НАУКА БЫТЬ СОБОЙ 22 страница

— Что там еще? — удивляется убийца.

— Ребенок.

— Человечий выродок? Прикончи его. — Но тот сомневается, смотрит в огромные серые глазищи перепуганной девочки. И медлит.

Стрела тоже свистит, рассекая пространство.

Но тише. И врезается в основание позвоночника. Убийца не дошел до ребенка, только кровь веером брызнула на льняную ткань платьица.

Главный был немного проворней, и вторая стрела завибрировала, глубоко уйдя в дерево.

Но третья попала.

Эльф выбежал к дому и как вкопанный встал, не доходя до крыльца, трупы было видно и с улицы. Девочка даже головы не подняла.

— Не успел. — Эльфийские кланы отказались от убийства оступившихся и их семей, попросту исключая неслухов из рода, потому что любовь смела и безрассудна и ей все равно, человек то или эльф. И не все близкие отрекаются от оступившихся. Даже те, кого когда-то отвергли, предпочтя человека. Эльф все же подошел к женщине, наклонился и закрыл мертвые глаза, потом мужчине. И только тогда заметил маленькую полукровку.

— Это твоя мама?

— Да. Ты меня убьешь? — очень по-взрослому спросила девчонка.

— Нет, я тебя заберу с собой.

— Зачем?

— Не оставлять же тебя здесь одну. — Мужчина поднялся с колен, протянул руку малявке, та недоверчиво на него покосилась и встала сама.

— А это ты убил тех дядек?

— Я.

— Научишь меня так стрелять?

— Научу, — усмехнулся эльф.

И научил, воспитав Раджаэль как собственную дочь.

— Что же ты злая-то такая?

— А ты не приставай ко мне, и я буду добрая. — Филипп и сам не знал, зачем прицепился к полукровке, поэтому смолчал.

Внезапно Жарка поставила котелок на землю. И присела, показывая парню рукой, мол, тоже присядь.

— Что?

— Тсс.

— Да что случилось? — одними губами спросил он, но тут услышал сам. Рядом кто-то шел.

Голоса были отчетливые, хоть и говорили шепотом.

— И на что им энта кошка? Вот приспичило, вынь да положь кошку. Да еще и крысодавку.

— Для внучка егойного, что ли?

— Да не, ему, мол, крысы по углам мерещатся, а мы кошку в деревне ищи, потом кради… Все руки исцарапает и ползамка обгадит! И как мы догадаемся, что это крысодавка?

— Тебе-то что?

— Да… — Мужчины отошли дальше, и голоса стихли.

Жарка встала и отряхнулась.

— Не нравятся мне они. Проследить бы за ними.

— Нормальные мужики: служаки или дворовые.

— И все же я прослежу. Если к утру не вернусь, идите дальше. Я вас догоню.

— Я пойду с тобой.

— Нет.

— Жарка, ты…

— Я каратель, а не экзальтированная девица. У тебя есть деньги с собой?

— Да, пара медяков. И корона, кажется.

— Найми меня.

— Что?

— Найми меня. Закажи мне убийство, кого-нибудь из наших.

— Зачем?

— Спросишь у Велора, он объяснит.

— Ну, Майорина.

— Не так. Проси меня убить колдуна. И предлагай цену.

Филипп, наконец, произнес нужную формулу, и убийца, выхватив у него монету, исчезла. Парень покрутил головой, Жарка будто растворилась в лесу. Ни следов, ни магической ауры, ни скрипа снега, только котелок стоял, где оставила его убийца. Парень подхватил котелок и пошел к стоянке.

Солен сидел на одеяле у костерка, жадно читая в свете отблесков пламени.

— А Жарка где?

Филипп только развел руками.

— Остальные еще не вернулись?

— Нет.

— Уже темно.

— И где все-таки Жарка! — Дворянин подозрительно посмотрел на молодого чародея.

— Почуяла добычу и растворилась в темноте. — Он водрузил котелок на костер, поворошил дрова, подкинул пару сухих веток и присел на одеяло.

Вода закипела, Филипп высыпал в котелок содержимое холщового мешочка — сразу резко запахло смородиной и мятой. Дворянин черпанул заварки.

— Подожди ты! — одернул спутника молодой колдун.

— Я люблю зеленый. А то с вашего зелья опять всю ночь проворочаюсь.

— А, ну тогда ладно. — Филипп хлопнул парня по плечу. — Извини, просто…

— Ты привык, что я ни беса не знаю?

— Ну, пару бесов ты все-таки знаешь. И очень близко. — Фил поочередно изобразил Майорина и Хорхе.

Солен захохотал.

— Забыл еще вот это! — Дворянин скрестил руки на груди и гневно нахмурился.

В этот раз смех разорвал ночную тишину. В темное небо сорвалась одинокая птица, напуганная громким хохотом, потом, поняв, что опасности нет, птица опустилась на ветку на дереве около стоянки. Она осуждающе надулась и уставилась на крикунов черными бусинами глаз.

— Убить! Всех убить! Чтобы к завтрашнему дню ни одной твари в замке не было!!!

— Но, господин! Я уже послал за крысодавкой, утром будет.

— Утром?! А что будет ночью, ты подумал? Ты подумал, что они схарчат за ночь? Меня? Тебя?

— Но, господин…

— Сам будешь ловить, Эленар. И дворню заставь! Боги, ну почему эти твари имунны к магии! Как вы могли такое создать!

Под скамьей, придвинутой к стене, закопошился серый комок. Фарт взмахнул рукой. Брызнула кровь, раздавленный крысеныш издал последний писк.

— А вы говорили, имунны…

— Я его раздавил, если его прихлопнуть камнем, он тоже его раздавит! Всех, всех перебить! Ясно?!

— Да, господин.

Агний Фарт стрелой вылетел из зала. Слуга медленно пошел вдоль стен, задувая свечи в канделябрах. Укоризненно смотрели портреты с одной стены и печально таращился юноша с гобелена, на котором крысы съели «Южную Цитадель Магии». Слуга равнодушно пожал плечами, туша язычки пламени возле объеденного произведения ткацкого искусства. Потом наклонился к гобелену, понюхал. И удивленно округлил глаза. Пахло горячим воском, дымом, крысиным пометом и салом. Совсем чуть-чуть. Слуга подогнул ткань.

Так и было. Сальный, лоснящийся след пролегал ровно по границе Инессы, именованной на полотне «Южной Цитаделью Магии».

Никаких доказательств не было, но он знал совершенно точно, кто это сделал.

Лохматая лошадка уралакской породы переступила тяжелыми копытцами по заснеженной обочине, на ней дремал согбенный годами старичок с козлиной бородкой, торчащей из-под надвинутого на нос капюшона.

— Зятлик! Старый хрыч!

— Кто старый хрыч? — пробудился старичок. — Я старый хрыч? Да ты на себя посмотри, морда давно плесенью подернулась! А челюсть наверняка в Инессе справил, знаю я там одного цирюльника, которым этим балуется!

— Сам, поди, и заказывал! — нисколько не обидевшись, хохотнул собеседник.

Он стащил суконную шапочку с лысой головы и шутливо помахал ею, раскланиваясь. Два черноволосых молодых мужчины позади переглянулись.

— Я? Да я младше тебя на добрых семьдесят лет!

— Поганое здоровье у нынешней молодежи, говорил я Ильме, надо лечебницы поднимать, денег не жалеть. Но девчонка еще, куда ей про здоровье думать. А горный воздух лечит, ничем не хуже вашей хваленой силы.

Лысый легко спешился, поправил сбившуюся бороду, заправленную за пояс для удобства.

Зятлик тоже слез с мохнатого конька, оказавшись по плечо приятелю.

— Ну, здравствуй, Зятлик, старый пердун. Дожили мы до новой встречи, смотри-ка, не развалились.

— Эх, Фотий, дожили! И цены бы тебе не было, если бы ты не болтал, как мальчишка. Намолчался в своих горах?

— Куда! Видишь двух молодцов?

— Вижу, не ослеп пока.

— Ученики. Пока не наорешь — не поймут! Стар я уже молодняк гонять. Годы, Зятлик, годы…

— Поехали, покормлю вас и двинемся. Времени мало.

— Баню бы, Зятлик…

— Будет тебе баня. Будет. Но потом. Однажды…

Заяц убегал.

Заяц был жирненький, белый, но драпал быстро, спасая недавно полинявшую шкурку.

Тень перескочила прикрытый снегом бурелом, метнулась в сугроб, азартно виляя волчьим хвостом. В лунном свете блеснули длинные острые клыки. Зайчишка затрясся и припустил еще быстрее. Стук маленького сердца сливался в монотонное гудение, волк это слышал.

Волк прыгнул. Распласталось поджарое, иссушенное годами лесной жизни тело.

Тяжелая лапа сбила зайчишку, острые зубы умело перекусили шею, выпуская кровь.

Снег под зайчиком потемнел. Волк сидел, не двигаясь, перестав дышать.

Молодой мужчина подошел к волку и покровительственно потрепал серого по голове. Волк преданно посмотрел в светящиеся в темноте желтые глаза человека.

— Молодец. Теперь беги. Поймай себе еще одного, — сказал человек, убирая руку.

Зверь послушно сорвался с места.

Желтоглазый стянул шапку и утер пот, бегущий по лицу. Набрал в пригоршню жесткого подтаявшего днем, а теперь застывшего коркой снега, окунул в ладони лицо. Правый глаз мужчины сильно косил.

Человек подцепил зайчика за уши и зашагал к маленькому, притаившемуся среди елей, костерку. Ночевать на полянах Лавт Борец не рисковал.

— Лови ее!

— Царапучая зараза!

— Заходи справа и на меня ее гони, на меня!

— А это точно она?

— Да она, она! Говорила же бабка: трехцветная, один глаз зеленый, другой коричневый!

— Похожа! — Один побежал за кошкой, второй, расставив руки, шел с противоположной стороны. Кошка резко свернула и взвилась на стог сена, за ней, не успевая притормозить, впечатался ловец. Зверюга победно мяукнула и одним прыжком перелетела на столб, поддерживающий крышу, вскарабкалась на потолочную балку.

К счастью мужиков, в амбаре, кроме сена, ничего не было. Иначе простыми царапинами ущерб бы не ограничился, разросшись до разбитых голов и сломанных конечностей.

— Чертова тварь!

— Может, ее на молочко подманить?

— Где ты молочко возьмешь, уж за полночь.

— Там коровник рядом, подоить…

— Да они уж все подоены, и мне ловли кошки по горло хватает, еще и за коровами бегать.

Жарка, сидевшая на потолочной балке под крышей амбара, лениво свесила руку.

«Как бы не заснуть?» — думала девушка.

Кошколовы уже битый час гоняли жертву по амбару. Сначала эльфийка делала ставки: кошка против мужиков. Теперь, позевывая, дожидалась конца представления. Рука покачивалась.

Время шло, кошколовы устали и устроились отдохнуть, развалившись на сене. Кошка заметила ритмично качающуюся конечность и пристально за ней наблюдала, настороженно дергая ушами. Достать до руки крысодавка при всем желании не могла, но сторожить не перестала, тем более со стога доносился раскатистый храп. Наконец зверюга взвилась и в одном длинном прыжке чуть не коснулась лапой ладони, и то только потому, что она была вовремя отдернута. Кошка зацепилась за другой столб когтями, повисла.

— Ох ты! — прошептала девушка. — Теперь понимаю, отчего крысы тебя боятся.

Кошка спрыгнула на пол, мягко приземлилась, снова превратившись в маленького зверька. Казалось, что она сама-то чуть больше крысы. И только глаза сверкали охотничьим азартом. Жарка опять свесила руку, дразня охотницу. В этот раз острые коготки успели оцарапать бледную кожу полукровки. Жарка чертыхнулась, поминая бесов, и руку убрала. Кошка побродила по запертому амбару, попыталась просочиться в крысиный лаз, но не пролезла.

— Смотри, сидит! — очнулся один из охотников и толкнул напарника локтем.

По разговорам Жарка уже поняла, что зовут его Пирт. Мужчина кувырком кинулся к кошке, та с мявом отскочила, цапнув мимоходом ловителя за щиколотку. Второй накинул на зверушку мешок и затянул горловину. Мешок задергался, пронзительно визжа и шипя. Жарка встала на балке, приготовившись следовать за кошколовами дальше.

Они вышли из амбара и направились уже знакомой убийце дорогой, девушка скользила тенью за мужчинами, легко прячась между деревьями. Пару раз они оборачивались, но видели только лес. Ближе к утру охотники и их преследовательница вышли к небольшому замку, почти особняку, если бы не пять башенок и внушительная стена вокруг. На карте его не было…

Мужчины зашли в неприметную дверь в стене, Жарка осталась снаружи. Полукровка провела ладонью по кладке и замерла — кладки не было, стена была монолитная, будто вытесанная из цельного булыжника гигантского размера.

— Что за бесовщина.

Дожидаться рассвета полукровка не стала, она развернулась и стремительно заскользила к лесу, не оставляя следов.

Но ее все равно заметили.

Нет, не караульные на стенах, дремавшие в предрассветные часы.

Не мужики с кошкой.

Жарка бежала.

Но ее догоняли.

Волк нагонял быстроногую полукровку, оставляя позади рытвины в сугробах.

Жарка бежала, впархивая над пнями, взлетая над поваленными стволами, проносясь, будто не касаясь земли, над оврагами и расселинами ручейков.

Но волк был быстрее.

Девушка остановилась, тяжело дыша, развернулась. Вытянула вперед тонкую руку. Зверь притормозил взъерошил серый загривок. Щеря зубы.

Полукровка закрыла глаза, дыхание выровнялось.

Зверь зарычал.

Предупреждая. Зарычал и прыгнул.

Девушка повалилась на спину, инстинктивно отодвигаясь от огромной смердящей пасти. Зверь не был волком, слишком крупный, а страшная морда тупее волчьей — горбатая.

Женская ладонь утонула в густой длинной шерсти. Сжала шею стальной хваткой.

Вой мог разбудить замок. И волк не издал ни звука. Хлестнула горячая алая кровь, полилась на серо-зеленый плащ, испачкала кожаную курточку под ним. Девушка поднатужилась, застонала, сбрасывая с себя тушу.

Вместо горла у волка зияла кровавая дыра, клокочущая кровью.

— Убийца я иль не убийца. — Жарка вытерла руку о чистый угол плаща.

И все же волк был слишком крупный. Полукровка поразмышляла, достала из-за голенища длинный кинжал.

Голову она завернула в испорченный плащ, завязала его узлом и приладила на спину так, чтобы не мешал двигаться.

Ночь была светлая. Настолько светлая, что Рудник решил не вставать на ночлег, а двигаться дальше, доверившись яркому лунному сиянию, отраженному снегом. Ему приходилось бывать и не в таких местах в любое время года, но все же уроженцу теплого Алак-Гриона было зябко, несмотря на добротную одежду и обувь.

Рудник хотел поскорее вернуться домой в аккуратный особнячок на побережье, смотрящий окнами на линию прибоя. Колдун не любил надолго покидать своего убежища, не любил длительных поездок, наполненных неудобствами и лишениями пути. Он предпочитал просыпаться в кровати, завтракать в теплой столовой, гулять по набережной, одетым по погоде, и ежедневно умываться согретой водой. И все же он не был ни теоретиком, ни лекарем, а, значит, при случае обязан был мобилизоваться в боевую единицу и доказать Инессе, что длинные счета за его многочисленные исследования не бесполезная трата.

Получив приказ, Рудник выехал незамедлительно. Владычица великолепно умела объяснять. Объяснила и на этот раз.

Тени казались синими и живыми, скрипели деревья. Судя по луне, дело шло к утру. Рудника клонило в сон.

Конь брел по неглубокому снегу, выпуская длинные мохнатые клубы пара. По его ногам мела поземка — конь не оставлял следов. Поземка едва заметно светилась. Рудник мерз и клевал носом.

Чтобы не свалиться с коня, колдун начал мысленно ругаться на инесских зазнаек, сидящих в теплых теремах, за бревнами по полсажени в обхвате.

«Вот сами бы и не заезжали в корчмы, — брюзжал Рудник. — Сами бы не ехали трактом, сами бы не останавливались близ селений и шли чащей, путаясь в подлеске!»

Порыв ветра оборвал горячие мысли, где-то вдали взвыл волк. Он не плакал, не жаловался, не праздновал победу, не ликовал. Нет, волк взвыл коротко, зло, чтобы через мгновение умолкнуть навсегда. Рудник поторопил коня.

Конь пошел быстрее, радостно подчиняясь человеку, так правильно пожелавшему уйти от странного, страшного воя.

Вот потому он ее и не заметил. Маленькая фигурка ловко увернулась из-под копыт, но, вопреки привычке городских и сельских жителей, не стала браниться, а замерла.

«Испугалась», — понял колдун.

Луна продолжала светить, и он прекрасно разглядел женщину.

Белые катанки чуть ниже колена, выше обшитый белым сукном кожух и белый пуховый платок на голове. Немудрено было принять согнувшуюся фигурку за небольшой, прикрытый снежным одеялом холмик, притаившийся за маленькими, в полтора локтя елочками, которые его конь не счел преградой для спорой рыси.

— Сударыня, не бойтесь. Сударыня!

Она сверкнула глазами, фыркнула и очень быстро заспешила прочь от всадника.

Рудник нагнулся и посмотрел на раскопанную в снегу ямку, где виднелся серебристый побег подснежного стельника.

Травница!

Заботливо выкопав ножом растение, колдун поспешил по округлым следам катанок.

Нельзя сказать, что он был слишком бескорыстен или его грызло чувство вины за доставленное женщине неудобство. Больше всего Рудник надеялся, что у травницы окажется неподалеку протопленная землянка и найдется что-нибудь съестное в печи.

Подготовка любой серьезной операции требует кропотливой и долгой работы. Во-первых, важно произвести расчеты, которые сопровождаются вычерчиванием хитрых схем и таблиц. Во-вторых, собрать достаточно подробные сведения, внедрить их в расчеты и откорректировать последние. В-третьих, расписать, самое меньшее, пять возможных вариантов поворота событий, рассчитать вероятность каждого, распределить полученное в порядке возрастающей вероятности. Следом начать практическую подготовку, где собрать все нужное, набрать команду, подходящую к выполнению данного задания, раздать указания и амуницию. После этого стратегу полагалось взять небольшой отпуск, открыть бутылку красного грионского и, потягивая вино, предаться увеселениям.

Айрин отложила криво и неумело нарисованный план замка. Подумала и внесла некоторые коррективы. Дело не шло. Команду набирать было не из кого, амуницию добыть не удастся. Это во-первых. Во-вторых, при удачном исходе полагалось не отдыхать, а драпать подальше и побыстрее.

Обо всех остальных процессах и речи не шло. Девушка третий раз провела по дрожащей линии, нанесенной рукой воительницы. Линия истока был ровной, тонкой — линия того, кто много чертил, писал и возился с углем или пером с чернилами.

Было еще кое-что. И девушка прекрасно понимала — этого ей сделать не удастся, а значит, провалится все.

Солнце слепило глаза. Майорин прищурился привыкая. Руки без рукавиц мгновенно покраснели. Колдун стоял в тени елей. Он ждал.

Солнце слепило глаза, но прикрыться заклинанием было опасно. Заметят. Он заслонился рукой. На дороге, ведущей к замку, показалась маленькая худенькая фигурка.

Колдун усмехнулся и убрал руку от лица. Тут не до удобства, руки должны быть свободны.

Фигурка быстро приближалась к серым стенам без кладки.

— Дяденька, а покушать не найдется? Дяденька! Я шел, шел, смотрю — замок! Думаю, вот тут добрые люди живут, ще-е-е-дрые, — затянул паренек, стаскивая со светлых встрепанных волосенок грязную шапку. На фоне свежевыпавшего чистого снега мальчонка казался особенно замухрыжным и грязным. — А, дяденька?

— Ладно, заходи, — сдался стражник, больно жалкий вид был у паренька. — Тебе годков сколько?

— Тринадцать зим мне, дяденька. Мамка зимой померла, вот я к тетке в Вирицу и подался, да токмо тетка меня вытурила. Иду теперь домой, да денежки кончились… Я работать с радостью, дяденька. — Голубые глаза мальчонки просияли. — Я мамке завсегда помогал.

Стражник почесал лысеющую макушку, посмотрел на пацаненка и отечески направил того подзатыльником ко входу на кухню. Выглянувшая стряпуха недовольно проворчала, кабы этот отрок не своровал чего, но, утонув в омуте кристально чистых глаз, умилилась и отправилась отмывать грязный нос от следов долгого пути.

Увидев, как фигурка скрылась за воротами, колдун нахмурился и пошел по собственным следам. Он устал.

Ох, как бесовски он устал.

Он отвязал Потеху, почти перегрызшую ветку, за которую он зацепил поводья, и пустил лошадь рысью, путая следы.

Жарка наконец нормально поела. Еда была горячая, приготовленная с любовью, и сильно отличалась от черствого хлеба с вяленым мясом. Слупила полукровка столько, будто и вправду месяц голодала. Перед торжественным входом внутрь они с колдуном тщательно обошли сооружение по периметру, убив на это важное дело часа три.

Главное здание, как выяснилось, было небольшим, но огораживающая его каменная стена со странным отсутствием кладки занимала приличную территорию. Зарисовав себе на снегу примерный план объекта, убийца вдохновенно нафантазировала содержимое и сейчас мысленно вносила коррективы. Стена действительно оказалась очень толстая, к ней липли пристройки, которых снаружи, естественно, было не видно. Вход в сам замок оказался похож на длинную пасть с раскрытыми клыками. Жарка задрала голову. Так она и думала, тонущий во тьме потолок был изрезан дырами бойниц, а щели в стенах коридора говорили о том, как легко он превращается во множество маленьких клеток. Стряпуха, квохтавшая над Жаркой, рвалась искупать «бедного сиротинушку», «сиротинушка» отчаянно сопротивлялся, так как при ближайшем рассмотрении оказался вполне зрелой барышней, может, чуток худосочной.

Девушка доела и, блаженно откинувшись на стул, жалобным голосом попросилась спать.

— Всю ночь шел, тетенька, ночевать в лесу страшненько, я шел-шел…

Стряпуха, чуть ли не рыдая от умиления, постелила сиротинушке в кладовке, забитой всяким хламом. Стоило сердобольной тетке завернуть за угол коридора, как сиротинушка выскользнул из отведенного ему помещения и отправился изучать замок в реальности.

Внутри он был вполне обычным: стены каменные — привычной кладки, обстановка богатая. Мягкие ковры глушили шаги. Висели зеркала, и девушка, проходя мимо них, сама себя сперва не узнала. Постаралась она на славу: короткие волосы распадались на желтые сосульки, сверху возлежала шапка, тщательно вывалянная в грязи. Босые ноги «по случаю холодов» обмотаны тряпками (а такая хорошая была нижняя рубашка!). Шерстяная верхница выпущена из мужских штанов, явно чужих, и суконная куртка Хорхе. Славная бродяжка.

Жарка, привычно укрываясь тенями, бесшумно шествовала по коридорам. Замок делился на два крыла, объединенных центральной частью. То тут, то там виднелись подготовленные, но не взведенные ловушки. Полукровка достала из мешочка на шее кусок пергамента и карандаш, быстренько зарисовала увиденное, обозначив также и самые подозрительные места. И продолжила осмотр. Башенок было пять, четыре оказались смотровыми и примыкали к стенам, с главным зданием никак не сообщаясь, но пятая — самая высокая, несимметрично вылезала из левого крыла. Она нарушала всю композицию замка, будто была построена по нужде, вопреки задумке строителя.

Левое крыло разительно отличалось от центральной части. На окнах парчовые занавеси, ковер узорчатый, стены обиты деревянными панелями. Жарка поплутала по левому крылу и, расслабившись от запустения, чуть не столкнулась со стражниками, еле успев в последний момент вжаться в стену.

Как ни странно, лат на стражниках не было, но оба они были при оружии. Они шли молча. Между ними шла Айрин.

— Не нравится мне все это, — сообщил Редрин Филин придворному архимагу.

Вместо ответа Орник Мадера провел рукой по седеющей бородке. Государь продолжил:

— То, что вы затеяли, грозит войной, сударь архимаг.

— Милостивый государь! Боги с вами! Мы ли?

— А кто? Вы, Владычица Ильма и мой брат. Айст строчит мне послание за посланием, и все как одно вопят вопросом: что происходит?! Мой брат требует незамедлительно возвести его если не в короли, то хотя бы в консулы или князья. Владычица устроила охоту на химер, в существовании которых я, надо признать, еще сомневаюсь. А вы всему этому потакаете и склоняете меня к пособничеству, уговаривая быть лояльным. Тогда резонно задать вопрос: а вы, Орник, готовы к войне с Цитаделью? Есть ли в Инессе сила, способная противостоять магам Цитадели? Или опять рубите сук не по себе?

— Ваша милость, Редрин, позвольте…

— Не позволю! — рявкнул Филин. — Замолчи, дай договорить! Дворяне хотят больше земель и квот на содержание, в Сауринии бардак, в Грионе бардак! В Луаре только и ждут, когда мы увязнем в междоусобице… А ты мне толкуешь об оппозиции, которая вроде как существует, но ни одного доказательства, кроме вашей мышиной возни, я так и не видел!

— Хотите голову химеры? — спросил Мадера.

— Не хочу. Не надо тыкать меня носом в труп мальчишки, который притащил мой брат. Твои соглядатаи вернулись? Что они говорят?

— В том-то и дело… Ваша милость…

— Мадера, прекрати лебезить и лизать мне зад, а то меня так и тянет проверить, не сел ли я в медовую лужу!

— Вернулся Горан, он ничего не обнаружил.

— Значит, доказательств нет?

— Остальные пропали.

— Значит, нет?

— Десять доверенных людей пропали без вести. Разве это не доказательство?

— Вызови Яриния, бес тебя подери. Пусть пустит своих…

— Нет! Редрин, я ему не доверяю.

— А-а! — протянул государь, выпучивая и без того круглые навыкате глаза. — И тут заговор! Значит, еще и Яриний! Кто еще? Кухарка пытается меня отравить, стражник на воротах на тебя странно косится, первый советник ночами точит кинжалы, а второй тайком подмешивает слабительное в компот первого?

— Нет, ваша милость! Кухарка ворует мясо, но ровно столько, сколько ей положено, стражник на воротах, тот, который дежурит по нечетным числам, спит с женой дежурящего по четным. Первый советник ночами пишет трактат об управлении государством и надеется через месяц-другой вам его показать, а второй страдает лунатизмом, отчего гуляет по ночам. И да, он пытается подсидеть первого советника, но у того, несмотря на написание трактата, хватает времени, чтобы мешать злодейским помыслам, умудряясь воровать все неглупые идеи второго.

— Хм… Какая осведомленность, вы забыли, что второй советник состоит в любовной связи с княгиней… Впрочем, оставим имена.

— Забыл, — согласился Орник, — но коли вы столь много знаете о своих подданных, то почему слепо доверяете Яринию!

— А вот тут еще интереснее, Мадера. Ибо Алимарн считает, что я слишком слепо доверяю тебе! И, думаю, вы оба правы. Я не даю тебе разрешения открыто вступать в конфликт с Цитаделью, и скрытно тоже. Так и передай Ильме и моему брату.

— Ваша милость! Редрин!

— Довольно. Что по луарскому конфликту? Где послы?

— Я не занимаюсь этим вопросом, ваша милость. Я колдун, — огрызнулся Мадера.

— Тогда иди отсюда. И где мой советник? Трактат пишет?

— Успокойся, Мадера. Не пори горячку. Сядь, выпей. Нам не привыкать действовать за спинами государей. Сделаем как обычно.

— И как?

— Не мы развязали эту войну, не нас и судить!

— Но он хочет доказательств!

— Значит, я предоставлю доказательства. У меня похитили единственную дочь, похитили, чтобы бессовестно использовать как тупой источник силы! Как метод воздействия на мое хладнокровие и на мои решения! — Ильма сложила пальцы под подбородком. — Это нельзя простить.

— Вы воспользуетесь этим?

— Я воспользуюсь всем. — Владычица сузила глаза. — Я воспользуюсь всем, что у меня есть, Мадера. Всем…

В библиотеке не было окон. Сквозняки вредят фолиантам, свиткам, особенно тем, которым больше тысячи лет. Так же им вредит и магия, даже самая простая, даже чистая сила может нарушить хрупкое равновесие старости. Агний Фарт с ужасом смотрел на полсотни световых сгустков силы, парящих под потолком. Он специально возил свечи из Луара, зажигал не больше одной единовременно.

— Фарт! — кликнул его Аарский младший. — Вы больше переживаете за свою шкуру или за культурное наследие?

— А?

— Милсдарь Агний, очнитесь. Я говорю, что сюда идут инессцы. И их достаточно, чтобы разобрать ваш замок по камешку.

— Замок готов к обороне! — буркнул Кавель Фарт.

— Нет никакой обороны. Хенрик прав.

— Отец! Но это же наш замок!

— Как только мы вступим в бой с инессцами, Владычица объявит войну. Мы не готовы. Оставим замок, пусть чувствуют себя дураками.

— Как не готовы? А химеры, а войска?

— Войска в Цитадели, химеры неуправляемы, как и исток. Мы уйдем и вернемся позже. Вернемся так, что у них будут поджилки трястись!

— Но… — Кавель печально склонил голову. — А как же библиотека, вещи…

— Ценное вывезем, — тихо проговорил Фарт. — Что успеем… Остальное сожжем. Можно, конечно, сделать еще кое-что…

— Все было так, как нам хотелось бы видеть. Мир не изменился. Мир вообще меняется с немалым трудом и с большой неохотой. Тот, кому судьба пророчила пахать землю, — пахал, кому обещали золотые горы и немалые успехи, получал и первое и второе, идя по головам тех, кому напророчить забыли. Те, у кого что-либо не случилось, канули в Лету, ибо такова судьба большинства. Нет, мир не изменился, он шел по накатанной и будет идти и впредь. Однажды закончится вражда магов и колдунов, ведь никакая вражда не длится вечно. И добро всегда побеждает зло, а право называться «добром» получают победители, ведь они смогли доказать это право. Так, однажды победившие маги Цитадели будут возносить хвалу торжеству прогресса и просвещения. И назовут прогресс и просвещение добром. А если Инесса сломает Цитадель, то колдуны скажут, что остановили бесчеловечные дела магов. И назовут «добром» гармонию природы, естественный круг развития всего сущего.

⇐ Предыдущая 32 33 34 35 363738 39 40 41 Следующая ⇒