ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Представляю себя в автобусе, едущем куда-то далеко. Но стоит мне уйти, Иван сразу же найдет меня. И в процессе поисков не успокоится, пока все не узнают, где меня найти. Я нахожусь в точно такой же ловушке, как и в тот момент, когда уходила из дома. Если останусь здесь и склоню голову, то заработаю больше денег и еще в течение какого-то времени останусь в безопасности… А может и выясню, что же случилось с моей матерью. Разве она не заслуживает правды? И покоя?

Клара заслуживает, это точно. Находка этих драгоценных камней означает покой. Это долгая пытка, но таким образом можно остаться в живых. Выживание — долгосрочная пытка, особенно когда на тебя охотятся опасные люди. И управляют тобой.

Иван приказал мне держаться подальше от Кипа, но я почему-то стою перед бархатным занавесом. Даже надела сегодня свой «боевой комплект». В него входит кружевной черный лифчик и трусики, которые просто умоляют, чтобы их сорвали перед каким-нибудь запыхавшимся парнем в темном углу VIP-зала. Я нервничаю так, словно меня сейчас стошнит. Это не боязнь сцены. Наоборот. Могу танцевать в комнате, заполненной мужчинами. Но лишь одна мысль о том, что я буду находиться с ним наедине в одном тесном пространстве, заставляет мое сердце колотиться.

Оглядываюсь и замечаю, что Блу занят парнем, который был резок с Лолой и слишком приблизился к ней. Я могла бы подождать, пока он закончит, и сказать ему, что Иван запретил видеться с Кипом. Блу не ослушался бы подобного приказа. Но на каком-то подсознательном уровне я не хочу, чтобы он вмешивался. Не хочу слушаться Ивана.

А хочу зайти внутрь.

Мои ладони горят. Я знаю, что он будет сидеть, развалившись на стуле и вытянув одну ногу вперед, а вторую согнув и убрав под стул. Знаю, что Кип будет одет в потертые сапоги и кожаную куртку. И уверена в том, как он будет пахнуть — мускусом и опасностью, как соль и специи.

Я появляюсь из-за занавеса, и ухмылка медленно расползается по его лицу. Она напоминает улыбку на первом свидании, одновременно благодарную и немного удивленную. Это свидание должно пройти не в мрачном и сыром VIP-номере, но мое сердце все равно трепещет.

Черт. В этот раз я решаю сделать по-другому.

— Эй, сладкий, — произношу я спокойным и уверенным голосом явную ложь, — рада тебя видеть.

Ему не нужно знать, что мне на самом деле приятно снова видеть его. Или то, что я считаю его сексуальным.

Улыбка немного блекнет. По-видимому, соблазнительная игра — не то, чего он ожидал. Последний раз я была неуклюжей и неловкой и, что хуже всего, реальной. Но не повторю эту ошибку дважды.

Он изучает меня, словно головоломку. Мне хочется сказать: «Я самое простое из того, что ты когда-либо видел. И боюсь». Но вместо этого на моем лице появляется улыбка. Скромная и не настоящая, но этого достаточно. Точно знаю, как при помощи моего макияжа она выглядит в зеркале. Я отдаю ему свое тело на час.

— Что же будет сегодня вечером, сладкий? — спрашиваю я.

Небольшая складка образуется между его бровей. Мои пальцы дергаются. Хочу разгладить ее. И после этого я бы провела кончиками пальцев над этими густыми бровями, а затем опустилась бы вниз по его покрытой щетиной щеке. У меня гладкая кожа, потому что я брею и выщипываю волосы на своем теле. Но его волосы — он весь покрыт этой хренью. Выглядит мягким и грубым, привлекательным и запретным.

— Мы можем поговорить? — спрашивает он тихо.

Это то, чего я боялась. Любезность. Любопытство. Не жди ничего хорошего, когда клиент этого просит. Не происходит ничего хорошего, когда кто-либо этого хочет.

— Мы говорим прямо сейчас, сладкий.

— Иди сюда.

Он вытягивает ногу, давая понять, что хочет меня на своих коленях. Помню эти колени, сильные и горячие бедра подо мной. На этих коленях я получила оргазм.

Не могу так рисковать. Вместо этого скольжу на пол с соблазнительной улыбкой и смотрю на него снизу вверх. Моя грудь покачивается, когда я ползу к нему в небольшом пространстве. Двигаюсь как кошка, которая успевает потереться о него, прежде чем ее пнут. Его взгляд блуждает по моему телу, задерживаясь на каждой части и не в силах выбрать, где остановиться. Он любит мою грудь и живот, задницу и ноги.

Затем он смотрит на лицо, встречаясь взглядом со своей добычей.

— Я сказал, иди сюда.

Он не позволит мне уйти ни с чем. Я ощущаю невидимый поводок вокруг моей шеи. Чувствую, как он тянет за него. И скольжу между его ног. Достаточно близко к его коленям, чтобы притвориться невинной. Может быть, это то, что он имеет в виду. Я исполняю приватные танцы всю ночь напролет, и очень немногие мужчины откажутся от минета, когда я стою на коленях между их ног.

Скольжу руками по его бедрам и замечаю выпуклость на джинсах. Он хочет этого, и я, почему-то, тоже. У меня нет никаких фантазий по поводу минета. Даже не думаю о том, будет ли он хорош на вкус, буду ли я чувствовать себя сексуальной, но хочу услышать, как он кончит. Хочу чувствовать его.

Его руки хватают мои запястья. Глаза темнеют, потому что он недоволен.

Поднимает меня. Мое тело движется вверх, в его объятия, невесомо и непринужденно. Я у него на коленях, в кольце его рук, в позе наездницы. Дерьмо.

Заставляю себя надуться в попытках держаться беззаботно.

— Я хочу заставить тебя забыться от наслаждения, сладкий.

Его руки сжимаются вокруг меня, одновременно обнимая и сжимая.

— Ты заставляешь.

Мое сердце бешено колотится. Он легко обходит мою защиту. Без жесткости.

Я могу это контролировать. Или, по крайней мере, выдержать. Он пробирается через мою защиту, лишь взглянув на нее. Даже не могу представить, сколько бы смогла продержаться, если бы он действовал более напористо. Как быстро сдалась бы.

Я хочу, чтобы он чувствовал себя более уязвимым по сравнению со мной. Расслабляю тело, будто сдаюсь. Опускаю руки на его плечи. Мои ладони скользят вниз по груди к подвеске, которую он носит под рубашкой.

— Что это? — шепчу я.

Выражение его лица становиться жестким.

— Ничего.

Я узнаю эти стены, потому что возвела вокруг себя такие же. Мне знакома подобная ложь. Это все, что мне остается. Могу отсосать ему, даже не снимая его рубашку. Вместо этого я поглаживаю его шею, нахожу теплую металлическую цепочку и вытягиваю подвеску.

Крест. Простой крест с прямыми линиями и белой закрученной спиралью вокруг него. Мраморный? Думаю, что он носит его долгое время. Но почему-то мне кажется, что я одна из немногих, кто видел его.

Потому что он позволяет мне увидеть. Я не буду себя обманывать. Он мог остановить меня. И сделать со мной все, что угодно, но он позволяет мне взять крестик. Неожиданное доверие заполняет мою грудь и затрудняет дыхание.

— Я не считала тебя религиозным человеком, — это не из-за того, что он ходил сюда, в стрип-клуб. Глубоко внутри живет лицемерие. Я бы не удивилась, обнаружив, что половина приходящих сюда мужчин по воскресеньям посещают церковь, замаливая свои грехи теми же руками и языками, которые использовали, чтобы осквернить меня.

Но у него есть то, что отсутствует у них — своего рода решимость, суровая борьба, которые говорят о том, что он идет по собственному пути. У него есть свой собственный план, и Бог здесь ни при чем.

— Я не религиозен, — говорит он, убирая крест обратно под рубашку. — Это подарок.

Он, должно быть, от женщины. Несмотря на то, что его форма проста и почти примитивна, крест явно был выбран с любовью и женственной лаской. И полностью соответствует его внешности — черным ботинкам и кожаной куртке. Черным глазам. Сейчас они злые, но это меня не останавливает. Мудрая женщина оставила бы его в покое. Сняла бы одежду и отдала бы ему свое тело. Но никогда не раскрыла бы свою душу.

— Кто подарил это тебе? — шепчу я. Его мать? Девушка?

Или жена?

Я говорю себе, что это не имеет значения. Здесь множество женатых мужчин. Кольца — довольно частое явление, ведь мужчины слишком наглы и ленивы, чтобы снять их перед приходом сюда. Но мне не хочется, чтобы этот человек находился в браке.

Его лицо мрачнеет.

— Ты хочешь получить ответы, но сама не даешь их. Все по-честному, милая.

Я вздрагиваю, когда его рука тянется ко мне, но он всего лишь убирает прядь волос за ухо. Всегда использую заколку, чтобы они не мешали. Мои волосы распущены и находятся в безумном беспорядке. Восхищение в его глазах говорит о том, что ему это нравится. Рука задерживается в моих волосах, пальцы теребят локоны.

— Скажи мне свое имя, — говорит он мягко, — если ты не доверишься мне, то я не смогу тебе помочь.

Каждая мышца замирает. Охваченная холодом, я превращаюсь в лед. Не чувствую страха. Не чувствую боли.

— А кто сказал, что мне нужна помощь?

Его взгляд теплеет. Понимание как физический удар, и я должна задержать дыхание хотя бы для того, чтобы не разлететься на осколки.

— А разве нет?

Он гладит мое лицо шершавыми пальцами.

— Глаза умоляют о помощи. И тело. Ты смотришь на меня со сцены так, как будто хочешь, чтобы я увез тебя отсюда.

— Нет, — я смотрю на него. В шоке от того, что он может так читать меня. И от того, что он прав.

Он огромной рукой обхватывает мою шею, тянет меня к себе и тихо шепчет:

— Чего ты боишься?

Мое сердце колотится так громко, что его слышно. Темные стены стали мутными, словно я очень быстро иду, а не нахожусь в ловушке. Словно я падаю.

— Мне не нужна твоя помощь. Я там, где хочу быть.

Он смотрит по сторонам, как будто только что заметил, где мы находимся. Ничто не ускользает от его взгляда: ни песчинка, лежащая на полу, ни моя неуверенность.

— Здесь ты хочешь быть? — говорит он. — В этой адской дыре? Так?

Я вдруг начинаю смеяться. Он застигает меня врасплох.

— Это не ад. Ты думаешь, что рай — это красивая одежда и большие замки? Это то, из чего состоит ад.

В его глазах светится понимание.

— И ты оставила это…. ради вот этого.

— Мне не нужна твоя жалость, — меня злит то, как он смотрит на меня. Я не хочу, чтобы он меня жалел. Мне нужно, чтобы он снова хотел меня. Хочу услышать его тяжелое дыхание. — Мне нужно, чтобы ты перестал болтать и начал трахать меня. Можешь сделать это? Ты же здесь для этого, верно?

Его хватка крепнет в моих волосах. На мгновение мне кажется, что он собирается разоблачить мой обман. В этот момент я хочу его. Но он тянет меня на пол.

И собирается трахнуть мой рот, не так ли? Использует меня так, как я и хотела.

Но он не делает этого.

Вместо этого он проталкивает ботинок между моих ног. Его рука остается в моих волосах, удерживая меня на месте. Я сижу на его ноге, готовясь сомкнуть руки вокруг его бедер. Он собирается… ударить меня? Но эта комната не для этого. Здесь нет места ни для чего, кроме тепла от его ноги, удерживающей меня. Я раздвигала ноги и поднимала задницу для многих членов, но никогда не чувствовала себя столь уязвимой как сейчас.

— Что ты собираешься со мной делать?

Мой голос дрожит. Я с трудом нахожу слова. Гордость уходит в прошлое. Это шелк и хорошее вино, которое я больше не могу себе позволить.

— То, что ты просила.

Он выглядит сердитым, но его прикосновения по-прежнему нежные, когда он опускает меня еще ниже. Я обнимаю его ногу, теплая кожа ботинка прижимается прямо к моей киске.

— Ты хотела, чтобы мы трахнулись. И чтобы я заплатил за это. Это то, как я хочу тебя.

Боль в голове тянет меня вверх, но потом я снова падаю. Вверх и снова вниз — он задает ритм движениям. И это ритм секса.

Это танец.

Я уже в стрип-клубе. И не может быть ничего грязнее и ниже. Но рядом с этим человеком я чувствую ужасное удовольствие, зарождающееся от искры в моем клиторе. И понимаю, что была права. Это хуже и, безусловно, грязнее.

— Подожди, — хнычу я, хотя не знаю, чего мне ждать.

Его рука тяжело опускается на мое плечо и слегка сжимает.

— Нет, детка. Это то, чего ты просила, и я даю это тебе. Вот как это работает.

— Это не…— мое горло сжалось, и слезы льются из глаз. Я не плакала даже тогда, когда первый раз вышла на сцену. Не рыдала, когда меня поимели. Почему он заставляет меня чувствовать себя так? Это даже хуже, чем то, что заставлял чувствовать Байрон. — Ты не воспользуешься мной. Потому что не станешь чувствовать себя лучше от этого.

— О, я чувствую себя довольно хорошо, дорогая.

Это видно по его эрекции. По значительной выпуклости в его штанах.

— Позволь мне ласкать тебя, — умоляю я его. Все, что угодно было бы легче, чем секс с его ботинком и осознание своего странного возбуждения. Оно зарождается, несмотря на то, что это неправильно. Нет, оно усиливается как раз от того, что это неправильно. Во мне есть что-то порочное. Не знаю, родилась ли я с этим, или Байрон внушил это мне, но унижение только разжигает меня. Каждое прикосновение мягкой кожи к моему клитору приносит с собой новый прилив жара.

Он качает головой, а его глаза застилает грусть.

— Это то, что ты просила, — повторяет он. — Возможно, в следующий раз ты попросишь то, что тебе действительно нужно.

Я вздрагиваю.

— Мне нужно, мне нужно…

— Я знаю,— бормочет он.

Когда я смотрю в его глаза, у меня появляется странное ощущение, что он на самом деле знает. Даже то, чего я боюсь. Может быть, он знает, что мне нужно. Это толкает меня через край, и я кончаю, скользя клитором по коже и толкаясь к его ноге, в то время как он бормочет, насколько это хорошо.

В момент моего оргазма тело дрожит, колотится сердце, и он решает мне заплатить. Я смотрю на эти деньги так, словно никогда раньше не видела их и мне никогда не платили до этого момента.

Голодным взглядом он смотрит на меня сверху. Но скорее всего я была недостаточно хороша, потому что его толстая эрекция все еще видна под джинсами.

Он смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую, как этот колючий кустарник снова разрастается быстро и дико, окутывает меня так плотно, что не видно моего прошлого, его ветви настолько толстые, что у меня не получается обрубить их. И опять это странное ощущение, что он хочет меня ненавидеть. И не хочет сближаться. Я слишком хорошо помню это чувство. Кип уходит, оставляя меня на полу, тонущую в страхе и воспоминаниях.

* * *

6 месяцев назад

Мое лицо болит от улыбки, а ноги — от четырехдюймовых каблуков (прим. пер.: 1 дюйм = 2,54 см). Почему чем дороже обувь, тем тоньше ее подошва? Я приветствую следующую пару с теплотой, которую только могу изобразить, учитывая то, что у мужчины на лице след от помады.

Оттенок не как у его жены.

На этих приемах не только ты видишь людей, но и они тебя. Ты трахаешься и тебя трахают. Женщина обводит комнату взглядом, мы обсуждаем последний благотворительный сбор средств. И ищет свою следующую жертву.

— Хонор, дорогая, — голос похож на кубик льда, сползающий вниз по-моему позвоночнику.

Я поворачиваюсь и встречаюсь глазами с красивым мужчиной. Байрон Адамс — мой жених — восходящая звезда полиции Лас-Вегаса. Он стремится стать комиссаром полиции.

— Байрон, мне было интересно, куда ты делся.

На его лице нет помады, но это еще ничего не доказывает. Нет, главная признак того, что он мне верен, я полагаю, взгляд его глаз. Тот, который меня пугает.

— Я говорил о бизнесе, — говорит он с почти застенчивой улыбкой. Было странно видеть это выражение его лица. — Мне тебя не хватало.

Мужчина и женщина улыбаются, словно влюблены. Я должна помнить об этом. Мывлюблены.

Кладу руку поверх его руки и нацепляю на лицо улыбку.

— Тогда возьми меня с собой.

И он берет. Он выводит меня из комнаты, и мы поднимаемся вверх по лестнице в офис. Я была здесь тысячу раз, но не так. Не с ощущением грубых рук моего жениха, наклоняющих меня над столом. Он поднимает подол моего мерцающего платья, обнажая задницу. Резинка подвязки щелкает.

— Я не мог найти тебя, — говорит он напряженным голосом.

Здесь нет правильного ответа. Если он хочет меня, то получает.

— Мне жаль, — бормочу я, умоляя.

Звук раскрывающейся молнии пронзает комнату. Потом он входит в меня, кожа к коже. Его член вколачивается глубоко в мою киску. Бумаги, вероятно, важные — счета на миллионы — но я сжимаю их в кулаках.

Его пальцы впиваются в мои бедра.

— Мне не нравится это. Стой там, где я могу тебя видеть.

— Хорошо, — я задыхаюсь, но это трудно. Едва могу дышать от того, что он двигается во мне все быстрее. Жестче. Мое лицо лежит на столе, оставляя следы от макияжа на смятых, влажных от слез листах бумаги.

Мы влюблены.

Он выходит из меня. Я напрягаюсь, зная, что будет дальше. Если у меня и были сомнения или надежды, то их больше не остается после того, как он плюет на мою задницу. Пальцы небрежно разглаживают слюну по моему сморщенному входу. Затем его член вжимается в меня.

Я тренируюсь так, как он говорит мне. Пробки настолько большие, насколько я могу вынести, но это все равно слишком тяжело. Неприятно, когда его член находится внутри меня, трется о мою нежную плоть, трахая меня.

— Подожди, — я хнычу, — подожди.

Я не хочу ждать. Я имею в виду: «Нет, нет, нет». Я имею в виду «Остановись и больше никогда не начинай этого». Это не имеет значения. Он не прекращает, но это к лучшему. Если бы он остановился, то спросил бы, что я имела в виду. И захотел бы узнать, почему я это сказала. Но у меня нет ответа. Есть только мои собственные приглушенные стоны, когда он вколачивается в меня сзади.

Присутствует лишь боль, когда он входит глубже.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒