НАУКА БЫТЬ СОБОЙ 13 страница

— Сударыня Мегера, у вас шлейф прижало. — В комнате наступила грозовая тишина. Жена Мадеры угрожающе побледнела. Я поспешила исправиться: — Ой! Простите! Сударыня Регина, простите, пожалуйста!!! — тараторила я. — Я просто беспокоилась, как бы у вас чего не оторвало.

Понимая, что сморозила очередную глупость, я прикусила язык. Мадера зажмурил глаза, Ловша в ужасе зажал ладонью рот, Солен кусал губы. Хозяйка аккуратно открыла дверь и молча удалилась в коридор. Первым не выдержал любящий муж, раскатисто захохотав, Ловша, похоже, решил подавиться ладонью, но промолчать. Зато Солен явно отдувался за двоих.

— Уф, Айрин! Ты сделала меня! Это было похлеще веера. Сударыня Мегера! Еще вежливо так… Ой, не могу! — Я покраснела, мечтая провалиться поглубже и выбраться подальше отсюда.

Отсмеявшись, архимаг встал с кресла.

— Здравствуй, Айрин. — Мадера протянул мне руку, и я нерешительно ее пожала, ладонь была шершавая и большая. Видно, магистр не чурался физического труда и мечного дела. — Теперь понятно, что имел в виду Майорин.

— В смысле?

— В смысле «сударыни Мегеры». Здравствуй, Солен, давненько ты не заходил, — улыбнулся он.

Я снова почувствовала, что у меня горят уши. И решила перейти к делу, пока мой поганый язык не завел меня в очередную волчью яму.

— Вы не знаете, где Майорин?

— Нет, а должен?

— У вас была с ним встреча во дворце, днем, после этого мы его не видели.

— А не думали ли вы, что он… — завел Мадера.

— Думали, — хором ответили мы с корчмарем.

— Так легли бы спать, завтра утром объявится, — хитро прищурился он, видимо, о похождениях колдуна знал без малого весь город.

— Он закрыл дом, и спать мне ложиться негде.

— Может, забыл?

— Не забыл он. — Опять та же песня, будто Майорин, увидев юбку, теряет рассудок. — Он оставил бы мне ключи или бы предупредил.

— Может…

Нервы у меня наконец сдали.

— Вы что, все с ума посходили? Я знаю, что колдун в жизни не исчезнет, не предупредив, без веских на то причин!

— А может, девочка, ты слишком высокого о себе мнения? — Мадера приподнял бровь и надменно посмотрел на меня. — Вот найдешь ты его в постели обольстительной барышни и будешь чувствовать себя полной дурой, ревнивой к тому же.

— Лучше я буду себя чувствовать полной дурой сейчас, найдя его тепленьким в постельке, чем с утра, холодненьким в канаве! — выпалила я и развернулась к выходу.

— Простите, магистр Орник, — развел руками Ловша, — но в чем-то она права. Майорин не безголовый мальчишка. Тем более он всегда чрезмерно опекал Айрин и не мог исчезнуть, не оставив указаний хотя бы мне.

— Он раньше не приходил ночевать?

— Да. — Я обернулась. — Но всегда оставлял на столе записку и запирал дом только на ключевую руну, которую я знала.

— Я правда не знаю, где он. — Мадера несколько поумерил спесь, и в его голосе чувствовались извиняющиеся нотки. — Вечером он ушел по своим делам, было часов шесть.

Значит, шесть, в это время я еще работала. Я вышла в коридор и медленно отправилась к выходу. Предчувствие кричало, что колдуна надо спасать. Солен догнал меня и положил руку мне на плечо, я тут же в нее вцепилась, опомнившись только, когда пальцы под моими неожиданно вырвались.

— Ну и хватка у тебя, как у волка. — Парень потряс ладонью.

— А ты не суй руки, куда не просят! — запальчиво отбрехалась я.

Дворянин дернул носом, мол, поддержать тебя дуру хотел.

— Ну, извини. — Я устыдилась и сама протянула ему ладонь.

Мне тут же отомстили, чувствительно пересчитав косточки. Пока мы ломали комедию, я несколько успокоилась, судорожно пытаясь придумать план дальнейшего развития событий. Ловша и Солен шли рядом. Жены архимага нигде не было видно, видимо, она решила больше с нами не пересекаться, полагая, что выход мы сами найдем. На улице было все так же недружелюбно промозгло, в воздухе витала мелкая водяная пыль, которая еще хуже дождя — от нее не спасают ни куртки, ни капюшоны.

Мы так и не придумали ничего более умного, нежели вернуться в «Три зайца», а искать колдуна уже утром. Но в корчме нас ждал сюрприз. В маленьком зале, где намедни ужинала семья корчмаря, уютно трещал камин. Пламя будто переливалось в такт мелодии, которую тихонько наигрывал Валья. Напротив него примостилась убийца, влюбленно таращившаяся на менестреля.

— Что вы тут делаете?

Полукровка зевнула:

— Ты задаешь этот вопрос при каждой нашей встрече. Живу. А вы тут что делаете?

— Мы Майорина ищем.

— В смысле? — спросил уже менестрель, откладывая лютню.

Взгляд у мужчины был разочарованный, он явно вел свою песнь к счастливому концу, где все любили друг друга и умерли в один день. Солен узнал Валью, тот также опознал парнишку.

— О! Какие люди? А ты здесь какими судьбами?

— Да вот с Айрин… — начал было парень, но Валья так многозначительно на него посмотрел, что дворянин только выдавил: — Майорина… ищем…

На подробное описание наших приключений ушло четверть часа. Ловша за это время поставил греться воду и наполнил горяченьким отваром кружки, уже смирившись с постоянно увеличивающимся поисковым отрядом. И беспрестанно ворча, что нынешняя молодежь безжалостна к старости и всегда готова поиздеваться над пожилыми людьми. На что тут же отхватил добрую порцию комплиментов от парней, что он еще «эге-гей!» и «ого-го!».

— Я вам не лошадь, — обиделся корчмарь, но гнев на милость сменил и подсел к нам.

Жарка же, задумчиво молчавшая все время, щелкнула пальцами, привлекая всеобщее внимание.

— Я могу его найти!

Мы удивленно на нее уставились.

— Майорин был моей официальной жертвой. — Валья с Соленом округлили глаза, пришлось еще и здесь пояснить.

После чего парни резко поменяли позы. Солен опасливо на нее косился, а Валья смотрел уже с профессиональным интересом, примеривая ее героиней новой баллады. Жарка же продолжала:

— С момента разрыва сделки прошли всего сутки, я еще могу чувствовать, где он находится.

— А что, с момента заключения ты знала, где он?

— Нет, не совсем, мне нужен был физический контакт. Я столкнулась с ним на улице и как бы посадила на крючок.

— Смотри быстрее! — выпалила я, с надеждой уставившись на Жарку.

— Вот так просто я не могу, мне надо к нему выйти.

— Пошли.

Надеяться, что хоть кто-то разумный останется в тепле, ожидая результата, было бесполезно. Так что теперь мы бродили по ночной Вирице уже впятером. Убийца шла впереди, как собака ищейка по следу, мы за ней в роли бравых охотников. Когда мы вышли к самой окраине города, мое сердце ухнуло и разбилось о пятки. Здесь жилых домов было мало, и вряд ли привередливый колдун остался бы ночевать в одной из этих развалюх.

Он лежал в проулке. Когда я увидела тела, ноги будто сами понесли вперед. На шее билась жилка, дыхание, хоть и слабое, тоже было. Второе тело — мужское, почему-то без головы, профессионально осмотрела Жарка.

— Наемник, не из нашего ордена, опознавательных знаков при себе нет. Видимо, Майорин отрубил ему голову, что с ним, кстати?

— Без сознания, и на боку рана.

Убийца подошла к колдуну и осмотрела его.

— Похоже на парализатор.

— Яд?

— Да, применяется некоторыми профессионалами, если жертва значительно сильнее. Достаточно небольшой ранки. Противоядие приготовить сможешь?

— Наверное, надо осмотреть его при свете, по окислению раны можно определить тип яда.

— Хорошо, — кивнула убийца, ее движения сделались скупыми, лицо невозможно было разглядеть, оно будто растворялось в тени.

Вот как они выглядят в деле — члены ордена Белого Меча. Хорошо, что она не собиралась убить меня. И если такова слабейшая, то каковы сильнейшие?

— Сможешь избавиться от тела?

— Да. Идите, я догоню.

Я впервые порадовалась, что с нами увязались Солен с Вальей: колдун был тяжелый. Нет, конечно, при большом желании я и одна бы его дотащила, но намного приятнее идти рядом и участливо вздыхать, беспокоясь то за Майорина, то за добровольных носильщиков. Солену Ловша поручил его ноги, Валье туловище, но, пройдя так пару кварталов, мне пришло в голову, что выглядим мы крайне подозрительно, и даже удалось убедить в этом остальных. После чего колдуна взвалили на плечи, как пьяного, и так и тащили. В корчме мы сгрузили колдуна на стол. По дороге я заглянула в лавку, прихватив с собой вероятные компоненты снадобья. Ребята устало уселись на лавку, а я занялась колдуном. Рана была нехорошая: ровный, хоть и глубокий разрез покрылся желтоватой пеной и сильно вонял. Зато я быстро вспомнила, что именно за яды дают такой эффект. Одним снадобьем промыла рану и на всякий случай царапины на коленях и руках. Второе влила в рот колдуну, заставив проглотить. К концу экзекуции вернулась Жарка — грязная, запыхавшаяся, но очень довольная. Она сообщила, что «этого» больше никогда и никто не найдет.

— Зря мы от него избавились, если Майорин окочурится, так и не узнаем, кто его убил, — вставил дворянин.

— Не окочурится. — Я завязала бинт на бантик. — Утром отойдет.

— Все равно… — возразил было Солен, но Жарка, тоном не терпящим пререканий, перебила:

— Все, что надо, я поняла. Это мой конкурент, в конце концов! Я в них разбираюсь!

— Еще скажи, за версту чуешь! — не удержалась я.

— А если и так!

— Может, поделишься?

— Завтра. Сегодня с меня хватит. — Девушка взлетела по лестнице, но на середине остановилась. — Ты тут останешься колдуна караулить?

Тот, к кому был обращен вопрос, вскинул кудрявую голову, улыбнулся и, подхватив лютню, поспешил за полукровкой. Кажется, песня кончилась хорошо, и конец вышел вполне счастливым.

— Ох уж эти эльфы, — вздохнул Ловша. — Ребят, вам, может, одеяла дать?

— Дайте. — Парень широко зевнул. — А комнаты свободные есть?

— Есть. Пойдем покажу, Айрин…

— Я здесь останусь пока. — Я уселась рядом с колдуном.

Ловша принес два одеяла и пожелал спокойной ночи. Он объяснил, где находится комната, в которой я могу переночевать, и напоследок помог подстелить под Майорина одно из покрывал. Я укрыла его вторым и уселась на скамью, смотря на мирное лицо с пробившейся черной щетиной.

— Поганый из тебя ужин, колдун, и неразделанный, и недожаренный.

Проснулась я от шевеления около лица. Колдун, которого я всю ночь караулила, так и уснув за столом, наконец очнулся.

— Майорин!

В ответ раздалось жизнеутверждающее кашлянье.

Я полезла смотреть рану, белки глаз, проверять дыхание и ритм сердца. Терпевший меня колдун не выдержал, когда медная ложка ткнулась ему в рот, а вслед за ней полез и мой палец — изучать слизистую, которая должна была показать гипотетические изменения.

— Прекрати, я в порядке.

Впрочем, я сама уже в этом убедилась и перешла ко второй части: ругательной.

— Если бы ты хоть раз сказал мне правду, то половина проблем исчезла бы сама собой! — Майорин закатил глаза, видно, мечтал потерять сознание. Но то, как назло, отказалось уходить от вновь обретенного хозяина, а умирать понарошку колдун не умел. Поэтому просто молчал. — Ты мог бы меня предупредить, и мне не пришлось бы всю ночь искать тебя по Вирице!

— И не надо было… — прохрипел он, опять закашлявшись, попытался смахнуть мою руку со лба, но поздно. Лоб был не горячий — раскаленный.

Под мое упрямое ворчание (а на ком еще срывать злость прикажете?) мы дошли до дома. Хотя «дошли» — сильно сказано, скорее, я волочила на себе тело, а тело, насколько могло, пыталось облегчить мою участь. Всю дорогу я жалела, что не привлекла к сей почетной обязанности дворянина или менестреля, последний наверняка бы с радостью согласился, это ведь еще одна тема для баллады. Хотя, может, ему и первых Двух хватит…

Когда отругиваться стало безопасно (вдруг брошу посреди пути?) и мы успешно оказались дома, колдун не выдержал:

— Перестань меня пилить!

— Ага, сейчас! Размечтался! Я только начала.

— Айрин!

— Что? — Я укрыла это горе одеялом и затопила печь. Дом за ночь не столько промерз, сколько отсырел. Последние запасы вина пошли на благо страждущего.

— Извини, но если бы я сказал тебе, что собираюсь делать, ты бы приняла посильное участие!

— И что?

— А твое участие было совсем некстати.

— Почему? — Я как раз раздумывала — обидеться мне сейчас или все выведать и только тогда обижаться.

— Ты все превращаешь в балаган с толпой зрителей. А нужно было действовать тихо, незаметно. — В отместку я смачно пересказала прошедшую ночь.

Майорин, кажется, еще больше побледнел.

— Какое счастье, что я этого не видел.

— Зато услышишь. Валья обещал балладу написать.

— Вот этого я и боюсь. Почему нельзя все делать по-людски?

— Ну конечно! — Я все-таки взорвалась. — Я и так выслушала два варианта событий, в обоих ты, кстати, сладко коротал ночку в нежных женских объятиях, а я — злая дура — хотела этому помешать.

Колдун хрипло рассмеялся из-под одеяла.

— Мне просто обидно, Майорин.

— Сядь. — Рука хлопнула по матрасу, будто я кошка.

— Обидно, что тебя считают таким бабником, а меня такой дурой.

— Сядь. — Я села на самый краешек, держа на вооружении кружку с молочным отваром хвоща. Сама знаю, что гадость, но при простуде самое то. — Ты ревнуешь?

Он уставился на меня своими светлыми глазами, кошмар какой.

— Я ревную, ага, разбежался лбом об стену.

— Самой не смешно?

— Искать твой труп ночью? Не очень. На. Выпей.

Колдун отпил и выпучил глаза.

— Гадость какая!

— Сам же научил!

— Я?!

— А кто?

— Может, Ильма? — В голосе проскользнули и мольба и надежда.

— Нет, мама учила меня только хорошему.

— Ну конечно! А доканывать больных?

— Ты меня полтора года доканываешь, я же терплю. — По полу дуло, и я забралась на одеяло с ногами, сапоги сиротливо стояли на пороге комнаты. — Надо дров подкинуть.

Идти к печке было лень. Я доползла до сапог, кинула в зев печки несколько поленьев. Огонь тут же жадно обвил их со всех сторон. Мне захотелось побыть поленом, спрятаться в чьем-нибудь огне, согреваясь и сгорая одновременно. Отдавая всю сущность на потребу этому пламени. Каждый вздох, каждое движение — все ради этого огня. Такого быстрого и такого вечного. Потухающего и разгорающегося вновь…

— Айрин! Ты куда пропала?

Я оторвалась от танцующих язычков в топке.

— Сейчас.

— У нас есть еще одеяло?

Только мое, больше нет… Но я принесла ему свое и укрыла. Колдуна колотило, жар все набирал силы. А зелье подействует далеко не сразу.

— Холодно?

— Да так, морозит чуть. — Улыбка вышла несколько деревянная и клацающая. Не дай боги волка с такой в лесу встретить, кондрашка сразу хватит, и гоняться не надо.

— Чуть? Посидеть с тобой?

— Посиди. — Я устроилась у него в ногах, облокотившись на стену. — Ты спишь совсем.

— Нет.

— Спишь.

— И что?

— Иди, ляг, раз устала.

«Хорошо тебе добродетельствовать, одеяло-то ты у меня забрал», — про себя съязвила я. Но вслух проворчала:

— Я не устала.

— Ах, ну да, конечно.

Спор кто упрямей, похоже, решился в мою пользу. Почему только мне от этого не лучше?

Проснулась я уже вечером. От надсадного кашля. Я открыла глаза, сумерки сгущались, и в окно бил чуть сероватый свет. Колдун спал, отвернувшись к стене. Моя спина разнылась ничем не хуже чем у радикулитных бабок, посещавших меня по сто раз на дню. Надеюсь, Жарка передала в храм сообщение, что я заболела, и надеюсь, матери-настоятельнице. Правда, с утра убийца с истовой искренностью обещала меня подменить. Я представила себе плакат: «Мертвые не болеют». Вполне в ее духе. Пусть меня сразу уволят, все лучше, чем так. Плюнув на приличия, да и поздно уже — и так вся девичья честь по Велмании растеряна, я растянулась рядом с колдуном. Грел он не хуже печки, правда, в отличие от нее, трясся.

Ночь вышла беспокойная и очень длинная. Разбушевавшийся ветер метал в закрытые ставни плети дождя и пытался сорвать крышу, приглушенно (поглубже забившись от непогоды в конуру) подвывали собаки без особого энтузиазма и старания. А колдун кашлял надсадно и жутко, моя больная фантазия уже мысленно приготовила тазик для легких. На кашель отвечали соседские шавки уже с большим ажиотажем, нежели выли. Мне оставалось только повыть за компанию.

— Ты же не болеешь? — Я сунула ему кружку, колдун постучал зубами по глиняному краю, грозя откусить кусочек. Надо будет в следующий раз в медной заварить, где-то у нас была одна с помятым бочком, я упорно таскала ее с собой на тракт, считая счастливой.

— Редко. Тем более парализатор убивает иммунную систему.

— Что?

— Парализатор.

— Убивает что?

— А… иммунная система это та штука, что не дает болеть.

— То есть яд эту штуку прибил, и теперь ты будешь все время так умирать?

— Нет, она восстановится.

— Уф, я уж думала, мне всю жизнь придется с болезным возиться.

— Боги! Не надо! — жалобно попросил колдун.

— Убийцы, химеры… — вернулась я к больной теме. — Что происходит, Майорин? За нами идет охота?

— Видимо, идет. — Мужчина прикрыл глаза. — Не думал, что тебя найдут так скоро. Плохая была идея жить в Вирице.

— Почему? — удивилась я.

— Мы здесь слишком подолгу находимся — легко найти.

— Но мы же убили того мага!

— Значит, он был не один. Расслабились мы, я — глупец, Айрин. Прости. Я надеялся выкроить время, дать тебе пару лет, чтобы ты привыкла к мысли, что ты исток.

— Я привыкла!

— Нет. Ты осознала, но жить с этим не научилась. Жаль.

— Я совсем запуталась, Майорин. Что ты имеешь в виду?

— Исток всегда немного в бегах и всегда немного не доверяет остальным. А ты все еще делишь мир на хороших и плохих людей. И теперь не доверяешь почти никому, ищешь подвоха там, где его нет. Не доверяешь ни в чем.

— Хочешь предложить доверять частично?

— В меру. Мне ты доверяешь полностью, лестно, конечно, но странно…

— У тебя жар и ты бредишь, — угрюмо бросила я и вышла из комнаты.

Я подбросила дров и долго сидела, смотря на огонь. Внутри что-то шевельнулось, робко подняло голову и снова нырнуло в недосягаемое сознанием место, я лениво попыталась поймать это что-то за хвост. Хвост оказался скользким и утек из пальцев. За окном ветер хлестнул своей призрачной плетью последний раз и утих, шуршал дождь, казавшийся таким тихим после завываний его товарища по ненастьям. Я растянулась на лавке, подобрав ноги. Незакрытая топка освещала кухню, блики прыгали по стенам, мне показалось, что зверушка выбралась из моего сознания, растянулась мохнатой кошкой. И заскакала по комнате, все так же неуловимо выскальзывая из мыслей.

Через три дня я на полном серьезе пересчитала свои сбережения. Да. Негусто.

— Я тебе скидку сделаю.

— Триста корон?

— М… много.

— Может, еще поищешь или продашь что-нибудь?

— Ты считать вообще умеешь? — Жарка сидела на столе, болтая ногами в воздухе. Ее короткие волосы торчали больше обычного, придавая ей вид тринадцатилетнего подростка, во рту у убийцы исчезал последний пирожок из партии, отвергнутой колдуном. — А вообще ваш труд хорошо оплачивается! Может, тоже податься?

— Попробуй. — Пирожок исчез полностью. — Так што, ты буфешь факашывать?

— Дорого, — протянула я. — Подумаю.

— Думай! — Под легким телом полукровки завибрировал стол, когда она с него соскочила.

— Мебель мне не ломай.

— А запиши на мой счет, сочтемся, когда заказывать надумаешь.

— Может, я передумаю.

— Ненадолго, — кинула она через плечо и выскользнула на улицу.

Из комнаты вышел колдун, шмыгающий носом и надсадно кашляющий. Бедный, он даже не подозревал, какой участи ему удалось избежать благодаря моему безденежью.

— Ты уже пришла? Почему не заглянула? — Как это почему? Может, оттого, что, когда я пришла вчера из храма, мне сообщили, что желают каши, причем непременно овсяной и обязательно на молоке. Раньше он ее терпеть не мог! Потом выяснилось, что у него спала температура и нужен свежий комплект белья, срочно! И еще ему скучно, поэтому не могу ли я зайти к Мадере и взять у него пару книг (список в полстраницы, еле дотащила). А что на ужин? Как ничего нет? Кашу я уже не хочу (не удивил). Пирожков? Можно. Почему с картошкой?! Я хотел с мясом! Как денег нет? Вот возьми. Ах, поздно! Сходи к Ловше.

Я послала его далеко-далеко его же словами. Спать легла, как в яму провалилась, а наутро поскорее сбежала в лавку, мстительно оставив в печке вчерашнюю кашу. Вечером за мной зашла Жарка, и мы распили бутылку вина, добираясь до дома. Именно во время распития убийца мне и предложила сделать заказ на кашляющего тирана.

Тиран воззрился на меня кристально чистыми глазами:

— А на ужин что?

— Картошка.

— Какая?

— Какую хочешь, такая и будет.

Я задвинула дверь на щеколду, забаррикадировавшись в своей комнате. Кроме картошки, дома и правда ничего не было. Хитрый колдун сдаваться не стал, и через полчаса в комнату поползли манящие ароматы жареной на сале картошки с лучком. Желудок капитулировал первым, наплевав на гордость, жалобно заурчал. Я высунула нос в щель.

— О, краса наша вышла. — Майорин сидел за столом, вооружившись ложкой, золотистая гора в его тарелке была посыпана петрушкой, от чего выглядела еще аппетитнее. — Хочешь?

— Хочу, — пристыженно призналась я и тарелку взяла, куда свалила остатки соблазнительницы. — Извини. Как себя чувствуешь?

— А ты?

— Я-то не болею.

— Может, устала?

— С чего бы? — Хитрое выражение лица сменилось издевательским, а в светлых глазах не то что прыгали, выделывали сальто, наподобие ярмарочных ловкачей, бесенята.

— Не надоело тебе вечно капризничающее существо, например?

Ах, вот оно что!

— Ну, ты и…

— Я?!

Картошка встала поперек горла. Ни туда ни сюда. Я закашлялась, из глаз брызнули слезы, заботливо колотящий меня по спине колдун сильнее, чем нужно, издевательски улыбался.

Я болела часто, подхватывая простуду в любых мало-мальски спокойных условиях. А характер у меня и так не очень, вот он, значит, и воспользовался случаем отомстить.

— Неужели я настолько противная?

— Да!

— По-моему, ты переиграл, особенно с пирожками.

— Я ночью стянул парочку.

— А я на мышей думала!

— Ты вообще чуть Жарку не наняла!

— Еще не поздно, теперь повод даже посолиднее!

— За здорового больше возьму! — раздалось в сенях.

Майорин закашлялся, сначала шутливо, потом по-настоящему.

— Если в неделю уложишься, то больного успеешь прикончить!

Полукровка зашла в комнату, на ходу стягивая мокрую куртку — дождь все не унимался. За ней втянулись Солен и Валья.

— Ужас, а не октябрь, льет и льет. О, картошечка! — Прожорливая эльфа спикировала на мою тарелку сизой соколицей, в последний момент мне удалось прикрыть ужин руками. Жарка, однако, силы духа не потеряла и хапнула горсть у колдуна.

— Я заразный!

— Да ладно! Эльфы такой ерундой не болеют! — Жарка бухнулась на скамью, парни смущенно потоптались рядом и тоже сели. — Мы, кстати, тут посылку принесли от Ловши.

На стол тяжело встал еще теплый горшочек, за ним пара бутылок вина и корзина с пирогами.

— Ух ты! — обрадовалась я, залезая под крышку.

— Вот решили навестить вас и познакомиться. — Валья ловко выбил пробку.

— А то таскаешь этих колдунов под дождем на собственном горбу, а они даже поблагодарить не сподобились, — закончила я за него мысль.

Менестрель с Соленом многозначительно на меня покосились, явно так и думали, вот только высказать вслух постеснялись.

— Айрин у нас деликатностью не страдает, — хмыкнул Майорин.

Я полезла за кружками, предусмотрительно поставив перед колдуном медную. Вино забулькало, Майорин сунул в рот тепленький пирожок с мясом. Валья достал лютню и начал наигрывать новую балладу, где какие-то странные наемные убийцы похитили бедного колдуна. Жарка с Соленом громко поправляли менестреля, возмущенно выкрикивая, что всё это неправда, и было не так. Я поставила в печку молоко, сунув туда пару хвощовых лапок, колдуна перекосило, но теперь он промолчал.

Колеса повозки на одну четверть увязли в жидкой грязи. Возница остановился, придержал повод.

— Приехали. Вона ваша корчма. Слазьте.

— Прямо здесь? — Мужчина выглянул из купола повозки, посмотрел под колеса.

— Агась! Вылазь, давай.

Седок презрительно фыркнул, выкинул вперед узловатую руку. Грязь волной отхлынула в стороны, обнажив щербатую мостовую. Возница уважительно присвистнул. Мужчина спрыгнул на землю, протянул вознице корону.

— Сдачи не надо. Сундук сейчас заберут.

— Благодарю, милсдарь. — Милсдарь снова издал малопонятный звук.

В корчме его ждали, загодя заказанная комната была готова. Расстелена постель, вместо грязного набитого соломой топчана мохнатым облаком лежала мягкая перина. Служки втащили сундук. Мальчишка долил кипятка в приготовленную бадью. Посетитель разделся, с удовольствием погрузился в горячую воду.

В дверь деликатно постучали.

— Можно, — протянул мужчина, лениво переложив ногу на край.

— Господин? Я не помешала? — Он посмотрел в темные глаза вошедшей женщины. Она была очень высокой, на поясе висел меч.

— Нет, что ты. Я как раз тебя ждал. Что скажешь?

— Можно попробовать выманить ее.

— Ты познакомилась с ней?

— Нет, господин.

— Познакомься. Слушай внимательно, сударыня.

Я всунула ноги в меховые тапки за мгновение до того как услышала отчетливый стук в дверь. А проснулась еще раньше. Ни звериным чутьем, ни слухом я не обладала. Что же меня разбудило?

Резкий толчок, как в воде… В какой-то миг тебя просто выбрасывает на поверхность за вздохом, за лучами солнца, которые маняще просвечивают через толщу воды.

И пошла смотреть. В соседней комнате раздавалось хриплое дыхание. Колдун спал.

— Кто там? — Рукоять меча легла в ладонь.

— Это Жарка.

— Так поздно? Ты одна?

— Не совсем.

Я все-таки распахнула дверь. За спиной девушки стоял мужчина. Эльф. Обычный эльф, неестественно красивый, высокий, худой, с миндалевидными горящими кошачьей зеленью глазами. Через плечо у эльфа была перекинута длинная золотая коса. Дорожная куртка из черной кожи в пыли, высокие сапоги изгвазданы грязью. Эльф сделал шаг вперед, качнулся короткий клинок на поясе слева, справа на нем умещался ряд метательных ножей. Над плечом у эльфа торчала рукоять еще одного меча.

Я перехватила меч, но доставать из ножен не торопилась.

— Так и будем стоять? — спросил эльф.

Жарка глянула на него исподлобья, взгляд у полукровки был виноватый. Как у напакостившей кошки. Эльф вышел вперед, прикрывая девушку собой.

Я наклонила голову:

— Не хочешь нас познакомить?

— А что знакомить, — ответил за нее эльф. Голос у эльфа оказался мягкий, обволакивающий. — По-моему, ты догадалась. Или я неправильно трактую этот меч в твоей руке, Айрин?

— Глава карателей? — на всякий случай уточнила я.

— Карателей! — презрительно фыркнул он. — Ордена Белого Меча. Карателями называете нас вы.

— Люди?

— Велмане.

— И зачем пришли, господин глава ордена? Решили довершить дело, начатое вашей подчиненной. Что, влетело за проваленное задание?

Жарка за спиной эльфа крякнула.

— Айрин. Пропусти меня. Долго еще прикажешь на крыльце стоять?

— Постоишь. До утра.

— Сыро, холодно… зима скоро, — поежился каратель.

— Велор… может, правда утром придем? — предложила полукровка.

Эльф ее проигнорировал.

— Я пришел поговорить.

— Неужто? А я думаю, зачем люди посреди ночи приходят. Дай-ка им хлеб — соль вынесу!

— Что-то хлеб у тебя черствоватый.

— А какой еще выносить наемному убийце?

— Какие-то предрассудки?

Мы стояли в дверях как два быка — лоб на лоб, не хватало только рогов для полной правдоподобности. Жарка невинно ковыряла кинжальчиком крылечный столб. На столбе очень реалистично появились две хари с вытаращенными глазами, от обеих харь расходилось по венику — видимо, коса. Теперь и умирать было не страшно, прижизненный памятник уже имеется.

— Уходи!

— Не уйду.

— Уходи. — Говоря по правде, при желании убийца давно мог меня вышвырнуть сам, схватив за шкирку. Он не начинал никаких боевых действий, но какое-то чувство намекало, что драться он не хочет, и только поэтому я еще жива.

— Я вижу, тебя хорошо принимают. — Майорин отодвинул меня в сторону.

— Но…

— К любому снадобью привыкаешь. Чем больше привыкание, тем меньше эффект, — объяснил колдун мое недоумение.

— Она пыталась тебя отравить? — удивился эльф.

— Усыпить, — поправила я. — И только для его же блага.

Майорин вышел на крыльцо.

— Куда?! — Я ухватила его за рукав, но колдун вырвал руку.

Высоко поднятый меч со страшным присвистом понесся на убийцу. Тот даже не подумал отклониться, просто вскинул руку, сталь мелодично столкнулась со сталью. Рукав куртки раскрылся, выпуская оттуда короткое, немного изогнутое лезвие. Вторая рука светлокосого взметнулась с тонким мечом односторонней заточки, колдун парировал заклинанием. А потом они сменили темп. Майорин рубился яростно и скоро, не переступая грани чувств. Его, казалось, эмоциональные атаки были только сложной тактической системой. Хотя разозленный колдун был еще страшнее. Он не думал о мече и магии как о взаимозаменяемых вещах, равноценно вплетая и то и другое в рисунок боя. Убийца был сильнее, много сильнее. И колдуна спасала только магия. Светлокосый менял оружие, разбитое или сплавленное колдуном, доставая из закромов бесконечные ножи, кинжалы, мечи, метательные звезды. Достал даже какое-то безобразие на цепочке, помахал, но выкинул уже оплавленные. Колдун покачнулся, повел рукой, будто отгоняя назойливую муху. Эльфу хватило…

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒