Источник волшебства 13 страница

Дэвид устало поднялся на ноги. На щеках Идэль блестели слезы. Она убрала паутину – и нечто, похожее на сгущение мягкого, неяркого света, поднялось вверх и через несколько мгновений пропало. На секунду у Дэвида возникло чувство открытого пути. Он знал, что это за дорога и куда она ведет, и почему с того конца доносятся стенания и плач. Он был однажды в том мрачном царстве тьмы и теней…

Идэль перевела взгляд на Яджи. Как ни странно, та еще жила – агония растянулась.

– Вот так и узнаешь, кто тебе служит… – тихо произнесла принцесса, глядя на полупревратившуюся пантеру.

Они смотрели на нее, а она все сопротивлялась смерти. Это было странно – учитывая полученные повреждения и обилие яда. Но кажется, ее гэемон был более устойчивым… А потом Дэвид увидел то, чему сначала не смог поверить: сломанная лапа вытянулась и стала целой, обломки кости соединились… И вместе с тем – та часть гэемона пантеры, которая помогла телу восстановиться, иссохла и стала распадаться, будто враз утратив свою удивительную устойчивость к демоническому яду.

«Она пытается регенерировать, – подумал землянин. – Ну конечно… она ведь оборотень…» Дэвид и Идэль посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, одновременно бросились к Яджи. Они потратили без толку кучу времени и уже мысленно простились со всеми, а между тем Яджи была единственной, кого тут еще можно было попытаться спасти. В ней сейчас одновременно шли два процесса: яд демонов разлагал гэемон, но само энергетическое поле пыталось перестроиться таким образом, чтобы оживить умирающую. Однако, сил самой Яджи не хватало на то, чтобы избавиться от яда и восстановить тело. Срастались кости, останавливалась кровь, но эти маленькие победы мало что значили: демоническая отрава поражала саму регенерационную систему, и Яджи медленно проигрывала схватку со смертью. Очень быстро они поняли, что с ней, хотя и в замедленном виде, происходит то же самое, что и с Минкардом: на девушке‑пантере не было здорового места, яд целиком пропитал ее энергетику, и любая попытка помочь лишь ухудшала ситуацию. Обилие энергии, черпаемой Идэль из Кильбренийского Источника, не давало никаких преимуществ – сейчас, наоборот, требовались заклятья, насыщенные силой лишь в минимальной степени, очень «легкие», но сотворенные на таком уровне искусства, коим не обладали ни Дэвид, ни Идэль.

Землянину вдруг вспомнился урок полугодовой давности, проведенный Дильбрегом кен Аунбланом. Тогда искусственным путем была смоделирована точно такая же ситуация: отравленный и безнадежно искалеченный человек, по некой таинственной причине задержавшийся на пороге смерти… Предлагалось исцелить его – и как! Опыт ставился на «живом материале»… Увиденное навсегда врезалось в память Дэвида Брендома; тот урок он запомнил куда лучше, чем все остальные…

Он вытащил из ножен кинжал и нацарапал на полу, рядом с левой рукой Яджи, крошечный рисунок. Формы «Яд» у него не было, но ее можно было заменить описанием какого‑либо существенного признака или функции яда. Дэвид не стал оригинальничать: «Разрушитель Жизни» подходил оптимально. Далее были добавлены комбинации Форм, включавшие в себя «Очищение», «Изменение», «Истощение» и «Разрушение» (от процессов, обозначаемых последними двумя Формами исцеляемое существо предполагалось избавить). Рисуя монограмму, он не задумывался, получится или нет соединить все правильно. Он действовал, не размышляя и не сомневаясь, и именно поэтому ему удалось собрать схему с первого раза. Монограмма была далеко не идеальна, и Дильбрег вряд ли поставил бы ему «отлично», но она начала работать, и Дэвид ощутил, как меняется его восприятие. Видимый им энергетический пласт мира стал больше, сложнее, насыщеннее, как будто бы расщепился на несколько слоев перед глазами землянина – и тот мог свободно действовать в каждом из них. Он увидел, как следует употребить исцеляющее заклятье, чтобы добиться желаемого результата и отделить от живого то, что несло смерть. Здесь не было вещей: он воспринимал процессы, чистые действия, и мог перенаправить цепь сменяющих друг друга состояний в любую сторону… насколько хватало его собственных сил. Он понимал, как нужно действовать, но у него не доставало энергии, чтобы реализовать это действие.

– Помоги мне, – попросил он Идэль.

Она поняла, что он хочет, без слов. Их пальцы соединились, и Дэвид ощутил, как вовлекается в поток мощи, вызванный принцессой. Он – частично – получил ее силу, она – его восприятие, усложненное выцарапанной на полу колдовской призмой. Действуя как одно существо, безмолвно понимая друг друга, они сплели заклятье, каждый свою часть – в одном ритме, на одном дыхании. Чары струились, раскрываясь и распространяясь, – тянущиеся к солнцу цветы, без воды, кипение водопада… Они увидели, оба, что порча отступает; отрава собирается в сгустки и покидает сущность Яджи; они чародействовали до тех пор, пока совершенно не очистили ее. Где могли, они восстановили ее гэемон – хотя даже сейчас, имея в своем распоряжении мощь Кильбренийского Источника и монограмму, выводившую их на более высокий уровень колдовского мастерства, они могли лишь исцелять поврежденные участки, но не создавать заново уничтоженные полностью. Гэемон поразительно сложен – хотя насколько сложен, им стало ясно лишь сейчас, когда на новой ступени восприятия внутри его силовых линий и сгущений стала видна их внутренняя структура… как будто бы им вручили микроскоп, и оказалось, что даже крошечный кусочек кожи на теле человека вовсе не так просто устроен, как кажется. Потом они увидели, что их помощь в восстановлении гэемона Яджи, в общем‑то, и не требуется – ее энергетическое теле собирало себя само, благо системы, отвечающий за регенерацию, все‑таки не успели полностью, разрушиться.

Они вернулись в обыденный мир. Идэль отпустила Источник, Дэвид – разорвал связь с монограммой. Лишенная его воли и силы, монограмма стала всего лишь комбинацией прямых и изогнутых линий, едва заметных на полу.

Глаза Яджи открыты, губы дрожали. Похоже, ей было дурно от осознания того, насколько близко к ней подошла смерть. Идэль села рядом, что‑то успокаивающе шепча. Лийеман с любопытством разглядывал комнаты, которые стали видны после того, как Сфера Смерти испарила здоровенный кусок стены.

Дэвид услышал шум за спиной и обернулся. Оказалось, что это Лийеман, переступая через остатки стены, поставил ногу на камень – а тот раскрошился под сапогом, в результате чего юноша едва не потерял равновесие. В месте, куда попала Сфера, вещество испарилось, но заклятье Смерти повлияло и на соседние сегменты стены: камень стал крошевом, лишь до первого прикосновения сохраняющим прежнюю форму.

Лийеман, методично постукивая сапогом, сбил этот верхний слой. Перешагнул через невысокий порожек, с интересом посмотрел по сторонам. Дэвид последовал за ним.

– А где меч? – спросил он.

– Какой меч? – удивился Лийеман.

– Твой. – Дэвид показал на ножны, висевшие на поясе дворянина. – Нет, не этот. Тот, которым ты только что дрался.

Клинок, покоившийся в ножнах Лийемана, был самым обычным. Никакой магии, обыкновенный кусок стали. Но Дэвид прекрасно помнил, что меч, которым с поразительным изяществом юноша орудовал во время боя с демонами, выглядел совсем иначе. То был колдовской клинок, и в рукояти его, как глаз тьмы, мерцал Истинный Морион…

– Ты? – переспросил Лийеман, задрав подбородок. – Позвольте спросить, кто вам позволил так со мной разговаривать? То, что вы приближены к принцессе, не означает…

– Да при чем тут принцесса… – устало сказал Дэвид. – Прошу прощения. Хотя после такого боя… я думал, мы можем забыть об условностях…

Лийеман посмотрел на него с сильным сомнением:

– Вы полагаете?

– Да‑да, – нетерпеливо кивнул Дэвид. – Можно сказать, мы практически побратались… Впрочем, как вам угодно. Так откуда у вас взялся волшебный меч и где он сейчас?

Лийеман некоторое время задумчиво разглядывал землянина. Последний вопрос он явно пропустил мимо ушей. Решил для себя что‑то и сказал – величественно, так, как будто бы оказывав Дэвиду огромную честь:

– Сейр, я даю вам право говорить мне «ты».

«А‑бал‑деть!..» – подумал Дэвид. – «Счас прям, расплачусь от счастья!..»

Но он не позволил себе улыбнуться – с этого психа станется вызвать его на дуэль за недостаточную серьезность в такой торжественный момент – и, сколь мог уважительно и проникновенно, ответил:

– Сейр, я бесконечно признателен вам за доверие и предлагаю в ответ свою самую искреннюю дружбу.

Лийеман неторопливо кивнул.

– Соответственно, можете говорить мне «ты», «вы», обращаться по имени, фамилии, званию, профессии, месту и году рождения… – Дэвид почувствовал, что его несет и быстренько притушил пафос. – В общем, как вам удобнее. Может быть теперь вы… ты ответишь на мой вопрос. Напоминаю. Про меч.

Вместо ответа Лийеман улыбнулся и вытянул клинок из ножен. Взмахнул… Что‑то случилось – Дэвид не успел разглядеть – и в руке юноши был уже совсем другой меч. Пропитанный волшебством, с пульсирующей точкой силы на конце рукояти… камень – как крошечное черное сердце…

– Интересный фокус, – задумчиво произнес землянин.

– Да, это очень удобно.

Взмах – и снова никаких Истинных Камней и волшебства. Обычный прямой клинок без всяких украшений.

– Как это возможно? – спросил Дэвид. Око однозначно свидетельствовало: никаких иллюзорных чар тут нет и в помине.

– Вы с таким еще не сталкивались? – Лийеман приподнял бровь. – Я полагал, в Военной Академии изучают философию, и даже если вы сами не видели ничего подобного, вас это не должно удивлять.

– Стоп‑стоп‑стоп. В вашей Академии я не учился, но при чем тут философия? Вы меня совсем запутали.

Неосознанно он опять перешел на вежливое обращение, несмотря на полученное разрешение. Рядом с этим чопорным юношей как‑то сама собой отпадала всякая тяга к панибратству.

– Я учился дома, большей частью по книгам, – сказал Лийеман, – но в моем распоряжении был «Кодекс» и все учебники, которыми пользуются в Военной Академии. Это великолепная военная школа, и я очень жалею, что мне не довелось быть принятым в нее. Без сомнения, философия является одним из важнейших предметов, которые должен знать воин‑маг, не менее важным, чем танцы и придворное вежество. Ведь философия помогает нам понять природу вещей, а управлять чем‑либо без знания об этом невозможно. Мы видим вещь, но не видим сущности вещи, между тем как видимое – лишь проявление сущности для нас. Всякая сущность обладает своей энергией, энергия – это то, что позволяем сущности проявляться. Обычно сущность одна, и энергия одна, а значит и видимая вещь – тоже одна. Но можно сделать так, что одной и той же энергией станут обладать две разные сущности! В этом случае себя будет проявлять то одна природа, то другая, по очереди, а если речь идет о разумном существе – то не просто по очереди, а по желанию. В зависимости от этого будет меняться и образ видимой вещи, ведь тела не существуют сами по себе: с одной стороны, они зависимы от энергий, которые их образуют, а с другой – от нашего восприятия. Так превращаются оборотни: у них две сущности, и по желанию они делают «активной» то одну, то другую, в соответствии с чем принимают иной вид как их тела, так и гэемоны. Так же устроен мой меч: у него две природы, одна из которых соответствует обычному клинку, а другая – колдовскому. Поскольку меч принадлежит мне, и я властен над его энергиями, я и решаю, какой из его природ пользоваться в том или ином случае. Это очень удобно! И это совсем не просто увидеть. Даже много лучшему колдуну, чем вы.

«Понятно… – подумал Дэвид. – А я‑то удивлялся, почему Яджи после обратного превращения оказалась одетой, – когда она только успела?.. В земных фильмах все как‑то зрелищнее. Оборотень, разрывая одежду, превращается в зверя… а когда переходит обратно, шмоток на нем, естественно, нет… что особенно положительно для рейтинга фильма в том случае, если оборотень – молодая симпатичная девушка… Но здесь все иначе. Как будто бы у девушки‑пантеры есть два тела и она по очереди меняет их… И демоны, наверное, устроены так же. Я ведь видел, как превращался Скеггель, – одежда на нем рвалась, но когда он переходил обратно, все вещи оказывались целыми… я просто как‑то не обращал на это внимание, не задумывался, почему так и как это возможно…»

Поскольку пауза затянулась, он повторил свои размышления вслух, опустив только воспоминания о земном кино. Лийеман кивнул.

– Мы, люди, стремимся к цельности, – сказал он. – Поэтому большинству из нас было бы гибельно иметь несколько природ: это привело бы к внутреннему расщеплению и безумию. Двойственная природа оборотней почти всегда порождает внутренний конфликт – каждая из половинок желает доминировать над другой. Но демоны и так безумны по нашим меркам, они анархичны и лишены целостности, и вот поэтому часто имеют даже не две, а множество природ и обликов. Поэтому и тела их чрезвычайно пластичны. Но они платят за все эти преимущества намного более простым, чем у нас, устройством души. Лишь высшие демоны имеют душу, подобную душе человека.

– Мне кажется, – произнес Дэвид, – что меч вроде твоего изготовить очень и очень непросто. Ты ведь говорил, что твоя семья небогата… откуда он у тебя?

– Семейная реликвия, – объяснил Лийеман. – Отец вручил мне ее, когда отправлял ко двору принцессы.

– А, понятно… И вот еще что… Почему ты сказал, что танцы и придворные манеры важны для воина‑мага? Это хорошо для того, кто хочет быть при дворе, но…

– Тело и гэемон взаимосвязаны между собой. Если энергия течет свободно и беспрепятственно, то тело будет гибким и пластичным, но верно и обратное: если тело пластично, энергии течи легче и внутренние каналы гэемона засоряются меньше. Поэтому полезно уметь танцевать. Вежество же важно потому, что позволяет нам упорядочивать свой мир, делая его чистым, свободным от всего лишнего, совершенным. А тот, кто безупречен во всем, неизменно удачлив.

– Понятно. – Дэвид чуть улыбнулся: уж больно торжественный вид был у Лийемана, когда он произносил все это. Как у харизматичного пророка… семнадцатилетнего пророка, чей бог – только что прочтенная умная книжка.

– Любопытно, – сказал землянин чуть погодя. – А почему сущности разные, а энергия одна. Куда же девается вторая энергия?

– Не знаю, – Лийеман слегка растерялся. Очевидно, в той умной книжке, которую он когда‑то прочел, ответа на этот очевидно дурацкий вопрос не давалось. – Может, они как‑то сливаются… или они изначально могут быть так устроены…

– А если две сущности себя одновременно проявляют? То есть, если все‑таки энергий две, а не одна? Тогда что это такое будет? Полуодно, полудругое… Человек с головой кошки?.. Или…

– Нет, не думаю. Если вещь одна, но сущности две и две энергии, то… то вещь просто будет обладать и теми, и другими свойствами. Я не думаю, что такое возможно для оборотней. Они все‑таки совсем иначе устроены. Да такое и не будет оборотнем… Знаешь, я думаю, мы все это в какой‑то мере делаем, когда с помощью заклятий сообщаем предметам новые свойства, которыми они не обладали ранее. Ведь Формы в своей основе – то же, что и сущности вещей. Вещь – то есть видимость – остается все той же, ее энергия усложняется, а сущностей с того момента, как наложено заклятье, и до тех пор пока оно не перестанет действовать, у нее не одна, а две.

– Вещь будет обладать и теми, и другими свойствами… – медленно повторил Дэвид. Эта фраза его чем‑то зацепила. Где‑то он уже слышал похожее. Потом вспомнил – где. – Это все равно как… Ледяное Пламя? Правильно? Сжигает и замораживает одновременно?

– Да, именно. И я думаю, что…

Но что думает по этому поводу увлекшийся философствованием Лийеман, осталось неизвестным, потому что из коридора прозвучал злой и холодный голос Идэль:

– Господа, если вы уже закончили, то, быть может, соблаговолите помочь вашей принцессе перенести до портала два мертвых тела?

Но прежде чем заниматься мертвыми, следовало закончить дело, ради которого они пришли. Из кабинета Севегала Идэль уже смогла подключиться к центральному узлу местной магической системы безопасности. При входе в систему она ожидала сопротивления, новой атаки, но ничего подобного не произошло. В рабочем состоянии находились только заклинания слежения, и продолжало оставаться активным заклинание, которое удерживало сейгов до появления в подземелье Идэль и ее спутников. Последняя часть системы была теперь уже совершенно безвредной и бесполезной: вроде открытой клетки, из которой только что выпустили двух тигров. И все.

Отсутствие вспомогательных заклинаний удивляло. Никаких подавляющих чар, никаких подсистем, генерирующих боевые заклинания. Никаких ловушек или датчиков, передающих сигнал о вторжении куда‑то еще, за пределы подземелья! Либо Севегал был настолько уверен в безопасности своего убежища, что просто поленился сделать все как следует… правда, если он был так в этом уверен, для чего оставлять двух демонов?.. Либо – и эта версия выглядела куда убедительнее – демонов оставил не Севегал. Кто‑то уже побывал здесь после исчезновения Координатора Мостов. Грамотно удалил систему безопасности, взял то, что хотел, после чего ушел, оставив в качестве маленького «сюрприза» двух сейгов в запакованном состоянии. Из разрушенных чар неизвестный восстановил только заклинания слежения: при появлении любого постороннего лица они посылали сигнал в центральный узел системы, а та – вскрывала заклинание, удерживающее сейгов.

– Здесь был кто‑то из высокорожденных, – сообщила Идэль после того, как закончила чародействовать. – И ловушку он ставил на равного себе…

– Ты думаешь? – усомнился Дэвид. – Даже мы справились…

– Но какой ценой!.. – тихо произнесла она. – Конечно, подготовившись, любой из моих родственников – и даже я – способны противостоять даже и большему числу демонов. Но здесь расчет был на скорость и внезапность атаки. Если бы первой целью для атаки сейг выбрал бы не Минкарда, а меня, я, скорее всего, была бы уже мертва. Просто не успела бы ничего сделать. У меня такое чувство… – Она ненадолго замолчала. – Такое чувство, что оставивший сейгов, почему‑то был уверен в том, что тот, кто явится за ним следом, будет один.

– Ты хочешь сказать, что тут ждали кого‑то другого? Не тебя?

– Да, похоже… Чуть позже я более тщательно исследую узел – может, там остались какие‑то указания на приоритетную цель… Хотя сомневаюсь.

– Хм, есть еще одно предположение. Сейги могли «предназначаться» самому Севегалу. Что‑то вроде запасного плана на случай, если ловушка с поддельным порталом не сработает. Он ведь мог и увидеть, что узор бинарного портала немного не тот, что должен быть. Если кто‑то всерьез хотел устранить Координатора в тот день, когда должно было состояться покушение на Джейбрина, этот «кто‑то» должен был предусмотреть и такой вариант.

– Да. Очень может быть, что ты прав… – грустно кивнула принцесса. Ее тошнило при мысли о том, с какой тщательностью шла подготовка убийства двух самых дорогих для нее людей.

Она помолчала, а потом сказала:

– В этом случае тому, кто все это сделал, приходилось трудиться в очень большой спешке. А значит – можно надеяться на то, что не все, представляющее хоть какой‑то интерес, отсюда вынесено…

Эта мысль всех немного обнадежила, но дальнейшее изучение подземелья пришлось отложить. Следовало позаботиться о погибших. Тело Минкарда отдали его семье, Далина положили в склеп, расположенный неподалеку от замка Авиар.

В Кильбрене не хоронят умерших: считается, что земля – это тело богини Ёрри; нельзя осквернять мать, скармливая ей ее же детей. Предают земле только животных, атта и чужаков, поскольку их захоронение не имеет, с точки зрения кильбренийцев, никакого религиозного аспекта: похороны такого рода не более соотносятся с богиней, чем вскапывание грядок. Тела простолюдинов обычно сжигают, но даже такой вид обращения с мертвыми не считается чистым, поскольку остатки плоти, превращенные в пепел, разносятся по воздуху и рано или поздно оседают на земле. Для дворян и высокорожденных сооружают склепы; считается, что это – единственный способ уберечь богиню от осквернения.

Культ Ёрри наиболее распространен среди знати: это сравнительно новая религия, появившаяся в Кильбрене всего около двух тысяч лет тому назад или чуть больше. Сама Кион, родоначальница правящего дома высокорожденных, была жрицей богини; и лишь благодаря покровительству Ёрри смогла одолеть Меддиля – своего единокровного брата, предавшего себя Преисподней и получившего взамен власть над жуткими нечеловеческими силами. С тех пор Ёрри утвердилась в Кильбрене, и хотя распространение ее культа поначалу встретило некоторое сопротивление со стороны других домов, семья Кион приложила все усилия к тому, чтобы сделать данную религию доминирующей. По большей части их усилия увенчались успехом, хотя в среде простых людей Ёрри часто сливалась с более древними божествами земли, порождая весьма странные представления, в которых старые мифы перемешивались с новыми самым причудливым образом.

Полноценной жрицей богини могла стать лишь женщина, родившая, как минимум, одного ребенка. Нерожавшие женщины и мужчины‑евнухи также могли принадлежать к жречеству, но исполняли по отношению к подлинным жрицам второстепенную, служебную роль. Они больше заботились о светской стороне религии, о хозяйстве и повседневных мелочах, в то время как полноценный мистический дар могла вместить лишь женщина, сама давшая кому‑то жизнь. В этом смысле истинные жрицы уподоблялись самой Ёрри, которая беспрестанно порождает живое – людей, птиц, зверей, рыб и насекомых… Особенно хорошим знаком считалось, если ребенок женщины умирал во время родов или вскоре после них: полагали, что таким образом Ёрри высказывает свое благоволение, забирая – непосредственно в свой удивительный рай – чистую, еще не оскверненную злом душу. Умерший ребенок мог стать – если женщина, оправившись от горя утраты, выбирала путь служения богине – ее мистическим проводником в царство Ёрри, святым спутником, посредником между этим миром и тем, между умом верующей и безграничным сознанием богини. Потеря ребенка создает во внутреннем мире матери дыру; в большинстве культур эту дыру пытаются затянуть; как‑то исцелить, хотя бы отчасти, женщину от внутренней боли. В религии Ёрри шли другим путем, превращая образовавшуюся трещину – в дверь, через которую человек мог проникнуть в мир божественного бытия.

Культ Ёрри имел еще множество других, не менее любопытных особенностей, однако рассказывать о них здесь не место; достаточно упомянуть еще раз, что большинство «странностей» оставалось уделом жречества, в то время как обыкновенные верующие воспринимали Ёрри просто как мать‑богиню, жизнетворящую силу вселенной. Если жрецом Ёрри мог стать далеко не каждый, то молиться ей мог любой желающий, рассчитывавший получить какие‑либо блага при жизни или надеющийся попасть в ее рай после смерти. В первом Ёрри не делала различий, равно принимая молитвы всех, и в рай пускала всея искренне верующих. Единственное исключение тут составляли атта, которые попадали в рай не самостоятельно, а лишь сопровождая своего господина; вот почему атта, предавший господина или плохо служивший ему, не мог рассчитывать ни на что хорошее в потустороннем мире. Если же атта служил хорошо, а господин вел себя дурно, то в этом случае Ёрри отказывала в блаженстве обоим: ведь господин и атта – не два раздельных существа, а одно; и на добровольного раба возлагалась ответственность за то, что единство, частью которого он был, оказалось неприспособленно к вознесению в божественные сферы! У некоторых людей, только начинающих знакомиться с кильбренийской религией, тут возникал законный вопрос: справедливо ли решение богини? Ведь атта не приказывает, а подчиняется, как же он мог что‑то изменить в своем дурном господине? За что его наказывают? Общий ответ на это со стороны ёррианских богословов состоял в том, что такой атта хотя и вел себя хорошо, но все же недостаточно хорошо; попав к дурному господину, он должен был действовать максимально чисто и праведно, и в этом случае его внутренний свет непременно должен был вывести господина из тьмы. Если же этого не произошло, то лишь потому, что атта недостаточно старался. Некоторые, услышав такой ответ, поднимали вопрос о свободе воли: ведь если человек свободен, он может отказаться от света всегда, даже тогда, когда его спутник – само воплощение света. Но так могли говорить лишь те, кто не понимал сути отношений между атта и господином: по представлениям кильбренийцев, атта и его господин – одно существо, а не два, а значит, принимает благо или склоняется ко злу это существо как одно целое – а не частями…

Все эти мысли всплывали в голове Дэвида в то время, когда шло богослужение в кильбренийском храме неподалеку от Авиара: он присутствовал здесь, сопровождая Идэль. В центре, на постаменте лежало тело Далина, евнухи и младшие жрицы расхаживали по залу и что‑то заунывно пели, старшая жрица руководила процессом, дворяне и родственники покойного – перешептывались, молчали или молились – кто как. Некоторые тихо подпевали служителям. Идэль, стоя рядом с главной жрицей, была погружена в молитву. Принцесса тут явно занимала особое место – не в светском смысле, а в религиозном; она находилась рядом со старшей жрицей и была в определенном отношении с нею «на равных», хотя, конечно, их роли не имели ничего общего. Общей была только степень избранности, приближенности к божеству: высокорожденные (по крайней мере, те из них, кто верил в богиню) занимали в культе особое место. Ведь они были потомками самой Кион, в их жилах текла ее священная кровь. Через Кион богиня действовала в яви, и жрицы верили, что какая‑то часть благословлений, которыми щедро была одарена та женщина, частично перешла и на ее потомков (в первую очередь, женского пола).

…Самому землянину во время церемонии заняться было решительно нечем. В благую богиню Ёрри он не верил и не имел ни малейшего желания петь гимны в ее честь. Он чувствовал какие‑то подвижки в энергетике этого места, связанные с богослужением, но вызвать Око и разобраться конкретнее, что тут происходит, – не мог. Идэль, зная, характер своего любовника, еще до того, как вся началось, специально предупредила Дэвида о том, чтобы тот даже и не думал колдовать в храме. Это было попросту неприлично: все равно, что достать из кармана сборник анекдотов и, похихикивая, углубиться в чтение в то время, когда все остальные слезно просят богиню проявить благосклонность к умершему. Манипуляции с Формами не соответствовали торжественности момента. Это что касается восприятия людей, а что до богов, то боги всегда раздраженно относились к действию чужое силы там, где сконцентрирована их собственная. Поэтому, начав колдовать не в том месте не в то время, Дэвид рисковал получить по кумполу если не со стороны жрецов, то от Ёрри уж точно – Идэли повторила это несколько раз, с нажимом, опасаясь, видимо, что с первого раза до землянина не дойдет. Дэвид сказал, что все понял, и клятвенно пообещал ничего такого во время церемонии не делать.

Он и не делал. И скучал уже второй час подряд. Некоторое утешение составляли только отрывочные бессвязные сведения, поднимающиеся на поверхность сознания из ментальных архивов Циора и Лижана. Архивы выдавали инфу в ответ на внешние раздражители, а поскольку то, что в данный момент окружало Дэвида, целиком сводилось к религиозной тематике, соответствующими были и данные, получаемые из краденой памяти: история культа, роль Кион и высокорожденных, особенности вероучения и повседневной практики… Дэвид не перекрывал этот поток информации. Полезного там было мало, но делать‑то все равно нечего, а с двумя гидами в голове ситуация немного напоминала просмотр канала Дискавери: пусть не полезно, зато познавательно.

После того как всё закончилось, Далина положили в саркофаг из искусственного камня и поместили в одну из многочисленных комнат Колодца Скорби. Колодец Скорби – что‑то вроде модернизированного склепа: здание в форме прямой трубы высотой в сто наземных этажей и столько же подземных. В стенах – маленькие комнатки, в которые помещают умерших. Лестниц нет, перемещение между этажами осуществляется с помощью пластин, плавно скользящих вверх‑вниз. Упасть невозможно: силовой туннель, внутри которого двигается пластина, устроен таким образом, что оттолкнет к центру любого неосторожного, перешагнувшего через край.

Сразу после похорон Идэль и Дэвид, воспользовавшись бинарным порталом, вернулись в особняк под Геилем. Не обращая внимания на засуетившихся слуг, принцесса, не переодеваясь, прошла в кабинет, где устало опустилась в кресло.

– Дэвид, – сказала она. – Я тороплюсь – вечером у меня встреча с герцогом Камиатом, так что слушай внимательно. Во‑первых, мне потребуется новый «домашний маг». А лучше двое или трое. Отправь кого‑нибудь с заявкой в бюро найма. Оплата по высшей категории, только не указывайте, что заклинатель требуется лично мне. Вообще не нужно упоминать, что он требуется кому‑то из нашей семьи, просто укажите адрес особняка – и все. Пусть это будет сюрпризом для соискателей…

– Зачем нанимать стороннего человека? – спросил Дэвид. – У тебя несколько десятков дворян…

– …И практически все они – боевые маги. Мне нужен человек для спокойной домашней работы. Чтобы мог создавать бинарные порталы и следить за охранными чарами. Требуется усидчивость и скрупулезность, а не готовность в любой момент броситься в драку. Пока никого подходящего для такой работы среди своей разношерстной гвардии я не вижу. Да, и по поводу гвардии. Это второе, о чем я хотела поговорить. Ты не хочешь ее возглавить?

⇐ Предыдущая 29 30 31 32 333435 36 37 38 Следующая ⇒