Книга четвертая 2 страница

– Несладко тебе пришлось, – сказала Мэйв, проведя пальцами по острым скулам Этайн и погладив ее по лбу. Она наткнулась на засохшую корку на ране, оставленной ботинком Кюневульфа. – А этот шрам, боюсь, уже не посветлеет.

Она прощупала шею девушки в поисках опухших гланд или знаков, которые подсказали бы ей, правильно ли распределены телесные жидкости. Бормоча под нос, Мэйв обернулась к знахарскому сундучку и начала наощупь рыться в настойках, мазях и пузырьках с травами. Она растирала их между пальцами, смешивала, пробовала и сплевывала, забыв о мире вокруг. Волкодав улегся в дальнем углу и смотрел, как работает его хозяйка.

Гримнир прикончил вторую миску рагу, а за ней и третью, осушил кувшин медовухи. Согревшийся и сытый, он вытянул под столом ноги и оперся спиной о шершавую каменную стену. Прикрыл глаза и впервые с того момента, как они покинули Зеландию, позволил себе задремать.

Глава 4

Над теплой соломенной крышей дома, источавшей пар под холодным дождем, все еще носил листья и ветви древних дубов соленый штормовой ветер. На совет собрались три тени. Три ворона – застывшие в недобром молчании, покрытые перьями великаны, очень странные и настолько все понимающие, что это пугало. Одним из них был Круах, второй ворон, его родич, чуть уступал ему в размерах; но третий ворон, огромный исполин, превосходил их обоих. Его перья светились лунным светом, злобные злые глаза смотрели прямо на поляну.

– Фомор, – пророкотал он.

Глава 5

Нежное прикосновение руки ко лбу пробудило Этайн от легкой дремы без сновидений. Она уснула у огня, откинувшись на подушку и укутавшись в пахнущее травами шерстяное одеяло. Открыв глаза, она увидела рядом Мэйв.

– Прости, – сказала она. – Я задремала.

Дождь за окном поутих и теперь мирно покрапывал.

– Нет, дитя, даже слушать не буду. Отдых лишь помогает белой иве и пижме творить свою магию. Да, жар спал, – еле слышно произнесла слепая ирландка. Гримнир и волкодав старухи Конан сопели в унисон, глубоко дыша и пытаясь перехрапеть один другого. – Набралась сил поужинать?

– Думаю, да.

Мэйв поднялась и заметалась по дому. Движения старухи были выверены, каждый жест направляли чутье и давняя привычка – подхватив кусок твердого сыра, буханку хлеба, глиняный кувшин с вином, деревянную миску и две чаши из рога, она положила все это в плетеную корзину.

– Когда ты потеряла зрение? – спросила Этайн.

– О, задолго до твоего рождения, дитя, – ответила она, поднеся корзину к очагу. Она села – заскрипели суставы. Зрение заменяли ей пальцы; она выудила из корзины миску и потянулась к огню, где висел на черном от сажи крюке железный котел с бурлящим рагу. – Меня… ранили в голову. Норманнский топор. Толпа из Вейсафьорда искала, чем бы поживиться. Мне было десять, – от одного воспоминания Мэйв в страхе вздрогнула; трясущейся рукой она налила мясную похлебку в миску. – Моя тетушка, сестра отца, была мудрой женщиной. Да, некоторые звали ее ведьмой, но она изучала лекарское искусство в мавританской Кордове. Она была искусна в травах и прочла множество трактатов, но даже ей понадобился целый год, чтобы не дать мне перешагнуть порог Смерти. А зрение со мной не вернулось.

– Прости, – сказала Этайн, приняв миску из руки Мэйв.

Но старуха покачала головой и, дотянувшись до кувшина вина, с привычной легкостью разлила его по чашам.

– Нет, слепой Мэйв твоя жалость ни к чему. Господь щедро меня одарил. Он оставил мне разум, две ноги, две руки и спину. Я слышу и чую запахи… сдается мне, даже лучше, чем этот косматый варвар там на полу.

– Про… – Этайн вновь собиралась извиниться, но осеклась. И лишь тоскливо улыбнулась со вздохом. Она подула на похлебку и отхлебнула. Ветер шелестел соломой по скатам крыши.

– Может, мой вопрос покажется тебе странным, – произнесла Этайн, помолчав, – но где именно в Эриу мы находимся? До того как поднялся шторм, мы плыли в Дублин…

– Дублин? Так вы проблем себе ищете? Что ж, не сильно вы сбились с курса. Вы на милю севернее к низине Арнкелл… в лесу Лоркан в предгорье Куалу.

– А Дублин?

– Чуть больше двенадцати лиг на север. Ты и твой муж за доброго короля Бриана или против него?

– О, он мне не муж, – ответила, покраснев, Этайн. Одна мысль об этом… она поежилась. – Господь Всемогущий, нет. Мы просто вместе путешествуем… мы в каком-то смысле союзники. Но так было не всегда.

Мэйв вздернула бровь.

– Значит, союзник. Знаешь, что у него на уме?

– Уж это я знаю точно, он никогда не стесняется поделиться мыслями. Гримнир ищет мести – подозреваю, он присоединится к тем, на чьей стороне будет легче убить ублюдка, который перешел ему дорогу.

– Какой-нибудь бедный иноземный тэн?

Этайн доела похлебку, отставила миску в сторону и оторвала себе горбушку хлеба и кусочек сыра. Медленно жуя, она размышляла о важности чуть не сорвавшегося с языка имени – имени человека, сидевшего, словно паук, в центре сплетенной им в сердце изумрудных холмов Эриу паутины коварства и предательства. Назвав его, она могла навлечь на них неприятности. И Этайн потихоньку ела, не сводя глаз со старой слепой и измученной заботами ирландки, с ее морщинистого лба, который поблескивал в свете очага. Она очень хотелось довериться Мэйв – но не будет ли это ошибкой? Она скосила глаза на спящего Гримнира. Гримнир не доверял никому.

Нет, вдруг подумала она. Я не такая, как он.

– Не тэн, – ответила она старухе, – а один из их ярлов. Бьярки Полудан.

Мэйв вздрогнула и сделала большой глоток вина.

– А твой союзник высоко метит. Этого ненавидит сам Господь! Грязный колдун данов. Говорят, он стар, как Мафусаил, и коварен, как Змей. Его защищает мертвец! Драугр его имя – убитый в Дании христианин-вероотступник, в которого его хозяин вновь вдохнул жизнь. Полудан только и делает, что шныряет за стенами Дублина со своей ведьмой Кормладой, плетет сети, в которые заманивает добрых богобоязненных людей.

Этайн улыбнулась.

– Как сказал бы мой спутник, если бы не спал: пф!

– Не веришь мне?

– Верю, добрая Мэйв. Но ты и сама уже сказала, что Гримнир странный . Такие вещи его не пугают. Он… дитя другого времени.

– Может, и так, да, но его судьба, как и судьбы других людей, выведены кровью, – сказала Мэйв и добавила, помолчав несколько минут: – Ты знаешь, не надо тебе с ним идти. В Дублин. Оставайся со слепой Мэйв, если хочешь. Проблемы не для таких, как мы, дитя.

– И ты защитишь меня? Незнакомку, которую принесло к твоему порогу странным ветром?

Старуха помрачнела.

– От кого защищу, от него? Это ты хочешь сказать? Он дурной человек? Он обидит тебя, если откажешься идти с ним? – в голосе слепой Мэйв зазвенела сталь. Этайн не сомневалась, что, несмотря на свою слепоту, она попытается вскрыть Гримниру горло, стоит только ей намекнуть.

Этайн умиротворяюще погладила старуху по руке.

– Нет, милая Мэйв. Вложи свой меч в ножны. Я не его вещь – больше нет. Я иду куда хочу, а сейчас я хочу пойти с ним на север, в Дублин. Но не биться, если ты поэтому боишься за мою жизнь.

– Тогда зачем? – фыркнула Мэйв.

Подумав немного, Этайн ответила:

– Чтобы увидеть все своими глазами.

– Чувствую, за этим стоит какая-то история, – Мэйв зевнула, было уже поздно.

– Это правда, – Этайн доела хлеб и сыр, осушила чашу вина и опустилась на подушку. – Может быть, завтра…

Снова зевнув, Мэйв улеглась у очага.

– Да, – пробормотала она. – Такую историю я бы послушала. Но не сейчас, дитя. Я так… устала.

Снаружи барабанил дождь; в щелях дома гулял ветер, и этот тихий нежный свист убаюкивал Этайн. Она расслабилась и прикрыла глаза. А потом ей в ноздри ударил удушающе сладкий запах – так пахнут цветы, слишком долго лежавшие на могиле.

Волкодав завыл во сне, а потом заскулил.

Гримнир пошевелился, скрипнуло дерево.

Этайн услышала, как ворочается Мэйв.

– Нет, – простонала она в полудреме. – Это они. Зачем они здесь? Зачем?..

По спине Этайн побежали от ужаса мурашки; она напрасно пыталась подняться, заставить слушаться отяжелевшее в предвкушении сна тело. Как только этот темный чудовищный сон ее настиг, Этайн показалось, что дверь дома со скрипом открылась и послышался зловещий шелест крыльев…

Глава 6

– Поднимайся, увалень!

Голос звучал приглушенно, будто в отдалении. Гримнир проснулся, чуть заслышав его. Поднялся, скрипнув стулом о каменную стену. Голова пульсировала, словно кто-то залез внутрь и хорошенько там покопался. Вокруг стояла тьма. Гримнир поморгал и выругался; с усилием потер глаза, разгоняя повисшую перед ними пелену. Вскоре из мрака начала выступать фигура – с каждым мгновением она становилась все знакомее.

– Кто тут? – пробормотал он. – Гифр?

– Подловил я тебя, крысеныш, – от этих слов туман перед глазами рассеялся окончательно. Гифр на вид был таким же, каким Гримнир его помнил: высокий и тощий, длинные сильные руки канатами висят вдоль жилистого тела, землистая кожа покрыта шрамами. Десятками шрамов. Сотни шрамов – их безумные хитросплетения напоминали оперение. Но Гримнир моргнул еще раз, и шрамы встали на место – теперь это вновь были полоски кожи, рассеченной когда-то железом, напоминания о печальной судьбе каунар.

– Что тебе надо? – спросил Гримнир, шаря глазами по темному дому. Это место отчего-то казалось знакомым. Он тут уже был? – Зачем пришел?

– Чтобы вести тебя, – ответил Гифр.

Гримнир потряс головой и зашипел от острой боли.

– Куда вести, старый пройдоха? Ты же мертв!

– Что ж ты за болван такой, крысеныш? – Гифр громко расхохотался. Он тряхнул головой, и вплетенные в космы вокруг длинных ушей бесчисленные костяные диски и бусины из меди, серебра, граната и малахита застучали друг о друга. – Я что, похож на мертвеца?

И правда, согласился Гримнир. Не похож.

– И куда ты меня поведешь?

– К нему. Ты ему нужен.

Гримнир напрягся. Хотя он весь дрожал от предвкушения, нутро сковал ледяной ужас.

– К нему? Он здесь?

– Ты что, оглох, крысеныш? – нахмурился Гифр. – Поди, перепил медовухи и грохнулся на пол! Башкой ушибся! Где еще, по-твоему, быть Одноглазому?

– Балегир… – сколько Гримнир себя помнил, это имя было его талисманом, а его обладатель почти не уступал богам, в чьей тени он теперь пребывал. Он почти не помнил своего предка – только громогласный голос и грозная тень, сотканная из полузабытых воспоминаний и множество раз пересказанных – а оттого все менее правдивых – историй. Но больше всего это имя напоминало ему о матери, Скрикьи, угрюмой, с вызовом грозившей мохнатыми руками небу, где скрывались проклятые северные боги:

– Así att-Súlfr Bálegyr skiara tar nekumanza! – кричала она с горечью, и голос ее резал, как колотый лед. – Балегир – Волк, он выпустит вам кишки!

В ночь, когда он погиб, ей виделся в небе одинокий немигающий глаз, объятый огнем…

– Имирья кровь, бесполезный ты засранец! – воскликнул Гифр и, треснув мозолистой рукой Гримниру по уху, вырвал того из воспоминаний. – Он ждет тебя, а ты тут мечтаешь, как девица волоокая! И если ты считаешь, что он тоже мертв, то ты ошибаешься.

И правда, согласился Гримнир. Балегир тоже жив.

– Хватай свое барахло, и пошли отсюда, крысеныш. Он и другие выжившие ждут далеко на севере, в месте под названием Каррай Ду.

Гримнир кивнул. Он потянулся за саксом, но замер, услышав смех Гифра.

– Что? – проворчал он. – Чего ты гогочешь?

В улыбке Гифра тепла было не больше, чем в плавучей льдине.

– Только мелкий тупица возьмет с собой на войну кухаркин нож.

Гримнир пригляделся. Выругался под нос, потер один глаз ладонью, потом второй – кулаком. Оказалось, что он принял за сакс какой-то ржавый кухонный нож. Гримнир откинул его прочь.

– Твое копье там, – дернул острым подбородком Гифр. Конечно же, в углу стояло боевое копье – с первого взгляда он спутал его со старой метлой – и его железный наконечник опасно поблескивал в дымке света. Подхватив его, Гримнир пошел к двери.

– Каррай Ду, – повторил он. – Как я пойму, что пришел куда надо?

Гифр тяжело опустился на стул, с которого только что поднялся Гримнир.

– По запаху, недотепа. Он оставил для тебя тропу из хлебных крошек. Поторапливайся, крысеныш. Наш драгоценный вождь тебя ждет.

Гримнир кивнул и, не оглядываясь, со всех ног ринулся вперед в беспросветную тьму. Гифр улыбнулся и…

…встряхнулся, сбрасывая зачарованный сон Гримнира, будто сухую шелуху; звякнув снежными перьями, он вспрыгнул на край стола и злобно посмотрел на двух спящих женщин. На какой-то миг он подумал было оборвать их жизни. Но вместо этого ворон-альбинос, который был не простым фамильяром ведьмы, как улетевший с новостями к хозяйке Круах, а князем исчезающего Туат, поднялся в воздух и полетел вслед за фомором, опасаясь, что тот уйдет слишком далеко. Издав единственный пронзительный крик, он поспешил на север – как раз в тот момент, когда солнце позолотило горизонт на востоке.

Глава 7

В старейшем квартале Дублина, на обрыве над черным озером, от которого и получил свое название город, первые норманнские захватчики нашли пробившийся сквозь каменистую почву одинокий ясень. Они воздвигли под его ветвями алтарь и принесли в жертву Всеотцу девять пленников в благодарность за удачное плавание по бурному Ирландскому морю – девять было самым священным для Одина числом. Всеотец принял жертву благосклонно, и под его покровительством болотистые берега озера превратились в город, ставший для викингов центром торговли. Так минуло, согласно записям жрецов, девятнадцать раз по девять лет, и алтарь Одину, у которого был заложен Дублин, теперь стоял в самом сердце города, под защитой его стен.

На возвышении из камня и почвы построили деревянный храм: дверями к суровой родине предков, к ее холодным горам и лесам, в которых обитали полчища волков. Светлеющее небо пронзали скрытые клубами дыма жертвенного костра острые козырьки крыши, а на каждой перекладине, подпорке и притолоке рукой целого поколения мастеров были вырезаны замысловатые узоры: на рассохшемся дубе, обрамленные вьющимися ветвями ежевики, сражались с йотунами асы, навсегда застыв в вечном Рагнареке.

Тяжелые двери храма стояли приоткрытыми, а за резным порогом скрывался мир дыма и тени, мир, провонявший кишками и пролитой кровью, старым деревом и ладаном. Здесь испустил свой последний мучительный вздох крепко привязанный к алтарю франкский юноша, плененный в набеге на его родину; дан немногим старше его затянул на его шее шелковую веревку. Не успел стихнуть его предсмертный хрип, как на алтарь упала тень одноглазого жреца, седобородого, отстраненного. Не прекращая петь, он вонзил в грудь юноши почерневшее лезвие ритуального ножа и рассек ее. С последними судорожными ударами сердца из губ пленника брызнула алая кровь. А потом… он замер, и его душа открыла глаза уже в мрачном потустороннем мире.

Жрец с фанатичным усердием глубоко погрузил руку во вскрытое туловище. Умелые пальцы нащупали печень и вырвали ее с законного места; вынув и внимательно осмотрев ее доли и окраску, жрец бросил ее в широкую чашу из кованой меди. Печень упала в нее с влажным шлепком.

– Что говорят тебе знаки, Агаутр? – донесся из сумрака голос, глухой и подавленный от непосильной усталости. Жрец Агаутр поднял голову и сверкнул глазами.

– Много чего, Драугр. Где твой хозяин?

Из тени выступил человек: он был худ и мертвенно бледен, его когда-то рыжую бороду будто присыпало пеплом. Из-под капюшона плаща цвета обугленного дерева смотрел единственный глаз. Он носил черную кольчугу, шоссы из черной кожи и браслеты из серебра и витого железа.

– Занимается своими делами, как следовало бы и тебе. Что ты там видишь?

Презрительно скривив губу, Агаутр протянул руку и вырвал из груди мертвого франка сердце. Рассмотрел его в тусклом свете.

– Бурю Одина! Земля воняет войной! Чудовищные тени, жестокие, с окровавленными руками, собираются вместе, как старики у погребального костра!

– Это я вижу и одним глазом, жрец! – сказал Драугр.

Липкими от крови руками Агаутр вытянул петли кишок. И нахмурился, рассматривая внутренности; то, что он прочел по этим блестящим веревкам, заставило его зашипеть от ярости.

– Враги твоего хозяина совсем осмелели! Опасайся гаэла, который прячется за маской дружелюбия, ибо он змей, убивающий неосторожных!

Драугр кивнул.

– А как закончится грядущая битва?

Агаутр отошел от распотрошенного трупа.

– Я не вижу. Норны прядут нити каждого из нас, и прячут концы этих нитей от моего взора. Передай ему мои слова. «Опасайся гаэла…»

– «Который прячется за маской дружелюбия», да? Бесполезный старый ворон, эту маску носят все! – и человек по кличке Драугр растаял в тенях, словно призрак, оставив после себя лишь громкое эхо мрачных, как заупокойная песнь, шагов.

Глава 8

Сквозь узкие окна высоко в стенах главного зала Дублинского замка проникал утренний свет солнца, проливая тепло ранней весны – так непохожее на царивший среди собравшихся ледяной холод. Скрывшись в тенях высокого балкона над залом, Бьярки Полудан наблюдал за встречей повелителей Дублина и Лейнстера с ирландскими вождями.

Под вороньими знаменами Дома Ивара сидел на краю трона Ситрик, сын Олафа, в окружении дюжины крепких норманнов: в тяжелых кольчугах, с длинными сверкающими копьями и прочными щитами. На почетном месте справа от него развалился на парчовой скамье король Маэл Морда Лейнстерский, с замутненным взглядом попивающий греческое вино из расписанной золотом чаши. Рядом с ним, по-кошачьи поджав ноги, сидела Кормлада. На ней было почти прозрачное платье из тонкой красной ткани, с бесстыдным разрезом до середины бедра, а подчеркивало ее наряд ожерелье из витой серебряной и золотой проволоки с изображением двух волков – один держал в пасти жемчужину, а второй – круглую каплю янтаря; в ушах ее блестели золотые гроздья серег. Она маленькими глотками пила вино из серебряного кубка и с деланым безразличием смотрела на собравшихся в зале мужчин. Перед троном стояли, разбившись по двое и трое, двенадцать предводителей фианны Лейнстера – клановых боевых отрядов, стержня воинства Маэл Морды. Выпрямив спины и нахмурившись, они смотрели на своего короля.

Почувствовав позади чье-то присутствие, Бьярки обернулся и увидел мрачное лицо Драугра.

– Дай угадаю, – прошипел Полудан. – Агаутр увидел новые смертоубийства?

Драугр – которого до его смерти на дороге к Роскилле пятнадцать лет назад звали Рыжим Ньялом, сыном Хьялмара, – кивнул.

– Еще он говорит, что тебе нужно опасаться гаэла.

Бьярки фыркнул.

– Если не забыл, про тебя он говорил то же самое.

Драугр лишь заворчал. Когда четырнадцать лет назад Ньял разыскал Бьярки на болотах острова Уайт, Агаутр предупредил о том же и его. Ты служил королю Олафу , – сказал жрец, обвинительно ткнув в него пальцем. – С чего бы ему теперь служить тебе? Ты поверишь вероломному сыну Хьялмара? В прошлую вашу встречу у Силлийских островов он жаждал твоей крови.

Но назвавшийся Драугром – и заверявший, что он прошел по сырой тропе в Хельхейм и вернулся обратно, – шепнул кое-что на ухо Полудану; одно лишь слово – и все сомнения развеялись. Бьярки Полудан был уверен, что уж Драугр не предаст его никогда.

– Какого гаэла? – спросил Полудан. В этот момент внизу выступил вперед самый высокий из ирландцев, худой мужчина в оборванном желто-зеленом плаще и с длинной косой, перекинутой за спину, цвета красного золота. Бьярки вгляделся в его загорелое грубоватое лицо, массивную челюсть подчеркивали длинные жесткие усы.

– Старый жулик не уточнил.

– Значит, не зевай, – прошипел Бьярки. – Может быть, придется убить их всех.

Высокий ирландец небрежно поклонился.

– Парни выбрали меня говорить от их лица.

– И кто же ты? – спросил Ситрик.

– Мой король меня знает.

– Да, – подтвердил через мгновение Маэл Морда. – Ты Парса, вождь воинов Клонмора. Ты из деревни пастухов, которые, если я верно помню, всегда были моему отцу как кость в горле, – произнес король Лейнстера, не скрывая своего презрения. – Чего ты хочешь? Зачем ты привел сюда остальных и нарушил мой покой в этот страшный час?

– Мы хотим короля, которого сможем уважать, – так же жестко ответил вождь Парса. – Но Всевышний послал нам тебя. Поэтому мы пришли на переговоры.

Во взгляде короля Лейнстера сверкнул лед.

– Следи за языком, пастух.

– Переговоры? – повторила Кормлада. – Разве мы враги вам, Парса из Клонмора? Мы вас обидели? Мой брат или я обошлись с вами дурно? Говори без утайки!

– Да, я скажу, Дублинская ведьма! – ответил Парса. – Этой ночью мы получили весть, что долина Барроу в огне! Наши дома разрушили, женщин и детей убили, обесчестили и увели в рабство, забили наш скот – и ради чего? Чтобы обогатить твоего сына? – он повернулся к Маэл Морде. – Уведи нас из этих земель, сын Мурхады! Стань королем, которого мы сможем уважать! Встретим врагов из Мунстера на своих условиях!

Маэл Морда рассмеялся. Он указал на воина кубком – в нем плеснуло вино.

– Хочешь, чтобы я сбежал со своего же восстания?

– Мы защитим то, что твое по праву! – горячо заверил его Парса. Остальные вожди закивали и согласно зашумели. Парса пригладил усы рубцеватой костяшкой пальца. – Лейнстерские фианны служат лишь своему королю! Это ты, Маэл Морда мак Мурхада – или ты лишь одетый в шелка преступник, гоняющийся за чужой короной?

Маэл Морда, пошатываясь, поднялся на ноги и в ярости отшвырнул чашу. С оглушительным звоном она упала на каменные плиты у ног Парсы, обрызгав его остатками вина; к чести ирландца, он даже не вздрогнул.

– Ты, верно, забыл, с кем разговариваешь, пастух! Я велю тебя высечь, наглая свинья! Тебя и твоих вероломных дружков! Иисус милосердный…

– Сядь, пока не упал, брат, – сказала Кормлада.

– Да, – словно ножом обрубил тираду Маэл Морды резкий голос Бьярки. – Послушай сестру.

На главный зал опустился плотный смертный саван тишины. Король Лейнстера даже не стал спорить – он просто вновь упал на скамью и сделал знак слуге налить еще вина. Ирландские вожди перевели взгляд на Полудана, который выступил из темноты под балконом. За ним по пятам, словно закованный в доспехи дух, следовал Драугр.

– Парса из Клонмора, – произнес Полудан, двигаясь сквозь группки ирландцев. – Сколько раз ты резал скотину на Мунстерской земле под знаменами своего короля? Сколько раз разорял деревни во владениях этого жалкого подлеца мак Кеннетига? Сколько женщин ты опозорил, украл и убил? Сколько детей оставил на поживу воронам, а, Парса из Клонмора?

Парса пожал плечами. Другие вожди зашептались.

– Столько, что всего и не упомнишь? – с нажимом продолжил Бьярки.

– Да, – ответил Парса. – И что с того?

Бьярки замер на ступени королевского помоста и, обернувшись, леденящим душу шепотом сказал собравшимся воинам:

– Хоть раз мак Кеннетиг отказывался от своих хитроумных планов, чтобы отомстить за этих грязных потаскух и их мелких ублюдков, мчался в эту глушь, на которую срать даже той горстке людей, что о ней знает? Нет? Но почему же, Парса из Клонмора?

На лице Парсы заходили желваки.

– У него…

– Говори же, будь ты проклят! – рыкнул Бьярки.

– У него была цель, – нехотя сказал Парса. – Мы его дразнили, и он об этом знал.

– Мы его дразнили, – с насмешкой повторил Полудан. – И он об этом знал! Ну слава Богу! Нам просто повезло, что ты поведал нам об этой стратегии! А то мы бы отказались от своего замысла – замысла, который я вынашивал половину твоей никчемной жизни! – и поехали мстить за потаскух и ублюдков, оставшихся в глуши, которую ты зовешь домом! – и Бьярки с глубоким презрением повернулся к Парсе спиной.

Ирландский вождь почернел от злости. Чиркнула по коже сталь – Парса выхватил висевший на поясе нож и с рыком бросился на Полудана. Но за секунду до того, как он вонзил бы Бьярки клинок в спину, в его длинную золотую косу вцепился всегда таившийся в тени Полудана Драугр. Намотав волосы на кулак, он оттащил Парсу и отбросил его прочь. Нож выпал у того из руки, Парса проехался по каменным плитам и пораженно замер у ног товарищей. Десяток ирландцев одарили убийственными взглядами огромного дана и его хозяина.

Драугр в развевающемся плаще шагнул им навстречу, его единственный глаз горел жаждой боя; он вынул пару висевших сзади на поясе топориков с дубовой рукоятью – их зазубренные лезвия украшали выгравированные руны, обещавшие смерти.

– Если хочешь кого-то убить, – прорычал он, – то встань к нему лицом и покажи оружие.

Парса тяжело поднялся на ноги. Оба короля, Ситрик и Маэл Морда, нахмурились и обменялись тревожными взглядами: они уже чувствовали в утреннем ветерке запах бойни. Кормлада хищно улыбнулась, когда Бьярки Полудан взобрался на помост и, встав между правителями Дублина и Лейнстера, повернулся лицом к кучке ирландцев.

– Что ты решил, Парса из Клонмора? Ты нарушишь данную королю клятву? Уведешь своих оборванцев выслеживать Мунстерских псов по горам и долам Лейнстера, чтобы отомстить за какую-то деревню? Или останешься верным моему плану и получишь втрое больше земли, когда мы насадим врага на клинок?

Парса вытянулся в полный рост.

– Желтолицый ублюдок! – воскликнул он, сверкнув от ярости глазами. – У тебя нет ни клана, ни титула, а ты все равно считаешь, что смеешь приказывать фианне Эриу? Ползи обратно под свой камень, Полудан, и не суй свой кривой нос в дела, которые тебя не…

– Драугр, – прошипел Бьярки.

Стоило только имени слететь с его губ, как Драугр сорвался с места, одним плавным движением заведя назад руку и выбросив ее вперед. Топорик вылетел из ладони и, сверкнув в луче солнечного света, вонзился Парсе в правое плечо, прямо у основания шеи. Лезвие вошло глубоко; ирландец пошатнулся и схватился за рукоять топора, из раны брызнула ярко-алая кровь. Парса упал на одно колено и повалился на бок, в становившуюся все больше красную лужу.

– Кто станет говорить от вашего имени теперь? – спросил Бьярки. – Вы нарушите данные королю клятвы или будете действовать по моему плану?

Парса издал влажный хриплый вздох и замер, а остальные зашептались; они бросали злые взгляды то на данов, то на своего короля, но вскоре один из вождей, мрачный и черноволосый, шагнул вперед.

– Осна Черный, – кивнула ему, узнав, Кормлада. – Ты всегда прислушивался к голосу разума.

Осна отвесил ей небрежный поклон.

– Ты слишком добра, миледи. Я стану говорить от имени вождей лейнстерской фианны . Мы чтим свои клятвы королю и сделаем так, как он посчитает нужным.

Бьярки повернулся к Маэл Морде.

– И что же он считает нужным, а?

Искоса взглянув на Полудана, король Лейнстера поднялся на нетвердые ноги.

– Мои жестокие боевые соколы! – обвел он их широким жестом – слишком широким для трезвого человека. – Мы будем держаться изначального плана. Здесь, перед вратами Дублина, мы сокрушим врага и обратим его в бегство! А когда придет время, пронесемся по землям мак Кеннетига и заберем их себе все – от Томонда до Кашелской скалы!

Речь их короля вызвала у вождей не радостные крики, а мрачное принятие и холодный смех. Осна Черный опустился на колени и перевернул Парсу на спину, вытащив из окровавленного трупа топорик, он с тихими проклятиями швырнул его под ноги Драугру. Звон стали о камень походил на похоронный звон, созывавший на пиршество воронов.

В наступившей тишине в зал поспешно вбежали рабы: одни несли носилки, другие – ведра с водой и тряпки, чтобы отчистить ими плиты. Не говоря ни слова, мрачные ирландские вожди положили своего убитого товарища на носилки, взвалили их на плечи и понесли прочь из тронного зала. Когда они переступили порог, двери со скрипом захлопнулись.

Ситрик встал с трона и жестом отослал норманнских охранников.

– Предполагалось, что они наши союзники, – сказал он. – Люди Клонмора будут мстить?

Драугр сунул за пояс один топорик и наклонился за вторым. Вырезанные на лезвии руны заполнились кровью и явили послание смерти Гримниру, сыну Балегира. Драугр отер топор о спину задрожавшего раба.

– Если нападем первыми, то нет. Можем перерезать их во сне…

– Оставьте их мне, – сказала Кормлада.

Бьярки скосил на нее глаза.

– Тебе?

– Мне, – повторила она. – Если их не удержит в узде Осна, то я спою людям Клонмора песню, нежную балладу безумия и отчаяния.

Полудан рассмеялся. А Маэл Морда злобно уставился в чашу с вином.

– Если до этого дойдет, дайте Драугру прикончить их быстро. Хотя бы это они точно заслужили.

Бьярки уже хотел было съязвить в ответ, но внезапный крик ворон заставил его вскинуть голову и забыть об одурманенном вином короле Лейнстера. Хриплый крик повторился, сквозь узкое окно влетел угольно-черный древний ворон Круах. Он кружил у них над головами в потоках света и тени, спускался все ниже и ниже. Кормлада поспешно встала и с жутким свистом вытянула руку.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒