Речитатив и дуэт.

Речитатив и дуэт.

Энрико ходит вокруг и около Серафины, пытаясь выяснить у неё, что произошло. Девушка отстраняется от него и воротит нос.

На словах «Вы разве не слыхали? Я вышла замуж» Серафина резко поворачивается к юноше и, согнув руки в локте и дотрагиваясь пальцами плеч, приподнимает важно голову. Подходит к своей спальне и иронически улыбается: «Это наша спальня».

Затем, уже серьёзно: «Синьор, прощайте» - собирается уйти в почивальню.

Энрико перехватывает её и притягивает за руку: «Я любил,.. обманут,.. страдаю!..». Серафина пытается высвободиться и оттолкнуть его, но тщетно. Наконец, на фразе «И любовь свою предать!» у неё это получается.

Она отстраняется от Энрико и со злобой говорит: «Что любовь, когда весь белый свет в обмане тонет каждый час?». На лице её появляется насмешка, она переходит в наступление: «И всему я, мой друг, научилась у вас!».

На словах «Две измены!» Серафина потрясает перед юношей двумя пальцами.

Энрико ахает и, приложив правую руку к сердцу осуждающе молвит: «Какой адской ложью ты ранишь мне сердце!».

Когда пылкий юноша говорит: «Клянусь – ложь! Ложь!», девушка отворачивается от него и опять идёт в сторону спальни, но после останавливается и, всё ещё стоя спиной к Энрико, поднимает обе руки чуть выше плеч и, выделяя ими слова, произносит: «Две измены!».

На слове «Луиза…» поворачивается и, приподняв одну бровь, надменно улыбается.

Энрико победоносно произносит фразу «Это ложь! Их не две! Их не две, а три!» и гордо скрещивает руки на груди. «Три измены коварных и низких…» - говорит уже серьёзно, потупив взгляд. Затем, расправив руки, идёт к Серафине и берёт её за плечи: «Три измены, чтоб тебя разлюбить…».

«Спасенья нет…» - опускает глаза – «…люблю» - отстраняется от Серафины. Затем отворачивается и медленно идёт по комнате. «Но в объятьях чужих засыпая, безраздельно я предан тебе!» - поднимает перед собой руку, а затем поворачивается лицом к залу, опуская её и наклонив голову в правую сторону. Краем глаза замечает праздничный стол. Идёт к нему. Садится на центральный мафраж и наливает себе сок. «Как мне жить, когда весь белый свет изменой чёрной полон?». После «Ах!» нюхает напиток и, разочаровавшись, отставляет его на стол: «Изменой чёрной полон…».

«Мне осталась только смерть…» - откидывается на диване и как бы размышляет вслух. Серафина же тем временем подходит ко столу, берёт бокал Энрико и, удаляясь с ним в правый край зала, потихоньку отпивает из него.

Серафина, поворачиваясь к Энрико: «Не убьёте…» - ставит бокал на пол – «О, нет. И не умрёте» - начинает поднимать опрокинутый «трон» - «Вы ещё разок солжёте». «Вам понравится другая, и, бедняжку соблазняя, увлечётесь…» - приводит кресло в вертикальное положение и обходит, намереваясь сесть - «…но…на час» - садится.

Энрико вскакивает: «Что любовь, когда весь белый свет изменой чёрной полон?». «Ах, изменой чёрной полон» - иронически усмехается и идёт в сторону стеллажа с лекарствами. Начинает там передвигать всевозможные скляночки, как бы что-то ища. Делает это вполоборота, отвлекаясь, постоянно разговаривая с Серафиной.

Пока Серафина ему отвечает, демонстративно показывая своё безразличие, вальяжно откидываясь на спинку «трона» и поправляя серёжки или платок, юноша всё так же перебирает баночки и коробочки, иногда проверяя что-то на свету.

Энрико, высовываясь вместе с флакончиком какой-то жидкости: «Я измены не прощу!»

Серафина, потягиваясь: «Время излечит».

Энрико, с очередной бутылочкой: «Буду мстить!» - нюхает содержимое и передёргивается.

Серафина, облокачиваясь на ручку кресла со скучающим видом: «Всё проходит».

Энрико, наконец, находит то, что нужно и, нюхая, отстраняется от бутыля, жмурится и расплывается в улыбке.

«Проклинаю страшным роком и супруга, и супругу…» - бодро идёт обратно к своему мафражу. Затем, усевшись поудобнее, наливает в пустой бокал на треть жидкость из бутылочки, после чего заливает сверху соком. Берёт бокал в одну руку, а второй активно жестикулирует. На фразе «Начинайся, месть моя!» резко встаёт и опустошает сосуд.

«Что бы вы ни танцевали…» - Серафина встаёт.

Диалог, в конце концов, перерастает в два монолога. Энрико, не особо слушая Серафину, распыляется о мести и постепенно выходит из-за столов, Серафина же, в свою очередь, как бы сама для себя, говорит о том, что ничто не вечно, тем временем плавно двигаясь в сторону спальни. Энрико следует за ней, но дверь захлопывается буквально перед его носом. Юноша чешет его немного в задумчивости. Затем, о чём-то подумав и что-то взвесив у себя в голове, вдруг оживляется.

Речитатив 3. «Я жажду мести. Где жертва?! Где этот Аннибале?..» - Энрико, осматриваясь по сторонам, идёт в правый конец зала. Затем, уже, скорее, размышляя вслух, произносит: «Вдовец решил жениться? Ну, посмотрим!» - садится на «трон» - «Жду тебя, несчастный!».

Появляются Аннибале и слуга.

Аннибале слуге на выходе из маленькой двери: «Ну, ты посмотри, какой бардак!» - указывает на столы – «Женщины, а такие неряшливые!». Слуга замечает Энрико: «Хозяин…». Аптекарь, замечтавшись: «Вот то ли дело моя Серафина! С утра до ночи убирается, намывает всё, подметает. Ещё и приготовить успеет, и постирать, и сшить!..»

Слуга, дёргая его за рукав, шепчет, но более настойчиво: «Хозяин!».

«..Отличная супруга! Осталось только детишек…» - Аннибале замечает Энрико и останавливается в центре зала – «Ха-а! Как посмел… Вон!» - намеревается пойти к незваному гостю, но слуга его останавливает.

«Кто вы такой?»

Когда Энрико уходит, то, по привычке, сначала лезет в окно, но потом, спохватившись, открывает дверь и исчезает.

Немая сцена. Аннибале и слуга переглядываются.

Аптекарь испуганно шепчет: «Какие, к чёрту, братья?»

Вместо слова «бог» слуга употребит имя Аллаха.

Аннибале срывается: «Замолчи!», а затем ковыляет в сторону спальни и, как будто самого себя утешая, говорит: «Иду к тебе, Серафина! Твой супруг не заставит больше ждать ни минуты!». Слуга плетётся за ним: «Я лягу рядом с вами, и когда к вам ворвутся убивать, я разбужу вас».

«Вон, разбойник!» - аптекарь резко разворачивается и выхватывает клинок из-а пояса.

Звенит колокольчик.

На фразе «О, создатель!», вместо которой будет сказано «Йа, Аллах!», Аннибале подымает руки и лицо к потолку, как бы вопрошая всевышнего, затем, вложив джамбию в ножны, нервно шагает к двери вслед за слугой, но останавливается примерно по центру комнаты.

Заходит Энрико в костюме и гриме хусита (член военизированной группировки шиитов-зейдитов, действующей на территории Йемена).

«Ас-саляму алейкум!» - здоровается.

«Прошу простить за визит в столь поздний час, но…» - нервно кашляет и поправляет феску – «…кхм, веские причины… между нами… Она согласна!» - победно выставляет левую руку, разворачиваясь при этом к сцене – «Я женюсь! Субханаллах!».

На словах «К Шайтану дела!» - юноша отталкивает слугу, стоящего подле двери, и проходит в комнату – «Будем лучше пить пахту! Я женюсь! Женюсь!» - протягивает обе руки к Аннибале, как бы желая его обнять.

Аптекарь пытается выпроводить «хусита», указывая ему на дверь.

На фразе «Ни за что! Здесь! И только с вами!» - Энрико приобнимает хозяина по-дружески за левое плечо и разворачивает в обратную от входа сторону. После поворачивается к слуге и произносит: «С тобой. Ты слышал? Всем бокалы, и – живо!..».

Слово «вино» везде заменяется на «пахту».

Когда «хусит» распахивает двери в спальни, Аннибале пытается его остановить, но не успевает: «Прошу, синьоры, мы будем пить пахту!».

Из спален разносится крик. Энрико, осознав свою ошибку, скоропостижно закрывает двери обратно. Однако, стоит отметить, некоторые гостьи, менее радикального мышления или же более любопытные и смелые, время спустя всё-таки выглядывают из комнат и начинают даже выходить.

Появляется Серафина, гостьи, Аннибале начинает разрываться между ними и хватается за голову. Приходит слуга с подносом с фужерами.

На торжественном «Поднимем бокалы!» Энрико берёт один фужер с подноса и возносит его над головами. «Праздник! Мы с этим превосходным человеком друзьями стали!» - похлопывает по плечу и обнимает всё ещё растерянного аптекаря. Гостьи перешёптываются. Энрико произносит тост.

Бриндизи.«В небеса летите напевы. Пьём за ласки юной девы» - «хусит» обращается с бокалом то к одной гостье, то к другой. Аннибале тем временем, трогая свой лоб, пытается уйти от суматохи, но Энрико его задерживает, притягивая к себе: «Ах, супруг счастливый, где вы? Пьём за прелесть наших дам!» - поднимает бокал. «Чтобы в сердце каждой Евы…» - обращается к Серафине, стоящей слева от него (Серафина кокетливо улыбается в ответ) – «…вечно жил её Адам» - прижимает к себе Аннибале ещё сильнее прежнего. Старый аптекарь тщетно пытается выбраться из крепкой хватки «хусита», а сам «хусит» тем временем перемигивается с Серафиной и они вместе опустошают свои сосуды с пахтой.

Изменённый отрывок гостий:

«Дамы любят военных не даром.

Что за прелесть эта пара?

Как изящен у военных каждый шаг!

Йеменки осанка хороша!»

Слуга всё это время ходит с подносом, раздаёт бокалы, забирает использованные, подливает, кому надо, уходит, приходит.

Энрико по-военному отдаёт честь и красуется перед гостьями. Аннибале пытается отдышаться после столь крепких объятий. Серафина смущённо улыбается.

«Йеменки улыбка хороша!»

«Хусит» подталкивает ещё не успевшего прийти в себя Аннибале к Серафине, и та начинает кружить его в танце. «Словно кошка водит ножкой не спеша». В конец закруженного аптекаря слуга усаживает на правый мафраж. А невеста, как ни в чём ни бывало присоединяется к веселью – «Но душа, но душа, но душа, но душа… Как темна душа у женщин. Как их нрав лукав, изменчив!..». Гостьи перешёптываются, смеются. Аннибале обмахивается рукой, а затем, заприметив подле себя стеллаж с лекарствами, достаёт какой-то бутылёк оттуда и делает глоток, икнув после.

Серафина, вслушиваясь в слова о женском нраве и понимая, о ком идёт речь, скрещивает руки на груди и делает вид, словно обижена. Песня заканчивается.

Речитатив 4.Гостьи хлопают и улюлюкают. Серафина, беря из рук слуги вновь наполненный бокал, произносит, обращаясь к Энрико: «Видно вам ваша дама хорошо насолила».

На фразе «Который час? Я устала» девушка отставляет на поднос опустошённый бокал и демонстративно потягивается и зевает.

Энрико: «Исчезаю. Праведных снов!» - кланяется перед дамами, снимая при этом феску. Остальную часть фразы он не произносит.

Гостьи: «Какой тонкий кавалер!» - смотрят ему вслед.

Одна из гостий: «Где ж он был, когда меня выдавали? Мой только кулаками и машет».

Другая: «Ой, побойся Аллаха! За кого выдали, тому и будь рада! Родители твои для тебя старались!».

Расходятся.

Аннибале, всё ещё сидящий на мафраже и обмахивающийся рукой, обращается к Серафине: «Извольте объяснить ваши нежности с гостем».

На фразе «Который час? После свадьбы настоящий кавалер себя бы вёл иначе» Серафина с гордо поднятой головой удаляется к себе в спальню.

На словах «Что бы делал настоящий кавалер, услышав это?» аптекарь встаёт с дивана, подходя к слуге, стоящему в центре комнаты.

Слуга, шмыгая и проводя указательным пальцем под носом: «Спел бы ей серенаду».

После слов «Необычно, но пикантно» Аннибале медленно идёт в сторону супружеской спальни, попутно откашливаясь и трогая себя за горло. У самой двери останавливается, берёт дыхание, кашляет, снова берёт. Затем, оглядываясь, опускается туловищем вниз и дышит снизу. Слуга, сидящий уже в это время на центральном мафраже с бокалом пахты, аккуратно достаёт телефон и, посмеиваясь себе под нос, снимает хозяина.

Аннибале, вдохнув в последний раз, поднимается, открывает рот, нерешительно дёргает маленьким язычком и начинает петь: «Дражайшая супруга…». Слуга вдруг замечает на столе бутылочку, оставленную Энрико, и начинает её изучать.

Звенит колокольчик.

Вошедший Энрико: «Ля-ля-ля-ля…». Кашляет, прочищает горло, берёт дыхание, а затем, после некоторого молчания, тоже начинает дёргать маленьким язычком: «Сплошные бемоли».

Аннибале, стоящий теперь в центре комнаты: «Позвольте, что нужно вам в аптеке ночью?». Энрико, как бы не слыша его, наклоняется и начинает брать дыхание снизу. Мычит. Затем, находясь всё ещё снизу, произносит на опоре: «На ме-ли мы ле-ни-во на-ли-ма ло-ви-ли…». Аннибале в замешательстве: «Позвольте..?». Энрико поднимается, открывает рот и снова несколько раз дёргает маленьким язычком, а затем пробует голос: «Ля-ля-ля-ля…». Слуга пытается заснять всё происходящее, но Аннибале грозится ему из-за спины наклонённого Энрико кулаком.

Произнося «И давит», Энрико протягивает последнее слово.

На фразе «Ну что ж, мне всё ясно» старый аптекарь, сначала было замешкавшись, вдруг очень любезно начинает улыбаться гостю и подзывает пальцем слугу: «Приготовь капли от… (тихо) слабоумия» - кашляет и, переваливаясь с носков на пятки, по-прежнему улыбаясь, прячет руки за спину – «И поживее!».

Энрико, садясь на «трон» и закладывая руки за голову: «Синьор, не надо этой спешки. До шести утра, мой друг, я свободен».

Говоря «Напротив, уважаемый, я занят» Аннибале всеми силами пытается скрыть свой страх и раздражение, быть более мягким, но голос его заметно дрожит.

«Горе-певец» ему на это снисходительно, с видом человека понимающего, отвечает: «Садитесь» - кивает головой и указывает пальцами в сторону мафражей – «Я расскажу вам, как было дело» - начинает поправляться и усаживаться поудобнее, кашляет, пропевает «Фи-га-ро, фигаро, фигаро, фигаро», затем, скривившись, встаёт, приглашает изумлённого и ничего не понимающего аптекаря занять кресло, проводит его до него и, встав по струнке, по оперному, сложив руки на животе, начинает петь.

Дуэт.Чуть видоизменённое четверостишье:

«Мне приснился этой ночью

Самый странный сон на свете.

Будто звякнул колокольчик

И вошёл сам Доницетти».

Аннибале, оперевшись на руку, отрешённо сидит с ужасом в глазах.

Слуга тем временем пытается разобраться во всех баночках, скляночках и коробочках, что лежат на стеллажах. Иногда даже пробует что-то. Затем вдруг вспоминает о заинтересовавшей его бутылочке, лежащей на столе, и незаметно перетаскивает её к себе в угол.

На строчке «Он сказал мне: «Поёшь ты скверно…» Аннибале, чувствуя долгую историю, аккуратно встаёт из кресла и пытается пройти за спиной Энрико к себе в спальню. На повторе фразы «Да, легче лечь и умереть» Энрико хватает правой рукой за левую руку крадущегося сзади аптекаря.

Аннибале, застигнутый врасплох, испуганно поворачивается и, улыбнувшись, отвечает: «Не пугайтесь, сон ваш – вещий…».

На словах «Колокольчик нас тревожит» хозяин дома со слегка истерической улыбкой указывает на колокольчик подле двери, держась при этом левой рукой за правое плечо «певца».

«Вам готов я дать микстуру…» - аптекарь убирает руку с плеча гостя и указывает ею на слугу, который в этот самый момент с блаженной улыбкой нюхает и даже пытается отпить то самое снадобье со стола. Слуга чувствует на себе взгляды и, ненадолго растерявшись, резким движением руки переносит бутылёк от губ к глазам, делая видимость, что читает состав.

Аннибале смущённо, но очень скоро переводит внимание гостя на себя, вновь хватая того за плечо: «Заберёте ваше зелье – и прошу вас быть за дверью» - вновь указывает свободной рукой на дверь.

Энрико очень печально, вздохнув и опустив голову, произносит: «Ах, едва запеть смогу я…». Встревоженный аптекарь живо подбадривает «певца»: «Вам готов я дать микстуру. Укрепляет тесситуру!» - знаками показывает слуге, что нужно поторопиться. Слуга, сидя всё ещё с той же бутылочкой, но уже наполовину опустошённой, видя, что Аннибале смотрит на него, пытается изобразить бурную деятельность и активные поиски. При этом он роняет несколько баночек и коробочек на пол. Не обращая на это внимания, вскакивает и, слегка опираясь о стеллаж, покачиваясь, идёт к хозяину и гостю.

В то время, как аптекарь произносит «Заберёте ваше зелье и прошу вас быть за дверью» слуга, слегка пошатываясь, доходит таки до Аннибале и Энрико и преподносит аптекарю ту самую полупустую бутылочку. Аннибале, даже не взглянув на неё, вручает её Энрико: «Забирайте ваше зелье!».

Когда «певец» вопрошает «Что в бутылке? Свет иль ночь? Свет иль ночь?», он внимательно осматривает её на свету, видимо, признавая, а потому, после недолгих размышлений, не колеблясь, выпивает остатки.

Аннибале раскрывает рот от удивления: «Если тут же не умрёте, вам к утру должно помочь».

Энрико ставит бутылку на пол подле «трона», на который, стоит заметить, присел слуга. Икает. Начинает пробовать голос. «Ми-ми-ми-ми-ми… Лучше. Три сороки тараторки тараторили на горке… Ещё лучше. С-с-с-с-с-с… Воскресаю!».

Тут, видимо, градус даёт о себе знать, и Энрико, раскрасневшийся и довольный, заводит баркаролу.

«Плещут звёзды под луною…» - поворачивается к слуге - «Мы одни плывём с тобою…» - протягивает ему руку и помогает встать – «Два весла ладью качают…» - вальсируют в такт.

Аннибале шокирован: «Астагфируллах! Да когда же это кончится?!».

Исправленная фраза: «Что мой лечит эликсир? Слабоумье или голос?».

Энрико, отстраняясь от слуги и поворачиваясь к старику-аптекарю: «Всю ночь готов я петь вам».

Аннибале, выходя из себя: «Дверь – там!».

Энрико, вдохновлённо: «Спою вам три сонета в четырнадцать куплетов…». Слуга одобрительно жестикулирует и, покачиваясь, пытается ухватиться за левую руку Энрико, но тот поднимает её, и бедный юноша, теряя равновесие, падает в объятья Аннибале. Тот с трудом его удерживает и ставит на ноги, пригрозив. «Нет! Клянусь вратами ада…» - обращается к «певцу» через плечо слуги.

Энрико, по ходу пьесы, незаметно двигается в сторону спальни новобрачных, пока хозяин дома усаживает слугу обратно в кресло, и, когда аптекарь закрывает глаза и уши, достаёт из-за пояса записку и вкладывает её в замочную скважину. После этого, как ни в чём ни бывало, продолжает петь и на строчках «У! А! Красотой! У! А! Красотой!» даже пританцовывает. Двигается при этом обратно от спальни.

На словах «Садитесь в первом ряду партера…» юноша, уже представляя сцену, на которой будет выступать, мечтательно «рисует» правой рукой партер, указывая в зрительный зал. «И наслаждаясь, и наслаждаясь, не забывайте, я пою для вас…» - берёт Аннибале под руку.

Когда аптекарь говорит «Не искушайте моё терпенье, осточертело мне ваше пенье…», он высвобождается из рук «певца». Затем, как бы сжимая воздух руками, произносит: «Ненавижу всё на свете: И колокольчик, и Доницетти». Энрико тем временем пританцовывая ходит по комнате и напевает: «Ля-ля-ля…». Аннибале пытается его остановить, берётся за голову, воздевает руки к небу.

На строчках «Четвертовал бы, четвертовал бы, четвертовал бы…» с безумием в глазах достаёт дрожащими руками из-за пояса джамбию и, повторяя одно и то же, некоторое время смотрит на неё. Его терпение выходит, и он поворачивается к Энрико: «Во имя рая и во имя ада больше петь не надо, умоляю вас!» - активно жестикулирует руками и направляется к «певцу». Энрико не внимает просьбам аптекаря.

«Ну, замолчите же!» - вкладывает кинжал в ножны – «В очах туман. В груди вулкан» - хватается за голову.

Слуга тем временем, видя бутылку подле кресла, поднимает её и пытается понять, где живительная влага. Вертит в руках, смотрит на свету, переворачивает и трясёт, подносит ко рту.

Пока Аннибале умоляет Энрико не произносить больше ни звука, тот, всё так же задорно напевая, подходит к слуге, берёт у того бутылку и приспосабливает её в качестве микрофона: «Я серенаду, я серенаду, я серенаду спою для вас…».

Аптекарь, в конце концов, не выдерживает, вновь достаёт джамбию и несётся с нею на «певца». Тот убегает.

Речитатив 5.Хозяин дома, отдышавшись и убрав клинок за пояс, в прострации начинает брести к своей спальне и напевать: «Плещут волны под луною…». Замечает записку в замочной скважине. Достаёт её, разворачивает и начинает читать, параллельно напевая. Идёт в сторону левого мафража и садится на него.

Слуга, услышав про братьев, мгновенно протрезвевает и вскакивает с кресла.

На фразе «Говорил я: венчаться нужно в мечети!» слуга, активно жестикулируя, начинает тревожно расхаживать по комнате. На поворотах его всё ещё немного заносит.

Когда он произносит «Но, хозяин, сгорит аптека!», Аннибале вдруг в испуге замирает, прислушиваясь и поднимая вверх указательный палец левой руки, как бы прося слугу замолчать: «По-моему, звенит колокольчик».

Слуга, шокированный, подносит ладонь к переносице: «Помешался».

Аннибале, тревожно привставая с дивана: «Откройте, там маэстро Доницетти».

На словах «Что делать?» он, уже порядком отошедши от мафража, подходит к опочивальне и с надеждой на лице берётся за ручку двери: «Войти к супруге в спальню».

Пока слуга восклицает: «Сгорит аптека!», Аннибале садится на пол.

После фразы аптекаря «Не понял. Разве в доме нет воды? Наполни ведра, таз, бутыли, мензурки, колбы... Ну, что стоишь? Ступай, неси» слуга произносит: «Хозяин, но ведь у нас почти нет воды. Запасы практически иссякли».

Аннибале: «Как иссякли? Но мы ведь что-то пьём».

Слуга: «Так это я ещё неделю назад ходил запасаться в ближайшем водоёме. Специально перед валимой и никахом. Сегодня вода значительно потерпела убытки».

Аннибале: «И что же делать?».

Слуга: «Уповать на милость Аллаха».

Аннибале: «Тащи песок».

Слуга стоит в недоумении.

Аннибале, шмыгнув носом и утерев его: «Что-то долго не звонит колокольчик. Я гибну в нетерпении».

Звенит колокольчик.

Аптекарь встаёт: «Ну, вот и славно».

Пока слуга идёт открывать дверь, Аннибале, медленно ковыляя за ним, причитает: «Если б только это были братья…» - отмахивается рукой – «Певец вернулся снова…» - вдруг разворачивается к зрителям и поднимает умоляюще руки к небу – «Братья! Готов сгореть. Но слушать пенье…».

Слуга вводит Энрико в образе молодящейся старухи в ситаре.

Ситара - большая (со стороной в 180 см), по форме напоминающая скатерть, накидка, которую носят на себе йеменские женщины поверх обычной домашней одежды. Сами говорят, что используют её тогда, когда не надо далеко идти – в магазинчик неподалёку, на рынок возле дома, к соседке забежать посплетничать.

Фотографию прикладываю ниже:

Дуэт.«Старушка» бешено оглядывается по сторонам и проницательно смотрит на слугу и Аннибале: «Неужели опоздала? Упустила, прозевала?»

Аннибале, обречённо закатив глаза: «Только вас мне не доставало».

Вопрошая «Где же этот баритон? Где же этот баритон?», Энрико жадно осматривается кругом, потирая руки, и даже встаёт на носочки, дабы поглядеть поверх плечей слуги.

Слуга, взвесив ситуацию, предпочитает выйти на улицу.

На словах «Мне тоже» аптекарь очень «искренне» хлопает себя ладонью по левой груди, поворачивая при этом голову к гостье.

«Я живу с аптекой рядом» - гостья указывает обеими руками, согнутыми в локте, на входную дверь. Обе руки находятся в плоскости тела: правая прижата, левая – вытянута. Такими же руками делает волнообразные движения на «Услыхала серенады, оды, баллады».

Аннибале, поднимая обе согнутые руки и отмахиваясь от «старухи»: «Ой, не надо!» - идёт к столу и берёт с него яблоко.

Энрико, правой рукой дотрагиваясь до шеи, закрывая глаза, приподнимая плечи и немного откидываясь назад: «Голос чудный».

Аннибале, поворачиваясь от стола к гостье: «Отвратительный и нудный».

«Я ценительница пенья и поклонница певцов» - Энрико делает реверанс.

«А во мне любое пенье вызывает озлобленье» - аптекарь выхватывает кинжал, затем, пару мгновений спустя начинает отрезать себе кусочки яблока и есть их, нервно ходя по комнате.

Энрико тем временем ну очень вдохновенно жестикулирует, повествуя о том, как же сильно он любит певцов.

На словах «Прыг, скок» двумя лёгкими прыжками с вытянутыми ногами настигает Аннибале, в ужасе поворачивающегося на приближающийся голос и топот. Теперь «старушка» поёт и вертится вокруг Аннибале, иногда пятясь спиной и всегда активно жестикулируя и изображая дивный восторг.

«Почему бы вам, синьор, не подняться выше тучи?» - наклоняется к нему правым боком, перенося свои волнистые руки тоже вправо.

Аннибале в отчаянии говорит в сторону: «Она меня замучит» - откусывает треть отрезанного куска яблока.

На словах «Убить её!» аптекарь с выпученными глазами бешено отгрызает ещё одну треть и начинает активно пережёвывать.

Энрико легко похлопывает Аннибале по спине, говоря: «Мне жалко вас, синьор».

На фразе «Сжальтесь, ну, что за наваждение?!» бедный жених потрясает левой рукой с яблоком, как бы обращая вопрос к «старушке», а она, в свою очередь, лёгким движением руки принимает фрукт, благодарно кивнув: «Синьор, я прошу об одолжении».

Аннибале злостно потрясает теперь другой, правой рукой с джамбиёй: «Хоть каплю сожаленья…». Энрико выхватывает и джамбию тоже: «Билет на представленье» - отрезает ею маленький кусочек яблока и съедает его.

На строчках «Но я хочу надеяться, что вы мне не откажете» гостья протягивает услужливо клинок и остатки яблока обратно хозяину дома. Хозяин выхватывает их и, тая злобу, отворачивается от гостьи.

«Вы стали бы мне другом, когда бы всё устроили» - Энрико кладёт руки на плечи отвернувшемуся Аннибале. Тот сбрасывает их и разворачивается к назойливой «старухе» - «Куда-нибудь бы в угол, в какую-нибудь ложу».

На словах «Вы стали бы мне другом, и я бы вашим – тоже» гостья опять делает поползновения в сторону плеч Аннибале, но тот пресекает эти движения ещё в полёте.

«Не будьте же строги. Я скромная вдова» - Энрико мило складывает ручки в районе живота и быстро-быстро моргает.

«Браво, браво! Вдова она вдобавок» - аптекарь отгрызает яблоко зубами, джамбию вкладывает обратно в ножны.

На «О, Боже правый», вместо которой будет спето «Аллах, помилуй», Аннибале жалобно возводит очи ввысь. Направляется к креслу. На словах «Она уже заквакала!» аптекарь, как будто ничему и не удивляясь, останавливается в паре шагов от «трона» и с усмешкой разводит руки. Садится. Облокачивается на ручку кресла и прикрывает глаза рукой. Огрызок оставляет на другой ручке. Энрико надвигается в его сторону. После слов «Только тем и жива!» выдерживает паузу, тихонько обходит «трон» и, берясь руками за его спинку, продолжает: «Умоляю, мой благодетель…». Аптекарь вскакивает с кресла и оборачивается с полными страха и отчаяния глазами к гостье. Та начинает медленно к нему приближаться. Аннибале пятится и, споткнувшись на строчке «Не пугать меня ответом», падает. Продолжает отползать от неумолимо надвигающейся «вдовы».

На словах «Вас осмелюсь озаботить» открывается входная дверь и входит слуга. Несколько мгновений смотрит на происходящее и решает, что ещё не время возвращаться. Уходит.

«За неслыханную смелость извинить меня прошу я…» - Аннибале удаётся перевернуться на четвереньки и встать. Он хватается за дверь в свою с Серафиной спальню и, прижавшись к ней спиной, даже привстаёт на носочки. На «Познакомьте баритона с одинокою вдовою…» немного успокаивается и перестаёт так сильно в неё вжиматься.

Выкрикивая «Вон!» указывает левой рукой «старухе» на выход из аптеки, держась при этом правой за ручку опочивальни.

Энрико действительно отходит и идёт в указанную аптекарем сторону, да только останавливается перед «троном», разворачивается обратно и начинает надвигаться на Аннибале. Аннибале, в свою очередь, начинает надвигаться на Энрико. Они сближаются, но при этом ходят по окружности, шаг за шагом уменьшая диаметр. «И врагу не пожелаю увидать меня во гневе…». Аптекарь выхватывает джамбию. Гостья, улыбнувшись и приподняв бровь, достаёт из-под платков такую же. Аннибале в недоумении. Тут вдруг гостья-«старушка» начинает срывать с себя платки. Хозяин дома в ужасе прикрывает глаза, но тут неожиданно слышит знакомый абсолютно мужской голос: «Фарандола!» - перевоплощение продолжается – «Мой танец мести!». После фразы «Он согнёт тебя в ду-гу!!» Аннибале, нервно хихикнув и попятившись назад, вдруг без сознания падает в кресло, очень удачно подвернувшееся.

Энрико снимает последние одёжки: «Фух!».

Тут открывается входная дверь, в неё заглядывает слуга. Не видя поначалу Энрико и слыша лишь звенящую тишину, он заходит в комнату всем телом. В руках у него большой, битком набитый строительный мешок. «Хозяин, я тут песок принёс…». Замечает Энрико: «Вы?». Бросает мешок у входной двери и прикрывает её. Начинает проходить дальше в комнату: «А где дон Анни…» - лицезрит бессознательно лежащего хозяина и, застыв на некоторое время, вопрошает у гостя – «Живой иль мёртвый?».

Из спальни выходит Серафина: «Как-то у вас подозрительно тихо» - видит неподвижного супруга и, вздохнув, прикрывает рот руками: «Машалла… кхм… Аузубиллях! Мой муж скончался…».

Звенит колокольчик.

Все в замешательстве, а Аннибале вдруг радостно вскакивает: «Колокольчик?» - смеётся и прокручивается вприпрыжку вокруг себя – «Входите, братья, я буду защищаться!» - потрясает правой рукой, но тут замечает, что джамбия, пока он был в бессознательном состоянии, выпала из его рук.

Когда слуга отворяет дверь, он вдруг становится в нерешительности, как вкопанный: «Марцелина?!» - начинает истерично смеяться и даже отворачивается от гостьи, стоящей в дверях, указывая на неё присутствующим большим пальцем через плечо. Затем опять поворачивается: «Марцелина! Нашла в ночь свадьбы! Доконала!» - в изнеможении садится на мешок с песком и вытирает тыльной стороной ладони испарину со лба – «Фуф!» - бессильно машет рукой, как бы приглашая женщину войти.

Гостья заходит в комнату. Наряд её схож с нарядом женщины слева:

При этом на её носу солнцезащитные очки. Она их снимает и по-кошачьи ласково обращается к аптекарю, стоящему подле кресла: «Супруг мой! Наконец-то я тебя застала!..» (Милан и Неаполь заменяются Тунисом и Алжиром).

Аннибале, хватаясь за спинку «трона»: «Ты… живая?» - пошатывается – «Значит, я двоеженец?» - расплывается в улыбке, ноги его подкашиваются, и он начинает падать. Марцелина его подхватывает: «Да, дорогой мой, получается, что так» - усаживает аптекаря в кресло – «Присядь». Выдерживает паузу. «Ты меня взял в жёны в девять лет. Убил моё детство. А десять лет назад просто взял и сбежал вместе со своим… слугой. Ведь ты человек очень радикальных взглядов по отношению к вере. А развод – это так плохо. Зато бросить свою законную жену, отвергнутую родителями, друзьями и близкими – это ничего. Что же, ты вздумал от меня так просто отвязаться? Решил теперь разрушить жизнь другой девочке?».

Слуга, Энрико и Аннибале в заметном ступоре, а Серафина стоит спокойно недалеко от спальни, перекрестив руки на груди. Вдруг до Энрико, видимо, доходит какая-то мысль, и он раскрывает рот и приподнимает указательный палец. Немая сцена. Затем он издаёт невнятный визг.

Выходят разбуженные гостьи.

Фразу «Сеньориты – праздник! Аптекарь наш – счастливчик – встретил супругу…» говорит Марцелина. После слов «Новый брак незаконен!» слуга, стоящий всё ещё у входной двери, делает шаг в сторону гостьи: «Но ведь…».

Марцелина перебивает его: «По законам шариата, если мужчина беден, слаб или уверен в том, что не сможет проявлять справедливость между женами, многожёнство для него является греховным делом. Аннибале же мой отнюдь никогда не был богатым. Даже за аптеку – и то вовремя заплатить не смог!».

Аннибале, привставая, оперевшись на ручки кресла: «Постой... Откуда… Впрочем, так, давай сначала. Кто мне прислал письмо о смерти?».

Немного исправленная фраза Марцелины: «Да вот, кстати, об аптеке. Изволь платить. Твоя закладная здесь. Я её выкупила».

Аннибале: «Закладная… Ты выкупила закладную?».

Марцелина: «А ты всё такой же остроумный, каким я тебя помнила десять лет назад» - обращается к Серафине – «Милочка, мы победили».

Гостьи, до сих пор стоявшие в нерешительности (кроме сестры, которая, как только вышла, сразу же подошла к Серафине), допытываются: «Объясните же, наконец, что вообще происходит?».

Галоп и финал.Марцелина тянет Аннибале в центр комнаты и заводит танец: «Знакомьтесь. Супруг мой – Аннибале. Женаты мы давно».

К их танцу присоединяются Серафина с сестрой: «Прости, но этой ночью мы были заодно».

Скорректированная реплика Аннибале: «Вы были с ними в сговоре?».

На дуэте Серафины и Энрико непосредственно Серафина, а вместе с нею и Энрико танцуют по центру комнаты, тогда как все остальные образуют вокруг них полукруг.

После того, как все одновременно спели в первый раз, в центр выплывает Аннибале со своей законной женой: «Неудач в моей судьбе не счесть…».

После того, как Серафина говорит: «Счастье…», все начинают наполнять бокалы соком манго и пахтой, которые во время всех песнопений организовал слуга.

Под самый конец гостьи, чьи руки не заняты бокалами, выстреливают из хлопушек.

Занавес закрывается.

Дополнительные материалы:

Йеменец с джамбиёй: