за овощами». А я продолжал сидеть и отвечал: «Если кто-то появится, я непременно передам».

Все привыкли смотреть на меня как на пустое место — не имело значения, тут я или нет. Время от времени они снова пытались поручить мне какие-то дела, но быстро бросали эти попытки и говорили: «Оставим его в покое, все равно толку не будет».

По утрам меня просили что-нибудь купить на рынке, а вечером я приходил и говорил: «Я забыл, что нужно было купить, а теперь базар уже закрылся...» Мама как-то сказала: «Ладно, мы сами виноваты. Мы целый день ждали, но дело не в этом. Просто не нужно было тебе ничего поручать. Интересно, чем же ты сегодня занимался?» «Я вышел из дома и увидел чудесное дерево бодхи», — ответил я. Именно под деревом бодхи достиг просветления Гаутама Будда. Собственно, благодаря ему это дерево и получило свое название. Никто уже и не помнит, как называли эти деревья до просветления Будды. Какое-то название, конечно, было, но после Будды дерево переименовали в его честь.

У нас возле дома действительно росло красивое дерево бодхи. Оно просто манило меня. Под его сенью всегда царила тишина и прохлада, никто мне там не мешал. Я не мог пройти мимо, хоть чуток под ним не посидев, а иногда мог сидеть там и весь день напролет.

После нескольких подобных случаев родители решили вообще меня не беспокоить. Они вели себя так, будто я вообще перестал существовать, и это меня безмерно радовало. Это принесло мне удивительную свободу. Никто от меня ничего не требовал, а когда никто от тебя ничего не хочет, ты погружаешься в молчание. Мир принимает тебя как часть себя, потому что ничего уже от тебя не ждет.

Когда я задерживался допоздна, меня искали обычно в двух местах — либо в доме моей Нани, либо под тем деревом бодхи. Поскольку поиски начинали с дерева, я обычно забирался по веткам на самую верхушку. Домашние подходили и говорили: «Нет, тут его, похоже, нет».

А я кивал головой и мысленно говорил: «Это точно. Меня здесь нет».

Моим первым внетелесным переживанием стало падение с дерева. Я медитировал обычно на задворках университета, на прекрасном холме с тремя высокими деревьями. Там было очень тихо, никто туда не ходил. Я забирался на одно из деревьев и медитировал. Однажды я вдруг понял, что продолжаю сидеть на ветке, а тело мое упало и лежит под деревом. Я оставался наверху и соображал, как вернуться в тело. На счастье, мимо шла женщина из соседней деревни, она несла продавать молоко и заметила лежащего неподвижно человека. Она, должно быть, слышала, что в тех случаях, когда внутреннее тело отделяется от внешнего, нужно потереть человеку межбровье — точку «третьего глаза», врата входа. Покидая тело, дух оставляет эти воротца открытыми.

И она потерла мне лоб. Я видел, как она подносит руку к моей голове, а в следующий миг уже открыл глаза, поблагодарил крестьянку и спросил, как ей это удалось.

Она сказала, что просто слышала где-то об этом. Она была из глухой деревушки, но и туда доносились распространенные слухи о том, что именно через «третий глаз» дух покидает тело и возвращается назад.

Я искал врата просветления, сколько себя помню — с самого раннего детства.

Должно быть, эта мечта осталась у меня от прошлых жизней, потому что не было ни дня, когда бы я не занимался этими поисками. Конечно, все вокруг считали меня чудаковатым. Я никогда не играл с другими детьми. Я даже не заговаривал со своими ровесниками. Мне они казались туповатыми. Они и в самом деле занимались поразительными глупостями. Я никогда не хотел играть в футбол, волейбол или хоккей. Естественно, все считали меня странным. Что до меня, то я тоже пришел к такому выводу. Повзрослев, я понял, что на самом деле странный не я, а весь наш мир.

Последний год жизни дома, когда мне исполнился двадцать один год, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил — родители, друзья и преподаватели, — отчасти понимали, что со мной происходит. Но почему я так отличался от остальных детей? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем усаживался на берегу реки по ночам и смотрел в звездное небо?

Естественно, те, кто не понимает подобных вещей — а мне и не очень-то нужно, чтобы их понимали, — считали меня сумасшедшим.

Меня почти не замечали даже дома. Меня постепенно перестали о чем-то спрашивать.

Все вели себя так, будто меня здесь нет. И это мне нравилось — так я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.

Тот год выдался примечательным. Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: «Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!» Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду.

Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в «черную дыру».

Ученые говорят, что во Вселенной есть «черные дыры». Если рядом окажется звезда, «дыра» втянет ее в себя. Сила притяжения такова, что ее невозможно превозмочь, и звезда гибнет, целиком пропадая в «черней дыре». Никто не знает, что творится по другую сторону. Я думаю — и какой-то физик, вроде бы, уже нашел тому подтверждение, — что по другую сторону находится «белая дыра». У дыры не может быть одного конца, она всегда сквозная. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся Вселенная. Звезда гибнет. Когда она попадает в «черную дыру», мы видим, что звезда исчезает. Но в то же время в Космосе рождаются новые звезды. Откуда они берутся? В каких утробах созревают? Простой арифметики достаточно, чтобы понять: этими утробами являются «черные дыры» — в них гибнет старое и рождается новое.

И я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня прочь, все дальше от людей. Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились...

Меня повели к вайдье, врачу-аюрведисту. В общем-то, меня водили к самым разным врачам и знахарям, но только тот вайдья сказал отцу: «Он ничем не болен. Вы напрасно тратите время». Конечно, меня все равно таскали то к одному специалисту, то к другому. Мне прописывали какие-то лекарства, а я говорил отцу: «Что ты так беспокоишься? У меня ничего не болит». Но никто мне не верил, мне говорили: «Помолчи. Выпей лучше лекарство, вреда ведь от этого не будет?» И я пил — мне-то что?

Проницательным оказался только тот вайдья, а звали его Пандит Бхагхиратх Прасад.

Старик уже умер, но он был на редкость проницательным человеком. Он просто глянул на меня и тут же сказал: «Парень ничем не болен». А потом он заплакал и признался: «Я сам давно добиваюсь такого состояния. Парню удивительно повезло.

Мне в этой жизни уже ничего не удастся. Не нужно таскать его по врачам. Он уже почти достиг...» Слезы старика были вызваны радостью за меня.

Он был искатель. В своих исканиях он обошел всю страну из края в край. Вся его жизнь была чередой поисков и открытий. Он неплохо представлял себе, что именно ищет. Он стал моим покровителем, он защищал меня от других лекарей. Он так и сказал моему отцу: «Оставьте его у меня, я обо всем позабочусь». Он не давал мне никаких лекарств, а когда отец возмутился, прописал безвредные пилюли из сахара.

Он сам мне об этом рассказал: «Это просто сахар. Принимай их, чтобы успокоить родителей. Вреда от них не будет. Пользы, впрочем, тоже. Тут никакие лекарства не помогут».

Когда впервые попадаешь в мир вне разума, это действительно кажется безумием: «темная ночь души», сумасшедший мрак души. Это отмечали все религии. По той же причине все религии настаивают на том, что перед проникновением в мир вне разума нужно найти себе Учителя — он будет рядом, он поможет и поддержит. Твой мир начнет разваливаться на части, но Учитель ободрит и вернет надежду. Он поможет тебе понять новое. Вот зачем нужен Учитель — он помогает понять то, что нельзя понять умом. Он помогает выразить то, что не скажешь словами, показать незримое.

Он всегда рядом, он находит те средства, что позволят тебе продолжать свой путь, иначе ты можешь испугаться и свернуть с дороги.

Но помните, что бежать некуда. Если свернешь с тропы и помчишься в чащу, тебя охватит настоящая одержимость. Суфии называют таких людей маста, а в Индии они известны как безумные парамахансы. Назад вернуться нельзя, там ведь уже ничего нет. Вперед идти тоже невозможно, кругом темнота. Ты заблудился. Вот почему Будда сказал: «Счастлив тот, кто нашел себе Учителя».

У меня самого Учителя не было. Я искал, но так и не смог его найти. Дело не в том, что я не пытался, — поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Учителя трудно. Очень трудно найти существо, прекратившее существование. Трудно ощутить присутствие того, кто почти отсутствует. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к Божественному — открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень, очень трудно.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒