Конец второй книги. 1 страница

Глава 19

17:15

Дженнер помог нам взять напрокат машину, последнюю модель, очень скромную — что-то с колесами, чтобы мы могли передвигаться по городу следующие нескольких дней. Отдав ключи на стоянке, он протянул руку. Я думала, он хочет пожать мою.

Вместо этого он вложил мне электронный ключ от номера и визитную карточку круглосуточного бизнес-отеля. Я посмотрела на них, потом на Дженнера.
— А это зачем?

— На случай, если вам понадобится место для отдыха, — сказал он. — Я держу там комнату для деловых встреч или вечеров, когда мне просто не хочется ехать домой. Вы можете воспользоваться им в течение недели.

— Благодарю вас, мистер Дженнер. Это очень великодушно. — сдержанно, но искренне поблагодарила я. Машина и место для ночлега. Для юриста он совсем не плох, и мне он действительно начинал нравиться.

— Жаль, что я не могу сделать больше. Как бы то ни было, я думаю, что они дураки, раз не поддержали вас, и время это докажет.

Часть меня надеялась, что он ошибается.
— Знаете, я никогда не спрашивала, из какого вы клана. Вы ведь терианец?

Он улыбнулся.
— Вы правы, вы никогда не спрашивали. И да, это так.
Не дав настоящего ответа, он вернулся к своему «Кадиллаку» и сел в него.

Вайят и я стояли рядом с нашим темно-синим арендованным автомобилем, пока Дженнер не уехал, оставив нас одних на почти пустой парковке.
— Ну, у тебя есть какие-нибудь блестящие идеи? — спросила я.

— Ты все еще хочешь услышать, что Джина скажет по поводу приказа о нейтрализации, который она получила пять недель назад?

Я кивнула.
— Если нам повезет, это как-то связано со Сноу и с тем, почему он так злится на нас. Но пока Фин не позвонит, это будет пустой тратой времени?

— Верно.

Открыла арендованный автомобиль и забралась на водительское сиденье. Вайят сел рядом со мной. Двигатель задрожал и зарычал, когда я впервые завела его, а затем выровнялся. Я свернула в тихий переулок и стал высматривать знаки, которые могли бы привести нас обратно на запад.

— Куда собралась? — спросил он, вытащив сотовый телефон.

— В тот мотель. Это не так уж далеко отсюда. Я смогу оставить сумку где-нибудь в более безопасном месте, чем эта машина, и, кроме того, мне нужно пописать. — О чем я не догадывалась, пока не сказала это. Весь бульон, который я выпила за обедом, был готов выйти наружу.

Вайят включил громкую связь, не дожидаясь моего вопроса — ничего более неприятного, чем односторонний разговор, в который ты хотел бы вступить. На четвертом гудке Кисмет сняла трубку, коротко бросив:
— Пицца Джо.

— Это Трумен.

— Есть ли причина, по которой номер телефона, с которого ты звонишь, скрыт?

— Да. — Он не стал вдаваться в подробности; я улыбнулась, поворачивая машину обратно к мосту Аксельрод и дальше в центр города. — Какое-нибудь движение на Парк-Плейс?

— Пока ничего. Мы держимся на расстоянии, но я должна сказать, что это начинает казаться очень рискованным. Не говоря уже о пустой трате ресурсов. — На ее стороне линии раздался треск. Она заговорила с кем-то приглушенным голосом. — Прости. По Коллу тоже ничего нового. Мы пробуем все, что у нас есть, но безуспешно.

— Да, послушай, — прервал Вайят самым грубым тоном, который я когда-либо слышала от него, — возможно, у меня есть еще одна зацепка, но мне нужно спросить тебя кое о чем из прошлого месяца.

Она заколебалась.
— Хорошо.

— На второй неделе апреля вы получили приказ о нейтрализации. Кто был целью?

— Ты же знаешь, что мы не должны...

— К черту то, что мы должны делать, Джина. Ты у меня в долгу.

Я не была уверена, имел ли он в виду, что она должна ему за мою «смерть» или что-то еще. Это не важно, потому что, пока я двигалась по мосту, она ему ответила.
— Целью был вампир по имени Орлан из семьи Эмай. Член среднего ранга, не из королевской семьи. Обвинение — намеренное заражение людей.

Черт. И где здесь мотив для Сноу.

— Что-нибудь еще? — Ее тон говорил, что лучше бы нет.

— Нет, спасибо.

— Вайят, где ты?

— Вокруг.

— Послушай, я понимаю, что ты злишься, и я знаю, что тебе больно, но ты нам нужен. У нас есть новички, которые нуждаются в полевой подготовке и...

— Нет. — Все его лицо застыло в страшной маске гнева. Я была рада, что веду машину и не раздавлена под тяжестью этого взгляда.

— Шестеро охотников погибли в Олсмилле, Вайят. Ты не единственный, кто страдает.

Я рискнула взглянуть ему в лицо. Ярость сменилась стыдом в мгновение ока. Теперь когда мы находились за рамками, вне внутренних проблем, с которыми сталкивались триады, все равно ощущали их воздействие. Ставки растут, а численность триад уменьшается, да еще их два самых опытных куратора вне игры. Кисмет пыталась скрепить плотину резинкой и клейкой лентой.

— Ты еще здесь? — спросила она.

— Да, — произнес Вайят более мягким тоном. — Послушай, мы ждем кое-какую информации. Когда я получу ее, передам тебе, хорошо? Я просто не могу сейчас вернуться.

— Мы?

— Ладно?

— Да... хорошо.

Он без дальнейших разговоров закончил разговор и сунул телефон в карман. Я выдохнула, радуясь, что она не стала акцентировать внимание на его оговорке. Не то чтобы Вайят не смог с этим справиться. Невинная ложь далась бы легко. Я свернула налево, миновав мост, и увидела вдали мотель.

— Что-то мне подсказывает, — сказал Вайят, — что убийство вампира не было причиной сегодняшний событий.

— Я бы поверила, если бы его статус в семье был выше, — согласилась я. — Но середнячок, и не с тем человеком, который все это организовал. Кроме того, у меня нет причин сомневаться в словах Айлин о том, что вампиры вполне удовлетворены существующим положением вещей.

— Вот тебе и зацепка.

Круглосуточная гостиница находилась в нескольких шагах от двух последних мотелей, в которых я останавливалась — чистая парковка, никаких граффити на стенах или решеток на окнах, современный выбор красок. Двухэтажная, с единственным балконом, соединяющим все комнаты, куда через равные промежутки можно было попасть по внутренней лестнице. Не совсем обычное место, но все равно до «Хилтона» далеко.

Номер комнаты Дженнера был 224. Я припарковалась как можно ближе к нашей лестнице, сразу развернув машину на случай, если нам придется быстро убегать. Без багажа, за исключением моей холщовой сумки с вещами, мы, вероятно, выглядели как пара, пробирающаяся на тайное свидание.

Я поставила сумку на пол возле кровати и медленно осмотрелась. Здесь имелась кровать королевских размеров с постельным бельем приятной расцветки, полированная мебель из искусственного ореха, довольно скромная картина на стене и современная электроника. Ничего китчевого или устаревшего. Мини-холодильник выглядел новым, а крошечные бутылочки шампуня и лосьона были из приличной розничной сети. Неплохое место для укрытия.

Или для чего Дженнер на самом деле его использовал.

Ванная была из тех, что с зеркалом и столиком внутри. Я сделала свое дело, затем проверила, как выгляжу. К моим щекам вернулся румянец, но волосы, даже завязанные, выглядели так, будто к голове приклеили мертвое животное. Определенно нужен хороший шампунь. Или стрижка острыми ножницами.

Когда вышла, Вайят сидел в дальнем углу кровати, уставившись в стену и, казалось, погрузившись в свои мысли.

— Это, наверное, ужасная идея, — сказала я.

Он резко повернул ко мне голову, выгнув брови.
— Почему?

— В последнее время мотели, кажется, предвещают мою неминуемую кончину.

Несколько секунд он просто тупо смотрел. Затем шутка дошла до него, и он выдавил улыбку.
— Это совсем не смешно, Эви.

— Тогда почему ты изо всех сил стараешься не рассмеяться?

Его улыбка стала шире, а глаза весело заблестели.
— Я помню кое-что более приятное, чем неминуемая смерть от нашего последнего пребывания в мотеле.

Мой желудок сжался. Я тоже помнила ту ночь — слегка расплывчатую и нечеткую из-за прошедшего времени и смерти. Наш единственный раз перед смертью. То, как он обнимал меня. Прикосновение его губ к моей коже. Я жаждала ощущений той ночью — одного последнего электризующего момента перед тем, как все это было разорвано, как будто подозревала, что скоро испытаю худшую агонию в своей жизни и увижу, как Вайят сломается, когда я буду лежать, умирая.

Этот момент я одновременно и ценила, и сожалела о нем.

— Эви, прости меня.

Я моргнула.
— За что?

— За мои слова, которые заставили тебя загрустить.

— Вайят, не надо, — я села рядом с ним, позволив мягкому матрасу просесть под моим весом. Я устала от постоянной борьбы между моими эмоциями и воспоминаниями. Между тем, чего я хотела, и тем, что прочно засело в моем подсознании и удерживало меня от этого. Мне до смерти надоело бороться с самой собой.

— Мне не следовало шутить насчет той ночи, — покаялся он.

— Думаю, ты заслужил право быть честным со мной.

Он повернул руку ладонью вверх. Я переплела свои пальцы с его и крепко сжала.
— И ты тоже, я думаю, — проговорил он.

— Разве я не честна с тобой?

Повернувшись ко мне лицом, он взял меня за другую руку, и я позволила ему это.
— Эви, я думаю, если бы ты сейчас была по-настоящему честна, то превратила бы меня в кровавое месиво. Или выкрикивала бы непристойности из чистого отчаяния. Может быть, и то, и другое.

Я искала в его лице намек на поддразнивание. Проблеск самоуничижения, который противоречил честности, которую я почувствовала в его словах. И ничего не нашла. Почему, черт возьми, я думала, что смогу бегать и предотвращать катастрофу в городе, когда даже не могу разобраться в своих собственных чувствах? Или моих отношениях с моим... кем? Я даже не могла определить, кем был для меня Вайят. Больше, чем бойфренд, меньше, чем любовник. Лучший друг, за которого я готова умереть в любую секунду, и тот, кого я скорее ударю по лицу, чем буду мучительно честна с ним. Запутанная двойственность сбивала меня с толку.

Четыре года профессиональных отношений между охотником и куратором были осложнены одним моментом слабости со стороны моего старого «я» — кульминацией пережитого мной горя, вызванного двумя месяцами странного поведения и неопределенной напряженностью между нами. Добавьте к этому физическое влечение к Вайяту со стороны женщины, которая была так одинока и подавлена, что сдалась и покончила с собой, вместо того чтобы продолжать жить. Приправьте все это тем фактом, что за каждую рану, которую я когда-либо наносила Падшим — заслуженно или нет — я расплатилась сполна с королевой гоблинов и ее похотливым приспешником. А потом заверните все это в мою собственную раненную, осиротевшую душу, и я стану мечтой психиатра.

«Я не виню тебя», — вертелось у меня на языке. Но если быть честной, я действительно винила его. Не за то, что привело к моей смерти, а за все, что произошло с тех пор. За то, что проснулась одна и замерзала на столе в морге, за то, что втянула Алекса Форрестера в свою жизнь и убила его, за битву при Олсмилле, в которой погибли шесть охотников. И особенно за проклятую дрожь, которую чувствовала в животе, когда он улыбался мне; то, как успокаивалась, просто держа его руку, и постоянно с теплотой воспоминала его поцелуи. За все, что я хотела чувствовать снова и снова.

С тех пор как воскресла, я постоянно находилась в состоянии возбуждения, решая одну проблему за другой. Ближе всего к откровенному разговору мы с Вайятом подошли четыре дня назад, в то время как находились в Первом Пределе. Окруженные миром и спокойствием фейри и уверенные в защите от всего, что нас преследует, мы, наконец-то, были честны друг с другом. Или настолько честными, насколько это было возможно, потому что тело Чалис не принадлежало мне полностью и я искренне верила, что один из нас или мы оба умрем через день.

Но сейчас? Мы оба выжили в той битве только для того, чтобы очертя голову броситься в новую — ту, что скрыто кипела дольше, чем мы ожидали, и опять времени подумать о нас не существовало. В ожидании звонка Фина оно у нас появилось. И теперь, когда оно есть, я хотела делать все, что угодно, только не думать о нас. Или о себе. Все, о чем я хотела размышлять — это о следующей миссии.

С этим казалось намного легче справиться.

— Я не хочу бить тебя, Вайят, — проговорила я, заставляя себя улыбнуться. — Ты не такой полезный, когда истекаешь кровью и теряешь сознание.

Его глаза сузились.
— Пожалуйста, не шути.

— Я говорю серьезно! — Спрыгнула с кровати и прошествовала в другой конец комнаты, повернувшись к нему лицом, когда добралась до двери. — Злость на тебя не поможет. Веришь, нет, даже, черт возьми, злость на себя не помогает? Единственный гребаный человек, на которого я хочу сейчас злиться, — это тот придурок Колл, потому что именно он создает все наши проблемы.

— Это не Колл влияет на нас, Эви.

— Ох нет? Без наводки на Парк-Плейс от него, я, вероятно, нашла бы нужную информацию вовремя, чтобы спасти Руфуса от Собрания, и, возможно, даже имела бы время для дневного сна, который пропустила из-за двух сломанных ног и отравления угарным газом.

— Ты что, намеренно включаешь дуру?

— Прости? — Я сделала три шага к нему, прижав руки к бокам, кипя от злости. Он встал, расправив плечи и разжав кулаки, ожидая нападения и не делая ни малейшего движения, чтобы защититься от него. — Какого хрена...

— Я говорю о нас, — отрезал он.

Нет, нет, нет. Мы не говорим о нас.

Он продолжил:
— Ты и я, Эви, а не ты, я и кто-то еще. Я люблю тебя. Я уже говорил тебе об этом, потому что это правда. А еще я знаю, что у тебя есть чувства ко мне, и понимаю, почему эти чувства пугают тебя.

Жар вспыхнул на моих щеках.
— О неужели? Ты точно знаешь, почему мои чувства к тебе пугают меня?

— Я был там в самом конце. — Его голос стал спокойным, почти благоговейным.

— Это больше, чем то, что Келса сделала со мной, Вайят. Думаю, если бы дело было только в этом, я могла бы отделить это как еще большее насилие над людьми и двигаться дальше. Как бы тошно и отвратительно это ни было, и как... жестоко, это просто еще один способ для гоблинской суки разорвать меня и доказать, что она главная. Это было частью ее работы — держать меня и убивать.

Вайят слегка побледнел во время моего монолога. Он скривил рот в странной гримасе, как будто не знал, что делать с моим признанием. Черт, у меня у самой не было уверенности, что с этим делать. Я навсегда сохраню память о том, как умерла, прикованная к матрасу, взятая кусочек за кусочком. Но это переживание изменилось в то утро, когда я полностью вселилась в тело Чалис. Наше тело.

Мое тело. Тело, которое испытало то, чего не испытывала я, и вспоминало эти ощущения. Иногда очень живо, как я почувствовала, впервые войдя в квартиру; иногда просто тенью чувств.
Мои собственные воспоминания: о детстве, о работе на триады, о дружбе с Джесси и Эш, обо всех Падших, которых я когда-либо убивала, — становились серыми. Менее отчетливыми. Им не хватало ощущения — прикосновения, которые мое старое тело, давно ушедшее и забравшее их с собой, запечатлело в себе. Так же как жизнь Чалис была запечатлена на мне.

Я была рада избавиться от боли своей смерти. Но меня приводила в ужас мысль о потери воспоминаний и того, что это означало.

— Если не это, то что тогда? — тихо спросил он. Кончики его пальцев подергивались, но не совсем дрожали. — Когда ты оцепенела в Первом Пределе, я подумал, что понимаю почему. А теперь ты говоришь... что, Эви?

— Нет, я почти уверена, что в Первом Пределе это было из-за гоблинов. — Более чем уверена. В то время воспоминания были свежими и кристально чистыми, восстановленными магией вампирского ритуала памяти. Менее чем за двенадцать часов до нашей попытки секса я пережила жестокость в мельчайших деталях. В то время я только позаимствовала тело Чалис.

Он побледнел, пытаясь понять мою загадочную речь.
— Тогда что? Скажи мне.

Что-то в его умоляющем тоне заставило меня рассвирепеть. Не знаю, что меня зацепило, только то, что я на мгновение увидела красное. Ярость обожгла мою кожу и скрутила желудок, едва сдерживаемая ледяной хваткой страха. Я впилась ногтями в ладони.

— Ты действительно хочешь знать, почему пугаешь меня, Вайят? — спросила я странным для моих собственных ушей голосом. Холодным. — Действительно хочешь услышать, почему я жалею, что переспала с тобой две недели назад, хотя знала, что не должна была этого делать, и почему сама мысль о том, чтобы признаться в своих новых чувствах к тебе, вызывает у меня иррациональный страх? Скажи мне, что ты хочешь знать.

Он не ответил, а мне хотелось услышать его ответ. Колебание означало, что он не уверен. «Да» — означало разоблачение личных тайн. «Нет» — было проще. Если он скажет «Нет», я замолчу, проглочу правду и продолжу заниматься другим дерьмом, с которым нам придется иметь дело. По мере того как тишина затягивалась, напряжение становилось ощутимым, обвивая холодными ледяными пальцами мое сердце и крепко сжимая его.

Он ничего не хочет знать. Ему нравится фантазия о женщине-воине, которая убивает плохих парней и не имеет прошлого глубже, чем четыре года. Женщина, которая нуждается в нем, чтобы спасти ее от ужасных воспоминаний о пытках и смерти — он хочет ее. Ту, в которую влюбился, а не слияние двух людей, которым ты стала. Он не...

— Я хочу знать, — проговорил он.

У меня отвисла челюсть. Странный холодок поселился в животе. Я бросила ему вызов, и он раскусил мой блеф, а теперь я не хотела ничего говорить. Его желание знать правду означало, что он действительно готов ее услышать и действительно хотел меня. Не ее. Меня. Без прикрас, с ранами, раздвоением личности и всем прочим. Я отступала, пока не уперлась спиной в дверь — непреодолимый барьер. Если только я не повернусь и не сбегу.

На его лице отразились самые разные чувства: удивление, беспокойство, гнев, разочарование, нерешительность и даже печаль. Я видела их все, я могла читать все его эмоции. Я сохранила преимущество нашей прежней жизни. Ему не так повезло.

— Я мог бы догадаться, — спокойно произнес он, — из того, что ты говорила в прошлом, добавив свои собственные умозаключения. Но я больше не хочу гадать, Эви. Я никогда не встречал никого, кто мог бы удивить меня до чертиков спустя четыре года так, как ты. Кто тебя обидел?

— А кто нет?

Его лицо сморщилось. Не из жалости — его внешности повезло, потому что я бы избила его, если бы жалость ко мне показалась хоть намеком, но из-за признания скрытых страхов. Это был не тот разговор, которого я ожидала, но и сдерживаться нет смысла. Он хотел знать правду? Он ее получит.

— Не волнуйся, — мой голос звучал слишком ядовито. — Меня не домогались сменяющие друг друга парни моей матери и не насиловали охранники в колонии для несовершеннолетних. За всю мою жизнь до триад со мной просто никогда не обращались как с человеком.

— Насилие — это не только сексуальные домогательства, Эви, — заметил он. Низкий голос, ноздри раздуваются. — Никто не заслуживает того, чтобы его не замечали.

Я фыркнула — если бы только игнорирование было проблемой.
— О нет, на меня обращали внимание. Просто не то, и в основном, черт возьми, в этом я оказывалась виновата сама. Для бойфрендов моей матери я была пиявкой, которую время от времени нужно кормить и шлепать. Для людей в приемной семье я стала еще одной жалкой вспыльчивой сиротой, которую запирали в шкафу, по крайней мере, раз в месяц за драку с другими детьми. Когда находилась в колонии, я проводила больше времени в карцере или лазарете, чем где-либо еще.

Он нахмурился. Я почти видела, как кровь закипает в его жилах.
— А что насчет твоей матери?

— Она мертва. Что насчет нее?

— Она любила тебя?

— Даже не знаю. Может быть. Она перестала говорить это, когда мне было четыре года. После того как отчим бросил нас, она, по-моему, перестала любить всех, включая саму себя.

— Она заполнила пустоту героином?

— Ты же знаешь, что это так. — Куда, черт возьми, он ведет?

— Точно так же, как ты заполнила пустоту убийствами Падших?

Казалось, весь мир застыл на месте. Мое сердце колотилось так громко, что я почти уверена, что он это слышит. Стук заглушал все остальные звуки. Меня охватила паника, окрашенная страхом и гневом. Он не имел права так лезть мне в голову. Ему никто не позволял знать меня так хорошо.

— Хватит, — отрезала я.

— Что хватит?

— Просто хватит! — У меня разболелась грудь. Стало трудно дышать. Слезы жгли глаза, острые и горячие. Это уже слишком. Я не хотела анализировать, почему я такая, какая есть. Я не хотела знать, почему мне так трудно подпускать к себе людей. Я не хотела понимать, почему убийства Падших заставляют меня чувствовать себя хорошо — дают мне чувство цели, которое никогда не испытывала будучи просто еще одной злой сиротой.

Психология — это глупость.

Вайят подошел ко мне, и я отпрянула. Даже не размышляя. Из-за нашего разговора почувствовать одиночество не составило труда; я просто скользнула в электрический разряд предела и сбежала. Прыжок был коротким, едва раздражающим, и я обнаружила, что нахожусь по другую сторону кровати, возле ванной. Вайят все еще стоял ко мне спиной, сосредоточив внимание на том месте, где я только что была.

Я просто сбежала от него.

Боже, могу ли я опуститься еще ниже?

Сердитый всхлип вырвался из меня, и я упала на колени, беспомощная перед душившим меня стыдом. Стыдилась за то, что он знал, и за все то, что не могла ему рассказать — о испуганной тринадцатилетней девчонке, которая позволила старшему мальчику дотронуться до нее там, внизу, за цену пластикового ожерелья; о растерянной двадцатиоднолетней девчонке, которая трахалась с незнакомцами в грязных туалетах баров, чтобы доказать себе, что она женщина, а не просто убийца.

Слезы застилали мне глаза. Я зажмурилась, хватая ртом воздух, отчаянно пытаясь держать себя в руках.

Теплые руки обхватили меня сзади. Я отстранилась, но он крепко держал меня. Не боясь моей слабости. Похоже, его не волновало, что я не была сильным, независимым охотником, которого он обучал. Я повернулась и упала ему на грудь, не в силах больше бороться, и позволила слезам пролиться. Прижавшись щекой к его плечу, рыдала до тех пор, пока у меня не заболела голова и я не промочила его рубашку насквозь слезами и соплями.

Он не произнес ни слова, пока я не начала подавлять тихую икоту вместо того, чтобы судорожно хватать ртом воздух.
— Знаешь, ты меня тоже пугаешь, — прошептал он, обдавая теплым дыханием мою щеку. — Ты ввязываешься в ситуации, которые не всегда понимаешь, и слишком любишь подвергать сомнению мои приказы.

— Хорошо... — прохрипела я, прочистила горло и попробовала снова. — Хорошо, что мне больше не нужно подчиняться твоим приказам.

— Я не хочу отдавать тебе приказы. Я хочу быть твоим напарником, Эви, а не боссом.

— У моих напарников есть дурацкая привычка умирать.

— Ну, я уже однажды умер, так что мы можем вычеркнуть это из списка возражений. — Он погладил меня по волосам рукой, нежно перебирая их пальцами, как будто я была хрупким стеклом. — Почему ты решила так исчезнуть?

Скажи правду, черт возьми. Он это заслужил.
— Я испугалась.

— Меня?

— Не тебя. — Я отодвинулась достаточно далеко, чтобы видеть его. Взгляд на его лицо разбил мое сердце и мою решимость защитить себя еще больше. Построить эту стену несложно, кирпичик за кирпичиком за двадцать два года одиночества, невежества, пренебрежения и боли. Держать стену против чего-то такого простого, как любовь... не так-то просто.

Я устала от этого. Устала бороться со своими эмоциями. Устала бояться будущего. Зачем продолжать бояться того, что я не могу остановить? У меня слишком много других врагов, слишком много разных вещей, с которыми нужно постоянно бороться, не сражаясь все время с самой собой.

Вайят подцепил пальцем мой подбородок, привлекая внимание к себе. Я попыталась сосредоточиться на его переносице, боясь, что если посмотрю ему в глаза, то провалюсь и никогда не выберусь обратно. Он не произнес ни слова. Я сдалась, посмотрела и едва удержалась.

— Тогда чего? — спросил он.

— Нас.

— Почему?

Мой желудок содрогнулся. Дрожь пробежала по позвоночнику. Я сжала руки на его рубашке и закрыла глаза, уверенная, что разобьюсь на тысячу кусочков, если не буду держаться крепко. Вайят притянул меня к себе, оставив поиски ответов, и просто обнял. Я прижалась лицом к его плечу. Вдохнула его запах. Почувствовал, как бьется его сердце.

— Я же говорил, что никогда не буду давить на тебя, — напомнил он.

— Дело не в этом. Я хочу быть с тобой и позволять себе заботиться о тебе, но именно это пугает меня больше всего.

Он слегка напрягся, едва заметно.
— Я ничего не понимаю.

— Такое чувство, что... — я изо всех сил пыталась выразить словами то, что так ясно звучало в моей голове. Моя запутанная, уставшая, обезумевшая от боли голова. — Нет, не то. Вот. Поддаться этому чувству между нами — моему физическому влечению к тебе — значит, навсегда потерять старую Эвангелину Стоун. Это значит, что чувства, которые я испытываю в этом теле, действительно мои сегодняшние, а не той меня, что я была раньше? Она ушла. Тем самым я признаю, что никогда больше не буду ею и что теперь моя жизнь другая. Точка.

Я наконец сказала это, и мне стало странно хорошо. Даже легко. Вот он — мой страх в полноцветных деталях, и даже если бы была в состоянии взять назад признание, я бы этого не сделала. Умом понимала, что не могу вернуться к той, кем была до своей смерти, но я не приняла это в своем сердце. Признавшись Вайяту, я окончательно приняла произошедшие со мной перемены. Теперь мы оба не сможем их игнорировать.

Кроме того, правильнее будет, если он заранее узнает обо всем, чтобы у него имелась возможность взвесить все мои проблемы против своих чувств ко мне. Он более чем заслужил это.

Я отстранилась и вгляделась в его лицо.
— Жалеешь, что спросил?

— Никогда. — Горячность в его голосе заставила мое сердце воспарить. — Ты жалеешь, что сказала мне об этом?

— Нет.

Он улыбнулся. Я не могла разобрать выражение его лица. Это было похоже на... благоговение, но это невозможно.
— Я не могу представить себе эти последние несколько дней с твоей точки зрения, Эви. Весь твой мир изменился, когда ты вернулась, и я никогда не думал об этом, или о том, как обитание в новом теле повлияет на тебя. Ничего удивительного, что ты боишься.

Я прикусила губу, обдумывая свои слова.
— Ненавижу, когда не знаю, мои это чувства к тебе или ее.

— Я думал, что ты и она теперь одно и то же. — Он коснулся моей щеки, затем его рука скользнула по моей шее и остановилась на затылке. — Это все семантика. Все, чем ты сейчас являешься, происходит из-за женщины, которой ты была, и женщины, в которой ты находишься, и обе они — это ты.

— Семантика, да? Итак, мое существование свелось к вопросу, что было первым? Курица или яйцо?

— Звучит глупо, когда ты говоришь такими словами.

— Так же глупо, если я говорю это своими словами. Все изменилось, когда ты умер, Вайят. Теперь это я, и мне нужно забыть проклятое прошлое и просто... жить. — Я провела кончиком пальца по его лбу, вниз по виску, по жесткой линии подбородка и по жесткой щетине.

— Так живи, — прошептал он.

Легкая дрожь пробежала по моей спине.
— Поможешь мне?

Его ответ был в легком наклоне головы и в том, как он нежно погладил меня по затылку. В его приоткрытых губах. Я обвила его шею рукой и притянула ближе к себе. Первый поцелуй был неуверенным — едва заметное прикосновение губ. Я все еще чувствовала трепет во всем теле. В моем животе порхали бабочки.

Другую руку он положил мне на бедро и замер. Он ждал, что я придвинусь к нему, и я так и сделала, накрывая его рот своим, погружаясь в его пьянящий вкус, позволяя ему овладеть моими чувствами. Тепло поселилось в моем животе, а затем поплыло ниже. Мою кожу покалывало везде, где мы касались друг друга, и я думала, что могла бы целовать его так вечно.

Или пока мое колено не начало сводить судорогой от нашего неловкого положения на полу.

Я зашипела и резко отстранилась, вывернувшись, чтобы освободить свои измученные суставы.
— О черт, черт, — пробормотала я.

— Эви?

— Ногу свело.

Он подвинулся и присел передо мной на корточки, беспокойство огромными буквами читалось на его лице.
— Твое левое колено?

— Ага. — Боль уже проходила, быстро исчезая, когда я помассировала колено через джинсы. — Вот это я и называю разрушителем настроения.

Он усмехнулся.
— Я не хотел ничего говорить, но моя задница начала неметь.

— Онемение задницы, — ухмыльнулась я. — Это может быть расценено как оскорбление.

— Говорит королева сквернословия.

— Ты всегда говоришь, что нужно следовать своим талантам.

Он снова рассмеялся, и я последовала его примеру. Приятно знать, что немного личной информации не полностью изменили нашу любовь подкалывать друг друга. Я находила в этих поддразниваниях утешение и была уверена, что он тоже. Немного постоянства посреди хаоса. Вайят встал и протянул руку. Я приняла ее, и он помог мне подняться на ноги.

Не отпуская его руку, спросила:
— И что будет теперь?

— Ничего такого, чего бы ты не хотела сама.

Какая-то часть моего разума хотела, чтобы его обещание относилось к вещам, происходящих не только в этой комнате, но и за ее пределами. Только я понимала, что он не может обещать подобного. Все, что не касалось наших отношений, мы не могли контролировать. Вместо этого я сократила разделяющее нас расстояние и прижалась к нему. Бедра к бедрам, живот к животу. Я облизнула губы; он принял молчаливое приглашение.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒