Приложение

[Продолжение доклада Месмера]

Среди врачей, которые посещали меня, чтобы удовлетворить своё любопытство, был некий господин Барт [Barth], профессор анатомии, который занимался глазными болезнями. После осмотра девушки Парадис он два раза свидетельствовал мне о её зрячести. Но на публике этот господин осмелился распускать слухи, что якобы она ещё слепа, аргументируя это тем, что она не могла назвать вещи своими именами или путала их названия, не замечая, что тем самым этот господин сам же обнаруживал свою ложь. Многие не раз указывали ему на его ошибку, т.к. он не делает различия между слепорождёнными и теми, кто ослеп в малолетнем возрасте или в старчестве, и только последние знают как выглядят те или иные вещи, и знают их названия. Но он упорно настаивал на своей ошибочной позиции. Остаётся только удивляться, как этот врач делает такие грубые ошибки в своей же профессии. Несмотря на многочисленные примеры из жизни, которые ему приводили его коллеги, господин Барт настойчиво отрицал все доводы, и в конечном итоге объединился с выше упомянутым господином Ингенхаусом.

Эти два господина, которые умели произвести на публику благоразумное впечатление, продолжили свою вражескую работу против моей теории. Они начали предпринимать действия по прекращению моего лечения до тех пор, когда Парадис полностью выздоровеет, и когда я смогу представить моё пациентку Её Величеству, что я намеревался сделать. Кроме того, эти два господина распустили слух по всему городу, что вся история с выздоровлением девушки Парадис была фальшивой выдумкой. Они насели на отца моей пациентки, господина Парадис, и начали ему внушать, что с выздоровлением его дочки он лишиться содержания Её Величества, а также многих других привилегий. Они говорили ему много разных несуразиц до тех пор, пока он не пожелал забрать свою дочь из моей лечебницы. Сама же пациентка и её мать не желали прерывать лечения до полного выздоровления. Из-за этих волнений у моей пациентки возобновились судороги лица, которые мне удалось через несколько дней унять.

Едва пациентка Парадис увидела своего отца снова, тот начал повторно уговаривать её саму и её мать покинуть мою лечебную практику. Но больная не желала прерывать лечение по выше указанным причинам. Через некоторое время мать больной, которая поначалу просила меня извинить странности её мужа, заявила мне 29 апреля, что она решила забрать свою дочь из моей лечебницы. На что я ответил, что если её дочь прервёт курс лечения, то возможен рецидив заболевания, и в этом случае я не буду вновь браться за лечение. Разговор происходил в присутствии пациентки. Когда она услышала эти слова, то с ней приключился обморок. Господин граф Пелегрини [Pellegrini], который был пациентом моей лечебницы, наблюдал со стороны всю эту ситуацию. Когда он увидел падающую в обморок Парадис, то он поспешил ей на помощь и подхватил её на руки. Тут же подбежала её мать, вырвала свою дочь из его рук, закричала на неё, что она мол играет на чувствах присутствующих, и со злостью ударила свою дочь пару раз головой об стенку. В этот момент к моей несчастной пациентке вернулись судороги лица. Я поспешил ей на помощь, но её мать кинулась на меня с кулаками, и начала поносить меня на чём свет стоит. Я приказал вывести мать пациентки из моего дома, и поспешил к моей больной. В то время как я был занят реанимированием больной, я услышал крики и треск двери, которую кто-то пытался взломать. Это был господин Парадис, жена которого вызвала его из дома. Он прибыл в мой дом с обнажённой саблей, и пытался проникнуть в комнату лечебной практики, где я находился. Мой слуга ему препятствовал, и именно эту потасовку я услышал. После короткого времени ворвавшийся был обезоружен и выдворен из моего дома. Во время этой процедуры тысячи проклятий сыпались на мою голову из уст господина Парадиса. Его фрау, госпожа Парадис, лежала между тем сама в обмороке. После того как я проделал ей реанимационные процедуры, она пришла в себя и покинула мой дом. Её несчастная дочь чувствовала себя ужасно - её вырвало, она судорожно дрожала, и каждый шорох причинял ей невыносимое раздражение. Из-за удара головы, который ей нанесла её мать она снова ничего не видела. Последний факт дал мне основания опасаться за её умственное здоровье.

Таковы были результаты одного из посещений родителей больной. Поначалу я хотел урегулировать отношения с её родителями через суд, призвав в свидетели графа Пелегринни, а также ещё восемь человек, которые наблюдали всё случившееся, и были в состоянии изложить в суде правду. Но, полностью погрузившись в спасение больной, я забыл обо всех судебных делах. Несмотря на уговоры моих друзей наказать неблагодарных родителей, и подать на них в суд, я решил отказаться от всех судебных тяжб, а сам сконцентрировался на излечении больной, в надежде разбить своих врагов путём торжества неоспоримых фактов.

На следующий день я узнал, что господин Парадис всем рассказывает, что он устроил громкий скандал лишь с одной целью, чтобы избавить своё дочь от опаснейших лечебных процедур, которые якобы представляет из себя моё лечение. Таким образом он старался оправдать в глазах общественности свои неблаговидные поступки. Второго мая 1777 года я получил письмо от одного должностного лица медицинского факультета Венского университета, некоего господина Шёнбруна [Schönbrunn], в котором было буквально сказано, что я должен прекратить свой обман (по его выражению), и "вернуть девушку Парадис её родителям, если я был уверен, что для здоровья больной это не вызовет никакой опасности".

Кто бы мог подумать, что это письмо было написано по распоряжению президента медицинского факультета господина фон Шторка, который два раза выражал мне своё почтение в связи с личным освидетельствованием выздоровления больной? Как этот врач мог допустить такие выражения, после того как он самолично говорил мне о пользе моего лечебного метода для всей медицины? По моему разумению, должностное лицо такого масштаба должно всеми путями изыскивать прогрессивные методы лечения, и всеми средствами защищать их и отстаивать. Я просто уверен, что президент медицинского факультета, облачённый доверием двора Её Величества, обязан защищать интересы члена своего факультета, который не сделал ничего предосудительного и всегда оставался верным своим коллегам по университету. На данное оскорбительное письмо я ответил, что больная не может покинуть мою лечебную практику без риска для собственной жизни. Именно эта опасность смягчила позицию её отца, который начал вести себя более сдержанно. Он послал ко мне двух своих вежливых друзей, которые сообщили мне, что он намерен продолжать лечение своей дочери в моей практике. Я ответил, что лечение будет продолжаться только в том случае, если ни он, ни его жена не покажутся в моём доме.

Восстановление больной протекало трудно. Через девять дней после случившегося судороги и боли прошли, но она всё ещё не могли видеть. Через ещё пятнадцать дней усиленной терапии зрение всё же было восстановлено до того уровня, на котором оно находилось до потрясения. Я посвятил ещё 15 дней на уроки по обучению зрительных восприятий, которые с каждым днём становились всё совершеннее. По всей местной публике разошлось сведение о восстановлении зрения больной, о чём мне свидетельствовали многие люди, и при том письменно. Господин Парадис, который узнавал о ходе лечения своей дочери через своего посыльного, письменно засвидетельствовал мне свою благодарность, а также благодарность моей жене, которая по-матерински ухаживала за больной. В том же письме господин Парадис просил меня простить его за произошедшее и высказывал желание повидать свою дочь, с которой он хотел поехать на лето за город, чтобы насладится деревенским воздухом. Как он заверял меня, он будет посылать своё дочь ко мне в лечебную практику так часто, как я этого захочу. Он выражал глубокую надежду, что я не брошу его дочь и буду далее заботиться о её выздоровлении. Я с открытым сердцем поверил ему, и отослал ему 8 июня его дочь. На следующий же день я узнал, что вся семья Парадисов занята упорным распространением слухов, что моя пациентка по-прежнему слепа и страдает от судорог. Мне также стало известно, что сама девушка Парадис показывается перед публикой, симулируя слепую. <…>

После целого ряда обманов и сплетен всем стало ясно, с какой ярой ненавистью мои враги желают поражения моей теории. Также всем стала видна неблагодарность семьи, в лечение дочери которой я бескорыстно вложил столько трудов и времени.

Во второй половине 1777 года я продолжил лечение пациенток Оссине и Цвельферин. Последняя имела ещё более запущенную болезнь, чем Парадис. Я продолжил лечение ещё одной пациентки по имени Випиор [Wipior], девяти лет возраста. Эта девочка имела нарост на одном глазу, что известно под названием стафилома. Из-за этого нароста девочка видела только одним глазом. Мне удалось после ряда терапий вылечить этот глаз, после чего эта девочка могла даже читать этим глазом. На одном месте глаза осталась лишь небольшой кусочек роговицы, который я надеялся вылечить, если бы мне удалось продолжить лечение пациентки. Но полностью обессилевши после моей двенадцатилетней непрекращающейся лечебной практики, а также уставший от постоянного преследования моими врагами, которые уничтожали все мои начинания, я решил, что я исполнил свой долг перед моими согражданами, и заслужил немного отдыха. В глубоком убеждении, что справедливость когда-нибудь восторжествует, я решил пуститься в путешествия, чтобы как-то отвлечься от моих повседневных проблем. Чтобы во время моего отсутствия мои оставшиеся пациентки - Оссине и Цвельферин - не подверглись нападкам моих врагов, я оставил их в моём доме, дав указания мотивировать это тем, что они нуждаются в надсмотре после курса лечения. Восемь месяцев они провели у меня дома, после чего благополучно оставили мой дом.

В феврале 1778 года я прибыл в Париж,¹¹ где наслаждался спокойствием и удовольствием знакомства с новыми людьми. Все мои встречи с учёными, врачами и другими разными людьми этого столичного города оставляли очень положительное впечатление. В результате этих бесед стало известно о моей новой теории, в результате чего я не мог не удовлетворить любопытство моих собеседников, и не рассказать им о моей системе. Они заверяли меня в способности воспринять мою теорию и страстно желали подробных разъяснений. Я дал им по этому поводу 19 коротких параграфов.¹² Ни в одном из них они не смогли обнаружить ничего, что было бы уже знакомо науке. Я и сам ощущаю трудность в объяснении принципов, которым до сих пор не придумано терминов. Тем не менее, я хочу описать эту теорию во всей её истине и пользе, и продемонстрировать правоту моих слов путём излечения сложных заболеваний.

Меня просили излечить многих больных, состояние которых было ужасно. Я не мог отказать, и поэтому брался за каждый случай, ибо я не мог не следовать моей внутренней потребности приносить пользу людям. Я был счастлив излечить различного рода судороги и трясучки, всевозможные параличи и запоры, болезни желудка, селезёнки и печени, а в одном случае запушенный паралич, который делал из сорокалетнего больного полного старика или пьяницу. Последняя болезнь была следствием переохлаждения, которое больной испытал, будучи в Америке. В другом случае мне удалось излечить паралич ног, а также постоянные приступы рвоты, которые просто высушивали больного. Были излечены заболевание желез (Cachexia ferophulofa), и многие виды заболеваний органов выделения.

Все эти заболевания хорошо знакомы парижским врачам. Излечение этих болезней сопровождалось кризами, характер которых соответствовал тому или иному заболеванию, что давало мне неоценимый опыт в расширении моей теории. Все эти излечения проводились без малейшей дозы каких-либо лекарственных средств.

Не являются ли все эти факты достаточным доказательством правдивости моей теории? Именно эти факты, в ходе которых было излечено множество людей, дают мне надежду на победу правды над ложью. Именно эти факты заставляют меня публично изложить параграфы моей теории, которые в таком виде впервые излагаются перед большой аудиторией.