Номинация «Малая проза». Подноминация «Любовь» . М О Д И С Т К А

Номинация «Малая проза»

Подноминация «Любовь»

М О Д И С Т К А

С модисткой Ниной меня познакомила подруга, сшившая у нее роскошное вечернее платье. Позже она беззастенчиво рассказывала сослуживицам, что приобрела платье в фирменном французском бутике, и все верили.

Качество шитья у Нины, как впоследствии выяснилось, полностью зависело от настроения, которое, в свою очередь, было заложником влюбленности. Когда модистку захватывал очередной головокружительный роман, шила она так, что любой французский кутюрье позеленел бы от зависти, увидав Нинкины произведения швейного искусства. В иные же дни из-под ее рук выходил такой ширпотреб, что зеленели добропорядочные дамы-заказчицы.

Одной из «позеленевших» дамочек стала и моя подруга, когда модистка испортила ей отрез роскошной органзы. Подруга громко хлопнула дверью, а я осталась, потому, что терять мне было нечего, - я принесла в починку любимые старенькие джинсы и пару юбок со сломанными «молниями».

Нина оказалась весьма приятной в общении: приветливая, улыбчивая, гостеприимная до расточительности, много читающая, с хорошим чувством юмора. Высмеивала она, в первую очередь, себя, рассказывая с шутками-прибаутками о довольно грустных, подчас, историях из собственной жизни, найдя во мне внимательного слушателя. А еще модистка была откровенно, вызывающе красива: копна рыжих кудрей, очень светлые нефритовые глаза, виолончельный изгиб талии, длинная шея, персиковая нежность кожи, чувственный рот, стройные спортивные ноги с узкими щиколотками. И не грамма косметики! «Рыжая-бесстыжая», - говорила о себе Нинка. Она никогда никого не жалела, начиная с себя. Так не жалеет себя бабочка, сгорающая в пламени свечи. При этом модистка была патологической оптимисткой. По-моему, не самая плохая патология!

Мы быстро подружились и частенько созванивались, договариваясь о (поболтать) встрече за чашечкой кофе, к которому питали обоюдную нежную привязанность на грани зависимости. Правда, я пила кофе без сахара, но с молоком, а она - сиропно-сладкий без молока.

На момент нашего знакомства Нине было тридцать два года. У нее имелся муж Виктор и две дочери-подростка. Жила семья в уютном доме на тихой зеленой улице. Двор утопал в цветах, преимущественно розах. Комнаты сияли почти стерильной чистотой, в них пахло ванилью и корицей, - Нина регулярно баловала семейство сдобной выпечкой. Да, хозяйкой она была отменной.

Первый раз модистка исчезла через полгода после нашего знакомства. Накануне исчезновения из-под ее рук вышло несколько настоящих швейных шедевров. «Свер-ши-лось», - выстукивала швейная машинка, а Нинка подпевала ей вполголоса и улыбалась. Да, это была любовь. Даже – Любовь! О чем подруга и сообщила восторженным шепотом во время примерки, делая мне «иглоукалывание» своими булавками. Ее восторг требовал материализации, и влюбленная модистка уговорила меня сшить вечерний брючный костюм, которому по сей день завидуют все сплошь мои подруги.

Тем утром, когда Нинка сбежала, телефон взял Виктор и каким-то бесцветным голосом доложил:

- Нины нет дома. Уехала.

- А когда будет? – поинтересовалась я.

В ответ раздался вздох, и связь прервалась. Я пожала плечами и тоже отключилась. А через несколько дней Нинка позвонила сама и застонала в трубку, что они с Костиком безумно счастливы, все о’кей и «больше ничего не спрашивай».

Объявилась Нина так же внезапно, как и исчезла. Рано утром она ввалилась ко мне домой: встрепанная и бледная, с почти прозрачными глазами, но с неизменной улыбкой.

- Привет, подруга! – заорала она, кидаясь мне на шею.

- Привет, Нин, ты откуда в такую рань?

- Из психушки, - беспечно заявила модистка, падая на мой разобранный диван. - Выписалась до утреннего обхода, уговорила эскулапа. Знакомы, чай, не первый год…

- Почему психушка? Где твой Костик? Чему ты радуешься?

- А чего грустить? Костик тю-тю. Я таблеток наглоталась, промыли, откачали. Начинаю новую жизнь!

- В очередной раз, - с легким раздражением заметила я, вытаскивая из-под аппетитного нинкиного зада, а-ля Дженифер Лопес, свой еще теплый уютный плед.

- Ну, да! Я закурю, - толи спросила, толи оповестила подруга. – И еще бы кофейку…

Я потащилась на кухню варить нам обеим кофе. Модистка пошлепала за мной, жадно затягиваясь сигаретой и держа в руке пепельницу.

- Не кури натощак, сейчас кофе будет.

- Спасибо, подружка. Я посижу у тебя немного и пойду домой, ладно? Пусть Виктор на работу уйдет. Не хочу с утра отношения выяснять.

Нина вернулась в семью начинать новую жизнь. Продержалась она целых полтора года, а потом снова случилась Любовь… Окончилось все традиционно – пачкой таблеток, психиатрической больницей и «возращением блудного сына».

Подрастали дочери. Муж Виктор делал карьеру. Нинка продолжала шить и влюбляться – безоглядно, фатально, навечно. Снова собирала вещи и уходила к очередному избраннику, а позже опять выметала из души осколки разбитой любви и возвращалась к мужу. Шутила: «Я в своей жизни нагрешила столько, что легче веру сменить, чем замолить грехи!»

А однажды она позвонила мне чуть свет и попросила умоляюще:

- Приезжай прямо сейчас, пожалуйста! Приедешь?

Я пообещала, хотя весь мой организм, отошедший ко сну в три часа пополуночи, еще крепко спал. В этом мы с Нинкой никогда не совпадали.

Нина сидела, сгорбившись, в углу дивана, курила и перебирала фотографии. Периодически она слизывала с губ соленые слезинки, которые частой капелью текли по щекам. Те, что она не успевала слизнуть, капали на ее загорелые, восхитительно округлые колени.

- Что за сырость? – спросила я бодро.

- Не сваришь кофейка? – отозвалась подруга.

Зайдя на кухню, я поразилась ее запущенностью. С трудом найдя чистые чашки, разлила кофе и приготовилась слушать очередную любовную историю. По всему видать, грустную.

Модистка отхлебнула крепкого, сладкого до приторности кофе, и сунула мне в руку фотографию:

- Это в Ялте, на набережной. Смотри, какая мы пара красивая.

Я взяла снимок и вздрогнула. Со старого черно-белого фото на меня смотрели юные улыбающиеся Нина и Виктор.

- Подруга, я не поняла. Это что за ретро - биеннале?

- А это свадебная. Правда, у меня платье суперское? Сама сшила.

- Какое платье, ты о чем?

- А вот это мы в Москву ездили, когда старшей семь лет исполнилось. А младшую с бабушкой оставляли. Красная площадь…

- А в ГУМе у фонтана нет? Нина, очнись, что происходит?

- Ничего не происходит. Все уже произошло.

- Да что случилось? - по-настоящему испугалась я.

- Витя от меня ушел. К какой-то добропорядочной домохозяйке. Ты б ее видела…

- А ты видела?

- А как же! Они вместе за его вещами приходили. Жуть! За что он так со мною, а? Скажи, подруга.

- Да ладно, Нина, ты же сама ...

- Ну, что сама? Зачем он так, зачем ее в мой дом привел? Не прощу!

Я молчала, подбирая слова утешения, и не находила этих слов. А Нинка вдруг откинулась на спинку дивана и расхохоталась, слезы ее в момент просохли:

- Но ты б ее видела! Кунсткамера! – повторила она, заражая меня смехом. И сквозь слезы, уже от смеха, процитировала:

После мраморов Каррары,

Как живется вам с трухой

Гипсовой? *

* М.Цветаева

⇐ Предыдущая 12