ИСТОРИЯ, СМЫСЛ И ПЕРСПЕКТИВЫ ИНСТИТУТА ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДАННЫХ 2 страница

--------------------------------

<33> Gareis C. Das juristische Wesen der Autorrechte, sowie des Firmen- und Markenschutzes // Archiv Theorie und Praxis. 1877. Bd. 35. S. 185 ff.

<34> Gierke O. von. Deutsches Privatrecht. Bd. 1. Leipzig: Duncker & Humblot, 1895. S. 702 ff.

<35> Kohler J. Urheberrecht an schriftwerken und verlagsrecht. Stuttgart: F. Enke, 1907. S. 443.

Завершить это очень краткое описание права на приватность и персональных прав в довоенной Европе можно следующим выводом Стига Стромхольма из его работы 1960 г.: "Новым в приведенных выше работах и решениях был тот факт, - и именно он позволяет говорить об "истоках" законодательства о приватности в континентальном праве, - что это было, во-первых, синтезом интересов - видением полной защиты, данной по существу однородными правовыми нормами неимущественным интересам, которые до того не анализировались в своем единстве, и, во-вторых, признанием этих интересов частным правом" <36>. Частное право в континентальной Европе, в отличие от США, действительно предпочло создать синтетический институт, защищающий как частную жизнь, так и отдельные виды информации о человеке; объединяющий как право на автономию человека в определенной сфере его жизни, так и возможность оборота персональной информации в качестве товара. Впрочем, проверить успешность такого - синтетического - подхода на практике по объективным причинам не получилось. Защиты приватностью потребовали жизненно значимые интересы.

--------------------------------

<36> Op. cit. P. 32.

5. Статья 12 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. (далее - Декларация) - первого послевоенного документа о приватности - гласит: "Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его частную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств". Нельзя не заметить три принципиальных особенности данной формулы, отличающие ее от всего, что было зафиксировано в правовых документах до этого. Во-первых, это упоминание частной жизни на первом месте (да и вообще первое упоминание приватности в документе такого уровня), перед неприкосновенностью жилища и отдельно от корреспонденции, чести и репутации. Во-вторых, право на приватность в статье сформулировано в негативном ключе ("никто не может"), а не в позитивном ("у каждого есть право на приватность", как, например, в ст. 11 Декларации: "Каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным"). В-третьих, в статье говорится не про неприкосновенность частной жизни, а про запрет произвольного вмешательства в нее.

Материалы для составителей Декларации собирала группа Джона Хамфри, канадского юриста, который был назначен руководителем отдела по правам человека Секретариата ООН. Одним из документов, имевшихся в их распоряжении, был обзор вопросов защиты частной жизни в государствах - членах ООН - на него есть ссылка в подготовленном группой Джона Хамфри рабочем документе <37>. Из обзора следует, что на момент начала работы над проектом Декларации ни в одной конституции не было закреплено понятие приватности, частной жизни как охраняемого блага. Положения конституций в той или иной степени говорили о неприкосновенности жилища и корреспонденции; лишь в нескольких государствах были отсылки к чести, достоинству и неприкосновенности личности. "Обзор ясно показывает, что право на приватность было чем угодно, только не очевидным концептом для стран - участниц ООН" <38>. Следовательно, можно предположить, что право на неприкосновенность частной жизни (право на приватность) в том виде, в котором оно было закреплено в ст. 12 Декларации, родилось непосредственно в ходе работы над Декларацией.

--------------------------------

<37> "Human Rights Commission Members' Observations" - о данном обзоре говорится в рабочем документе: Drafting Committee on an International Bill of Human Rights, 11 June 1947, U.N. Doc. E/CN.4/AC.1/3/Add.1. P. 74 - 78 // https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/NG9/000/26/PDF/NG900026.pdf?OpenElement.

<38> Diggelmann O., Cleis M.N. How the Right to Privacy Became a Human Right // Human Rights Law Review. 2014. Vol. 14. Iss. 3. P. 445.

Этот довод можно подтвердить, проследив историю редакций статьи о неприкосновенности частной жизни. Статья 11 первого черновика Декларации, подготовленного Джоном Хамфри и его коллегами, выглядела следующим образом: "Никто не может подвергаться произвольным или несанкционированным личным обыскам, обыскам дома, бумаг и иного имущества или подвергаться необоснованному вмешательству в личные, домашние, семейные отношения с другими людьми, репутацию, частную жизнь, дела или имущество. Тайна корреспонденции охраняется". В такой формулировке прослеживается влияние Четвертой поправки к Конституции США (оборот "searches or seizures" - "обыски"), однако круг охраняемых объектов был расширен: в него вошла не только частная жизнь, но и репутация, частные дела и даже имущество.

При работе над следующей редакцией Декларации Рене Кассен, к которому перешла ведущая роль в рабочей группе, сделал два варианта рассматриваемой статьи. Первый из них гласил: "Частная жизнь, жилище, корреспонденция и репутация неприкосновенны и охраняются законом" <39>. Второй вариант предлагал следующую редакцию. "Приватность жилища и корреспонденции и уважение к репутации охраняются законом" <40>. Второй вариант и был представлен Комиссии по правам человека ООН в июле 1947 г. Однако уже в следующей редакции Декларации статья опять радикально поменяла формулировку, полностью утратив упоминания о частной жизни: "Каждый имеет право на охрану закона от необоснованного вмешательства в репутацию, семью, жилище или корреспонденцию" <41>. Впрочем, уже через месяц формулировка приобрела почти первоначальный вид: "Никто не может подвергаться необоснованному вмешательству в частную и семейную жизнь, жилище, корреспонденцию и репутацию" <42>.

--------------------------------

<39> Drafting Committee on an International Bill of Human Rights, Report on its 1^st Session, 1 July 1947, U.N. Doc. E/CN.4/21, Annex D ("Cassin Report").

<40> Ibid. Annex F ("Revised Cassin Report").

<41> Drafting Committee on an International Bill of Human Rights, Report on its 2^nd Session, 21 May 1948, U.N. Doc. E/CN.4/95, Annex A.

<42> Commission on Human Rights, Report on its 3^rd Session, 28 June 1948, U.N. Doc. E/800, Annex A.

В протоколах составителей Декларации не приводится оснований ни для одной из перечисленных выше редакций. Однако сама последовательность редакций позволяет проследить, какие системные и юридико-технические задачи пытались решить составители, подбирая место для совершенно нового правового института.

Как указывает Джордж Симао <43>, очевидной проблемой первоначальной формулировки было смешение в ней разнородных объектов - имущественных и неимущественных. Поэтому на следующей итерации из формулы выпало "иное имущество" (оно защищалось другой статьей проекта - будущей ст. 17 Декларации), а вместе с ним и "дела" ("activities"). Однако проблема однородности охраняемых объектов на этом этапе все еще не была решена. Можно ли говорить о неприкосновенности "частной жизни, жилища, корреспонденции и репутации"? Или все-таки для корреспонденции важнее тайна ее содержания, для репутации - уважение к ней, а для частной жизни вообще требуется установить условие о невмешательстве в частные дела? Логическая линия "неприкосновенность" - "приватность" (как right to be left alone) - "невмешательство" привела к тому, что в следующей редакции "приватность" стала почти синонимом неприкосновенности, в то время как уважение к репутации было выделено в отдельную сущность. Очевидные логические недостатки такого сочетания понятий были, казалось, исправлены, но замена "приватности" обратно на "невмешательство" привела к утере собственно приватности. В итоговой же формулировке для каждого явления был подобран правильный метод правовой охраны:

- частная жизнь подлежит защите от произвольного вмешательства;

- жилище обладает неприкосновенностью, которая охраняется от произвольных посягательств;

- корреспонденция держится в тайне, которая также не подлежит произвольным посягательствам;

- не допускаются произвольные посягательства на честь и репутацию.

--------------------------------

<43> См.: Simao J.R. Article 12 of the Universal Declaration of Human Rights // https://www.linkedin.com/pulse/20141031055326-241662330-article-12-of-the-universal-declaration-of-human-rights/.

Частная жизнь в этом ряду благ поставлена на первое место не только по смыслу (из нее вытекают блага неприкосновенности жилища, тайны корреспонденции, честь и репутация), но и по значимости. И отсюда же - формулировка статьи в негативном ключе. Так, в Декларации сформулированы самые жесткие статьи - про рабство и пытки. "Пренебрежение и презрение к правам человека, приведшие к варварским актам, которые возмущают совесть человечества", упоминаемые в преамбуле Декларации, - это и есть вмешательство в частную жизнь, лишение свободы, пытки и унижение достоинства. Частная жизнь, приватность, для которой составители Декларации так долго не могли найти правильных слов, стали одним из краеугольных камней института прав человека. Они были в подлинном смысле универсализованы: из права верхних слоев американского общества, защищавшего их от черни, они стали более чем правом каждого - они стали правом, нарушать которое нельзя было никому - ни частным лицам, ни государству. Найденные Рене Кассеном и его коллегами слова, описывающие правовую охрану частной жизни, определили суть и место данного института в системе прав человека, провозгласив тезисы о невмешательстве в частную жизнь, о чести и достоинстве как "красной нити" частной жизни, о жилище как неприкосновенном пространстве личности.

6. В последующих документах международного уровня формулировка нормы о неприкосновенности частной жизни продолжала искать свои пропорции. В Международном пакте о гражданских и политических правах была использована практически дословно формула из ст. 12 Декларации. Но, как отмечают Оливер Диггельман и Мария Клейс, это произошло не автоматически, а явилось результатом нового осмысления приватности как основополагающего института прав человека. В первоначальном проекте документа приватность, защита частной жизни не упоминались, но были возвращены по настойчивому требованию целого ряда государств <44>. При этом было сделано важное добавление... запрещалось такое вмешательство в частную жизнь, которое было не просто произвольным, но еще и неправомерным. Такое же добавление (указание на неправомерность вмешательства) было сделано и в формуле государственной охраны частной жизни. Это добавление подтвердило значение приватности как автономии не только от общества, но и от государства - логично, что государства сочли необходимым сделать для себя оговорку на случай вмешательства в частную жизнь в публичных интересах, предусмотренных законом.

--------------------------------

<44> Diggelmann O., Cleis M.N. Op. cit. P. 451.

Формула приватности могла бы перейти практически без изменений и в Европейскую конвенцию по правам человека, работа над созданием которой началась в августе 1949 г. Однако формула в итоге была найдена другая, и немалую роль в этом сыграла позиция Великобритании. В самом первом проекте Конвенции приватность гарантировалась с прямой отсылкой к ст. 12 Декларации. Представитель Великобритании, лорд Лэйтон, при обсуждении этого документа предложил убрать данную норму из проекта Конвенции. Каких-либо обоснований для данного предложения он не приводил, однако исследователи сходятся на том, что Великобритания старалась избегать норм, которые могли бы ограничить ее суверенитет <45>. Забавно, но, забегая вперед, можно только поразиться предвидению британских ученых: норма о приватности действительно стала оружием мягкого права, проникающим через государственный суверенитет и подрывающим его изнутри. Впрочем, предложение Великобритании принято не было, и в документ вошла формулировка со ссылкой на ст. 12 Декларации, предложенная представителем Бельгии Ролэноми и представителем Франции Тейтженом. Стоит особо отметить, что именно на этом этапе в документах Комитета по административным и правовым вопросам Консультативной Ассамблеи Совета Европы впервые были отражены цели и значение норм о защите приватности, частной и семейной жизни, жилища и корреспонденции. Значимость перечисленных ценностей не только ретроспективна (поскольку именно они были нарушены фашистскими ограничениями на межрасовые браки, воспитанием детей в нацистских традициях, отсутствием неприкосновенности жилища), но и перспективна (как защита от повторения этих событий в будущем, в том числе на коммунистической основе) <46>.

--------------------------------

<45> См.: Diggelmann O., Cleis M.N. Op. cit. P. 453; Bates E. The Evolution of the European Convention on Human Rights. Oxford: Oxford University Press, 2010. P. 6, 77 - 78.

<46> Diggelmann O., Cleis M.N. Op. cit. P. 453.

На следующем этапе рассмотрения проекта Конвенции (на уровне Комитета Министров Совета Европы) статья про приватность то включалась в текст Конвенции, то пропадала из него. В какой-то момент в тексте проекта было оставлено место "для статьи о приватности" без конкретной формулировки. Заполнено пустое место было опять-таки делегацией Великобритании, предложившей следующий текст: "Каждый имеет право на свободу от государственного вмешательства в его приватность, семью, дом или корреспонденцию" <47>. Нельзя было не обратить внимание на то, насколько сужен был объем предоставляемой защиты (только от государственного вмешательства), поэтому достаточно быстро формулировка была заменена на следующую: "The right to privacy in respect of family, home and correspondence shall be recognized" ("Право на приватность в отношении семьи, жилища и корреспонденции должно признаваться"). Однако и здесь было очевидно сужение (право на приватность признается не во всех видах отношений, а только в перечисленных). Поэтому формулировка была заменена, однако - и это еще одна удивительная случайность - слово "respect", полностью поменяв свое значение, осталось в тексте! "Everyone's right to respect for his private and family life, his home and his correspondence shall be recognized" <48> ("Право каждого на уважение к его частной и семейной жизни, жилищу и корреспонденции должно признаваться"). В этом варианте, со словом "respect", означающим "уважение", а заодно и с отказом от термина "приватность" в пользу термина "частная жизнь", право было закреплено в Конвенции. Уважение к частной жизни стало одним из столпов Совета Европы.

--------------------------------

<47> Collected Edition of the "Travaux " of the European Convention on Human Rights. Vol. IV: Third and Fourth Sessions of the Committee of Ministers, Conference of Senior Officials (30 March - 17 June 1950). The Hague: Martinus Nijhoff, 1977. P. 202.

<48> Ibid. P. 278.

Найденные Декларацией и Европейской конвенцией по правам человека формулировки в том или ином виде в 1950-е - 1970-е гг. были закреплены в конституциях практически всех стран мира. В частности, ст. 56 Конституции СССР 1977 г. устанавливала, что личная жизнь граждан, тайна переписки, телефонных переговоров и телеграфных сообщений охраняются законом; ст. 55 гарантировала неприкосновенность жилища граждан СССР. Хартия Европейского союза по правам человека, принятая в 2000 г., в ст. 7 дословно воспроизводит формулу ст. 8 Конвенции.

Формулировки Декларации и Европейской конвенции по правам человека, при всей их универсальности, утвердили приватность как механизм защиты примерно тех же интересов, которые вызвали ее к жизни в конце XIX в. Как и у Уоррена, ст. 12 Декларации (и даже ст. 56 Конституции СССР) - это право против всех, только теперь еще и против государства. Вторжение в частную жизнь приводит к непоправимым последствиям - этот факт стал признанным на конституционном уровне. При этом основным механизмом защиты частной жизни по-прежнему осталось гражданское право (где неприкосновенность частной жизни охраняется как нематериальное благо, а ее нарушение образует деликт), впрочем, дополненное уголовными нормами.

7. В начале 1970-х гг. приватность неожиданно получила новое измерение:

- 13 октября 1970 г. в западногерманской земле Гессен вступил в силу Закон о защите данных - первый законодательный акт, регулирующий обработку персональных данных;

- 1972 г. - Алан Вестин и Майкл Бейкер издают книгу "Банки данных в свободном обществе: компьютеры, записи и приватность" <49> ("Databanks in a Free Society: Computers, Record-Keeping, and Privacy"), в которой они впервые подробно исследуют проблему влияния компьютерных технологий на приватность;

- 11 мая 1973 г. в Швеции принят Закон о защите данных - первый такого рода законодательный акт, принятый высшим государственным органом. Шведский Закон, в отличие от Закона земли Гессен, распространялся на частный сектор, вводил разрешительный принцип автоматической обработки данных (первоначально - лицензии, которые через несколько лет были заменены уведомительной регистрацией из-за большого количества лицензиатов), ограничивал передачу данных за границу. В том же году вышел отчет консультативного комитета Департамента США по охране здоровья, образованию и соцобеспечению "Записи, компьютеры и права граждан", где на федеральном уровне признавалось... компьютерная обработка данных может представлять собой угрозу праву на приватность <50>;

- 27 января 1977 г. Федеральный закон о защите данных (Bundesdatenschutzgesetz) принят в ФРГ. Проект закона был внесен в Бундестаг еще в 1971 г.; все это время, как указывается в литературе, шел спор между Бундестагом, еще в 1969 г. выразившим мнение о необходимости отдельного закона, и федеральным правительством, считавшим, что действующих законов достаточно для защиты конституционных прав граждан <51>;

- 23 сентября 1980 г. утверждены Рекомендации Организации экономического сотрудничества и развития, регулирующие неразглашение и трансграничные потоки личных данных (далее - Рекомендации ОЭСР). Данный документ впервые закрепил основные принципы обработки персональных данных на международном уровне;

- 28 января 1981 г. открыта для подписания Конвенция Совета Европы ETS N 108 о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных (далее - 108-я Конвенция). Этот документ до настоящего времени является базовым актом международного уровня, создающим единое правовое пространство для обработки персональных данных и их передачи между странами - участницами 108-й Конвенции.

--------------------------------

<49> Westin A.F., Baker M.A. Databanks in a Free Society: Computers, Record-Keeping, and Privacy. New York: Quadrangle Books, 1972.

<50> Records, Computers, and the Rights of Citizens: Report of the Secretary's Advisory Committee on Automated Personal Data Systems. July 1973. P. 23 - 29.

<51> Riccardi L. The German Federal Data Protection Act of 1977: Protecting the Right to Privacy? // Boston College International and Comparative Law Review. 1983. Vol. 6. Iss. 1. P. 247.

Переход от защиты неприкосновенности частной жизни к защите данных о человеке (персональных данных) обычно обосновывается развитием компьютерных технологий, позволившим обрабатывать большие массивы информации, обогащая ее <52>. Это, безусловно, правда. Однако законодательство о защите данных как отдельный правовой институт появилось именно в Европе, а не в США и в Японии, где развитие вычислительной техники шло быстрее. Это заставляет искать и другие факторы, выступившие поводом для появления нового законодательного инструмента.

--------------------------------

<52> См.: Riccardi L. Op. cit. P. 243; Ordemann H.-R., Schomerus R. Bundesdatenschutzgesetz mit . 2. Aufl. : C.H. Beck, 1978. S. 31 - 32.

К концу 1960-х гг. Европа была окончательно расколота на два лагеря, отношения между которыми становились все хуже: была возведена Берлинская стена, в ГДР и других странах Варшавского договора размещались контингенты советских войск, Западный Берлин был полем действия разведок разных стран. В 1968 г. произошли события "Пражской весны", закончившиеся вводом советских войск в Чехословакию, и майские события в Париже, приведшие к существенному изменению государственной политики Франции. И в том же 1968 г. в ФРГ был принят Закон об ограничении права на тайну почтовой корреспонденции и телефонных переговоров (Gesetz zur des Brief-, Post- und Fernmeldegeheimnisses), резко расширявший права спецслужб по использованию самых современных автоматизированных технологий прослушивания переговоров. Одним из главных положений Закона было то, что гражданин, в отношении которого было принято решение о прослушке, не мог узнать об этом факте даже впоследствии, когда прослушка была прекращена и процессуальные меры против данного гражданина не принимались. Закон был справедливо воспринят обществом как серьезное ограничение прав и свобод.

1970-е гг. в Западной Германии - период активности террористической группировки Rote Armee Fraktion ("Фракция Красной армии"), выросшей из протестов все того же 1968 г. Ее деятельность держала германское общество в страхе все десятилетие; как следствие, были резко ужесточены законы, ограничивающие гражданские свободы и расширявшие права спецслужб во имя борьбы с терроризмом. Поскольку в этой ситуации крайне сложно было противодействовать принятию таких законов, возникла идея сбалансировать их новым механизмом, ранее неизвестным законодательству, который бы не позволил немецкому государству опять стать полицейским. Такой гарантийный механизм - регулирование обработки данных о человеке - и был предложен немецким юристом греческого происхождения Спиросом Симитисом (Spiros Simitis), автором Закона земли Гессен, и именно про этот механизм премьер-министр Гессена Альберт Освальд сказал при подписании Закона: "Тотальное государство Оруэлла никогда не станет реальностью в Гессене" <53>. Нельзя не отметить как подтверждение данной теории и то обстоятельство, что Закон о защите данных земли Гессен накладывал ограничения только на государство, не распространяясь на частных обработчиков данных.

--------------------------------

<53> EDV im Odenwald // Der Spiegel. 1971. No. 20. S. 88.

Таким образом, появлению законодательства о персональных данных способствовал страх. Орудием страха первоначально стали компьютерные технологии, которые правительства стали использовать для слежки за гражданами из страха перед террористами. И сразу же ответный страх общества, пережившего фашизм: раз технологии используются против свободы, следует ограничить использование технологий.

Как и любая вынужденная мера, регулирование обработки данных было сомнительным с самого начала. Как пишет Гуртвирц, устанавливая некоторые правила обработки данных о частной жизни, государство признает, что такая обработка в принципе возможна <54>. То, что раньше было незаконно, поскольку нарушало неприкосновенность частной жизни, стало законным при соблюдении некоторых условий (например, получения лицензии, как в Швеции). Если посмотреть на это со стороны технологических компаний, принятый закон также не отвечал их интересам: раньше компьютеры можно было свободно использовать для обработки данных, не относящихся к частной жизни (например, данных о посещении магазинов); после его принятия любые данные о гражданах стало возможным обрабатывать только по специальным процедурам. Сомнительными были и меры по защите прав граждан. Первые варианты законов не предусматривали необходимости согласия на обработку персональных данных (оно появилось только в Руководящих принципах ОЭСР, а в 108-й Конвенции согласие предусмотрено только модернизационным протоколом 2018 г.). Необходимость же получения лицензии, регистрации, а равно создание нового надзорного органа лишь создавали условия для еще большего вмешательства государства в частноправовые отношения, а не повышали меру свободы.

--------------------------------

<54> Gutwirth S. Privacy and the Information Age. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2002. P. 90.

Главной же проблемой нового механизма являлось то, что он увековечивал отчуждение информации от того человека, к которому она относится. С этой проблемой человечество сталкивалось и раньше, когда произведение - "творческий результат" - было отчуждено от автора, его творца: так возникло авторское право. Но тогда вопрос стоял проще: "Развитие рыночных отношений поставило перед законодателем задачу: за кем, автором или лицом, иждивением которого был создан объект, закреплять субъективное право. Выбор был сделан в пользу автора" <55>. "Праву собственности на условия деятельности здесь несвойственна функция основания, порождающего право на результат. Такое право может порождать только личная деятельность творца... Творческая сфера - единственная, где существует зависимость имущественных прав от неимущественных" <56>.

--------------------------------

<55> Кувыркова А.Ю. Осуществление исключительных интеллектуальных смежных прав: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010. С. 9.

<56> Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система. Задачи кодификации: сборник статей. М.: Статут, 2005. С. 282 - 283.

Что же произошло с приватностью, почему была законодательно закреплена возможность отчуждать персональные данные от субъекта, обрабатывая их по усмотрению оператора и не всегда с согласия субъекта?

Ответ на этот вопрос становится очевидным, если сопоставить структуру документов 1970-х - 1980-х гг., рассматривавшихся выше. Она так или иначе одинакова у всех них:

- базовые принципы устанавливают, что обработка персональных данных может осуществляться только на законной и справедливой основе;

- персональные данные могут обрабатываться только в заранее установленных, ясно определенных и законных целях;

- выделены в особую категорию определенные виды данных (о расовом или этническом происхождении, убеждениях, членстве в профсоюзах, состоянии здоровья, сексуальной жизни);

- субъектам данных предоставлены права в отношении операторов при сборе и последующей обработке данных;

- закрепляются меры контроля за обработкой своих данных, такие как право на доступ к данным и право на изменение данных;

- создается специальный публичный орган для контроля за обработкой персональных данных;

- свободный оборот данных не может быть ограничен между странами, соответствующими указанным основным положениям, и должен быть ограничен в странах, не реализовавших эти положения.

Почему две разных организации - ОЭСР и Совет Европы - в одно и то же время начинают продвигать вопросы защиты данных, действуя при этом весьма сходным образом? Потому что для интересов данных организаций как драйверов международного экономического и социального сотрудничества придуманный Спиросом Симитисом механизм оказался годным инструментом. Ни ОЭСР, ни Совет Европы не решали вопросы защиты частной жизни - они к тому времени были решены Декларацией, Европейской конвенцией по правам человека и Международным пактом о гражданских и политических правах. Они решали проблему оборота информации, который в 1970-х гг. стал данностью: его уже нельзя было запретить, можно было только канализировать с использованием доступных правовых инструментов. Как и в случае с авторским правом, законодательство о персональных данных лишь закрепило свершившееся отчуждение информации от человека, ее создавшего, постаравшись, как и авторское право, дать человеку некую "правовую фору". Как и в случае с авторским правом, юридическая связь (через права субъекта и обязанности оператора) оказалась во многом формальной, но стоит признать, что создателям правовой нормы вряд ли были доступны какие-то другие правовые инструменты.

Гуртвирц так описывает стоявшие перед ОЭСР задачи: "В значительно большей степени, чем защита приватности, ОЭСР интересовало создание международного правового пространства, в котором персональные данные могли бы свободно циркулировать. ОЭСР хотела устранить любые различия в законодательстве стран-участниц, поскольку такие отклонения могли бы быть использованы государствами для регулирования и лимитирования потоков данных. Государства с большим уровнем защиты приватности могли бы запретить экспорт данных в страны с низким уровнем защиты. Вот почему Рекомендации ОЭСР хотели установить одинаковый уровень защиты" <57>. Гуртвирц также указывает, что этот "одинаковый уровень защиты" не мог быть слишком высоким, поскольку в этом случае он сам по себе нарушил бы баланс регулирования и создал препятствия для свободного оборота данных <58>.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒