История шестая

История шестая

Грядки в клетку

Сегодня будет чудный день, – сказала Лика Казимировна. Агния Львовна и Варвара Симеоновна после завтрака собирались ехать в город за лекарствами, а Лика Казимировна и Титаник оставались хозяйничать на даче. – Я бы без вас поработала в саду, только не знаю, что надо делать, – добавила она неуверенно.

– Косу мою только не трогай! – сказала Варвара. – А так делай что хочешь.

– Ты можешь начать полоть грядки, Ликуня! – заметила Агния. – По-моему, уже пора.

Проводив подруг до половины деревни, Лика Казимировна с Титаником вернулись домой. Титаник начал носиться по саду, выслеживая и преследуя добычу – мух и бабочек, жуков и лягушек – кто попадется. Лика нашла в сарае садовые перчатки, скамеечку, чтобы работать сидя, а не внаклонку, корзинку для сорняков и отправилась на прополку. Подойдя к грядкам, она в испуге остановилась: все три длинные гряды были покрыты неровным ковром молодой зелени разных оттенков и формы, и где тут росли овощи, а где сорняки, было решительно не понятно. Как же она не догадалась спросить у Агуни, что там у нее посеяно на каждой грядке? Ну, теперь уже не догонишь и не спросишь... Она наклонилась, потрогала одну травинку, другую... Ага, вот эти, будто присыпанные крахмалом листочки – лебеда, ее она знает. Вот с лебеды и начнем! И она принялась вырывать сизые, искрящиеся на солнце стебельки. Пройдя всю грядку до конца, она оглянулась: результаты ее трудов были не заметны, грядка как была заросшей, так и осталась, хотя корзина наполнилась до половины. Что ей еще знакомо? Ну, крапива, конечно! Крапивы было немного, и ее она быстро повыдергала. А дальше дело встало. Она задумалась. Потом отнесла сорняки на компостную кучу, вернулась и принялась выдергивать подряд все растения с одного края гряды. Уложив их аккуратно в корзину, она отправилась с ними через дорогу – к соседке Марье Васильевне, Марусе. Та оказалась дома: сидела на крылечке в теплой зимней кофте и вязала носок. Лицо у нее было какое-то сероватое.

– Маруся, ты не заболела? Чего это ты сидишь, как древняя старушка, да еще и зимней работой занимаешься – носки вяжешь?

– А что мне еще делать? По телевизору сейчас ничего путного, сериал только через два часа начнется. А болеть я пока не болею, но скоро начну.

– С чего бы это вдруг?

– С тоски. Ты видишь, что у нас на участке творится?

– А что?

Лика огляделась. Порядок перед новым каменным домом, трехэтажным, с двумя верандами, террасой и мезонином, был отменный. На месте бывших картофельных и овощных грядок простирался ровный зеленый газон; по четырем его углам росли розовые кусты, под ними стояли новенькие скамейки на львиных лапах – под старину. В центре газона находился небольшой круглый бетонный бассейн со статуей голенького мальчика с гусем. Фонтан появился еще в прошлом году: если его включить, то из раскрытого гусиного клюва бьет струя воды. Но фонтан включали только при гостях – Марье Васильевне он был ни к чему: «Гоняет воду туда-обратно без толку!»

– Не пойму, что тебе не нравится, Маруся?

– А все! – сварливо ответила соседка. – Не участок, а срам! Ну, пойдем, что ли, чай пить?

– Некогда мне, Марусенька, чаи распивать, меня работа ждет – грядки полоть надо.

– Грядки? Вот это дело! Так Наталья все посадила?

– Почему Наталья? Агуня сажала.

– Да? Странно... Я думала, Наталья.

– Да нет, ты что-то путаешь!

– Ничего я не путаю, сама ей семена давала. Я из ума пока не выжила. Хотя скоро выживу, наверное, с такими детьми...

– Да неужели тебя твои дети обижают, Маруся? Они у тебя всегда были такие любящие, заботливые!

– Вот-вот, от их заботы я, стало быть, и помру! Так что там у тебя с прополкой?

– Понимаешь, Маруся, – сказала Лика, садясь рядом с нею на крылечко, – начала я грядки полоть, а они так заросли, что я не разберу, где там овощи, а где сорняки. Вот, принесла тебе показать.

– Ну-ка, ну-ка... Да у тебя тут все вперемежку – трава, цветы и овощи!

– Цветы-то откуда на грядках взялись? Что-то ты опять путаешь, Маруся!

– Может, и путаю. Второй год не полю, тут все позабыть можно. Руки от безделья скрючивать стало. Во, ты глянь! – И она сунула Лике под нос свои сработавшиеся за годы руки: мизинцы и безымянные пальцы на обеих руках и вправду были как-то неестественно пригнуты к ладоням. – Пошли к вам, на месте поглядим, что там у вас выросло!

– Вот спасибо тебе, Марусечка. Пришли на место.

– Ух и заросло! Да, в самый раз полоть начинать! – Маруся склонилась над грядкой. – Что тут тебе непонятно? Морковка тут у тебя!

– Я тоже так подумала, Марусь, но вот ты посмотри на эту морковку, почему это у нее ботва другого оттенка?

– Да потому, что это не морковка, а космея! А вот тут ноготки, а это васильки пробились... А это вроде редиска... Тут вот настурция темная, а это настурция светлая.

– Овощи Агуня сажала, а вот цветы откуда взялись?

– Я ж тебе говорила про Наташку, а ты – «Путаешь, путаешь!» Я ей цветочных семян дала – она их и посадила. А потом вы приехали и по цветочным семенам овощи посеяли. Интересно, а куда же она георгины посадила? Я ей с десяток дала, сортовых, разных...

– И что же теперь делать, Марусечка? – перебила ее Лика. – Я ведь девочкам обещала грядки прополоть...

– Перво-наперво их и надо прополоть, а потом проредить и уже после решать, что от чего пересаживать – цветы от овощей или овощи от цветов.

– Ну, это уж пускай Агуня решает, мне бы только с прополкой справиться.

– Справишься! Ятебе помогу, все равно делать нечего.

– Ой, спасибо, Марусечка! Я сейчас принесу тебе скамеечку и перчатки.

– Неси! Раньше-то я голыми руками полола, а нынче от безделья руки стали мягкие, как подушки, белые. Даже под ногтями бело – не руки, а позорище! И скамеечку тащи – я внаклонку с отвычки полоть боюсь, еще голова закружится.

Соседки сели на скамеечки друг против дружки и принялись за работу. Они дергали, дергали и дергали сорняки, складывая их в кучи, потом относили в компост. Ну и разговаривали за работой, конечно.

– Сто лет была деревня как деревня, а теперь ей конец приходит, – сказала Марья Васильевна.

– Не сто лет – гораздо больше! – возразила ей Лика Казимировна. – Оринка старше Петербурга на несколько столетий.

– Да я помню, вы еще в детстве про древность Оринки всем нам уши прожужжали... А теперь – все, нет больше Оринки!

– Как это «нет»? Куда это она вдруг подевалась?

– А куда подевались коровы?

– Какие коровы?

– Наши деревенские коровы! Ты помнишь, какое было ориновское стадо, когда мы были девчонками? Бывало, гонят стадо, а нам с тобой надо друг к дружке дорогу перебежать – так стоишь, стоишь, ждешь, пока все стадо пройдет... А теперь где они все – коровы, овечки, козочки?

– У Капитолины Николаевны есть корова, у Зайцевых – две козы. И у фермеров пять коров и стадо овечек.

– Вот фермерам Капа свою корову и продала – чтобы навещать можно было. А фермеры – они не наши, они азербайджанцы. Еще неизвестно, останутся ли они тут жить. Они не деревенские!

– Зато у них можно брать молоко и творог.

– Я не о них, я о деревне беспокоюсь. А какие у нас раньше огороды были, помнишь?

– Ну да – картошка под самые окна.

– Зато хватало картошки всем на всю зиму.

– Марусь, ну вы же не сидите зимой без картошки?

– Не сидим. Потому что деньги есть.

– Вот видишь! А раньше картошка была нужна, потому что денег у людей было меньше, не все могли на рынке или в магазине картошку покупать. Вот и сажали кто сколько может. У нас между рядами яблонь везде грядки были, да еще и за забором участочек. А каково было ее сажать-копать-окучивать? Мне, знаешь, нравится, что вместо картошки люди стали сажать овощи и цветы.

– Вот вы и насадили вперемежку – цветы и овощи.

Лика не стала спорить с очевидностью, зеленевшей перед нею на грядке. Некоторое время пололи молча.

– С деньгами тоже все стало вовсе непонятно! – начала новую тему Маруся. – Вот рассуди сама. Сватья моя и тезка Мария Павловна, ну мать моей невестки Марины, была директором Стройбанка. Когда мой Степан с Мариной поженились, мы еще клин под картошку за забором раскопали, чтобы и на них хватало до весны. А зарплата у сватьи была почти две тысячи рублей, хорошие деньги по-тогдашнему. Но без своей картошки прожить было бы трудно. После реформы стало двести. Это уж вроде как меньше, чем две тыщи старыми, для того реформа и проводилась. И жили они в двухкомнатной квартире. Дальше слушай! Мариночка наша финансово-экономический закончила, где и Мария Павловна училась когда-то, и мать ее в Стройбанк, конечно, устроила. Постепенно она по службе продвигалась, с помощью матери, само собой, и вот к началу перестройки стала она начальником отдела Стройбанка. И получать она стала полтораста, только не рублей, а долларов, а через десять лет зарплата ее вдесятеро выросла – полторы тысячи долларов! Это ж с ума сойти и вовек не потратить! Машина, трехкомнатная квартира и все такое. Коровушку мою заставили меня продать, только козочку разрешили оставить – это чтобы с сеном мне не помогать, не возиться. И картофельный участок за забором бросили, да и на усадьбе стали под нее только половину земли распахивать, а остальное под грядки и парники пустили... Ты слушай дальше! Сына своего, моего внука Александра, тоже отдали учиться в финансово-экономический. Закончил он его и стал просто рядовым сотрудником все того же Стройбанка, вроде как бухгалтером. Ты знаешь, Лика, сколько он теперь получает? Три тысячи долларов! Дом решили ставить каменный, а картошка моя им, видите ли, строить мешала.

Затоптали, изгваздали землю машинами, а потом распахали и газон засеяли. Английский, понимаешь! Вот и объясни мне, подружка моя Лика, как же это получается, что простой бухгалтер теперь имеет больше, чем имела его мать – начальник отдела, а та больше, чем раньше директор банка? Что это за жизнь такая пошла, вся перевернутая с ног на голову?

– Наверное, этому есть какое-то объяснение. Ты бы у детей спросила.

– Они все объяснят! Им-то все это по вкусу, и такая жизнь им нравится. А картошка, выходит, никому теперь не нужна! И я, получается, тоже не очень нужна... Вот тебе и все объяснение нынешней жизни – лишние мы в ней.

– Марусь, ну ты же не из-за картошки им раньше нужна была? Они тебя просто любили и любят!

– Может, ты и права, Лика. А только с картошкой – оно как-то надежней было...

– Глупости! Не нужна им твоя картошка, ты им нужна!

– Ты думаешь?

– Уверена!

– А мне вот нужна и картошка, и огурцы, и все вообще овощи...

– Для еды?

– И для еды тоже. Свой огуречик разве не слаще покупного?

– Да это ведь баловство, Маруся!

– Ну и что? Разве дети не должны баловать родителей, когда те состарятся?

– Должны. Вот ты им и объясни это.

– Им объяснишь...

– А ты пробовала?

Маруся замолчала. Не пробовала она ничего детям объяснять, она только спорила, доказывая, что раньше лучше было... Она и сейчас ни с того ни с сего вдруг сказала:

– Трудно стало жить нам, пенсионерам! Лика Казимировна так и села на грядку.

– Маруська, побойся Бога! С чего это тебе-то трудно стало жить? Тебе все помогают – и дети, и внуки, и племянник с племянницей. трехэтажный каменный отгрохали, а кто в нем живет?

– Все живут, это их дом...

– Это по выходным – живут? А зимой кто тут на свежем воздухе блаженствует, в сельском доме с отоплением и горячей водой – не ты ли?

– Надо же, чтобы кто-то в доме был, а то ограбят.

– А, так ты у них за сторожа? Будто у тебя в городе своей комнаты нет!

– Да ну его, город этот! Я уж как после пенсии в Оринку перебралась, так тут и останусь, пока не подойдет время под горку переезжать. – Под ориновской грядой было местное кладбище.

– Не хорони себя прежде времени, Марусечка! Примета плохая.

– А говорят – хорошая... Помолчали.

– А вот все равно – пенсионерам трудно, – решила продолжить тему Маруся.

– Хорошо. Скажи мне, какая у тебя пенсия?

– А я знаю? – удивилась Маруся. – Глупости спрашиваешь – пенсия-то на сберкнижку идет, ну я оттуда и беру сколько мне надо. Телевизор вон новый купила, с плоским экраном. А за пенсией разве уследишь? Она же несколько раз в году меняется!

– Марусь, а я вот все изменения прослеживаю, и пенсию свою до копеечки помню. Потому что ни детей, ни внуков у меня нет, и надо на себя рассчитывать. Но и я не живу на одну пенсию – я стихами подрабатываю.

– Это хорошо тому, кто стишки сочинять умеет: «С днем рожденья поздравляем, много счастья вам желаем!» Тебе, вот давно хочу спросить, сколько за стишок платят?

– Полтинник за строчку.

– Это всего два рубля за куплет получается?

– Да нет, Маруся, полтинник – это пятьдесят рублей.

– А-а... Ну это еще куда ни шло. А вот что бы ты делала, если бы стишки не умела сочинять?

– Я бы с детками сидела.

– То есть в няньки бы пошла?

– Нет, няней я бы уже не смогла работать, годы не те. А вот посидеть с ребенком три-четыре часа, пока родители ходят в кино или в гости, – с этим я бы справилась.

– А за это сколько платят?

– Сто пятьдесят рублей за час, я слыхала.

– Получается, что за день одинокая старушка может почти тысячу рублей заработать?

– Получается, так. Посидишь в выходные с детьми – и вот тебе приработок к пенсии.

– Да нет, Лика! А как же старушки, которые в метро с протянутой рукой стоят?

– Не знаю, Маруся. Я думаю, это такой бизнес.

– У старух – бизнес?

– Думаю, не их бизнес. Это бизнес тех, кто их в метро расставляет и просить заставляет.

– А... Ну вот видишь – все-таки получается, что трудно стало нам жить, пенсионерам! Особенно одиноким, которых могут какие-то бандюги заставить с протянутой рукой стоять.

– Я одинокая пенсионерка. Конечно, не считая подруг и собаки. Но я же не стою с протянутой рукой! Я даже и бэбиситером не работаю и собак не выгуливаю – тоже, кстати, работа.

– А за это сколько платят?

– Я платила шестьсот рублей в месяц, но это с меня по знакомству так мало брали. – Лика улыбнулась, вспомнив своего «собачьего няня» Иннокентия, чья тяжелая судьба вдруг так счастливо остановилась в своем скольжении в пропасть, развернулась и покатилась обратно на горку – и не без ее, между прочим, участия! Но, устыдившись этой последней мыслишки, Лика вслух ничего не сказала.

– Нет, собак прогуливать – это не работа! – отмахнулась Маруся. – Но я бы и с детьми сидеть уже не смогла... Следить за ними, стирать, кормить... И тяжело, и ответственность какая!

– А разве твоих внуков в этом году тебе не привезут на каникулы?

– Привезут, конечно. Так ведь это свои!

– Маруся, бабушка в семье все те же обязанности няни выполняет – охотно и за бесплатно! И зато она не считает свою мизерную пенсию и не думает, как ей концы с концами свести. Так вот все в семье, как в природе, взаимосвязано.

– А почему ж не все старики в семьях живут?

– А потому, что либо у них нет ее, семьи, либо они в семье не уживаются. Отвыкли, пока жили налегке, для себя. Либо беда, либо вина.

– А тут вот ты права! Сестрица моя Ирина все аборты делала, чтобы дети им с мужем не мешали жить в свое удовольствие. А как муж умер, да осталась она одна жить на свою пенсию, так и загоревала...

– Денег не хватает?

– Денег у нее как раз хватает. Она свою квартиру завещала одной будто бы благотворительной организации: они ей доплачивают как бы вторую пенсию, а после ее смерти квартира им отойдет.

– Так чего ж она боится?

– Два у нее страха Во-первых, боится, чтобы не поторопили эти благодетели ее смерть.

– Такое бывает, говорят.

– Бывает... А второй ее страх – дети убитые по ночам к ней приходят.

– Ужас какой! Они что, проклинают ее?

– Хуже, Ликуня, в тысячу раз хуже! Они ее жалеют. Плачут и говорят: «Бедная ты наша мамочка! Вот если бы ты нас не убила, жила бы сейчас с нами, мы бы о тебе заботились...»

Маруся села на грядку и заплакала.

– Не надо, Марусенька, не плачь!

– Так ведь жалко же!

– Кого? Деток, убитых нерожденными, или сестру?

– Всех! Я уж ее, несчастную, успокаиваю как умею, говорю ей: «Дети тоже всякие бывают! И при живых детях старики нищенствуют!». А сама думаю: как воспитаешь – так и поживешь в старости, сколько отдашь – столько и получишь. Мы растим детей и внуков и не думаем про это, а потом глядь – жизнь-то уже баланс подводит! Бедная моя Иришка!

– Полно, полно, Марусенька. Господь милостив: может, тем, кто при коммунистическом режиме родился, вырос и жил, по грехам какое-то снисхождение будет... Это ж большевики делали все, чтобы уничтожить семью.

– Все на большевиков ведь не спишешь, подружка! Большевики долго семью разрушали, и все это не удавалось. – Маруся успокоилась и вытерла слезы фартуком. – Ты вспомни, Ликуня, как жили ленинградцы после войны! В коммуналках, без горячей воды, без ванн, по пять-семь человек в комнате, а для тетушки или бабушки хоть уголок за шкафом, но находился. В старческих домах действительно только сирые старики жили. А сейчас при живых детях порой живут!

– Случается.

– А ты вот жалеешь теперь, что не вышла замуж, Лика?

– Как тебе сказать, Маруся... Раньше я хотела выйти замуж, да все как-то не складывалось. За мной все поэты, художники да музыканты ухаживали, а они народ ненадежный. Ну и все казалось, что я еще молода и хороша собой, что настоящее мое счастье – впереди. А впереди-то оказалась одна только старость. И если бы не подружки мои, то одинокая старость.

– А старичка какого-нибудь подходящего не пробовала найти?

– Где ж его найдешь – подходящего.

– Так по объявлению! Ты же в Интернет выходишь, а там много всяких объявлений.

– Фу, стыд какой – жениха по объявлению искать на старости лет! Да меня подружки засмеют! Браки совершаются на небесах, а не в Интернете! А ты что, Марусь, тоже в Интернет заглядываешь?

– Да Господь с тобой! С меня телевизора и видика во как хватает: чуть голова не в порядке – кнопки путаются, и такая нервотрепка начинается! Это ты в Интернете как у себя дома.

– Это же мой хлеб, Маруся.

– Ну да, ты стишками зарабатываешь. А что бы тебе в перерыве между стишками женишка приискать по душе? Нашла бы себе друга, а там, глядишь, что-нибудь бы и сложилось...

– Есть у меня друг в Интернете, Маруся. На сайте куртуазной поэзии.

– Это что – «куртуазная» поэзия?

– Утонченная, изысканная.

– Не для всех, значит?

– Вроде того. Мы стихами обмениваемся с моим другом виртуальным.

– Это фамилия у него – Виртуальный? Несерьезная какая-то фамилия, ты смотри там, осторожней...

– Нет, Маруся, «виртуальный друг» – это такой не совсем настоящий друг, который существует только в Интернете, в виртуальном пространстве.

– Так его что, на самом деле и нет, что ли?

– Нет, он есть, конечно, но в жизни он наверняка совсем другой. Как и я.

– И какая же ты там, в пространстве этом верти?..

– Виртуальном. Ну, я-то уж точно не такая, как на самом деле. Меня там зовут Орхидея Нежная, я там вся такая таинственная, загадочная, изысканная.

– А он какой?

– Тоже достаточно изысканный и в меру загадочный. Мы с ним пишем друг другу длинные письма, иногда в стихах. Стихи у него хорошие. Особенно те, которые он мне посвящает.

– О, у вас уже и до стихов дошло! А познакомиться в жизни слабо?

– Слабо, Марусенька. Жизнь – она, знаешь ли, обязывает. Да и разочароваться друг в друге не хочется.

– Это ты зря. Познакомились бы, а вдруг... Конечно, два старика – это еще не семья, но все-таки...

– А с чего ты взяла, что он старик?

– А разве нет?

– Не знаю... Мы, правда, любим одни и те же стихи и книги.

– Видишь! Ну так и надо познакомиться, чего тянуть-то?

– Ах, Марусенька, я столько разочарований перенесла в жизни, что еще одно на склоне лет... Давай не будем об этом!

– Как скажешь, кума, тебе жить. Только кажется мне, что в семье жить все-таки лучше. Вот взять моих детей и внуков. Хоть они и не слушаются меня никто, но с ними как-то веселее... Да и надежнее!

– Конечно, дети надежнее, чем государственная пенсия. Или приработок мой – стишки писать...

Они надолго замолчали, дергая сорняки. Потом Маруся вдруг вспомнила:

– Ох, сериал-то свой я сегодня пропустила! Ну да шут с ним... Последние известия лишь бы не пропустить. Как это вы живете без телевизора?

– Ну, это только на даче... В городе у нас есть телевизоры, мы иногда что-то смотрим.

– Иногда?

– Ну не каждый же день смотреть все подряд!

– Как это – не каждый день? А новости? Новости – они ж каждый день разные!

– Да уж будто бы?

– Ну да! Вчера показывали землетрясение в Мексике, а сегодня с утра – последствия тайфуна на Филиппинах и взрыв в испанском супермаркете.

– Безумно актуальные и важные для тебя новости! Ты что, Маша, собираешься помогать жертвам тайфуна на Филиппинах?

– Да нет, конечно...

– Ты такую тяжелую жизнь прожила, Маша, столько бед перенесла – зачем тебе еще смотреть на чужие беды?

– Ну... чтобы в курсе новостей быть!

– Взрывы и землетрясения – это не новости, а происшествия. Ими должны заниматься те, кого это касается по службе – спасатели и полицейские. Зачем тебе видеть горе людей, которым ты не можешь помочь? Грех это – любопытство к чужой беде.

– Верно, грех... Да ведь делать-то мне все равно нечего! Только телевизор и остался!

– Смотри программу «Культура» или православный канал «Спас».

– Там думать надо, напрягаться. А тут сиди себе и сиди, чаек попивай, а тебе все покажут и расскажут, подскажут, что думать. И время пройдет незаметно!

– Оно не пройдет, Марусенька, а уйдет безвозвратно и даром.

– Ох, ты права, ты сто раз права, Ликуня! Ведь у меня как? Утром встану, халат накину, кой-как умоюсь – и к телевизору. Ну точно как раньше к корове вставала – ватник накинешь да бежишь – как там моя буренушка? А уж потом чай себе сделаешь, бутерброд – и так и завтракаешь, не за столом, а перед ящиком этим.

– Помолиться-то хоть успеваешь?

– Да какое там!

– Это нехорошо, Маруся!

– Да уж что тут хорошего... Но ведь как утренний сериал пропустить? Выкинуть бы ящик этот, а страшно – а ну как без него с тоски взвоешь? Вот что безработица с людьми-то делает!

– Какая безработица, Маруся?

– Да моя безработица!

Лика согласилась, что безработица – страшная вещь.

Потом они перешли к обсуждению деревенских новостей: сколько еще новых домов строят ориновцы, и по какой причине сгорели два дома – на одном конце деревни и на другом, кто купил машину и гараж построил, а кто спился окончательно.

Закончили они прополку. И что же оказалось? Все три грядки были в зеленую клетку!

Маруся постояла, оглядела их и объявила:

– Все ясно! Вдоль посеяны цветы, а поперек – овощи! Что будем оставлять?

– Все оставим.

– Так проредить-то все равно надо!

– А вот Агуня с Варежкой вернутся из города – тогда и проредим.

– Завтра?

– Если они не очень устанут и дождя не будет,

то можно и завтра.

– Ладно. В таком случае мне надо бежать.

– Сериал свой смотреть?

– А, да ну его, сериал этот! У меня теперь дело поважнее сериала есть! Завтра расскажу и покажу тебе, что я задумала А ты как встанешь и позавтракаешь, загляни ко мне, ладно?

– Загляну. А ты не останешься со мной пообедать?

– Нет, уж прости! Некогда мне!

Маруся ушла, отказавшись даже и от чая, – случай небывалый, чай пить в Оринке любили все и делали это с чувством и подолгу: чаепитие в Оринке было не столько удовольствием, сколько средством общения.

«Все-таки, наверное, к телевизору своему побежала, соскучилась!» – подумала Лика Казимировна, но была она не права в своих подозрениях, что выяснилось позже.

Покормив Титаника, она пообедала сама, потом они оба прилегли отдохнуть на диванчике на веранде, а после отправились гулять в поля. Вернулись и сразу улеглись спать. Но уснуть Лике Казимировне долго не удавалось: почти до полуночи неподалеку тарахтел не то трактор, не то культиватор – спать не давал...

Агния Львовна и Варвара Симеоновна возвратились рано утром одной из самых первых электричек.

– Я бы еще поспала, – сказала Агния Львовна, – но Варежка торопила: «Вставай, лежебока! Летний день в деревне бережет здоровье на зимнюю неделю в городе, нечего его пропускать!» Пришлось вставать и ехать.

– Вот и хорошо, что приехали.

– Скучала без нас?

– Нет, не успела: мы с Марусей наши грядки пололи. Получились какие-то клетчатые грядки. Теперь их надо прореживать. Пойдемте, поглядите нашу работу!

Пошли смотреть работу.

– Вдоль – цветы, а поперек – овощи, – со знанием дела пояснила Лика.

– Что-то непонятное, – сказала Агния.

– Чушь какая-то выросла! – сказала Варвара. Она наклонилась поближе к зеленым клеткам. – Ой, Агуня, а ведь и вправду: вот так – цветы, а вот так – овощи! С ума сойти!

– Теперь, девочки, сами решайте, что оставим – цветы или овощи.

– Конечно, овощи! – сказала Агния Львовна.

– Разумеется, цветы! – возразила Варвара Симеоновна.

И обе они с ожиданием уставились на Лику Казимировну. Еще с детских лет у них установился непреложный закон: если мнения двух подруг расходились, то решающее слово принадлежало третьей, и, как правило, это была Лика, ни в каком споре не поспевавшая сказать первое или второе слово. К тому же она была самой уступчивой и умела найти примиряющее решение. Так вышло и на этот раз.

– Девочки, давайте не принимать поспешных решений, – сказала она миротворческим голосом. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас ведь надо что делать? – Она оглядела подруг и сама ответила: – Сейчас надо провести прореживание всходов! Так?

– Так! Верно говоришь, Лика! – раздался позади них решительный голос. Из-за угла дома появилась Марья Васильевна. Она была в полной огородной экипировке: холщевый комбинезон, поверх фартук с большими карманами, на руке – корзина, а на голове – старая помятая соломенная шляпа. – А лишнюю рассаду я заберу. Я вам и прореживать грядки помогу.

– Здравствуй, Маруся! – сказала Варвара. – А зачем тебе рассада? У тебя же нет теперь огорода

– У вас такой замечательный английский газон, – воскликнула Агния.

– Был у нас английский газон! Был, да весь вышел! – уперев в бок свободную руку, объявила Маруся. – Перепахала я его. И теперь мне нужно много рассады: я всю лишнюю у вас заберу, еще и не хватит, подкупать придется...

– Как так – перепахала?–удивилась Лика. – Вчера еще были газон и фонтан с мальчиком... и с гусем...

– Фонтан остался, гусь тоже, – успокоила ее Маруся. – Айда смотреть мой огород!

И все гуськом отправились через дорогу смотреть огород Маруси. Увидели и ахнули. От восхитительного английского газона осталась только небольшая круглая полянка вокруг фонтана, куда были снесены скамейки, стоявшие прежде в разных углах участка. От этого оазиса былого великолепия радиально расходились дорожки, слегка посыпанные песочком, а между ними располагались секторами... грядки или куртинки? – в общем, хорошо вспаханная и обработанная свежая земля.

– Маруся! Что же ты натворила? Где ваш изумительный газон? – воскликнула Лика.

– А ну его! Вот пусть что хотят со мной делают, а уж в это лето будет у меня огород как у людей и нормальная человеческая жизнь. А хотят газоны вместо моего огорода – пусть устраивают меня в старческий дом.

– Да ладно тебе, кто ж тебя отпустит в старческий дом? – засмеялась Лика. – Но ты мне скажи, когда ты все это успела вскопать?

– Это наш АбрамОвич мне все обработал своим культиватором.

– А почему у тебя грядки такой странной формы?

– Чтобы дети не сразу догадались, что тут такое.

– А что тут такое?

– Я же говорю – огород.

– И что же ты тут сажать собираешься, Маша? – спросила Варвара.

– А все подряд! Что там у вас есть на прореживание, то и посажу!

– Овощи?

– И цветы. Для моих детей это будет цветник, а по правде – огород. Поближе к дорожкам и к фонтану я посажу одни цветы, а дальше – цветы вперемежку с овощами. Мои-то уже позабыли, как выглядят молодые ростки, – ну, поначалу они и не разберут. «Хоть цветы-то мне оставьте!» – скажу я им. А потом, когда овощи вырастут, они уже привыкнут, что они цветам не мешают.

– Ловко придумано! – засмеялась Варвара.

– Просто замечательно! – поддержала ее Агния.

– Маруся, ты гений! – обрадовалась Лика и повернулась к подругам: – Девочки, вот же оно, решение нашей проблемы!

– А какая у вас проблема? – заинтересовалась Маруся.

Ей рассказали, что никак не могут выбрать между овощами и цветами.

– Верно рассудила Лика! – сказала Маруся. – Вам надо делать то же, что я. Учитесь, девки!

***

К концу июня оба цветника пылали всеми оттенками радуги. Но, конечно, цветник Маруси был куда великолепнее трех скромных куртинок подруг. Приезжали к Марье Васильевне гости и хвалили роскошный цветник со скромным газончиком вокруг фонтана. Слушая их восторги, дети и внуки Марьи Васильевны начали понемногу успокаиваться: «Ну что делать, если мама не может без своих сельхозработ? А цветник и вправду хорош! Пусть остается пока...»

В конце июля посаженные между цветами овощи стали обнаруживать себя плодами, и тогда молодыми было решено, что это гораздо оригинальнее, чем отдельный огород. К тому же урожай овощей, зреющих между цветами, почему-то оказался гораздо обильнее, чем у соседей, сохранивших обычные огороды. Тля вовсе не заводилась на овощах, растущих между ноготками и бархатцами; помидоры на ореховых опорах, обвитых плетями настурций, не тронула зловещая фитофтора; огурцы, взявшие новую привычку карабкаться вверх по стволам подсолнухов, были крепкие, сладкие и совершенно без всякой горечи, а когда на ориновские картофельные делянки напал колорадский жук, он почему-то совсем не тронул упрятанный между георгинами картофель Марьи Васильевны, видимо, не нашел. Правда, там рос еще декоративный красный и желтый тысячелистник, и Маруся подозревала, что жуков не пропустил к картошке именно он.

Но и десять картофельных кустов на грядках подруг дали невиданный урожай – с одного куста подкапывали картошку обедов на пять. Хватало и огурцов, и помидоров, а уж о зелени к столу нечего было и говорить: целые букеты ее ставились на обеденный стол на гостевой веранде. А ближе к осени в саду Пчелинцевых обнаружилось еще одно чудо: старая компостная куча вдруг превратилась в роскошную клумбу-горку георгинов, и почти все цветы величиной были почти с тарелку! Внучка Агнии Львовны Наталья, заявившись как-то на дачу с друзьями, нахально заявила бабушке:

– А здорово это у меня получилось – цивилизовать цветами ваш скучный огород! А не пойти ли мне учиться на садовода, как ты думаешь, Булочка?

– Думаю, что, чем бы ты ни занималась, ты сумеешь в любом деле устроить революцию!

* * *

А потом тихими неспешными шагами, роняя первые желтые березовые листочки, подошла осень. И вот уже сделаны запасы на зиму, собраны яблоки, отошли в лесу грибы, и подруги стали собираться домой, в город. Накануне отъезда по традиции устроили на веранде прощальный чай, пригласили соседей – Юлию и Бориса Николаевичей, Марью Васильевну, Олечку, болтушку Зою и лихую казачью пару. Варвара Симеоновна спела традиционный «Дачный вальс» – осенний его вариант.

Осень пришла и считает листы

Летней законченной повести:

Как же бесхитростны, как же просты

Радости наши и горести!

Вот и пришел наги задумчивый час –

До новой весны расставанье:

Мы ведь не ведаем, кто там из нас

Не приедет к тебе на свиданье.

Но ты не печалься, любимый наш сад,

Спи-засыпай без сомнения:

Мы, если сможем, вернемся назад

В добрые сроки весенние...

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒