Глава VIII От Нарвы до Полтавы

Глава VIII От Нарвы до Полтавы

В Раве, во время встречи с королем Польши Августом II, Петр принял решение оставить в покое Турцию и бросить все силы на борьбу со Швецией. Но прежде чем объявить войну Карлу XII, он должен был дождаться окончания мирных переговоров с Оттоманской Портой, на которые был отправлен Украинцев, а эти переговоры затягивались. Между тем Паткуль, советник Августа II, разработал коалиционный план, объединивший против Швеции Данию, Польшу и Россию. Уже была поделена территория врага. Петр мечтал получить доступ к Балтике и аннексировать старые русские города Дорпат (Юрьев) и Нарву. Он с нетерпением ждал новостей из Константинополя. А его союзники с еще большим нетерпением совершали ошибку, начиная военные действия без него. Тотчас же Карл XII прибыл со своей флотилией в Копенгаген, высадился на берег, захватил первые оборонительные сооружения и вынудил город капитулировать. Пораженная в самое сердце Дания вышла из коалиции и стыдливо заключила мирное соглашение с Травендалем. Со своей стороны Август II после взятия штурмом Дунамюнда потерпел поражение под Ригой. Петр тайно к нему присоединился: так Рига досталась ему.

Наконец 8 августа 1700 года курьер от Украинцева принес известие, что соглашение с турками подписано на тридцать лет. В день, когда Москва встречала колокольным звоном столь долгожданный мир, царь приказал войскам выдвигаться в поход. Вопреки обещаниям союзникам, войска отправились не на север, а к Ливонии, территории, первоначально обещанной Августу II. Так как нужна была причина для начала войны, Петр заявил в своем манифесте, что идет войной против Швеции в ответ за неуважение, которое было оказано русской делегации во время пребывания в Риге, где царь, однако, был инкогнито. Короче говоря, царь брал под защиту плотника Петра Михайлова.

Он надеялся победить натиском своего противника, который был молод и неопытен. В 1700 году Карлу было всего восемнадцать лет. Он был на десять лет моложе Петра. Придя к власти в неполные шестнадцать лет, король поражал свое окружение дерзостью, силой, нахальством и своей авторитарностью. Высокий, худой, с продолговатым лицом, высоким широким лбом и пронизывающим взглядом, он охотно пренебрегал своими прямыми обязанностями в пользу грубого веселья, которое чем-то напоминало развлечения царя. Карл читал много классики, его кумиром был Александр Великий, но он был резок со своими министрами, крушил мебель, саблей рубил головы баранам и козам и днем разъезжал в одной рубашке верхом по улицам Стокгольма. Этого полусумасшедшего, думал Петр, не стоит опасаться. И он ошибся. Увидев угрозу своей стране, Карл XII резко изменился. Охотник на медведей и любитель выпить, он в один день отказался от всех своих капризов и развлечений. Защита страны стала для него единственной мыслью, а армия единственной страстью.

В военном походе он был простым солдатом своего войска, спал в походных условиях, перекусывал как придется и пренебрегал своим туалетом. «Его рубашка и рукава были обычно очень грязными, – писал английский посланник Степней. – Руки его были такого же цвета, как и рукава, иногда едва можно было их различить. Волосы его были светло-коричневые, очень грязные и короткие, и он никогда не расчесывал их расческой, а только пальцами… Он очень быстро ел, никогда не задерживался за столом дольше чем на пятнадцать минут и не говорил ни слова, пока ел… маленькая кружка пива была единственным его крепким напитком…» Узнав, что Россия вступила в войну, Карл XII приказал арестовать Хилкова, царского посла, его сотрудников и сподвижников, а также слуг и всех русских коммерсантов. Зато Петр разрешил всем шведам покинуть Россию. Силы, которыми он располагал, насчитывали приблизительно сорок тысяч человек. Его первой целью была Нарва, шведский город, когда-то бывший под контролем русских. По предположениям царя, Карл XII, задержавшийся в Дании, не сможет вовремя вмешаться и крепость падет без необходимости развязывать бой в открытом поле. Эта операция представлялась ему приятной военной прогулкой. Только прибыв к Нарве, 23 сентября, Петр был удивлен, увидев, что осада началась не так, как ожидали. Артиллерия русских не достигала цели, орудийные расчеты плохо знали свое дело, не хватало пороха и ядер, стены города не поддавались. Тем не менее царь рассчитывал, что осажденные капитулируют, устав сопротивляться. Но в ночь с 17-го на 18 ноября от пленных шведов он узнал, что Карл XII быстрыми темпами приближается. Эта новость его поразила. Ему показалось, что он попал в ловушку, которая с сухим щелчком захлопнулась за ним. Как молнией, Петра поразило предчувствие поражения его армии. Лучше бегство, чем плен. Он немедленно принимает решение к отступлению. Но… необходимо было придумать достойную причину такому ходу боя. В «Журнале», исправленном царской рукой, можно прочесть: «Восемнадцатое, Его Величество уезжает в Новгород, чтобы скорее подтянуть войска, которые были на пути к Нарвской крепости; но главная причина его отъезда в том, чтобы встретиться с королем Польши, который держал осаду Риги, чтобы вместе избавиться от их общих замыслов». Объяснение, достойное жалости. В действительности Петр впал в панику. Его советники умоляли его отступить, пока еще не поздно. Деморализованный царь покинул ночью свой лагерь, оставив командовать своим войском Карла-Евгения де Круи. Нанятый царем двумя годами ранее, этот генерал обладал, конечно, опытом и властью, но ничего не знал о войске, которое ему доверили, он игнорировал дух солдат и не говорил на русском языке. Едва он, имев неосторожность, принял на себя эту миссию, как Карл XII подошел к Нарве во главе десятитысячного войска. Эта армия была в четыре раза меньше русской. Чтобы прибыть сюда, шведские солдаты пересекли пустынные равнины, не обращая внимания на непогоду, засыпая с пустыми желудками. Они были изнурены, их лошади не ели уже двое суток. Но храбрость войска, возглавляемого молодым королем, осталась непобедимой. На следующий же день Карл XII выдвинул две колонны против русских. Он сам возглавил атаку. Метель ослепила противников. Несмотря на сопротивление Преображенского и Семеновского полков, русский лагерь был захвачен за полчаса. Армия побежала. Кавалерийские полки отступали из Нарвы вплавь. Тысячи человек утонули в реке. Пехотинцы устремились к двум мостам, которые не выдержали их и обвалились. Опасаясь поворота ситуации, Карл XII за одну ночь соорудил новый мост, который позволил отступающей армии уйти. Это было полной катастрофой. Русские потеряли десять тысяч человек. Были взяты в плен принц де Круа, который сдался одним из первых, князь Долгорукий, генералы Вейде, Галларт, Ганге… Среди большого количества трофеев упоминались также сто шестьдесят флагов и знамен, армейская касса, множество артиллерийских снарядов. Генерал Галларт, говоря о своих солдатах, воскликнул: «У них столько же мозгов, сколько у лягушки волос на брюхе!»

Конечно же, в России было запрещено публично говорить о поражении. Все были в курсе событий, но никто их не обсуждал. Русские послы за границей получили приказ представлять поражение при Нарве как результат предательства. Но ни в Гааге, ни в Вене, ни в Лондоне, ни в Версале никого нельзя было одурачить. Повсюду высмеивали царя-фанфарона, насмехались над его посланниками, которые вынуждены были проглатывать желчные замечания. Была даже выбита медаль в насмешку над Петром, на которой был изображен убегающий царь, без шапки, с брошенной шпагой, утирающий слезы платком, и надпись со словами из Евангелия: «Изошед вон, плакася горько».^[47] В Москве Петр погрузился в смятение. Он сомневался в себе, в своем народе, в своей армии. Его солдаты трусы. Оказавшись перед лицом горстки выносливых шведов, они, несмотря на численное превосходство, бросили оружие. Из-за их ошибки царь вынужден был отказаться от своих завоевательских планов. Россия не расширит границы до Балтики. Прусскому флагу не суждено взвиться над северными морями. Мир не падет ниц перед волей Москвы. Хорошо еще, что Карл XII не стал продвигаться в глубь России. После некоторого колебания король решил покончить сначала с Польшей. Петр решил воспользоваться этой передышкой, чтобы заключить мир любой ценой. В надежде на это он обратился с просьбой ко всем государям Европы, чтобы добиться их посредничества. Иностранные дворы смеялись над его усилиями. Князь Голицын, посол царя в Вене, писал Петру: «Главный министр, граф Кауниц, от которого все зависит, и говорить со мной не хочет, да и на других полагаться нельзя. Они только смеются над нами. Я отправился в Оперу с послом Польши. К нам подошли посол Франции с послом Швеции… Посол Франции предложил, что было бы неплохо подписать договор между Швецией, Польшей и Россией. Швед ответил, что его король готов подписать такой договор с Польшей, но с нашим царем он не хотел бы иметь ни договора, ни мира. И начал смеяться».

И тот же униженный князь Голицын писал Головину: «Всякими способами надо домогаться получить от неприятеля победу. Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить? Непременно нужна нашему царю хотя малая виктория, которою бы имя его по-прежнему во всей Европе славилось. А теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются».

Внезапно Петр опомнился, как на следующий день после своего первого поражения в войне с турками. После того как Россия привела его в отчаяние, он осознал огромные размеры страны, неисчерпаемые земельные ресурсы, безграничную выдержку своих людей. Такая сильная и щедрая нация может проиграть десять, двадцать сражений, думал он, в конце концов она изнурит противника и заставит его стать на колени. Он, до последнего времени игравший в солдата и матроса, подчинился действительности и сделал выводы из поражения; он, который всегда сгорал от нетерпения, решил положиться на время и тяжелый труд, чтобы взять реванш. «Я знаю, что шведы нас били и будут еще долго бить, но они в конце концов научат нас сражаться», – говорил Петр. И еще: «Это дело (первая северная кампания) было всего лишь детской игрой». Он также написал в своем «Журнале»: «Сия победа (шведов над русскими) была за великий гнев Божий почитаемая. Но ныне, когда о том подумать, воистину не гнев, но милость Божию исповедати долженствуем: ибо ежели бы нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в таком неискусстве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую бы беду после нас оное счастие вринуть могло?..»

По его приказу вся Россия принялась лихорадочно работать. Мужчины, женщины, дети, солдаты, церковнослужители – все стали заниматься укреплением городов и монастырей, способных остановить наступление врага. После поражения под Нарвой регулярная армия была сокращена до двадцати пяти тысяч человек, были набраны ополченцы и в регионе Волги сформировано десять новых полков. Завод по производству железа был построен в Невянск-Каменском, и царь приказал конфисковать четверть церковных и монастырских колоколов, чтобы переплавить их на пушки. Двести пятьдесят молодых людей было отправлено в школы для обучения артиллерийскому делу, чтобы составить костяк профессиональных кадров. Дипломат Матвеев купил в Льеже пятнадцать тысяч ружей, скорострельные пушки, бинокли, точные приборы. Была пошита теплая одежда для десяти тысяч рекрутов. Срочно начато строительство легких галер на верфях на Ладоге и Приепском озере. Вскоре, чтобы укрепить свою армию, Петр воссоздал стрелецкие войска, которые растворились среди населения. Пока ему надо укреплять свои связи. Они не были такими уж блестящими, но выбора у него не было.

В феврале 1701 года он встречался с королем Августом II в замке Бризен, недалеко от Дунабурга. Чтобы отпраздновать эту радостную встречу, они устроили соревнование по стрельбе из пушек по мишеням. Король Польши попал в цель два раза, русский царь – один. Но Петр отыгрался в тот же вечер, за столом. Август II так опьянел, что его невозможно было разбудить на следующее утро к началу мессы. Бодрый и свежий Петр, православный монарх, присутствовал один на богослужении в католическом храме. Август II, проспавшись, продолжил банкет. Пир длился три дня и три ночи. Между возлияниями говорили о политике. Чтобы продемонстрировать свою силу, польский король решил покрутить пальцами серебряное блюдо. Петр поддел его и, смеясь, предложил проделать то же самое со шпагой шведского короля. В конце концов два государя подписали новый договор, по которому после победы Ливония и Эстония отойдут Польше, а Ингрия и Карелия – России. Подобных договоренностей Петр достиг и с Данией.

Начало этой двойной коалиции не было удачным. Соединение русской и польской армии закончилось поражением под стенами Риги. Карл XII захватил города Митау, Бауск, Бирсен и прогнал русских и саксов из Ливонии и Курляндии. Между тем в июне в результате сильного пожара был уничтожен московский Кремль. Административные здания с архивами, склады с продовольствием, арсеналы с боеприпасами, дворцы и богато украшенные церкви горели, как факелы. С колокольни Ивана Великого упали колокола. Самый большой колокол, весом восемь тысяч пудов,^[48] разбился при падении. Для народа это было плохим предзнаменованием. Но со снегом пришли хорошие новости для русских. Несколько месяцев спустя, в самом разгаре зимы, Шереметев застал врасплох шведов в Шлиппенбахе и, несмотря на превосходство шведов в числе, победил их в Эрестере. Эта первая победа русских была встречена Петром как начало национального воскресения. Во время празднеств, устроенных по этому поводу, с артиллерийскими залпами и салютом, некоторые плененные шведы проходили по улицам. После чего их продавали на рынке по три или четыре гульдена за голову. Спрос на шведов был так велик, что вскоре цена увеличилась до тридцати гульденов за голову. «Одержав победу с небольшим превосходством, – писал голландский резидент Ван дер Гульст, – на деле наделали столько шуму, как будто перевернули весь мир».

В следующем, 1702 году русские одержали новые победы в Волмаре и Мариенбурге, в то время как Карл XII победил саксов и поляков в Клиссове и вошел в Краков. С наступлением осени Петр решает сосредоточить свои усилия по направлению к Неке. Склад продовольствия и артиллерии переместился благодаря его стараниям на берега Ладожского озера. Там стали готовить корабли для речных атак. Главной целью была крепость Нотебург, расположенная на острове, в месте, где Нева вытекает из озера. Во времена господства русских эта крепость называлась Орешек. Петр хотел, по его выражению, «расколоть этот орешек двумя пальцами». Штурм длился тридцать пять часов. Наконец 11 октября 1702 года гарнизон в количестве четырехсот пятидесяти человек, поддерживаемый ста сорока двумя пушками, капитулировал. Тотчас же Петр переименовал крепость в Шлиссельбургскую, «крепость ключа». Этот ключ в сознании царя должен был быть ключом от ворот Невы и моря. В продолжение операции подошел Шереметев с двадцатитысячной армией, пройдя вдоль правого берега реки, через лес, и приблизившись к Ниеншанцу в устье реки Невы. Петр прибыл туда же по воде с другими войсками на шестидесяти лодках. 1 мая 1703 года гарнизон Ниеншанца сдался после недолгого обстрела. Но спустя шесть дней два военных шведских корабля, игнорируя капитуляцию Ниеншанца, показались в невском устье, у входа в Финский залив. Незамедлительно, по приказу «капитана бомбардиров» Петра и «лейтенанта» Меншикова, солдаты на тридцати весельных лодках приблизились к кораблям, взяли их на абордаж, убили пятьдесят восемь матросов и захватили девятнадцать в плен. Петр радовался как ребенок: это была первая победа русских на воде! Петр написал об этом всем своим друзьям и долго принимал их высокопарные поздравления. В письме Стрешнева сказано: «А за такую победу храбрым приводцам прежде всего какие милости были, и того в разряде не сыскано, для того, что не бывало взятия кораблей на море никогда». За эту блестящую акцию «капитан бомбардиров» Петр и «лейтенант» Меншиков были удостоены ордена Андрея Первозванного. Другие офицеры получили золотые медали на золотой цепочке. «Солдаты, – писал Петр в своем „Журнале“, – тоже получили медали, но меньшего размера и без цепочек».

Эти награды и похвалы ничего не значили рядом с глубоким осознанием исторического этапа, которое он испытывал при мысли, что отвоевал морской путь, по которому в IX веке пришли первые варяги. 16 мая 1703 года, девять дней спустя после захвата шведских кораблей, Петр приказал построить на одном из соседних островов деревянный домик для него и его приятелей. Думал ли он тогда, что закладывает фундамент своей будущей столицы? Через несколько месяцев в устье Невы показалось – о чудо! – голландское торговое судно с грузом водки и соли. Петр незамедлительно поднялся на борт и поднес экипажу водку, сыр и печенье. По его приказанию Меншиков вручил пятьсот гульденов капитану и тридцать экю каждому из матросов, чтобы отблагодарить их за то, что они бросили якорь, и встал на рейд в Питербурге – так вначале назывался Санкт-Петербург.

Между тем, укрепив подход к Финскому заливу, Петр решает консолидировать свои позиции. Царь заложил крепость на острове Кроншлот, у входа в залив, чтобы защитить устье Невы. В это время Шереметев напал на Эстонию и Ливонию. В июле 1704 года Петр присутствовал при взятии Дерпта. В следующем месяце после тяжелого штурма капитулировала Нарва. Командующий лично дал сигнал о сдаче и признал себя побежденным. В бешенстве русские солдаты не щадили тех, кто сдавался. Петр, счастливый от того, что сражался сам среди солдат с клинком в руке и занял эту знаменитую крепость меньше чем за час, потеряв всего триста человек, писал в письме Ромодановскому: «Где пред четырьмя леты Господь оскорбил, тут ныне веселыми победителями учинил».^[49] В действительности этим успехом русская армия была обязана внезапной слабости противника, основная часть войск которого была вовлечена в войну с Польшей. Победоносное шествие короля Карла XII по Польше, захватывающего один город за другим, привело к тому, что королем сделался Станислав Лещинский. Чтобы поддержать Августа II, который хотел сохранить трон, Петр пошел через всю страну. Меншикову удалось разбить шведов при Калише, захватив около сотни офицеров и две тысячи человек. Все шведские посты в Курляндии попали один за другим в руки русских. Но эта радость была омрачена, потому что Август II, напуганный приходом многочисленного шведского войска в Саксонию, предал данные Петру обещания и подписал 24 сентября 1706 года с Карлом XII в Альтранштадте мирное соглашение на драконовских условиях: отказ от польской короны в пользу Станислава Лещинского, разрыв отношений с Россией, передача дезертиров и предателей, среди которых называлось имя Паткуля, царского посланника. Для одних он был интриганом, для других – героем и мучеником. Паткуль был передан шведам, которые его колесовали и обезглавили.

С Августом II Петр потерял своего последнего союзника. Теперь он остался один на один с королем Швеции. И тот и другой были упрямы и одержимы. Но взрывному энтузиазму Петра, действующему хаотично, с применением насилия и импровизации, его противник противопоставлял холодный расчет и законспирированные действия. Победы Карла XII, его тактическая смелость, удача и мужество, как и его суровость, восхищали всю Европу. В своем лагере в Альтранштадте он вел переговоры с французскими и английскими дипломатами, приехавшими, чтобы заручиться его опорой или по крайней мере симпатией в деле преемственности Испании. Немецкие министры напрасно с почтением ходатайствовали относительно будущего старой империи. Всех обязали повернуться к Западу. Тихий и разговорчивый Карл не позволял никому даже догадаться о своих намерениях. Тем не менее посланник Франции Жан-Виктор де Безенваль сообщил ему, что царь хотел бы вести переговоры, на что получил ответ, что Карл потребует возвращения всего завоеванного русскими, включая земли на берегах Невы, с новым городом Санкт-Петербургом, основанным на болотах. Вена и Лондон, вмешавшиеся в свою очередь, натолкнулись на то же решение. Карл XII был непоколебим. Если Петр хочет сохранить Санкт-Петербург и прилегающее взморье, которые ему так дороги, он должен продолжать войну. Впрочем, он так до конца и не верил в возможность заключения мира. В ожидании решающего столкновения Петр ускорял оснащение кораблей, приказал провести новый рекрутский набор в армию из расчета призыва одного солдата из пяти крестьян, улучшил снаряжение пехотинцев, добавив им штыки, которые восхвалял во Франции с 1703 года Вобан. Одним из первых в Европе он организовал восходящую артиллерию. Страсть царя к баллистике подтолкнула его к производству пушек. Проехав Урал и Сибирь, советник Петра Виниус нашел там столько разных руд, что, как он писал, этого количества хватило бы до скончания мира.^[50] Чтобы оплатить этот необходимый военный материал, народ, уже задавленный пошлинами, должен был платить новые налоги.

Особенно много недовольных было в Москве. В Астрахани в 1705 году начался бунт против бояр и иноземцев, поддержанный к тому же стрельцами. Его подавили регулярные войска. Триста самых активных бунтарей были казнены, четыре тысячи повстанцев насильно зачислены в армию. В январе 1706 года Карл XII покинул Варшаву с двадцатичетырехтысячным войском и поверг в бегство пятьдесят тысяч русских перед Гродно. Новое поражение русских и саксонских войск в Франштадте. Петр писал Головину, что против всех денег, которые он потратил на короля Польши, он взамен получил только несчастья. Но эти «инциденты» не остановили царя в решении повысить налоги своему народу. Для окончательной победы одни должны были пожертвовать своей кровью, другие – своим потоком, третьи – деньгами. Более 90 процентов ресурсов страны были отданы армии. Были монополизированы почта, рыбная ловля, продажа соли и табака, смолы, мела, машинной смазки, рыбьего жира, свиной щетины; трактиры и мельницы были обложены налогами; Петр решил провести эмиссию «кредиток», иначе говоря, он переплавил все существующие монеты, уменьшая вес каждой, в результате получил огромную и быструю прибыль. «Этот двор стал настоящим торговым предприятием», – писал английский посол Витворт. На самом деле для царя все средства были хороши, когда речь шла о финансировании войны. Посол Франции Безенваль заявил: «Кампания против русских будет сложной и опасной, потому что шведы научили военному искусству московитов и сделали их страшными, в то время как невозможно разрушить это огромное могущество».^[51]

Наконец Карл XII начал движение. «Я повенчан со своей армией в радостные и печальные дни, в жизни и смерти», – писал он. В июне 1708 года он вошел в Березину, захватил Могилев, страстно желая попасть в Смоленск, откуда уже была видна Москва. Царь срочно приступил к укреплению столицы. Чтобы предотвратить неудачу, он должен был послать войска на усмирение восстания Булавина, предводителя донских казаков, и для подавления восстания башкир в районах Казани и Уфы. Эти две операции оттягивали его силы. Однако царь решил отказаться от сражения и завлечь противника последовательным отступлением войск в глубь России, разоряя страну за собой. Его союзниками будут обширная территория, время, голод и морозы. Казаки атаковывали шведов неожиданно, убивая их и исчезая. Во время продвижения в глубь России солдаты Карла XII встречали лишь сожженные деревни, пустые склады, голые пустынные поля. В «Журнале» Петра Великого можно было прочесть, что король Швеции преследовал русских то с одной стороны, то с другой. Армия долго отступала. И все, что ей встречалось на пути, она частью использовала для своих нужд, а оставшееся уничтожала и сжигала, чтобы враг не смог этим воспользоваться. По правой стороне шведы еще могли чем-то воспользоваться, но по левой, где прошли русские войска, они не оставили за собой ничего.

Карл XII надеялся на армию Левенгаупта, которая должна была присоединиться к нему и увеличить усилия армии, ослабленной голодом и болезнями. Но царь расстроил эти планы, загородив дорогу Левенгаупту, у деревни Лесной на реке Сонже. После кровавого сражения, которое закончилось рукопашным боем со штыками и мечами, шведы были разбиты. Король, который ждал подкрепления, войска в одиннадцать тысяч человек и семь тысяч обозов с продовольствием, фуражом и боеприпасами, получил чуть более шести тысяч изнуренных беглецов, бросивших пушки и оставивших обозы врагу. Редактор «Журнала» Петра Великого писал, что «сия победа может первою называться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало; к тому же еще гораздо меньшим числом будучи пред неприятелем. И по истине оная виною всех благополучных последований России, понеже тут первая проба солдатская была и людей, конечно, ободрила…»

Едва Карл XII оправился от этого разочарования, как пришли плохие новости из Ингерманландии от генерала Любекера, который понес большие потери. Погибло три тысячи солдат и все его вещи. И тогда молодой король принял отчаянное решение: отказавшись идти на Смоленск и Москву, он разворачивается и направляется на Украину. В этом богатом крае он надеялся пополнить свои продовольственные запасы и заручиться поддержкой соседей-турок и гетмана Мазепы, который предал русских. Приехав в Малороссию, он с удивлением обнаружил, что процветающие деревни были разграблены русскими, а вместо сорока тысяч казаков, обещанных Мазепой, вероломному изменнику удалось едва собрать две тысячи человек. Эта скудная армия не смогла тем не менее противостоять Меншикову, который занял резиденцию гетманов Малороссии – Батурин. Население не пошло вслед за мятежным предводителем и избрало новым гетманом Скоропадского, развязав против шведских завоевателей партизанскую войну. Турки не торопились вступать в войну. Наступила зима, такая лютая, что птицы замерзали на деревьях. Армия «каролинов»^[52] находилась в тысяче двухстах верстах от Стокгольма, без возможности получить подкрепление, без запасов продовольствия. Люди были истощены, лошади пали, казаки, появлявшиеся из тумана, истребляли отставших солдат, перехватывали конвой; хирурги в полевых условиях ампутировали отмороженные конечности. Шведы говорили, что у них три лучших доктора: водка, чеснок и смерть. От победоносной и многочисленной армии вскоре осталось только двадцать четыре тысячи человек, которые брели, растерянные, их одежда превратилась в лохмотья, их вел король-фанатик, такой же истощенный, как и последний его солдат. Он хотел привести во что бы то ни стало свое войско в Полтаву. Взятие этого города было его главной целью. Выгнав оттуда русских, думал Карл, он сможет передохнуть там, прежде чем продолжит борьбу, имеющую шансы на победу. В апреле 1709 года шведы подошли в центр Украины к Полтаве, старому городу, посредственно укрепленному и охраняемому гарнизоном численностью в шесть тысяч человек. Карл XII окружил Полтаву, но на штурм не пошел. Вне всякого сомнения, он предпочитал сохранить свои силы, чтобы нанести в открытом поле главный удар против русской армии, о приближении которой докладывали его патрули. Его лучшие генералы и даже Мазепа советовали ему снять осаду и отвести войска. Король был непреклонен. «Если даже Господь пошлет мне одного из Своих ангелов, чтобы вразумить меня следовать вашим советам, я не буду Его слушать», – говорил он. Генерал Стенбок писал, что «король не может ни о чем думать, кроме войны. Он не хочет больше слушать разумные советы. Он говорит, как если бы Господь внушал ему его решения… Даже если бы у него осталась только тысяча солдат, он бросил бы их против целой армии». Опьяненный слишком легкими победами, Карл XII совершил ошибку, недооценив своего противника. Он не хотел принимать во внимание новую Россию, которую Петр успел создать. Но Петр, со своей стороны, наученный горьким опытом, не решался вмешиваться. Пока что русские довольствовались рытьем траншей, артиллерийскими обстрелами и легкими перестрелками. Во время одной рекогносцировки Карл XII был ранен в левую ногу. Оставшись в седле, он продолжил обход патрулей, вернулся в лагерь и упал, потеряв сознание, слезая с лошади. Пока хирурги оперировали его, он говорил, улыбаясь: «Смелее, господа, это всего лишь нога!..» Но он так сильно ослабел, что доверил командование маршалу Реншельду, который ему еще раз посоветовал отступить. И в который раз король отказался последовать этому совету. Кроме того, он решился начать сражение на рассвете следующего же дня, 27 июня 1709 года. Петр, предупрежденный о ранении Карла XII, увидел в этом счастливое предзнаменование. Он обратился к своим людям с торжественной речью: «Воины! Вы сражаетесь не за Петра, а за государство, Петру врученное… а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние ее!» И, обращаясь к Шереметеву примерно со следующими словами, он приказал: «Господин маршал! Я вам доверяю свою армию. Я надеюсь, что в своем командовании вы будете следовать инструкциям, которые вы получили, и что в непредвиденных ситуациях вы проявите себя как искусный и опытный генерал. Что до меня, то я оставляю за собой задачу следить за всеми вашими операциями и быть готовым вмешаться в любой момент, когда опасность или нужда того потребуют».

Как только занялся рассвет, шведы пошли в атаку. Перед ними открылась маленькая равнина, болото, окопы и редуты. Всей русской армией командовал Шереметев, правым крылом – генерал Ренне, левым – Меншиков, артиллерией – Брюс, царь лично участвовал в сражении, возглавив второй батальон Новгородского полка. Но на самом деле он одновременно был везде, с безумными глазами, пеной на губах носясь по полю сражений на своей арабской кобыле Финетте, выкрикивая приказы, подбадривая солдат, бранясь. Неужели этот человек еще совсем недавно прятался от опасности? Сегодня он не только пренебрегал ею, он искал ее, чтобы показать пример. Одна пуля прострелила ему шляпу, другая чуть не попала в грудь, чудесным образом остановленная золотым нательным крестом, украшенным драгоценными камнями – дар монахов царю Федору; третья попала в его седло. В лагере противника, страдая от полученной раны, Карл XII приказал носить себя на носилках по полю битвы. Пушечное ядро разрушило его хрупкие носилки, и ему сделали новые из скрещенных пик. Затем он поднялся на лошадь. Семьдесят две пушки обстреливали вражескую линию пехоты. За неимением снарядов шведская артиллерия больше не отвечала. Начался рукопашный бой с применением холодного оружия. Сломленные числом и натиском противника, «каролины» в беспорядке начали отступать. Напрасно Левенгаупт кричал им: «Смотрите! Именем Господа! Смотрите! Вот король!» Вокруг него вчерашние герои были всего лишь страшными окровавленными тенями, которые побросали свое оружие и удирали в сторону Днепра. Через два часа Карл XII, подхваченный всеобщим движением, тоже покинул театр военных действий. Лошадь под ним была убита, ему привели другую. С наступлением ночи остатки шведской армии, около тринадцати тысяч человек, собрались на берегу реки, которую невозможно было преодолеть вплавь. Карл XII передал командование Левенгаупту и переправился через Днепр в повозке, привязанной к двум лодкам. За ним последовали Мазепа и еще около сотни его людей. Остальные стали пленниками, после того как Левенгаупт подписал капитуляцию. Некоторые от безысходности бросились в Днепр или срывали повязки с ран, предпочитая смерть плену. Акт о капитуляции включал условие, что казаки Мазепы, воевавшие в рядах шведов, будут выданы царю как мятежники.

Между тем Карл XII бежал в Турцию. Надеялся ли он продолжить борьбу в союзничестве креста с полумесяцем?

За собой он оставлял хаос: среди пленников оказались один маршал, десять генерал-майоров, пятьдесят девять штабных офицеров, тысяча сто других офицерских чинов, премьер-министр Пиеер, сенаторы, секретари, весь королевский дом, лакеи, писатель, повар, врач, аптекарь, приживалы…

Вечером в день сражения Петр дал торжественный обед по случаю победы и пригласил пленных шведских генералов. Повернувшись к ним, он провозгласил тост за здоровье своих учителей в военном искусстве. Затем, обращаясь к шведскому маршалу Реншельду, он преподнес ему его шпагу в знак уважения, с разрешением, как говорилось в «Журнале», ее носить.

Награды были большими: Шереметев получил земли, Меншиков был удостоен звания фельдмаршала, Ренне стал главным генералом, Головкин был назначен канцлером, Шафиров – вице-канцлером. Солдаты были награждены медалями. Офицеры, которых он наградил, умоляли его принять чин генерал-лейтенанта сухопутных и вице-адмирала морских войск. Не он ли больше всех остальных проявил свои знания и мужество в Полтавской битве? «Его Величество согласился, – писал редактор „Журнала“, – за чем последовали поздравления генералов, министров, офицеров и солдат».

После этого лагерь был снят, потому что, как можно прочесть все в том же «Журнале», «было невозможно дольше оставаться около Полтавы отчасти из-за дурного запаха, который источали мертвые тела, отчасти из-за продолжительного расположения здесь двух больших армий».

Между тем Карл XII писал своей сестре из Турции с легкомыслием, граничащим с сумасшествием: «Все прошло хорошо! Только под конец случайно произошла неприязнь: армия потерпела поражение, которое, я надеюсь, скоро будет искуплено. За несколько дней до сражения я был ранен в ногу, и это мне мешало некоторое время держаться в седле; я надеюсь вскоре поправиться…»

Победоносные русские войска приближались к Москве с колонной пленников. Еще в самом начале Петр приказал двум шведским батальонам, кавалерийскому и пехотному, провести перед ним маневры, чтобы вблизи рассмотреть, как они действовали во время сражения. Пленники повиновались, Петр аплодировал. Он все время продолжал учиться.

Отправив Шереметева в Ливонию, чтобы блокировать Ригу, а Меншикова в Польшу, чтобы прогнать Станислава и вернуть трон Августу II, царь сам отправился в дорогу. Он рассчитывал сделать остановку в Киеве, где его ждала женщина, которая в течение семи лет делила с ним тревоги, его усталость и радости. Он встретил ее в июле 1702 года, спустя немного времени после осады Мариенбурга войсками Шереметева. Командующий шведским войском, решивший погибнуть вместе с гарнизоном и крепостью, разрешил покинуть крепость некоторым гражданским людям, в числе которых был лютеранский пастор Глюк, с женой, детьми и служанкой. Задержанный патрулем, пастор предложил свои услуги в качестве переводчика. Приняв его предложение, пастора отправили в Москву вместе с семьей. А что делать со служанкой? Ей было семнадцать лет, она была белокурой, симпатичной, хотя уже и дородной девушкой. Шереметев оценил ее с первого взгляда и решил оставить в лагере для развлечения своих офицеров. В тот же вечер она уже сидела за столом в новом обществе. Гобои возвестили о начале танцев. Кавалеров было предостаточно. Вдруг мощный взрыв заглушил музыку. От Мариенбурга остались лишь пылающие руины. Когда схлынули первые эмоции, молодая служанка поняла, что для нее начинается новая жизнь и теперь ей придется рассчитывать только на свое обаяние, чтобы обеспечить себе будущее.

Дочь скромного крестьянина Скавронского из Ливонской Швеции, она рано осталась сиротой, и ее взял к себе пастор Глюк. Тогда ее звали Марией или Мартой, доподлинно неизвестно. Какова была ее роль в доме? Она была одновременно и служанкой, и гувернанткой, и приемной дочерью. У нее были некоторые понятия о катехизисе, но она не умела ни читать, ни писать. И лишь спустя много лет научилась подписываться своим именем. Она говорила по-русски с сильным немецким акцентом. Зато ей не было равных в приготовлении блюд, в уходе за детьми, она была прекрасной швеей, умела стирать и гладить. К ее добродетелям хорошей хозяйки добавлялся огненный темперамент. Из опасения, что она развратит всех его пансионеров (некоторые из них уже были уличены в подобных попытках), пастор поспешил обручить ее и, возможно даже, успел бы выдать замуж за шведского трубача по фамилии Крузе, но тот исчез после взятия города.

Попав в штаб русской армии, Марта вначале стала любовницей унтер-офицера, который ее бил, затем самого генерала Шереметева, который был уже стар

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒