Белый царь

Белый царь

Что значит это странное, явно неэтническое название «цзубу»? Ответа на этот вопрос искали многие китайские историки. Фэн Шэн-шун считает слово «цзубу» коллективным названием для многих срединноазиатских народов; восточные цзубу, по его мнению, — это джелаиры и татары, западные — найманы, северные — кераиты, но кто такие северо-западные — он не знает.

Ван Го-вэй считает, что цзубу — киданьское наименование татар, потому что это название исчезает вместе с киданями, а на той же самой территории живут кераиты, найманы, меркиты, «словно они внезапно обрели историческое значение».

Л. Н. Гумилёв. Поиски вымышленного царства

Путешествие через Великую степь оказалось не таким уж сложным, как думалось Середину. Впрочем, при взгляде дилетанта со стороны, работа хорошего профессионала всегда выглядит легкой и посильной любому неофиту. И лишь отдельные моменты, если на них обратить внимание, подсказывали, сколько знаний умещалось в голове юного Судибея, как много фактов и нюансов ему приходилось учитывать. Это и положение многочисленных стад, когда крупная скотина шла вдоль рек и озер, а отары подходили к воде через день — оказалось, они вполне спокойно переносили такой режим; иногда стада разбредались, ощипывая зелень не в тесноте, а на просторе, когда травы хватало на всех — и неизменно впереди обнаруживался ручей. Это и широкая дуга пути по предгорьям вдоль мелких озер, длившегося целый месяц: степняк огибал владения Хорезма, слишком сильного для запугивания небольшой армией. Затем были снова горы, похожие на тщательно вычищенные гнилые зубы: невысокие, покатые, совершенно лысые, только камень и камень. И резким контрастом рядом с ними — ярко-зеленые равнины, полные сочной травы.

Стада двигались по семь-восемь часов в день. Остальное время — щипали траву. Иначе скот оголодал бы, начал худеть, если не того хуже. Зато воины проводили в седле, ежедневно меняя коней, почти все светлое время. Степняк безошибочно находил кочевья местных племен, и многие сотни нукеров, спугивая дозоры, плотно окружали их только ради того, чтобы Судибей-хан мог сказать свою любимую фразу:

— Мы пришли с миром! Мы не тронем ни вас, на ваши стада, ни вашего добра. Мы всего лишь пройдем через ваши земли к Северному морю.

За все время никто не попытался на эту просьбу возразить. Вожди понимали, что понесут убыток, что огромные пастбища будут потравлены. Но ведь трава вырастет снова — а погибших в сражении за нее не вернешь. И если вежливое обращение позволяет сохранить лицо — зачем начинать безнадежную войну?

Иногда ведун ходил вместе с сотнями по кочевьям «договариваться о мире», чаще оставался, рыскал вместе с шаманкой по окрестным горам и степям, выискивая травки, камушки и прочие полезные предметы, что можно использовать для приготовления зелий, лекарств или для заговоров. Между тем стада, перемалывая траву, брели день за днем; телеги обоза наматывали на колеса версту за верстой; дозоры прочесывали просторы на два дня пути во все стороны, а по вечерам, забив показавшихся слабыми животных, разделав и нарезав мясо на тонкие ленточки, кочевники мазали его солью и перцем, после чего немного обвяливали в ночной прохладе, когда все мухи спят. Несколько дней досушивали прямо на упряжи, а потом ели, запивая водой из реки. Кипятить было все равно не на чем — дрова остались где-то далеко позади, за горизонтом, вместе с лесами.

Разумеется, по пути встречались пересохшие лепешки, катышки и кучки с культурным названием «кизяк». Их собирали, причем постоянно. Но такого сокровища было слишком мало. Хватало только на один общий пир раз в десять дней — с разведением костров, с вареной бараниной (жарить ее на исходящем вонью огне было невозможно) и обильными возлияниями кумыса. Все остальное время полагалась только солонина, вяленое и сухое мясо и сласти, в просторечии называемые сухофруктами.

Первую неделю путники двигались по холмистой степи. Потом холмики подросли и покрылись глинистыми проплешинами. Потом увеличились еще больше — но все равно составляли незначительную часть пейзажа. Через месяц холмы исчезли — по сторонам, куда хватало глаз, лежала равнина. Вот только юный Судибей почему-то начал нервничать больше обычного, усилил дозоры и норовил прижать обоз как можно ближе к скалистым пенькам, поджимающим степь с севера.

— Классные скалы, — оценила их из-под вскинутой ладони Роксалана. — Эх, тут бы пару деньков полазить! Давно я этим делом не баловалась.

Так началась месячная дуга вокруг чересчур сильных городов. Закончилась она опять среди скал — вот только занимающих уже больше половины степных угодий. Здесь случилось пройти три дня вообще без единого водопоя. Но возчики запасли драгоценную влагу для себя и лошадей во все емкости, от бурдюков до котлов, временно лежавших на телегах без пользы, табуны прогнали через опасный участок за день, коров и быков — за два, а овцы благополучно протрусили и так, мужественно дотерпев до ручейка под единственной скалой с заснеженной вершиной.

Тот ручеек и стал новой путеводной нитью, что через две недели вывела путников к морю с прозрачной водой сказочно-изумрудного цвета, с пологими галечными берегами и обильными кустарниками вдоль них. Вода была еще и теплой — Олег и Роксалана с удовольствием в ней купались по пять раз на дню. Кочевники смотрели издалека и цокали языками. Шаманка же пыталась удержать:

— Куда? Уббе утащит! Даже жертвы никакой не принесли! Глянь, пузыри идут! Не иначе, уббе…

Воительница корчила рожи и пугающе бесшумным брассом, подныривая под волны, уплывала вдаль на сотни шагов, доводя Ургу до истерики.

— Она же красивая, посланник! Ты токмо глянь, какая красивая! Ее шильтены скрадут, на остров себе поселят. Что делать станешь? Остров шильтенов невидим — что ни ночь, на новое место переходит. На него никому из смертных дороги нет. Скрадут — не вернешь!

— Если шильтены поселят ее у себя на острове, через месяц он станет мертвым, — ехидничал Олег и саженками гнался за девушкой. Но догонял редко — Роксалана плавала лучше.

Иногда к купальщикам подходил Любовод, раздевался, входил в воду, ополаскивался. Сын русалки знал, что водяной нежити ему можно не бояться. Но все равно относился к воде с уважением.

Вокруг моря путники не спеша пробирались к реке Или. Точнее — к ее западному рукаву. Если встать на стремена, было видно, как тростниковые заросли, перемежаемые протоками, помахивают своими коричневатыми кисточками еще далеко, далеко на восток, до самого горизонта. Обозы повернули вверх по течению, четыре дня путники наслаждались буйством жизни и кормов, а потом вдруг оказались в пустыне, разрезанной зеленой лентой реки на две части. И оба берега оказались твердокаменным солончаком.

— Это ненадолго, — пообещал Судибей. — Я знаю, слышал от тогайского купца… Зато здесь можно идти без остановок.

Степняк оказался прав — ночью к лагерю вернулись дозорные и сообщили, что впереди снова начинается исчерченный ручьями и протоками зеленый рай. Для табунов это опять оказался всего один переход, для обоза и остального скота — два. Дав голодным животным день отдыха, ханский отпрыск указал обозу идти по близкому, всего в полуверсте, предгорью, а сам уже в который раз повел многочисленные сотни к очередному кочевью.

В этот раз Олег поскакал вместе с ним и с седла наблюдал, как спешившийся Судибей с уважительным поклоном и улыбкой излагает свой неизменный ультиматум. Ведуна заметили. Двое стариков в белых войлочных шапках с обвислыми полями указали на него рукой, о чем-то оживленно беседуя, затем добрели до хана. Судибей оглянулся, встретился с Серединым взглядом, кивнул. Еще несколько минут, и степняк отвел коня, запрыгнул в седло.

— Они хотели меня съесть? — пошутил Олег.

— Их удивила твоя белая кожа, хан волка. Спрашивали, кто ты и откуда. Я сказал, что ты пришел откуда-то с севера, ты один из наших ханов и тебе покровительствуют боги. Ведь так?

— В общем, да, — согласился Середин.

— Они обрадовались.

— А пройти через свои земли разрешили?

— Какая разница? — цинично ответил Судибей и взмахом руки приказал сотням уходить. Демонстрация мощи закончилась.

Кочевники отступили всего на несколько верст и расположились на отдых на берегу реки. Расседлали лошадей, напоили и пустили их в высокую густую траву; расстелили потники, развалились, греясь на солнце. Кое-кто извлек из чересседельных сумок набившую оскомину жвачку — вяленое мясо. Нравится не нравится, но другой еды все равно пока не имелось.

Обоз должен был подойти сюда только завтра, отары — и того позднее. Так что торопиться было некуда. Пока стоянка войск недалеко от стоянки здешних жителей — тронуть чужое добро никто не рискнет. Воистину, солдат спит — служба идет. Обеспечивает безопасность одним своим присутствием.

Однако уже через два часа радостным гуканьем дозорные обратили внимание на нежданных визитеров. Мимо пасущегося табуна к реке подъехали пятеро всадников. Спешившись, они оставили скакунов одному из своих, расправили халаты, о чем-то переговорили и направились к становищу. Судибей тут же поспешил навстречу, поклонился, о чем-то заговорил. Олег поднялся — как-никак, он здесь если и не главный, то, по крайней мере, один из ханов. Чабык зевнул и присел. Видимо, с той же мыслью. Степняк взмахнул рукой, к нему подбежали его преданные Кумсай и Темир, выслушали. Уже через минуту они принялись расстилать у кромки воды, немного в стороне от основного становища, ковры, принесли бурдюки, чаши. Судибей сделал в сторону места для беседы приглашающий жест.

— Однако, — хмыкнул ведун, решая: обидеться ему на такое пренебрежение или нет. Однако запыхавшийся Кумсай развеял его обиду:

— Хан приглашает тебя… гостям… И тебя, уважаемый Чабык.

Судибей и гости дождались, пока соратники подойдут, и только после этого уселись на ковры. Темир наполнил пиалы, все отпили немного. Олег искоса осматривал местных кочевников: круглолицые, скуластые, с узкими глазами почти без ресниц и с коричневатой кожей. Безбородые, но с тонкими усиками. По возрасту мужчины уже явно перевалили рубеж своего расцвета.

— Мы хотели рассказать вам о нашей долине, чужеземцы, — пригладил усики кочевник с плотно закрытым левым глазом, сидевший напротив Чабыка. — Там, за горой, стоит Стена. За Стеной живут люди, не знающие наших обычаев и не желающие их уважать. Они веруют не в богов, а в чародейство и правят на своих и окрестных землях с помощью колдунов. Эти люди злы безмерно, и творить бесчинства доставляет им удовольствие. Что ни год, раскрывают они свои ворота, и выходит в нашу землю много разбойников. Чародеи навевают на наших храбрых нукеров слабость и безумие. Мало кто после такого колдовства способен поднять меч или пошевелить пику. Разбойники же смеются над ними и ранят невозбранно, разоряют наши стойбища, уводят с собой в рабство наших детей и женщин. Потом закрывают они ворота и прячутся за Стеной, неодолимой ни для конного, ни для пешего. Сказывают путники, кои бывали по ту сторону Стены, что нет в той стране дома, где не прислуживает хоть один ребенок нашего многострадального народа. Продают они отпрысков наших по цене двух овец, а нищим писцам так и вовсе раздают бесплатно. А как входят дети в силу, так их убивают, дабы не мстили они хозяевам за прежние обиды, и берут новых, за коими опять посылают своих колдунов и разбойников.

«Скорее всего, старики преувеличивают, — мысленно прикинул Олег. — Что за рассказ, коли не приврать хоть немного? Могучие колдуны, несчастные зачарованные храбрецы. Будь это так, извели бы вас давно под корень. Но в любом случае китайцы здесь резвятся от души, не без этого».

Кто именно живет за упомянутой Стеной, сомнения не вызывало.

— Сказывают наши предки, — продолжал повествование старик, — что много лет тому назад храбрый вождь Шельду Занги решил положить конец этому позору. Направил он трех своих сыновей во все концы света: на север, на запад и на восток — с приказом найти самых сильных колдунов и обучиться у них искусству чародейства. Двое из трех сыновей сгинули бесследно, но один, именем Тлеген, вернулся и сказал, что стал он непревзойденным кудесником и новых знаний найти ужо не способен. И тогда собрались все храбрые нукеры со всех краев степи, и пришли они к вратам Стены, но сделал их всех мудрый Тлеген невидимыми. Когда раскрылись ворота и в очередной раз пустились южные гости грабить и убивать наши племена, отнял Тлеген силу колдовскую у чародеев злых, кинулись нукеры в сечу и одолели убийц и разбойников, ворвались в раскрытые ворота и пошли по землям колдовским, поражая врагов и освобождая детей наших. Испугались колдуны, разбежались, а главный из них, именем Император, сказал, что предает свою страну и самого себя на милость нашему народу, и отдал свою самую красивую дочь Тлегену в жены.

Старейшина, убедившись, что его слушают, затаив дыхание, степенно поднял пиалу с кумысом, отпил, отер усы от несуществующих капель и продолжил:

— Привел Тлеген новую жену в свой дом, накормил ее, напоил, возлег с ней на ложе. Но отравленным оказалось лоно императорской дочери, напитало оно ядом мудрого чародея Тлегена. Понял он коварство колдовского правителя, вскочил, дабы упредить друзей своих, да так и окаменел. В тот же час встали все жители страны за Стеной, и каждый убил того воина, что ночевал в его доме. Разом не стало всех храбрых сыновей нашего народа. Колдуны же, воспрянув от ужаса, вновь навели чары свои на наш народ, вышли за Стену, явились в кочевье храброго Шельду Занги, схватили, связали его и били палками до тех пор, пока он не умер. Но до того собрали всех людей племени, заставили смотреть и повелели передать всем детям степи, что так будет с каждым, кто посмеет восстать супротив воли колдунов из-за Стены. Самого же Шельду Занги кинули они в реку Или, дабы унесла она прочь его останки из кочевий наших и из нашей памяти. Но едва упал храбрый вождь в воду, как вдруг распутались путы на его теле, развернулись плечи, и встал он во весь рост и сказал…

Сказитель сглотнул, из-под прищуренного глаза выкатилась слеза. Он промочил горло еще глотком кумыса.

— Изрек Шельду Занги: «Вернулся я к вам, достойные дети степей, дабы принести благую весть! Едва отделилась душа моя от тела и устремилась искать место для нового перерождения, как остановила меня богиня Дара-эхэ, велела вернуться и утешить ваше горе. Сердце ее обливается кровью от вида наших страданий, и давно ищет она пути спуститься в мир и покарать порождение зла и гноя. Но чары колдунов не пускают ее на помощь страждущим. Посему решила она уйти на север и воплотиться там в Белого царя. Царь этот принесет в степь покой и справедливость, одолеет колдунов и Стену и покарает злобных убийц! Ждите Белого царя, дети степей, он станет вашим ханом и одолеет зло на нашей земле». Увидев чудо сие и услышав страшные слова, в ужасе бежали злобные разбойники, слуги колдунов из-за Стены и не останавливались, покуда не захлопнули за собой ворота. Мудрый же и храбрый Шельду Занги, сказав пророчество, тут же снова умер.

— Вы ошиблись, старейшины, — отрезал Олег, залпом, словно водку, опрокинул в себя оставшийся в пиале кумыс и поднялся. — Я — не богиня!

— Много поколений ждет наш народ исполнения сего пророчества, — продолжил другой гость. — Все нукеры степи с рождения копят себе оружие, точат его и готовятся вступить в битву. Все ждут часа исполнения пророчества, дабы всем как один подняться и начать священную битву со злобными чародеями.

— Если я светлокожий и если я родился на севере, это еще не значит, что я и являюсь пророчеством, — фыркнул Середин. — Посмотрите на мое лицо. Я уже не белый. Я загорел! Вы ошиблись. Извините.

Показывая, что разговор окончен, Олег развернулся и отправился в становище, на свой скромный потник. Он даже не стал смотреть, как его соратники прощаются с гостями.

Прошло минут пять, ведун начал расслабляться на теплом осеннем солнышке и даже уходить в слабую приятную дрему — но тут рядом присели двое побратимов, успевших найти общий язык.

— Мудрые Улжан и Бурул сказали, что их племена готовы выставить шесть десятков сотен. Коли пророчество исполнится, за оружие возьмутся все воины, способные сесть в седло, — негромко, чтобы не привлекать внимание отдыхающих нукеров, сообщил Судибей.

— Ну и что? — не понял Олег.

— Как что?! — У степняка от возмущения зашевелились крылья носа. — Шесть тысяч воинов! Только за то, что ты белый и ты с севера!

— Но я не богиня!

— Ну и что? Зато они выставят шесть тысяч воинов. Страна за Стеной богата, добычи хватит на всех.

— Вы забыли? Мы пришли сюда не воевать, а торговать. Продадим добычу, скот, товары, что Любовод смог наскрести по городам Каима, вместо этого купим золото и шелк. Хороший прибыток. Золото вы сможете спрятать на будущее, а шелком спокойно торговать с булгарами или с кем захотите.

Чабык и Судибей переглянулись, кочевник кашлянул:

— Однако же, посланник, девять тысяч нукеров будут лучше трех.

— Какая разница, если мы все равно не собираемся ни с кем сражаться?

— Но вдруг понадобится, посланник?

— Ради «вдруг» я не хочу становиться пророчеством. Да еще бабой!

Этот аргумент подействовал, соратники ушли. И почти сразу рядом спешилась веселая Роксалана, одетая лишь в сапоги и рубаху, хотя и опоясанную ремнем. Впрочем, известность ее была достаточна и однозначна, а потому кочевники предпочли не заметить ничего особенного. Спустя пару минут ее нагнала Урга. Шаманка была в шапке, шароварах и душегрейке. То есть хотя бы она выглядела прилично.

— Наконец оторвалась! — выдохнула довольная воительница, падая рядом с Олегом. — Не Кавказ, конечно, но тоже неплохо.

— Да что случилось? — не понял Олег.

— Она лазила по скалам, — мрачно сообщила Урга. — Высоким, отвесным…

— Ты еще скажи, неприступным! — рассмеялась Роксалана. — Ты не видела настоящих скал, девочка. И заметь, это ты хотела посмотреть, не растут ли наверху в тени грибочки.

— Я лишь усомнилась…

— Зато проверили! — перебила ее Роксалана. — Где моя палатка? Переодеться хочется.

— Еще не ставили.

— Непорядок. Пойду, вставлю Судибею пистон.

Шумная воительница удалилась. Олег коснулся плеча Урги, расстегивающей подпруги:

— Давай помогу… Вот так. Пошли, прогуляем бедолаг. Таких запаренных поить нельзя.

— Пойдем, — поправила прядь волос девушка и поймала уздечку своего скакуна.

— Сегодня новость неприятная пришла, — двинулся рядом с нею Олег. — Говорят, колдуны сильные в Китае. Во время стычек порчу наводят. А могут и так навести, ради грабежа.

— Есть такие чародеи, — согласилась шаманка.

— Амулетов нужно защитных наделать.

— Мои сгорели.

— Я знаю. Но ведь можно сделать новые.

— Это очень долго и трудно.

— Ну не знаю… — пожал плечами Середин. — У меня минут за десять обереги от наведенного колдовства получаются.

— Я могу обряд совершить обережный, вокруг малого места, — предложила Урга. — Но ведь и это долго, с жертвами. Хочешь, защитим твою постель?

— А твою? — остановился Олег и заглянул ей в глаза.

— Чем меньше вещь, тем заговор крепче, — шепотом напомнила она.

— Можно придумать выход.

— Не получится, — резко отодвинулась Урга. — Средь тридцати десятков глаз никак не получится. Куда ни уйдешь, все хоть пара очей да заметит.

— Что?

— Наговор! — Она пошла вперед. — Смотри, вон спуск удобный. Тут и напоим.

— Рано еще, горячие… А ты, получается, все поганки свои ищешь?

— То не поганки, а грибы, самой Уманмеей посеянные, дабы оставить человеку путь к богам! — моментально надулась девушка.

— Ну конечно. Прямой лифт к хрустальным сферам, — усмехнулся Олег и, не желая обижать Ургу, примирительно сказал: — Какая теперь разница? Роксалана тебя теперь за девочку держит, ее уму-разуму не научишь. Тебе же самой они все равно не помогают.

— Таковой дар пророческий, что у нее имеется, редкость большая, — поджала губы шаманка. — Грех будет на мне, коли не попытаюсь дар сей взрастить и людям обратить на пользу.

— Не мытьем, так катаньем?

— О чем ты, Олег? — Русской присказки Урга, конечно, не знала.

— Будешь с Роксаланой до конца?

— Буду, — кивнула она, протянула руку и забрала у Середина повод.

— Ты чего?

— Вон она спешит, пророчица. К тебе. Люб ты ей, ведун Олег. А ласков со мной. Почему?

— Ты ее плохо знаешь.

— А ты плохо знаешь меня. Но ласков. Почему?

— Я со всеми ласков, — попытался выдать желаемое за действительное ведун.

— И с пророчицей?

К счастью, лгать Середину не пришлось — Роксалана была уже рядом, погрозила пальцем:

— Да ты, оказывается, герой! И не просто герой, а целая богиня! Ты слыхала, малышка? Оказывается, нашего чародея зовут Дара-эхэ!

— И ты туда же! — вздохнул Олег. — Бред все это, сказки.

— Как бы не так! Китаистику нам по переговорному курсу тоже читали. Целых сорок минут. Чтобы оскорбительное что-нибудь случайно не ляпнули. Китайцы, например, молока не пьют, их ничем молочным угощать не рекомендуется. Они изобрели бумагу, порох и фарфор. А Опиумные войны шли за право Британской империи продавать китайцам наркотики. Император хотел опиум запретить. Но не вышло, англичане его все-таки «нагнули». И легенду про Белого царя нам тоже читали. Только с датами, кажется, маленько разнобой вышел.

— Ну и что? — не понял Середин. — До Опиумных войн еще лет семьсот пройдет, не меньше.

— Как что?! — возмутилась девушка. — Ты ведь под описание Белого царя сто процентов подходишь!

Олег, не оборачиваясь, прислушался. Откуда-то из-за плеча, совсем близко, слышалось, как переступают копыта. Он взял Роксалану за локоть, повел в сторону, шепотом поинтересовался:

— Ты совсем сбрендила, милая моя? Какой еще белый царь? Какие богини? Ты хочешь затеять большую войну с Китаем? Пупок не развяжется?

— Да ну! Чего ты за них печалишься? Это еще не тот Китай, который в наше время союзником станет. Это россыпь княжеств, гражданские войны, крестьянские бунты, смута и шиза. Подумаешь, пощиплем пограничье немножко! А они, между прочим, папу с транспортным тарифом на семь десятых процента кинули! Это почти пять миллионов!

— Это не те китайцы, сама же говоришь!

— Какая разница?! У тебя есть возможность получить шесть тысяч бойцов, а ты невинную гимназистку из себя корчишь!

— Чего это ты так разгорячилась, милая? — оглянулся по сторонам Олег. — Мне кажется, Роксалана, ты заигралась и забыла, кто мы и зачем сюда пришли. Ась? Давай напомню. Нам нужно не сюда, Роксалана. Нам нужно в Муром. В милый Муром-городок, что не низок, не высок. Возле него обретается мой учитель, который сможет отправить нас домой. И для нас это самая главная цель. Еще мы хотели пособить нукерам, которые помогли нам в горах. Сделать так, чтобы их добыча превратилась в весомое золото, а сами они вернулись в родные юрты героями, а не бродяжками. Но сделать это мы собирались без крови, а всего лишь благодаря мирному взаимовыгодному торгу. Китай — богатая страна, отсюда любой вернется с прибылью.

— Да ты просто ангел, Олежка! Херувим! Крылышки белые во все стороны торчат, как иглы дикобраза. Забыл, как кочевья на Белой разорял, как булгар грабил?

— Нет, не забыл и стесняться этого не намерен! Если мне опять придется выбирать между жизнью неведомо кого и жизнью тех, кто помогал мне, оберегал и защищал, я всегда стану сражаться на стороне последних. Но если придется выбирать между смертью и шансом сохранить жизнь, я выберу жизнь для всех, для всех и каждого! Я не собираюсь ни с кем воевать! Никакой война не будет, забудь. Мы проведем торг и мирно расстанемся с довольными кочевниками, обернувшими пузо шелками и набившими сумки золотом.

— Слушай, бродяга, — неожиданно толкнула ведуна плечом Роксалана. — Неужели тебе не хочется размяться? Взять в руку клинок, врезаться во вражий строй, рубануть мечом поперек груди, почти умереть… и остаться живым?

— Если у тебя есть такое желание, Роксалана, привяжи к ногам резинку и прыгни с моста.

— Да уж сколько раз! — рассмеялась девушка. — Прыгала я, прыгала. Полный кайф! Вот только нет здесь ни высотных мостов, ни резины.

— Это еще не повод начинать войну.

— Мы возьмем золото килограммами!

— Зачем, Роксалана? — пожал плечами ведун. — Давай вспомним еще раз: мы хотим вернуться домой! Правильно? Добраться до Мурома и вернуться домой. Никакого богатства утащить в будущее не получится. Ты это помнишь? Нам оно не нужно! Мы должны провести торг, получить немного золота на дорогу и скромно уйти. Без армий, крови и богинь.

— Но легенда о Белом царе…

— Пусть останется на будущее, — перебил спутницу Середин. — Я воевать не стану. Все! Вопрос закрыт.

И в подтверждение своих слов ведун решительно пошел к одной из скал, выросших на краю долины Или. Сперва он и сам не понял зачем, но уже через минуту уцепился рукой за выпирающий скол, подтянулся, перехватился за трещинку, уперся ногой, взялся за уступ, что проглядывал чуть дальше, подтянулся, переставил ноги, перехватился еще… И на этом продвижение застопорилось.

— Ноги вытянутыми быть не должны, — прокомментировала снизу Роксалана. — На них нагрузка, они толкают вверх. С вытянутыми ножками ты как шкура на барабане. Руками же только удерживаешься на стене, вот их можно и вытягивать, и даже скрещивать. Главное, чтобы ногам удобно было. Хотя, конечно, дело твое. Ты ведь самый умный.

Удовлетворенная моральной победой, воительница удалились. Вместо нее под скалой появилась Урга:

— Вы поссорились, Олег?

— Не знаю, — хмыкнул Середин. — Не помню, чтобы мы мирились. Жизнь с Роксаланой больше похожа не на мир, а на вооруженный нейтралитет. Великие боги, когда же я смогу вернуть ее отцу?

— Ты высоко забрался. Ты не упадешь?

— Это пророчество? — попытался пошутить ведун, но пальцы его вдруг соскользнули с выступа, тело качнулось вбок, кончик сапога вывернулся из щели, и он полубоком сполз на брюхе по склону, благо на самом деле забраться смог не высоко, а камни оказались покатыми, словно гладыши в ручье.

— Пророчица бегает по скалам куда бодрее тебя. — Глядя на лежащего у ног ведуна, Урга сняла шапку и одним движением головы рассыпала густые волосы. — Забиралась на пики невероятной высоты и меня опосля конем поднимала.

— Тут, насколько глаз хватает, выше ста саженей ни одной горки не видно, — не поверил Середин.

— Однако же она взбирается, а ты лежишь.

— Я просто загораю. — Олег закрыл глаза. И почти сразу ощутил слабое прикосновение к щеке и губам.

Увы, это была всего лишь подушечка пальца.

— Не гори, Олег, — попросила присевшая на корточки шаманка. — Пророчице без тебя станет грустно.

— Только ей? — прищурился ведун.

— Ну конечно же, нет, — улыбнулась шаманка. — Многие беи и воины без тебя потеряют разум и веру в свои силы.

— Печально, — передернул плечами Олег. — Тогда придется заняться делом. Не знаю, чему учил тебя твой учитель, но Ворон для создания оберега от колдунов требовал вставать на перекресток трех дорог. Тропинки тоже сойдут. Тебе такое место не попадалось?

— Нет, — покачала головой Урга. — Но его можно натоптать.

— Натоптать не годится. Нужны именно дороги, тропы, линии движения, скрещения человеческих судеб.

— Скоро вечер, — ответила шаманка. — Нужно возвращаться, кушать, готовиться ко сну. Роксалана будет сердиться, и воины смотрят на нас со всего лагеря. Мне тоже станет тоскливо, если ты исчезнешь, странный воин Олег.

Урга смогла заплести свою речь таким образом, что ее смысл Середин осознал только на полпути к лагерю, когда отвечать было уже поздно.

* * *

Поутру местные кочевники явились снова: сказитель с прищуренным глазом, еще один старейшина из числа вчерашних и еще трое крепких взрослых нукеров. Сказитель беседовал с Судибеем, интересовался, куда они держат путь. Ничуть не удивившись тому, что к Стене, предложил опытных проводников. Остальные гости все это время, не отрываясь, созерцали Олега и удалились, не издав ни звука.

Середину такая экскурсия не понравилась — но повода возмутиться он не имел. На что обижаться? Что заезжие чудаки во время переговоров в его сторону поглядывали? Так это вроде не оскорбление.

Около полудня мимо стоянки прополз бесконечный обоз, затем потянулись стада. Однако расчетливый Судибей не торопился срываться с места. Речная долина — это не степь, где опасность может грозить с любой стороны. Здесь направление только одно, и новое кочевье находится где-то далеко выше по течению. Посему надежнее не торопиться, бросая стада и добро почти без защиты, а задержаться недалеко от поселения местных жителей, избавляя их от соблазна оттяпать кусочек чужих сокровищ.

От обоза отделился Любовод, поклонился:

— Здрав будь, ведун. — Он присел возле палатки воительницы. — Ну как вы здесь? Все ли ладно?

— И тебе здоровья, друже, — кивнул Олег. — Мы здесь, как всегда, и ничего в нашей жизни не меняется уже целое лето.

— Да, долго идем, — вздохнул купец.

— Долго, — согласился Середин.

— Еще с месяц, вестимо, дорога продлится.

— Месяц, не меньше, — крякнул ведун.

— Осень уж наступит.

— И то верно, осень.

— Да-а… Ну, ладно, пойду я.

— До встречи, друже.

— До встречи. — Середин привстал, поклонившись другу, опустился обратно на потник: — Вот и поговорили…

Не поздороваться, встретившись, Любовод, естественно, не мог. Но и темы для общения уже давно исчерпались. Который месяц их жизнь являла собой однообразное перемещение от стоянки до стоянки, не разрываемое никакими событиями. Может, хороший стол, кувшин с вином и несколько часов свободного времени дали бы повод для долгого, обстоятельного и интересного разговора — но в походе накрыть стол было практически невозможно, знатным угощением похвастаться не мог никто, да и уходить надолго от своего обоза новгородец не мог. Хозяйственная жилка купца не позволяла оставить добро без присмотра.

— Скучно! — выкатилась из палатки Роксалана, вскочила, выхватила шамшер, лихо рубанула воздух справа и слева, вернула клинок в ножны. — Пойду, полазаю. А ты лежи, малышка. Я сегодня так, по мелким скалам попрыгаю. Авось, кто привяжется. Голову срублю — все веселее.

— Не жалко? — закинул руки за голову Середин.

— Он же первый начнет, — подмигнула девушка и пружинящей походкой отправилась к скалам.

— Неужели в здешних краях грибы не растут вовсе?

— Да растут, растут, не беспокойся. — Олег освободил левую руку, нащупал ладонь присевшей рядом шаманки. — Хочешь, я их тебе найду?

— Конечно, хочу! — встрепенулась Урга. — Ты правда можешь?

— Могу.

— Ну так пошли же, пошли!

— Куда? Зачем? — приоткрыл один глаз Середин. — Мне тут знакомая намедни сказывала, что грибы великой пророческой богини с длинным именем на букву «У» растут под снегом. Ну так чего ты тогда суетишься? Будет снег, будут и грибы.

— Откуда тут снег возьмется? — слабо возмутилась девушка. — Может, где-то все же и так растут?

— Так просто даже мухомора не найдешь. А снег будет. Горы впереди, и осень. Зима и высота — это самая любимая для снега парочка.

— К тебе опять приехали.

— Кто? — приподнялся на локте Середин.

И правда, немногим выше по берегу скакали два десятка всадников в нарядных белых бурках с синим шитьем по краю. Ведун поднялся, расправил плечи:

— Роксалана права, все бока отлежал. Может, и мне полазить? Отчего ты решила, что они явились именно ко мне?

Шаманка промолчала.

— Ладно, сейчас узнаем… — Все равно Середину как одному из командиров надлежало встречать посланников. Мало ли какие вопросы возникнут, какие решения придется принимать, давать ответы, обещания… Руководство на такой случай должно собираться все вместе.

Юный хан Судибей тоже успел подняться со своего ковра, отослал нукеров за бочонком кумыса. От водопоя шагал, положив руку на меч, Чабык.

Гости спешились неподалеку, толкаясь и переглядываясь подошли ближе. Большинство — молодые безусые ребята, но были среди кочевников и несколько взрослых воинов. Взгляды и тех, и других плотоядно ощупывали ведуна, его лицо, куцую бородку, глаза, плечи, невиданную в здешних краях и этом времени кривую саблю с рукоятью из бараньей кости. Они снова переглянулись, зашептались. Наконец выдвинули вперед воина со шрамом на подбородке и черными «буденовскими» усами, следом шли двое мальчишек — лет четырнадцати, но уже с мечами на боку.

— Здоровья вам, чужеземцы, и удачи в пути, — поклонился воин. — Наш род пришел к вам с миром, добрым словом и подарком для Белого царя. Не погнушайся нашим подношением, воплощение богини Дара-эхэ.

Это был удар ниже пояса. Отказаться от подарка — будет оскорбление, обида, вражда, война. Война с племенами, способными выставить вдвое больше бойцов, нежели есть под рукой Олега. Принять — признать себя воплощением богини и Белым царем.

Мальчишки выбежали вперед, кинули на землю отрез желтой ткани, раскрашенной бутонами чайных роз, поверх нее выложили богатый матово-черный суконный чекмень, со свободным рукавом примерно до локтя и вышитый золотой нитью по обшлагам и краям разреза. Рисунок сплетался в змейки и колечки, огибая точки с крохотными жемчужинами. Рядом легла шапка, похожая на феску, из каракуля и широкий кожаный пояс с золотыми накладками.

— Искренне рад такой чести, уважаемые, — осторожно начал Середин. — Но достоин ли я ее? Ведь я не чувствую в себе мощь богини Дара-эхэ, ее мудрости и никак не могу носить звание царя. Вы ошибаетесь, пророчество говорит не обо мне.

— Мы уважаем твою скромность, Белый царь. Прими сей дар в знак нашей дружбы и почтения, — склонил голову воин.

— Как тебя зовут, друг мой? — поинтересовался Олег.

— Бей Джебе, Белый царь.

— Не называй меня Белым царем, и мы сохраним дружбу с тобой и твоим родом до тех пор, пока дети будут помнить наши имена.

— Рад слышать это… почтеннейший. Заверяю и тебя в своей дружбе и преданности.

Гости, низко склонив головы, отступили, вернулись к лошадям и, взяв с места в карьер, усвистали вверх по реке.

— Тебе придется надеть это, хан волка, — извиняющимся тоном сказал Судибей. — Дар дружбы. Этот чекмень на твоих плечах заменит сотню воинов. С ним мы будем считаться друзьями здешних кочевий, без него — врагами.

— Я понимаю, хан, — присел возле подарка Середин. — И оскорблять местных жителей не собираюсь. Хорошо хоть, он мне по размеру.

— Сапог не принесли, — буркнул Чабык. — Боялись не угадать.

— Но я все равно никакой не царь и не богиня, — предупредил ведун. — Пусть ищут себе другого идола. Не в цвете кожи счастье.

— Но все же, хан волка, от единого твоего слова зависит то, появятся у нас лишние шестьдесят сотен или нет, — напомнил Судибей.

— Чабык, мы с тобой уже полтора года вместе! — воззвал к кочевнику Олег. — Ну хоть ты скажи — нет во мне ничего ни божественного, ни царского!

— Ты вершил деяния удивительные для простого смертного, посланник. Посему и поселил в наших сердцах веру в происхождение свое.

— Это же были мелочи! Несколько мелких стычек сотня на сотню, да пару крепостей развалил. И все!

— Неужели это правда? — вскинул брови степняк. — Хан волка одолел две крепости?

— Две булгарские крепости, — охотно подтвердил кочевник. — И числом малым одолел ворога, впятеро большего.

— Белый царь! — ударил себя кулаком в грудь Судибей. — Пророчество верно! Воистину, ты Белый царь, хан волка. Но доселе не знал о своем предназначении.

— Ты-то перестань, елки-палки! — возмутился Середин. — Не смейте меня так называть! Чабык, но ведь к вам я пришел с юга!

— Память моя нонеча слаба стала, — хитро прищурился кочевник. — Не то что в детстве…

Похоже, шанс заполучить шесть тысяч воинов, причем даже не в союзники — себе под управление, — этот шанс застил побратимам глаза и полностью подавлял совесть. Они даже не думали, нужно ли это кочевникам, против кого и зачем воевать такой силой. Им просто хотелось ощутить этакое могущество в своих руках!

Говоря по чести, Олег их где-то в душе понимал. Подобный подарок судьбы вы

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 131415 16 Следующая ⇒