|
|||
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Беннет ВоолГЛАВА ДЕВЯТАЯ Беннет Воол Прощальный взгляд на север, где остался остров Врангеля. И снова на восток! На велосипеде ли, бегом ли за нартой - на восток! Берег - в низинах снег, а на косогорах земля с голубыми пятнами незабудок. Все чаще встречаются люди - береговые чукчи. Береговыми они зовутся в отличие от тундровых - оленных. "Раа пынг'ль?" - "Что нового?!" - их первая фраза и одновременно гостеприимное приглашение в ярангу отдохнуть. Но однажды у крутого мыса Глеб увидел европейца, одетого в кожаную куртку. Бросилось в глаза, что у него нет кистей обеих рук. Человек был явно озадачен приездом велосипедиста, Глеб же смотрел на его култышки. Как жить на Севере такому? Безрукий на ломаном русском языке предложил зайти в помещение. Это уже не чукотская яранга без окон, с дырой вместо дымохода и шкурой взамен двери. Тут имелась дверь и железная печка и даже дощатая перегородка, делившая помещение на две комнаты. - Моя фамилия Воол, Беннет Воол, - сказал хозяин. - Я здесь живу с семьей. Воол был сдержан и насторожен. На вопросы отвечал не очень охотно, отрывисто. - Да, да, я иностранец, норвежец. Американский норвежец. Давно ли здесь? Давно, с 1902 года. Слышали о таком Северо-Восточном обществе? Вот оно и направило сорок проспекторов-золотоискателей с Юкона на Чукотку. Нашли, правда, только серебро и графит. Кое-кто и осел тут. Одни охотились, другие торговали. Я тоже остался, поселился у мыса Сердце-Камень. Вот здесь. Женился на чукчанке... Как живем? Ничего живем. Хотите, граммофон заведу? Как его... Шаляпин. Дети Воола - девушка-подросток и двое парнишек - крутились возле велосипеда. Глеб познакомился с ними. Девочку звали Софья, а братьев - Буллит и Бен. Ребятишки крепкие, рослые, в особенности младший - Бен. Подошел и Воол. Уселся на отшлифованный китовый позвонок, заменявший стул, и принялся разглядывать машину. - Такую же видел в Клондайке, - заметил он. - Лет тридцать пять назад. - Да? - односложно заметил Глеб. - Да. Какой-то чудак привез из Штатов. Тогда и Джек Лондон там был. Глеб поднялся и с изумлением воззрился на старого норвежца, который выговаривал слова, чуть разжимая губы под рыжими длинными усами. - Вы видели Джека Лондона? - Я знаком с ним, - возразил старик. - Вскоре Джек вернулся в Штаты, а я уехал на Чукотку. Тридцать лет на Чукотке. Видите, обжился. Ярангу эту сам строил. Посмотрите. Старик провел гостя во вторую комнату. В ней было много уютнее. В потолке окна. Два спальных полога с очень чистыми, хорошо выделанными шкурами. На полу пятнистые нерпичьи коврики. Столик, полки с посудой. Из местного тут только жирники по углам, поддерживавшие ровную температуру. Глеб снял куртку и остался в свитере. Этот свитер заинтересовал хозяина. - Американский? - спросил он. Глеб рассказал, что нашел его на берегу. - А, это с "Елизиф",- подтвердил Воол, и лицо его опять помрачнело. Помолчав, он заметил: - Свенсон, бросив "Елизиф", конечно, не разорился, нет. - Как вы сказали, Свенсон? - спросил Глеб и вспомнил рассказ капитана на шхуне "Чукотка" о ловком американском дельце. - Свенсон, - подтвердил старик и снова: - Его скоро не разоришь. Утонула "Елизиф", пришли "Кориза", "Оливия", "Мазатлэнд", "Нанук"... "Нанук" в прошлую навигацию, нет в позапрошлую, зимовала у мыса Северного - затерло льдами, - продолжал Воол. - Ее трюмы были набиты мехами. Свенсон не хотел ждать конца зимовки: как же, в Штатах проходили меховые аукционы. Цены стояли хорошие. И он нанял вывозить пушнину летчика Бэна Эйелсона. Не слыхали?.. В двадцать восьмом году он первым перелетел с Аляски на Шпицберген... - Нет, не знаю, - снова сказал Глеб. - Да, Эйелсон, американский норвежец, - сказал Воол. - В это время сюда еще прилетели советские летчики. Э-э, командор Слепнев. Они вывозили пассажиров с парохода "Ставрополь", который тоже был зажат неподалеку от "Нанук". - Значит, русские спасали людей, а американцы - шкуры, - заметил Глеб. - Да, так, - старик хмыкнул в усы и резко добавил: - Карл Бэн Эйелсон погиб. Его самолет попал в пургу и разбился неподалеку отсюда, в лагуне Амгуемы. Слепнев нашел его и отвез на Аляску, в Фэрбенкс. Я сам видел, как летела его машина в сторону пролива Беринга. На ней развевался траурный флаг! Это правильная честь: Эйелсон был замечательным летчиком... Рассказывали, что отец Эйелсона встретил командора Слепнева прямо на аэродроме... Глеб с горечью слушал о новой полярной трагедии. И ради чего погиб отважный исследователь, чтобы миллионер Свенсон положил в карман еще сотню тысяч долларов?! Воол будто подслушал мысли Травина. - Нет, Олаф не любит убытки, он всегда умел зарабатывать доллары. Любой ценой. Чувствовалось, у старика наболело. - Олаф Свенсон тоже скандинав, швед. Мы вместе начинали. Он поехал на разведку золота в Анадырь, а я - на северный берег. В 1905 году меня Северо-Восточное общество оставило зимовать как доверенного, устроило на Сердце-Камень факторию. С тех пор тут безвыездно. А Свенсон, о-о! Богатый судовладелец в Сеатле. Воол помолчал. - Заходил в мою ярангу прошлым летом. Вместе с дочерью Мэри. Красивая, - рассказчик посмотрел на окна в потолке и добавил: - Мне очень не везло. Была своя небольшая шхуна - разбилась. А тут еще вот - он поднял култышки. - Что случилось? - поинтересовался Глеб. - Гренландского кита к берегу поднесло. Мертвого. Я хотел поближе подтянуть по разводьям. Решил взорвать перемычки во льду. Сходил домой, взял динамит. Еще с Юкона привык с ним обращаться. А тут что-то не рассчитал, и патрон взорвался в руках... - Спасибо шурину. Он меня на своих собаках за два дня до мыса Дежнева довез. Там фельдшер был. Раны почистили, зашили. Так и стал безруким в шестьдесят-то лет. Сейчас старший сын помогает. Он рядом живет своей ярангой. Судя по угощению, которое выставила хозяйка, пожилая, но очень миловидная чукчанка, одетая в цветную камлейку, сын кормил старика отменно. На столе были и масло, и какао, и сгущенное молоко. - Это все с "Елизиф" привезли, - опять разгадал старик мысли гостя. После ужина Воол закурил душистый табак, который хранился в железной коробке с надписью по-английски "Принц Альберт". В те годы именем этого столь "популярного" принца рекламировали и костюмы, и рубашки, и даже галстуки... Гостеприимство норвежца хотя и казалось несколько наигранным, но Глеб его рассказы слушал с удовольствием. Старик, нацепив на култышку кожаную рукавичку с крючком, довольно ловко разложил карту. В молодости он бывал всюду - от Калифорнии до Якутии... Плавал на китобойных судах, ездил на собаках, ходил пешком. Воол знал Амундсена, Свердрупа и других известных путешественников. Они даже оставили у него в особой книге свои записи - впечатления от встречи. - О, Амундсен чудак, - ухмыльнулся в усы Воол. - Забрал у нашего чукчи Какотта дочку и увез в Норвегию учиться. Это было, - протянул старик, - да, в 1922 году. Он там спал, в левом пологе, на матраце. А я Софью сам научил и читать, и писать. По-английски. Глеб хорошо отдохнул у норвежца. Ночь провел на "амундсеновском" матраце. - Думаю еще съездить на родину, - сказал Воол, когда прощались. - Подал просьбу о заграничном паспорте. Слишком много воды. Ее шумные потоки разрубают снежные карнизы на обрывистых утесах-кекурах, пробиваются под сугробами, образуя мосты и арки. Все развезло: ручьи превратились в речки, низины - в болота и озера. Дорогу приходилось выбирать по косогорам или уходить на припай, хотя и он ненадежен - ожившее море отламывает и уносит целые поля. Но теперь словно сам ветер помогал велосипедисту. Всего лишь десятки километров отделяли его от крайней северо-восточной точки страны - мыса Дежнева. Травина ожидала еще одна любопытная встреча. В устье небольшой речки, где в берег врезалась губа, удлиненная косой, он в свою паганелевскую трубу увидел шхуну. Среди ледовых нагромождений торчали скошенные назад мачты. Судно лежало на боку. Но над ним вился дымок. Глеб, кружа между стамух, направился к шхуне. Через час с небольшим уже карабкался по обмерзшей палубе к входному люку. Навстречу выскочил человек с намыленной бородой. В руках винчестер. - Мы подумали, медведь. Заходите, заходите, - крикнул вниз: - Аристов, принимай гостя! В кубрике горел примус, возле которого стоял мужчина, плотный, среднего роста, и пек на нерпичьем жиру блины. - Здравствуйте! Какими ветрами?.. Травин старался придерживаться народной мудрости, гласящей: "В многоглаголении несть истины" - и был предельно краток. И все же рассказ занял несколько часов. - Слушайте, это же рекорд. Мировой! - восторженно оценили моряки путешествие. Впрочем, они оказались вовсе и не моряками. Аристов - заведующий финансовым отделом Чукотского рика, а его товарищ - Рябов - учитель. Им поручили подготовить к перегону в Уэлен шхуну, отобранную у контрабандистов. - Они сюда еще ходят. Жалко с даровой пушниной расстаться, - сказал Аристов. - У Свенсона нынешняя навигация тоже будет последней. - А Алптет, - заметил учитель. - Его яранга у Северного мыса. Это уже свой притеснитель, чукча. У него и в Чауне что-то вроде фактории. - Оборот в двенадцать тысяч рублей золотом, - подтвердил Аристов. - Тонко маскируется. Надо же додуматься: умер сын, так он крест на могиле поставил с надписью: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" "Марксист", а у самого в долговой кабале полберега! - Из иностранцев еще Воол, - сказал Рябов. - Я у него два дня назад был, - обмолвился Глеб. - Он рассказал свою историю - за золотом на Чукотку приехал. - За золотом?! - Аристов расхохотался. - Я ведь тоже чуть золотоискателем не стал. Укатил было в Австралию. - Куда? - Да, да, как слышали, - подтвердил он. - Очистили мы в двадцать третьем году Дальний Восток от интервентов. Свет, думаю, теперь бы неплохо посмотреть. Для начала выбрал Австралию. И знаете, уже визу во Владивостоке добыл, ждал попутного парохода. Да встретился случайно с товарищем по партизанскому отряду. "Ты что, - говорит, - Советскую власть завоевывал, чтобы потом у австралийских буржуев батрачить? И пошел меня честить: "А может, тебе золото понадобилось?" - "А на черта мне золото, просто мир поглядеть охота". - "Коль охота глядеть, то поехали на Камчатку". С первым пароходом мы в Петропавловск. В ревкоме нам говорят: "Требуется уполномоченный, чтобы жулика насквозь видел и с народом умел поговорить. Как смотришь, товарищ Аристов?.. Будешь проводить в районах денежную реформу, менять валюту на советские деньги". На Камчатке тогда ходили и доллары, и английские фунты, и японские иены, и даже царские рубли. Вручили мне двадцать два мешка с серебряными монетами - полтинниками, рублями, гривенниками. Каждый мешок больше пуда. Дали инструкцию, как менять, и отправился с нартовым обозом. Так я вместо Австралии в Африку попал. Есть такой мыс на восточном Камчатском побережье, - усмехнулся рассказчик. - С тех пор и прослыл докой по финансовой части. Сейчас вот, - посерьезнел Аристов, - большое дело начинаем с кооперацией. Организуем первую зверопромысловую базу в бухте Пловер. Шхуну так и назовем "Кооперация". Верно, Рябов? Учитель согласно мотнул головой.
|
|||
|