Человек оставляет след

Человек оставляет след

В 1959 году был опубликован сокращенный вариант повести о Травине. Отважное путешествие вокруг страны заинтересовало многих. Писали и мне, и Глебу Леонтьевичу. На конвертах стояли штемпеля: Москва, Ленинград, Псков, Одесса, Якутск, Тула, Прага, Варшава, Пекин...

Писали разное. Чемпион России 1910 года по велогонкам Петр Иванович Степанов-Калашников сообщал, что "намерен включить этот пробег в свою новую научную работу об истории отечественного велоспорта и что ранее, к сожалению, ничего не знал об этом беспримерно трудном велопробеге".

"Меня глубоко взволновал подвиг Травина", - писал из Тульского педагогического института Б. Егоров.

"Это был действительно героический переход по неизведанным дорогам в летний зной и в зимнюю стужу, - давал оценку одессит В. М. Можаровский. - Очевидно, одной закалки для осуществления такого перехода недостаточно. К этому следует добавить сильную волю и высокое моральное состояние".

Письмо молодого камчатского жителя Ивана Волокжанина наивно и волнующе: "Неужели среди советских людей в наше время не найдутся такие, которые повторили бы велопутешествие Травина? А если смельчаки найдутся, то я с большой охотой приму участие в таком походе".

И это оказалось не просто звонкой фразой. В 1960 году, зимой, в Петропавловске встречали лыжников-комсомольцев Соболевского района, которые прошли с западного побережья Камчатки на восточное по горной трассе, преодолев более пятисот километров. Среди них был и Иван Волокжанин.

И еще одно подобное письмо. Уже из Белоруссии, из Минска. Спортсмен Борис Утэн просит выслать книгу о Травине. Он пишет: "Меня интересует целый ряд вопросов, так как я готовлюсь к подобному же большому велопробегу".

Всероссийская федерация велосипедного спорта на специальном заседании высоко оценила достижение путешественника, записав: "Подвиг Глеба Травина, преодолевшего на велосипеде 85000 километров в основном в условиях Заполярья, следует считать выдающимся. Об удивительной выносливости и воле к победе советского человека должна знать молодежь нашей страны".

Травиным заинтересовались и за рубежом. Вот, например, письмо с пометкой "международное".

"Герою-велосипедисту Травину.

Петропавловск-Камчатский. СССР".

Оно из Чехословакии, из города Брно. Работники завода имени Октябрьской революции желают Глебу Леонтьевичу "много успехов в строительстве коммунизма".

Эта дружба еще более окрепла после недавней поездки Травина в Чехословакию. Находясь в Праге, он зашел в канцелярию президента Чехословацкой республики и оставил там повесть "Человек с железным оленем", выразив душевную благодарность за оказанное ему гостеприимство.

Через два дня, находясь в Карловых Варах, Глеб Леонтьевич получил объемистый пакет. В нем находились две богато иллюстрированные книги и письмо. Вот его перевод:

"Канцелярия президента Республики.

Прага. 26 июля 1961 года.

Товарищу Глебу Леонтъевичу Травину.

Уважаемый товарищ! Президент Чехословацкой Социалистической Республики товарищ Антонин Новотный принял книгу А. Харитановского "Человек с железным оленем", которую Вы ему подарили. С интересом он просмотрел свидетельство о Вашем отважном путешествии и сердечно Вас благодарит за внимание.

Мы желаем Вам приятного пребывания в нашей стране и после возвращения на родину много успехов в Вашей предстоящей работе.

На память о Вашем пребывании у нас присоединяем две публикации о Чехословакии.

С товарищеским приветом. За начальника канцелярии президента республики. - Префферова".

Появились новые вести и от людей, лично знавших Травина.

Передо мной фотография. На ней пятеро: М. Матвеев, П. Молокиенко, по краям - Г. Травин и И. Стариков, в середине - пожилой со складками на лице Н. Санников.

Снимок любезно прислал житель Якутска Иннокентий Феонович Стариков. Пришло от него и письмо - тетрадь, исписанная убористым почерком. Автор письма подробно рассказал о пребывании Глеба Травина в Русском Устье, на Индигирке.

"Его облик: обмороженные пальцы ног, примитивный способ лечения и физические страдания, его упорство и желание поскорее двинуться дальше в путь - запечатлелся у меня на всю жизнь",

- пишет Стариков.

Иннокентий Феонович подробно рассказывает о жителях и истории Русского Устья. Село интересное в высшей степени. Оно породило разные догадки исследователей, якутских и русских, начиная с политического ссыльного В. М. Зензинова, жившего там в 1912 году.

Когда я читал словарь местных слов, составленный Зензиновым, слов, по его мнению, забытых и свидетельствующих о древности маленького селения, то будто слушал говор своей родины - старинного алтайского села Мартынова. Историю его возникновения тоже никто толком не знает. Жители села Мартынова считались староверами-кержаками, молились "двухперстием". У моей родни еще хранились книги дониконовского письма. И вот эти русско-устьинские слова "баять" (говорить), "донись" (в прошлом году), "лыва" (лужа), "галиться" (издеваться), "пестерь" (большая корзина), "лопать" (одежда) и т. д. обычны в Мартынове до сегодняшнего дня...

И. Ф. Стариков вспомнил многое, уже изгладившееся из памяти путешественника, поведал о судьбах людей, с которыми Травин встречался в Русском Устье. Начальник метеостанции Матвеев погиб в 1933 году во время плавания на Ляховские острова. Сам Стариков так и остался на Севере, связал с его освоением всю жизнь.

Сообщение Старикова очень важно: в нем говорится, что Травин прислал с Медвежьих островов письмо в Русское Устье. Это первое и единственное подтверждение смелого одиночного перехода Травина через льды на Четырехстолбовой...

Ольга Петровна Воробьева сообщила из Ленинграда, что она в 1929 году учительствовала в селе Красные Струги, Ленинградской области, и видела, как проезжал Травин, даже сфотографировала его.

Взволнованное письмо пришло от пенсионера Степана Александровича Баранкина из Коми АССР. Он случайно наткнулся на статью в газете "Известия" (10/V 1962 г.). Там говорилось о повести "Человек с железным оленем", С. Баранкин написал, как он встретил Травина в Таймырской тундре. Это письмо я почти целиком поместил в повести, передвинув лишь датами.

Интереснейшая встреча произошла у Глеба Леонтьевича Травина в камчатском селе Коряки, в птицесовхозе.

- Вот вы какой, Глеб Леонтьевич! - подошел к Травину молодой рабочий. - Меня звать Парилов Иннокентий Николаевич.

- Парилов?!

- Вспомните, как на Байкале с вами встретились возчики с омулем... Дело было зимой, а вы в трусах да на велосипеде. Так вот, один из рыбаков был мой дед - Парилов Филипп Иванович. Он до последпих своих дней рассказывал о редкостной встрече. И нам, внукам, наказывал: если когда придется повидать этого чудо-человека, то низко поклонитесь ему от меня...

Удалось узнать и о других людях, упомянутых в повести. На Камчатке не забыли замечательного краеведа - "камчатского Арсеньева", как его называют, - Прокопия Трифоновича Новограбленова, оказавшего доброе влияние на молодого Травина. Жизнь Новограбленова трагически оборвалась в 1934 году. Но его мечта об использовании энергии вулканов осуществляется. На юго-западе Камчатки, в долине реки Паужетки, поднялся корпус первой в СССР геотермической электростанции, турбины которой будет вращать пар, извлеченный из недр земли. Неподалеку от Петропавловска началось строительство гигантского парниково-тепличного комбината. Он будет обогреваться горячими вулканическими водами. Проектируется теплопровод, по которому подземная вода пойдет для теплофикации областного центра. Наконец, на полуострове создан крупный Институт вулканологии Академии наук СССР. Это научное учреждение призвано изучать и осваивать даровую вулканическую энергию, предвидеть ее капризы, а возможно, даже и укрощать ее...

Здравствует Елизавета Порфирьевна Орлова, которая в 1926 году проводила первую перепись камчатских эвенов и помогла им организовать школу. С Елизаветой Порфирьевной мне посчастливилось встретиться летом 1959 года в селе Эссо, где она около четырех десятков лет тому назад и начинала свой путь ученого-этнографа.

Справил свое восьмидесятилетие учитель Григорий Емельянович Рыжук. Не так давно я побывал у него в гостях. Нашел его на Кубани без точного адреса. Добрая молва об этом человеке довела меня до станицы Алексеевской, до беленой хаты, окруженной зеленым садом.

Сад - гордость учителя-мичуринца, в нем только одних яблок тридцать два сорта. Но мне там же показали аллею могучих тополей, сказав: "Это аллея учителя Рыжука", и полосу из абрикосовых деревьев - опять Рыжук с ребятами сажал. Далеко за пределами Кубани известен и метод зимнего хранения свежего винограда, разработанный Рыжуком. Не забывает Григорий Емелъянович Север, Камчатку. Не так давно видел я письмо, в котором он пишет: "Можно ли наладить связь с каким-нибудь камчатским совхозом и оказать услугу в раннем выращивании огурцов и помидоров..."

Здесь же, в станице Алексеевской, я встретился с В. Дашковцевой, которая хорошо помнит, как проезжал велосипедист Травин...

О золотоискателе Беннете Вооле многое рассказал мне кандидат биологических наук петропавловский житель Петр Григорьевич Никулин. В 30-х годах он работал научным сотрудником Чукотской комплексной экспедиции Наркомзема РСФСР. Проводником тогда у него был младший сын Воола - Бен.

Весной 1934 года во время эпопеи по спасению челюскинцев на мысе Сердце-Камень была устроена главная питательная база. Воол, чем мог, помогал отважным людям. Его яранга превратилась в столовую и гостиницу. Как известно, челюскинцев из ледового лагеря перебрасывали самолетами в Ванкарем. А отсюда они двигались уже по берегу в Уэлен. Мыс Сердце-Камень приблизительно на середине этого пути. Здесь челюскинцев принимали, кормили и снаряжали в дальнейшую дорогу уже на нартах. Многие из них оставили в знаменитой книге посещений Воола свои благодарные отзывы за радушный прием.

Воол так и не уехал с Чукотки, хотя каждый год подавал заявления о заграничном паспорте. Ему разрешали. Старик начинал собираться и... никуда не уезжал. Похоронен он на мысе Сердце-Камень. Дети его живут до сего дня там.

Что касается удачливого компаньона Олафа Свенсона, то с 1932 года он свернул свои операции на Чукотке. Советские торговые организации создали на берегу и в тундре фактории и освободили северян от опеки пронырливого американского купца.

Сложным путем удалось познакомиться с капитаном шхуны "Чукотка" Иваном Георгиевичем Фонаревым. Его хорошо помнят старые мореходы-дальневосточники, и все же я получил о нем самые противоречивые сведения. Сообщили даже версию, что Фонарев погиб на Севере в Великую Отечественную войну. Его судно будто бы торпедировала немецкая подводная лодка, команду подобрал английский военный корабль, но и он утонул. Короче, нет Фонарева в живых... И я почти поверил. И вот тот же П. Г. Никулин, с которым мы беседовали о разных чукотских историях, сказал, что ему приходилось плавать с Фонаревым на шхуне "Нажим" в 1934 году, а после войны его вроде бы видели на Черном море.

И действительно, Иван Георгиевич нашелся в Одессе живым и здравствующим. Оказывается, после плаваний на "Нажиме" ему поручили перегон двух деревянных зверобойных шхун из Мурманска во Владивосток. Это был первый переход деревянных судов за одну навигацию Северным морским путем! По завершении рейса капитан Фонарев был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В Великую Отечественную войну он бился на фронтах. После войны оказался в Одессе, плавал в Антарктику, руководил отделом в управлении китобойных флотилий. Сейчас пенсионер.

Иван Георгиевич подробно познакомил меня с отважным рейсом шхуны "Чукотка", закончившимся столь трагически. Вспомнил и о встрече с Глебом Травиным в Уэлене.

Так собралась еще одна папка материалов, которые стали большим подспорьем при доработке повести.

Неугомонный!

Весной 1934 года Петропавловск первым в стране принимал участников исторической экспедиции: коллектив "Челюскина" и экипажи летчиков Водопьянова, Доронина, Слепнева, Молокова, Каманина, Бабушкина, Леваневского, Ляпидевского. Они следовали на пароходах во Владивосток.

После торжественной встречи в каюту ответственного работника Севморпути Николая Ивановича Евгенова вошел подтянутый человек в военной форме. Он протянул телеграмму из Москвы с распоряжением оставить для аэрофлота Камчатки один самолет.

- Простите, ваша фамилия, товарищ?

- Травин.

- Да?! - вскинул очки Евгенов и узнал путешественника.

- Очень рад за вас, - сказал Николай Иванович, выслушав короткий рассказ путешественника. - Значит, стали камчадалом.

Да, Травин остался жить на Камчатке. "Велосипедист, совершивший великий переход по Северному краю, встал после полярного рейса в ряды ударников полуострова", - сообщает Почетная грамота, выданная Глебу Леонтьевичу в день XV годовщины Великого Октября. Он организует спортивную и туристическую работу на Камчатке, возглавляет восхождения на вершины вулканов, лыжные переходы по тундре, плавания на парусниках...

Всюду, где мне приходилось бывать, от южной оконечности полуострова до Чукотки, я слышал рассказы об этом удивительном следопыте. В крошечном селении Усть-Пенжино, на северо-востоке Охотского моря, начальник геологической экспедиции Юрий Павлович Рожков подарил мне фотографию Глеба Леонтьевича на вездеходе. Оказывается, геологам понадобилось осмотреть разведочные участки в Корякском нагорье, и Травин, последние годы работавший охотоведом, согласился проехать с ними. В этом почти тысячекилометровом походе старый путешественник показал, что можно быть молодым и в шестьдесят лет на пятидесятиградусном морозе. Впрочем, у Глеба Леонтьевича твердое убеждение, что холод, как и "солнце, воздух и вода", является фактором здоровья, а тундровые угодья - кладом для умелого охотника.

- Представление об Арктике как о пустыне совершенно неправильное, - говорил Глеб Леонтьевич. - Пустыня она для неподготовленного, незакаленного человека. А если у тебя есть навыки следопыта, меткий глаз, выдержка, то всегда на снегу найдешь "роспись" следов. Они приведут тебя к пище, начиная хотя бы от крошки-лемминга до дикого оленя. Тебя накормит встречная река или трещина в морском льду, в которой терпением и сноровкой подсечешь какую-нибудь рыбу, в море найдешь нерпу...

Это я говорю о зиме, а летом, когда тундра кишит птицами, покрыта ягодниками, грибами, испытывать голод может разве слепой.

Теперь цинга. Средство борьбы с ней простое: надо по примеру северян есть мясо и рыбу сырыми. Сырая рыба, сырое мясо - мой витаминизированный стол, и я ни разу в нем не раскаялся, а строганину люблю до сего дня.

Рассказ Глеба Леонтьевича напомнил о трагедии экспедиции американского мореплавателя Джорджа Де-Лонга. Двигаясь на материк после гибели корабля "Жаннета" в Восточно-Сибирском море, преодолев исключительные трудности перехода в шлюпках через этот полярный бассейн и достигнув уже берега Якутии, члены экспедиции Де-Лонга и сам он погибли от голода в нескольких сотнях километров от жилья, от людей. Конец стал неотвратим, когда заболел индеец Алексей - следопыт, регулярно доставлявший дичь и оленей для своих товарищей. Умер он - еды не стало совсем, заменить на охоте индейца некому. И как результат этой беспомощности - смерть от голода. Так в дельте Лены, там, где умер Джордж Де-Лонг и его спутники, появилось название горы "Американская"...

Да, но как же с "кругосветным" путешествием Травина? На паспорте-регистраторе и на визитных карточках ведь написано: "Вокруг света".

Попалось мне любопытное заявление:

"Директору Акционерного Камчатского Общества (АКО).

В связи с остановкой в Петропавловске, дабы вскоре продолжить кругосветное путешествие, прошу Вашего содействия о заказе и доставке в Петропавловск-Камчатский велосипеда с особенностями, необходимыми для длительного перехода.

(Далее велосипедист подробно, в пятнадцати пунктах, перечисляет эти технические "особенности".)

"Я уже работаю в судоремонтной мастерской и большую часть зарплаты бронирую как фонд на приобретение велосипеда. Желательно получить его в весенне-летний период 1932 года, так как по плану я еще намерен проехать по национальным районам Камчатки, а затем уже направиться за пределы СССР.

Прошу Вашего внимания на скорейшее выполнение заявки, ибо ехать за рубежом на иностранном велосипеде позорно. Я надеюсь с честью продемонстрировать советский велосипед перед зарубежной массой как в центральных, так и в отдаленных районах Америки, Африки и Западной Европы".

Это Глеб Леонтьевич написал вскоре после прибытия в Петропавловск с Чукотки. Он не смог, и не по своей вине, осуществить задуманное им грандиозное путешествие, но продолжал мечтать о нем до седин.

По путям Травина, там, где он оставил первый колесный след, прошли новые смельчаки. Так, в 1961 году из Петропавловска-Камчатского до Усть-Камчатска, то есть начальным этапом путешествия Травина, проехали камчатские велосипедисты - преподаватель Юрий Максимов и электросварщик Вадим Кошкарев. Этот поход в 1000 километров по бездорожью они завершили успешно.

Сейчас возле тропы через Ганальскую тундру, по которой ехал Травин, прокладывается асфальтированная магистраль. Она свяжет порт Петропавловск с долиной реки Камчатки - житницей полуострова.

Ну а другие дороги и тропы, где пробивался Травин?

Можно привести в пример десятки разного рода пробегов на разных видах транспорта. От Камчатки до Москвы через Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию, Кавказ, то есть почти по трассе Травина, проехал на автомобиле диспетчер Петропавловского морского порта Левон Газаров. Он армянин и так же, как когда-то "восковцы", вместе с другими молодыми прибыл пятнадцать лет назад на далекую Камчатку.

30 мая 1960 года общественность областного центра проводила Газарова на "москвиче-407" в удивительное путешествие. Машина была самой обыкновенной, без каких бы то ни было приспособлений. Вместе с Л. Газаровым отправилась и его жена Зинаида Павловна. И что же, они успешно преодолели маршрут и 25 октября того же года были в Москве. На спидометре - 22000 километров.

В лаборатории Московского автозавода имени Лихачева специалисты хирургически досконально изучили газаровскую машину. Но к великому удивлению, кроме стертых до корда шин, ничего особенного не нашли...

Как это вы решились без большого водительского опыта? - спросили камчатских автомобилистов на прессконференции, которая была устроена в конференц-зале завода.

- Мы надеялись на технику, выпущенную Московским предприятием, - быстро ответил Газаров.

Он сказал не все: техника - тоскливое железо без умелых рук и горячего сердца.

Осенью 1963 года на Камчатку прилетели: известные, чехословацкие путешественники Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка, начавшие с Дальнего Востока свой большой вояж по СССР. Здесь они спросили о Травине. Увы, Глеб Леонтьевич в это время колесил где-то на Украине. Но чехов обрадовала встреча с Газаровыми. Они побывали у них дома, посмотрели фотографии, выслушали рассказы об интересном путешествии. В память о знакомстве оставили на своей книге "Африка грез и действительности" надпись по-русски:

"Левону и Зине с большим желанием новой богатырской поездки из Камчатки. И чтобы успешно в Прагу втроем. Искренне Ганзелка, Зикмунд. 16. 10.63".

"Втроем" - это еще и о дочери. Газаровых Джульетте, студентке Камчатского музыкального училища.

Недавно я спрашивал Левона Аваковича о туристских планах, о путешествии с Камчатки в Чехословакию.

- Думаю, такая автопоездка состоится, - ответил Газаров.

- Хорошо бы!

Нет, пути Травиных не зарастают. И только никто пока не решается повторить необыкновенный северный переход на веломашине. А может быть такой и не нужен?.. Возможно, спорить не буду. Но если состоится, то о нем непременно напишут книгу. Мужество остается мужеством.

Я за чудаков!

В мае 1960 года в Петропавловске-Камчатском состоялся большой вечер, на котором чествовали сорокалетие трудовой и общественной деятельности Глеба Леонтьевича Травина. Его наградили золотыми именными часами. Когда в центре города открылся крупнейший в области стадион, то Травин возглавил колонну молодых спортсменов, совершив со своим велосипедом-ветераном круг почета. Это было, конечно, заслуженно и трогательно. В этом же году Глеб Леонтьевич передал свой знаменитый велосипед и прочие доспехи и документы, свидетельствующие о его полярном переходе, в Ленинградский музей Арктики и Антарктиды, где они хранятся по сей день.

Недавно Глеб Леонтьевич Травин вышел на пенсию. Но к нему совершенно неприменима стандартная фраза "отправился на заслуженный отдых". Какой там отдых!

В городе опять, как в далекие 20-е годы, заговорили: Травин собирается в путешествие, купил "москвича". И опять его машину (теперь уж авто) погрузили на судно-турбоход "Советский Союз". На ветровом стекле надпись: "Петропавловск-Камчатский".

Первую весточку я получил от Глеба Леонтьевича месяца через четыре, в начале 1963 года. Он писал:

"...Обкатку я сделал, проехав из Владивостока в порт Находку. Потом развернулся и направился в Хабаровск. Тут заехал к старшему сыну Юрию, который служит в Советской Армии. Далее - в город Биробиджан. (Город! А была крошечная станция и сельсовет. В 1928 году мне там делали в паспорте отметку "Сельсовет "Тихонькая").

В Биробиджане поставил машину на платформу и высадился в Горьком, где гостил у сестер мой младший - Валентин. Ему уже исполнилось четырнадцать. Взял его с собой, и мы двинулись в Москву. Затем через Калинин, Новгород, Псков, Ленинград в Прибалтику. Валентин за дорогу стал отменным водителем. Побывали мы в Эстонской ССР, в Латвии, Литве, Белоруссии, на Украине и Черноморском побережье. А затем вернулись в Псков и Ленинград и обратно в Горький.

Подарок коллектива - фотоаппарат имел должную нагрузку. Дороги радуют - прекрасные. Но были и казусы. Однажды перевернулся с автомашиной, но обошлось удачно. Показатель спидометра - 11064 километра. Недоразумений с автоинспекцией не имел...

Да, и все же это не велосипед и мне не двадцать пять!"

В углу приписка: "Всей душой и сердцем на Камчатке!"

Неугомонный человек!

Я снова взглянул на карту его путешествий. Какое мужество, какая воля нужны для такого похода. 700 дней пути только по Арктике! Полное бездорожье, пурги, купания в ледяной воде, блуждание среди торосов и в снегах островов, безмолвие полярной ночи.

Пробег Травина был одним из первых, если не первым советским велопутешествием на большое расстояние и единственным в мире полярным велопутешествием. К нему хочется применить эпитет "фантастический": подумайте, если вытянуть воображаемую ленту этой колеи, то она дважды опояшет земной шар.

Переход Травина остался "областным рекордом". Известность отважного следопыта не вышла за берега далекого Камчатского полуострова. Причина этого кроется главным образом в том, что Травин рассматривался как "самодеятельный турист". По правде сказать, в те годы в нашей стране французское слово "турист" не казалось благозвучным, ассоциируясь чуть ли не со словом "праздношатающийся". "Путешествие ради удовольствия, развлечения" - так трактовал понятие туризма настольный энциклопедический словарь 1927 года.

Как бы то ни было, но идея путешествия не была понята. Сам же Глеб Леонтьевич не поднимал этого вопроса. Теперь, через тридцать с лишним лет, он даже склонен несколько иронически смотреть на свой юношеский порыв. "Романтика! Надо было задержать меня на Турксибе или Беломорканале", - говорил он полусерьезно в день нашего знакомства.

Тут уж приходится защищать Травина от него самого, от пробравшегося с годами в душу скепсиса. Без светлой целеустремленной романтики, помноженной на знания и труд, мы не построили бы в столь короткий срок тот же Турксиб, не освоили бы Северный морской путь, не двинулись бы в едином порыве на целину. А разве советская ракета - это не ожившая мечта!

Как жить без романтики, без зовущей мечты, не сгибающейся ни перед природой, ни перед любыми темными силами, воодушевляющей на борьбу за прекрасное?!

К числу отважных романтических вызовов стихии относится и полярный переход Глеба Травина. Только поэтому его так горячо встречала молодежь, поэтому ему помогали, чем могли, в редких селениях Севера.

"Подвиг" - так назвали многие юные корреспонденты беспримерный велопробег. А подвиги старших всегда остаются с сегодняшним поколением как этапы в героической эстафете человеческих дерзаний, эстафете, которая не знает финиша.

В Петропавловском краеведческом музее висит рельефная карта Камчатского полуострова: цепи коричневых хребтов, сверкающие льдами конусы вулканов, ущелья стремительных рек, тундра. Суровый край...

Поворот рубильника - и карта загорается сотнями разноцветных огней. Светящиеся точки видны в центре полуострова, в долине реки Камчатки; это - сельскохозяйственные полеводческие совхозы. Тут выращиваются пшеница и овощи, картофель - то, чего здесь тщетно пытались добиться в течение двух столетий. Гирлянды огней тянутся вдоль морских побережий: механизированные рыбокомбинаты, консервные заводы с автоматическими линиями, колхозы. В лиственничной тайге - леспромхозы, в тундре - крупнейшие оленеводческие хозяйства.

Огни убегают к Чукотке и далее в Арктику: крупные порты Усть-Камчатск, Провидения, Певек, Тикси, полярная база и научный арктический центр - Диксон, города Магадан, Норильск, Игарка, Воркута, Нарьян-Мар…

Карта Ледовитого океана пронизана пунктирами регулярных воздушных и морских трасс от Камчатки до Мурманска, обставлена сотнями полярных станций. Север перестал быть "белым безмолвием"?. Но этот край по-прежнему ждет жадных на дело, умных и гордых людей, которые с уважением приемлют то, что сделано предшественниками - моряками, геологами, строителями, врачами, связистами, рыбаками, педагогами, полярными следопытами - всеми, кто вложил частицу себя во всенародный подвиг освоения Советской Арктики.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 26 27 28 293031 Следующая ⇒