|
|||
Глава 11 Графиня ОрнГлава 11 Графиня Орн Не подозревая об угрожавшем его жизни заговоре, мистер Лоу продолжал свою работу по созданию всеохватывающей финансовой системы. Мистер Лоу переехал в Отель-де-Невер, красивый дворец, построенный Мазарини на улице Вивьен. Огромный коммерческий успех Генерального Банка как во Франции, так и за границей, ощутимо влиял на расцвет экономики, о чем с самого начала говорил мистер Лоу. Не только в торговле, но и в сельском хозяйстве началось усиление активности, чему способствовала здравая кредитная политика Банка. Словно от прикосновения волшебной палочки Миссисип-ская компания, которая была убыточной при Кроза, начала давать прибыль при мистере Лоу, что явилось одним из подтверждений тех замыслов, которые мистер Лоу так ясно и вместе с тем тщетно излагал перед не желавшими его слушать членами финансового Совета. Все это, естественно, повлекло за собой желание регента передать шотландцу контроль и над другими угасающими компаниями: Ост-индской, Китайской, Сенегальской и им подобными. Мистер Лоу, прибирая их к рукам, продолжал ослеплять регента своими очередными планами. Он предлагал осуществить революцию в налогообложении. Отменить все таможни внутри страны, которые только мешали торговле; запретить взимание произвольных налогов: taille [51], gabelle, corvees [52] и другие древние, непопулярные, раздражающие людей поборы, которые парализовали коммерцию и требовали для своего взимания содержание армии паразитов. Он предлагал заменить все эти налоги одним-единственным в размере одного процента от полученной прибыли. Этот налог никого бы не обидел. Богатые перестали бы скрывать свое богатство, а бедные не боялись бы, что если они вдруг разбогатеют, то станут жертвой грабителей на государственной службе. Наступил бы конец барьерам, допросам, разбирательствам между налогоплательщиками и жадными слугами государства. Наконец, как соль и табак стали монополией государства, так не было причин, почему бы и всю торговлю не вести таким же образом, поставив ее под контроль государства, к выгоде нации, а не отдельных торговцев. Д'Агессо высказал по поводу этих планов ряд замечаний, но они не смогли испортить впечатление от величественности всего проекта. Регент слушал Лоу, расспрашивал его о различных деталях и, наконец, под впечатлением развернутой перед ним картины всеобщего процветания, высказал сожаление, что недавно позволил д'Аржансону выкупить у государства право сдавать в аренду крестьянам землю. Канцлер вдохновился тем, как мистер Лоу организовал дела Миссисипской компании, и за сорок восемь миллионов в год приобрел это право. Объединившись с группой толковых финансистов, четырьмя братьями Пари-Дюверне, он основал компанию, названную им «Антисистема». Он легко собрал капитал для нее, так как вкладчики были уверены в верном доходе. Пока эта компания явилась для мистера Лоу незначительной помехой на его пути к полному контролю, и он отложил борьбу с ней на будущее. По его мысли, изменения в области налогообложения должны были произойти после расширения Миссисипской компании путем ее слияния с другими колониальными компаниями. Он решил подготовить для регента изложение своих планов. Как раз над этим он и работал в своем кабинете в Отель-де-Невер, в который он перевез свою изящную мебель с улицы Кенкампуа: письменный стол из палисандрового дерева, обюссонский ковер, картины Ван Дейка, Ватто, венецианские зеркала и остальные предметы. Даже стены были украшены кожей из Кордовы. Все было, как на старом месте, на улице Кенкампуа. Но здесь было значительно тише. Уличный шум был едва слышен. Через высокие открытые окна иногда доносились крики то точильщика ножей, то водоноса, то рыбной торговки или крысолова, но не было непрекращающегося ни на минуту гула, который стоял на улице Кенкампуа днем и ночью. Погруженный в свои вычисления, мистер Лоу не услышал ни стука копыт во дворе, ни скрипа останавливающейся кареты. Он поднял свою голову, когда, бесшумно ступая, в кабинет вошел Лагийон и тихим голосом объявил: — Простите, сударь. Госпожа la comtesse [53] де Орн умоляет принять ее по очень срочному делу. — Графиня де Орн? — он был удивлен. Он едва помнил об ее существовании. — Но я не знаком с этой госпожой. — Госпожа графиня очень просила вас принять ее, сэр. Она просила меня передать вам, что ее дело является крайне важным. Иначе, сэр, я не стал бы вас беспокоить. — Крайне важным? Фи! Скорее всего это преувеличенно. Впрочем, пусть войдет. Вошедшая дама была выше среднего роста, имела хрупкое сложение, с головы до ног она была укутана в серый плащ, который в Англии называли нитсдейловским. Мистер Лоу встал и поклонился ей. — Прошу вас, госпожа графиня! Через плечо она смотрела вслед выходившему слуге. Только когда дверь за ним закрылась, она повернулась лицом к мистеру Лоу, сбросила со своей головы капюшон и распахнула плащ. Мистер Лоу отступил на шаг. И очень долго этот невозмутимый при любых обстоятельствах человек, обомлев, смотрел на нее. Глаза его были широко раскрыты, естественная бледность лица постепенно сменилась свинцовой серостью. Но это не была голова Горгоны, которая могла бы вызвать такую реакцию. Ни один человек, который писал об этой женщине, а этим занимались многие, не находил верных слов для ее необычной красоты. Это происходило потому, что она не укладывалась в принятые каноны, но была более гибкой, духовной. Эта духовность проявлялась в блеске ее темных блестящих глаз, в улыбке, которая, казалось, вот-вот появится на ее благородной формы губах. Ее темно-русые волосы, бросая вызов нынешней моде, покрывали лоб, на шее у нее было тяжелое ожерелье. Бледность лица была для нее обычной, но сейчас она еще усилилась, и глаза ее на этом фоне казались совсем чёрными. Вздымание ее груди выдавало учащенное дыхание, а слабое дрожание губ говорило о том, что она сейчас может как расплакаться, так и рассмеяться. Испуганными глазами мистер Лоу наблюдал за ней. Потом он нахмурился. — Мне сказали comtesse де Орн… — Я — графиня Орн, — по-английски назвалась она. — Вы! — Конечно, невероятно. Но, тем не менее, это факт. Он сделал шаг вперед, а она раскрыла руки, словно раздергивая занавес. Дрожащей рукой он провел по своему лицу. В его голосе послышалась хрипота. — Вы говорите, факт? Но ты же Маргарет, леди Маргарет Огилви. — Это было… в другой жизни, когда и тебя звали Джессами Джон. — Голос ее стал чуть ироничным, когда она прибавила: — Я рада, что ты не совсем позабыл меня, хотя наверняка пытался. Эта колкость вернула ему самообладание. Напряжение воли он вернулся к своему обычному состоянию. Если ей нравилась ирония, то он мог порадовать ее этим: — Как же, как же! — сказал он. — Вспомнил! Король Вильгельм сделал вас… Графиней Оркни, так? Нет, нет, то было его другая любовница, Элизабет Вильерс. А тебя… Сделал ли он тебя графиней? Или герцогиней? Дрожание ее губ усилилось. Они сейчас имели печальный вид. А он помнил, как легко и беззаботно эти губы смеялись по любому поводу. Она опустила руки и с глубокой тоской смотрела на него, взгляд ее застилали слезы. — Важно ли это, кем я была? Давай условимся, что здесь я графиня Орн. — Я только нс понимаю, что могло тебя заставить прийти сюда? — Я надеюсь, что, поняв, ты станешь ко мне более приветливым. У меня нет другой цели, кроме спасения твоей жизни. — Моей жизни? Кажется, припоминаю… Впрочем, неважно. Я не считаю, что ей что-либо угрожает. — Вот потому я и пришла. Чтобы ты так считал, — она с горечью добавила: — Ничто менее значительное меня бы сюда никогда не привело. Потом кратко и точно она пересказала ему то, что узнала. Парламент вот-вот должен был принять постановление об его аресте. Он должен быть осужден немедленно. Предполагалось тайно допросить его в Ла-Турнель, пытать, приговорить и тут же казнить, чтобы никто не успел ему помочь. Его удивление сменил презрительный смех: — Какая дикая, фантастическая чушь. И, если не секрет, кто тебе ее рассказал? — Граф Орн участвует в этом заговоре. Иногда он болтлив. Ты и сам это должен знать, ты же с ним был приятелем. Иногда ты заводишь чертовски странных друзей. Кроме того, он слишком много пьет, а когда выпьет, начинает хвастаться, — от мистера Лоу не ускользнуло гневное презрение в ее голосе. — Вчера он похвастался мне, что вместе с герцогом Ноаем он натравил на тебя парламент. Председатель парламента де Мем, говорил он, это марионетка в его и герцога руках. Мистер Лоу хотел было посмеяться над тем, какая у Орна верная жена, но вдруг понял всю опасность такого заговора. Злоба Орна, ненависть Ноая, влияние его на парламент, да и сам парламент, который был недоволен большим и все растущим влиянием мистера Лоу на регента, все это были факты. Конечно, по-прежнему казалось невероятным, что парламент мог бы пойти на такие крайности, но теперь, когда мистер Лоу задумался об этом, он пришел к выводу, что плохо представляет себе эту силу и ее возможности, и понял, что исключить такого поворота событий нельзя, — Подожди, ради Бога, минутку, — сказал он наконец, все еще сомневаясь, — но ведь нельзя же арестовать меня, не предъявив мне обвинения. В чем они хотят обвинить меня? — В умышленном введении регента в заблуждение в финансовых вопросах, а также в том, что сосредоточение в твоих руках, руках иностранного авантюриста, государственных финансов представляет собой опасность для государства. Кроме того, в обвинении прозвучит что-то, что я плохо поняла, о махинациях с государственными обязательствами. Эти ее слова развеяли у него последние сомнения. Его быстрый ум начал искать выход из положения. Но следующие ее слова показали ему, что она успела подумать обо всем: — Ты не должен терять ни минуты. В любой момент они могут прийти за тобой. Они не должны тебя найти. — Спрятаться? Убежать? — Лучше это, чем то, что тебя ждет. Он был сейчас больше тронут ее тоном, ее вдохновленным лицом, которое он так часто вспоминал, чем смыслом сказанного. — Ты еще не понял?— воскликнула она. — Они решили повесить тебя. А остальное — суд и приговор — это просто комедия. — Для них, но не для меня. Но… Они не посмеют. Ведь это было бы просто убийством. — Конечно. Но убийству был бы придан вид законности. Ты хочешь в этом убедиться? — она подошла к нему ближе. — Ты знаешь, чего они боятся и почему стремятся все сделать в тайне? Вмешательства регента. Твое спасение — попасть в Пале-Рояль. Регент сможет унять их. Скорее, Джон. У тебя не осталось времени. Он еще мгновение стоял в нерешительности, потом потянулся к звонку. — Я прикажу подать мой экипаж. — Ты будешь в большей безопасности, если поедешь в моем, — сказала она ему. — Он у дверей. Ливреи твоих лакеев могут позволить им схватить тебя по пути во дворец. Он сразу понял разумность этого и ее страх за него, но все-таки ему мучительно не хотелось становится ей обязанным. Запнувшись, он произнес: — Ты очень добра ко мне. Она с облегчением рассмеялась, смех обнажил ее сильные, белые зубы, осветил ее лицо, к которому вернулся его обычный цвет, и она стала такой же красивой и привлекательной, какой он ее знал раньше. — Я пришла спасти тебя и на полпути не остановлюсь, — оиа говорила, а он удивлялся, как быстро ее лицо вновь стало серьезным. Она накрыла голову капюшоном и повелительным тоном добавила: — Быстрее, Джон. Лучшее, что мы можем сделать, это поспешить. Он пошел к двери, чтобы открыть ее, когда снизу раздался шум подъезжавшей кареты. Он прислушался. Чей-то голос скомандовал остановиться, и цоканье копыт прекратилось. Они переглянулись. — Боже мой! — в отчаянии воскликнула она. — Неужели я опоздала? Он быстро подошел к окну и посмотрел вниз. — Лучники, — сказал он, поворачиваясь к ней. Что бы ни творилось в его душе, он сохранял полнейшее спокойствие, даже улыбнулся ей: — Это делает вашу информацию похожей на правду. Она ломала руки. — Джон! Джон! Тебя схватят. — Нет, нет. Пока еще нет. Подожди. Он стоял задумавшись, и в этот момент быстро вошел Лагийон, на лице его читалась тревога. — Господин, внизу вас спрашивает офицер. С ним отряд лучников и карета. — Я видел, — он был спокоен. — Попросите его подождать несколько минут. Скажите, что долго я его не задержу. Потом принесите мне шляпу, трость и ожидайте меня в галерее. Когда Лагийон вышел, мистер Лоу повернулся к графине, которая была очень испугана. — Ты уходишь? — спросила она, задыхаясь. — Да. Но не так, как ты предполагала. К счастью, в этом доме есть черный ход на улицу Кольбер. Поскольку они не думают, что я все знаю, то вряд ли охраняют его. Дворецкий посадит тебя в карету. Я тебе буду благодарен, если ты на ней объедешь дом и подъедешь к черному ходу. Там я буду ждать тебя. Пошли. Он подошел к двери в коридор. — Джон, ты уверен, что все получится, уверен? — спросила она. — Вполне. Пошли. Впоследствии он вспомнил, что в тот момент, когда он открывал дверь, раздалось быстрое шуршание шелкового платья. Но сейчас он не обратил на это внимания. Они прошли коридор и вошли в галерею, где возле мраморных ступеней стоял Лагийон со шляпой и тростью мистера Лоу. — Офицер ожидает вас, господин. — Очень хорошо. Попросите его еще минуту обождать. А сами проводите госпожу графиню к ее карете. Он оставался неподвижен, пока не замер стук ее каблучков. Потом он быстрым шагом покинул галерею через узкую дверцу справа от него. Когда ее экипаж подъехал к выходу из его дома на улицу Кольбер, он уже ждал его. Карета быстро помчалась прочь, едва он в нее впрыгнул. Она повернула на улицу Бон-Анфан, а оттуда на улицу Сент-Оноре. Опасность обострила чутье мистера Лоу, и теперь он живо осознавал странность ситуации, в которую попал, находясь рядом с этой напряженно сидевшей возле него дамой, которую он встретил оскорблениями и которой теперь, по всей видимости, был обязан жизнью. Во всем этом было многое, чего он не понимал, многое, что ему было необходимо узнать, и о чем он не знал, как спросить. — Я теперь твой должник, — неуверенно заговорил он. — Это тебе, конечно, очень неприятно. — Я не могу быть настолько неблагодарным, чтобы согласиться с тобой. — Не можешь? Боже! Какой ты стал чопорный, Джон. Он видел, как легко она называет его по имени, и в то же время не мог заставить себя назвать по имени ее. — Разве чопорность в том, чтобы признать, что кому-то должен. Будем надеяться, что по крайней мере для тебя не будет никаких… никаких неприятных последствий. — А какие тут могли бы быть последствия? — Ты сказала мне, что твой… муж является участником заговора. — И из этого ты сделаешь вывод, что мое уважение к тебе больше, чем к графу Орну. — Я не могу позволить себе никаких выводов в том, что касается тебя. — Ты и раньше их никогда не делал, не так ли? — голос ее стал твердеть. Он на мгновение задумался, а потом уверенно ответил: — Никогда. — Правда? Никогда? Ну что ж, тебе виднее. — И, во всяком случае, я не настолько тщеславен, чтобы сделать такой вывод, который ты сейчас предположила. — Ладно, не переживай. Моя неверность, которая заключается в помощи тебе, не мучает мою совесть. И, кстати, я не впервые помогаю тебе. Ведь я охраняла, насколько было в моих силах, честь твоей жены в Со. К счастью, Маргарет Огилви для нее только имя, и она раньше не встречала меня, а то моя задача не была бы столь простой. Она остановилась в испуге. Отведя в сторону кожаную занавеску, она выглянула из кареты. Они подъезжали к площади перед Пале-Роялем, и возле высоких железных ворот она вновь увидела голубые одежды отряда лучников. Она предположила, что они выставлены у дворца парламентом из-за них. Но мистер Лоу отверг эту возможность. — Это невероятно, — сказал он. — Но на всякий случай позволь мне выйти у бокового входа во дворец на улице Ришелье. Она потянула шнурок, в окне показалось лицо кучера, и она отдала ему приказание. Они резко взяли направо и остановились точно у двери, через которую Дюбуа в те дни, когда он довольствовался ролью сводника, приводил во дворец девочек, чтобы молодому герцогу было с кем скоротать время. Лакей опустил лесенку, но мистер Лоу не торопился выйти. — Поспеши, — торопила она его, — пока тебя не увидели. — У меня нет слов… — начал он. — Тем лучше. У тебя для них нет времени. — Они подождут до нашей следующей встречи. — А она потребуется? Он отпрянул. — Я многое хотел бы от тебя узнать. — Но счастливее ты от этого не станешь, — она легонько коснулась его руки. — До свиданья, Джон. Поверь, я была рада, что смогла помочь тебе. А теперь иди. Он посмотрел на нее внимательно и в глубине ее глаз он различил печаль, которая ободрила его настойчивость. Он был глубоко тронут. — Позволь мне еще раз повидать тебя. Она покачала головой. — Вряд ли представится случай для этого. Ведь я — перелетная птица. Недавно приехала и скоро опять уезжаю. Благодари Бога, что я оказалась в Париже сейчас. Меня послало тебе провидение. Это все, — она отняла свою руку. — Расстанемся друзьями, Джон, ради прошлого, — ее голос дрогнул. — Друзьями! — повторил он с оттенком горечи в голосе. Потом он, наконец, назвал ее по имени: — Маргарет! — он прижал ее пальцы в перчатке к своим губам, потом быстро вышел из кареты и исчез в маленькой боковой двери дворца. Лакей убрал лесенку и занял свое место сзади. Карета поехала прочь от дворца. За кожаными занавесками в ней очень прямо сидела женщина и смотрела перед собой глазами, ничего не видящими от слез.
|
|||
|