(Эйдельман).

Для сравнения: прежде отслужившим четверть века солдатам великодушно позволялось идти на все четыре стороны без копейки пособия…

Каждый унтер-офицер, капрал и солдат, прослуживший двадцать лет беспорочно, получал отличительный знак и освобождался от телесных наказаний – практически дворянская привилегия.

Нижние чины впервые в российской военной истории получили право жаловаться по инстанции на офицеров.

Всем солдатам сие было крайне приятно, а офицеры перестали нежиться, а стали лучше помнить свой сан и уважать свое достоинство.

(Болотов).

Я находился на службе в течение всего царствования этого государя, не пропустил ни одного учения или вахтпарада и могу засвидетельствовать, что хотя он часто сердился, но я никогда не слыхал, чтобы из уст его исходила обидная брань

– это полковник Саблуков, лишь однажды отметивший «расправу тростью с тремя офицерами».

Другой видный и осведомленный чиновник, служивший четырем императорам, писал о военных реформах царя:

Об этом ратном строе впоследствии времени один старый и разумный генерал говорил мне, что идея дать войскам свежую силу все же не без пользы прошла по русской земле: обратилась-де в постоянную недремлющую бдительность с грозною взыскательностью и тем заранее приготовляла войска к великой отечественной брани…

(Оболенский).

О том, какую печальную картину представлял собой Кронштадт при Екатерине, оставил воспоминания барон Штейнгель, будущий декабрист и морской офицер:

Число кораблей хотя значительно было, ибо, помнится, считалось до 40 линейных кораблей в Кронштадте и Ревеле, но они большею частию были ветхие, дурной конструкции, с таким же вооружением, и не обшивались медью, отчего большею частию ходили дурно. Капитаны любили бражничать. Офицеры и матросы были мало практикованы; работы на кораблях производились медленно и с великим шумом. Далеко, бывало, слышно, когда корабль снимается с якоря: «Шуми, шуми, ребята!» – была любимая команда вахтенного лейтенанта, когда вертели шпиль. С рифами[18]возились по получасу. Офицеры любили тоже куликать,[19] и вообще образованных было мало… Форма не строго соблюдалась. Часто случалось встретить офицеров в мундире, в пестром нижнем платье, с розовым галстуком и в круглой шляпе.[20] Едучи куда-либо, особенно капитаны любили иметь за собой вестового, который обыкновенно нес шпагу и плащ… В порту был во всем недостаток; и воровство было непомерное, как в Адмиралтействе, так и на кораблях. Кронштадт утопал в непроходимой грязи; крепостные валы представляли развалину; станки пушечные оказывались рассыпавшимися, пушки в раковинах,[21] гарнизон – карикатура на войска; одним словом, эта часть вообще находилась в самом запущенном состоянии.

И далее – две короткие фразы:

Со вступлением Павла на престол все переменилось. В этом отношении строгость его принесла великую пользу.

Все мы помним, что «самодур Павел» наложил опалу на великого полководца Суворова и отправил его в деревню, из-за чего-то там прогневавшись…

А из-за чего?

Приказ Павла от 20-го марта 1800 года:

Вопреки высочайше изданного устава генералиссимус князь Италийский имел при корпусе своем по старому обычаю непременного дежурного генерала, что и делается на замечание всей армии.

Как видим, нет никакого «самодурства». Суворов просто-напросто нарушил действующий воинский устав. А Павел считал, что устав обязаны соблюдать решительно все – от зеленого первогодка-рядового до заслуженного генералиссимуса… Что, между прочим, глубоко справедливо.

Именно Павел отменил петровский закон о престолонаследии, принесший столько неразберихи. Именно Павел снял с крестьян недоимку в семь с лишним миллионов рублей, возместив ущерб для бюджета… за счет новых обложений, коснувшихся исключительно дворян. Именно Павел категорически запретил продавать дворовых и крестьян без земли. Указ, определявший предельную продолжительность недельной барщины, устанавливавший, что крестьяне отныне работают на барина лишь три дня в неделю, был высоко оценен беспристрастным наблюдателем, прусским дипломатом Вегенером:

Закон, столь решительный в этом отношении и не существовавший доселе в России, позволяет рассматривать этот демарш императора как попытку подготовить низший класс нации к состоянию менее рабскому.

Часть горнозаводских крестьян на Урале Павел перевел в государственные, чем значительно облегчил их жизнь.

А там и вовсе отменил рекрутский набор. «Отныне Россия, – заявил он в манифесте на сей счет, – будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того довольно уже и предовольно обширна…»

Нельзя изобразить, какое приятное действие произвел сей благодетельный указ во всем государстве, – и сколько слез и вздохов благодарности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Все государство и все концы и пределы онаго были им обрадованы и повсюду слышны были единыя только пожелания всех благ новому Государю…

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒