Федор Петрович Литке 5 страница

Не потеряв, вероятно, еще надежды успеть в отыскании пути на северо-востоке, плавал Гудсон в ту сторону и в 1609 году на яхте Голландской Ост-Индской компании, не найдя, по-видимому, в отечестве своем охотников употребить на то свои капиталы. Впрочем, из-за неполноты описания нельзя сказать утвердительно, какова цель этого путешествия. Известно только, что он отправился из Текселя 25 марта старого стиля; 25 апреля миновал Нордкап; оттуда поплыл к Новой Земле, берег которой нашел 4 мая совершенно затертым льдами,^[79] почему и решился плыть к американскому берегу.

1612. Фан-Горн. В 1612 году голландский шкипер Ян Корнелиссон Фан-Горн сделал попытку пройти к востоку, севернее Новой Земли. От острова Кильдина взял он курс прямо к берегу последней, которого достиг 30 июня; проплыв вдоль него к N до 8 июля, встретил он сплошной лед, к нему примыкавший; он следовал направлению этого льда к NW до широты 76¹/₂° и возвратился оттуда к Новой Земле; 29-го, поплыв снова вдоль льда к NW, достиг он широты 77° и вторично возвратился к берегу, откуда без всякого успеха отправился в отечество.

Неизвестно, на чьи средства совершено было это путешествие. Оно подтверждает то, что впоследствии нашел капитан Вуд, а именно, что спирающиеся льды образуют иногда между Новой Землей и Шпицбергеном непроходимую стену.

1625. Босман. Основанная в Голландии в 1614 году Северная, или Гренландская, компания снарядила в 1625 году корабль для новой попытки пройти в Китай северо-восточным путем. Корабль этот, под начальством Корнелия Босмана, отправился из Текселя 24 июня; 24 июля миновал остров Колгуев, а 28-го увидел берег Новой Земли на широте 71°55′ и множество льда, с которым боролся до 3 августа, когда успел укрыться в губу, в которой было 12–13 островов. Отсюда освободились они не ранее 7 августа; 8-го испытали сильную грозу – явление в тех сторонах весьма необыкновенное; 10-го вошли в Нассавский пролив (Югорский Шар), а 12-го из него в Карское море, где встретили такое множество льда, что с великой опасностью должны были опять вернуться в пролив. 21 числа пришли туда же на ладье русские промышленники, рассказывавшие голландцам, что Югорский Шар не ежегодно, но через два года в третий от льдов совершенно очищается, что три судна несколько лет назад пытались проплыть далее к востоку, но два из них погибли, а третье, претерпев великие опасности, возвратилось через год без всякого успеха. Кажется, что россияне, подозревая голландцев в каких-нибудь намерениях на страну, которую почитали своей, неохотно принимали посещения их и старались в рассказах своих всячески увеличивать опасности плавания в том море. 24 августа началась ужасная буря с востока, которой голландский корабль сорвало с обоих якорей и вынесло в море, так что он поневоле должен был продолжать путь в Голландию, куда и прибыл 15 сентября.

Это было последнее путешествие голландцев к Новой Земле, предпринятое с целью открыть северо-восточный проход в Индию; постоянные неудачи побудили их ограничиться дальним, но верным путем через Южное полушарие. Китоловные же их суда и после того несколько раз посещали Новую Землю; это продолжалось, однако, до того времени, пока узнали, что киты водятся преимущественно у Шпицбергена и Гренландии; тогда и Новая Земля оставлена была вовсе.

Но прежде, нежели будем говорить об этих плаваниях, следует по порядку упомянуть о путешествии Ламартиньера,^[80] которое по содержанию своему принадлежит к числу таких путешествий, как Мюнхгаузеново и т. п., следовательно места здесь не заслуживало бы, но не должно быть пройдено молчанием потому, что ввело в заблуждение многих писателей и в том числе уважаемых всеми, каковы Витсен, Бюффон, де Бросс и прочие.

1653. Ламартиньер. Компания, учрежденная в 1647 году Фридериком III, королем датским, выслала в 1653 году три корабля для торговли на северных берегах Европы. На одном из этих кораблей де Ламартиньер отправился в должности лекаря.

Отплыв из Копенгагена, останавливались они в Христиании, Бергене и Дронтгейме. На полярном круге встретил их штиль, но они избегли его, купив у прибрежных жителей, которые все слывут волшебниками, за 10 крон и 1 фунт табаку в трех узелках ветру до мыса Руксвелла. Ветер из первого узелка сопроводил их 30 лиг за ужасный Мальштром; второй узелок снабдил их до мыса Руксвелла; от магнитных гор на этом мысу компас их перестал действовать, и они вынуждены были двое суток править с помощью одной только карты. Когда развязали третий узелок, то настала столь ужасная буря, что казалось, будто небо хочет на них обрушиться и наказать их за то, что имели дело с волшебниками. Корабль их бросило на камень и проломило, и они с великим трудом спаслись в Вардгоус; а как тут чинить его было неудобно, то перешли в Варангерское море, к селению Варангер.

В Вардгоусе датчане имели крепостцу и чиновника для сбора пошлины с судов, идущих в Архангельск или из Архангельска.

Пока судно их починялось, ездили они для торгов в Мурманское море (Mourmanskoi more), землю Киллопов и Русскую Лапландию и из Колы возвратились опять в Варангер. Жители Мурманского моря, по уверению Ламартиньера, говорят иным языком от варангерских; килоппы суть род лапландцев, более других дики. Все они ездят на оленях, которым нужно только шепнуть что-то на ухо, чтобы они стрелой понеслись, куда следует. Русские лопари, подобно самим россиянам, николаиты^[81] (Nicolaites de Religion). Датские лопари, хотя и лютеранской религии, но все волшебники и держат домашних дьяволов в виде черных кошек. В Лапландии вся дичина белая: медведи, волки, лисицы, зайцы; и даже вороны белы, как лебедь, имея только клюв и лапы черные.

Описав все подобным образом, Ламартиньер продолжает к востоку свой путь, на котором, как обыкновенно, сопровождают его страшные бури. 4 июля усмотрены были к востоку высокие горы, к которым датчане хотели пристать, но шторм заставил их укрыться под берегом Борандая (Boranday), где, по счастью, нашлась безопасная гавань с глубиной 12–13 сажен. Тотчас послана была партия для отыскания жителей и заведения с ними торговли, состоявшая, между прочим, из двух человек, знавших северный и русский языки (la langue du Nord amp; le Rufse), и де Ламартиньера. Они скоро нашли селение борандейцев, вступили с ними в торговлю и наняли из них проводников с оленями до Сибири за два пучка табаку и четыре пинты водки. Несколько дней ехали они по Борандаю, скупали во всех селениях рухлядь и прибыли, наконец, в местечко Вичору (Vitzora). Отсюда отправили они меха на лодке к кораблю своему, а сами отправились на лодке же в Печору (Potzora) – городок, лежащий на берегу озера (d’une petite mer) одного с ним названия, куда прибыли через 15 часов. Отправив купленные тут меха по-прежнему водой к кораблю, поехали они на оленях в Сибирь. По дороге настигли они пять человек, одетых в медвежьи шкуры, а lа Moscovite. Это были ссыльные. Между ними нашелся старый приятель Ламартиньера, дворянин лотарингский, русский полковник, который между тем, как путешественники потчевали этих несчастных, успел рассказать своему приятелю все, что он знал о России. Достопримечательное описание это содержит 12 печатных листов. Тут все есть. История и статистика России, нравы и обычаи россиян, религия их и обряды, описание Сибири, Татарии, народов, населяющих Россию; и даже грибам, в России растущим, посвящена особая глава. Этот эпизод приносит особенную честь плодовитому на выдумки воображению Ламартиньера.^[82] Простясь с ссыльными, продолжает он свой путь, переплавляется через горы, отделяющие Борандай от Сибири, и через 10 часов после отъезда из Печоры приезжает в Папиногород, лежащий на реке того же имени. Посетив губернатора этого места, накупив мехов и имея еще в остатке много табаку и денег, решились датчане ехать к кораблю через Самоессию (Samojessie) и должны были переправляться для этого через Рифейские горы. Наконец, скупив у самоедов всю рухлядь, возвратились они в Борандай к своим соотечественникам. Тотчас по приезде их снялись они с якоря и поплыли к Новой Земле, куда прибыли на другой день. Тут нашли они жителей, поклоняющихся солнцу и идолам, называемым ими Фетицо (Fetizo). Новоземельцы (les Zembliens), если б они существовали, могли бы оскорбиться описанием, которое им делает Ламартиньер, а еще более изображениями, к нему приложенными. Простояв у Новой Земли 16 дней, поплыли они к проливу Вайгач (Vaygatt), чтобы через него пройти далее к востоку; по дороге промышляли моржей (которые у Ламартиньера изображены с орлиным носом и рогом на голове); в проливе остановили их льды и покрытые вечным снегом горы, называемые Патерностер (Patenôstres), и вынудили возвратиться.^[83] Но прежде обратного выхода в море успели они захватить на берегу двух мужчин и двух женщин новоземельских. От Новой Земли датчане пошли к Гренландии, потом в Исландию и, наконец, прибыли в Копенгаген. Ламартиньер заключает книгу свою географической диссертацией, достойной всего предыдущего. Он утверждает, что Новая Земля соединяется с Гренландией, так что если б не препятствовали снега и морозы, то можно бы свободно из одной земли перейти в другую; что пролив Вайгет имеет длины 35 немецких миль и загорожен горами Патерностер, которые Ламартиньер сам видел и из которых нижайшая имеет высоту пол-лиги, и что, следственно, все рассказы голландцев о плавании их через этот пролив в Татарское море – басни, что тут царствует вечная зима, подобно как в земле Попугаев, что в Антарктическом полюсе, вечное лето, и прочее.

Вот путешествие, которое в свое время было в немалом уважении и из которого Бюффон почерпал сведения свои о землянцах и борандийцах и Витсен о Патерностере, борандайцах, Папиногороде, Вицоре и прочее.^[84] В нем встречается такое странное смешение названий и вещей и истины с вымыслами, что, наконец, невозможно почти отличить одну от другой. Можно назвать это путешествие сказкой, основанной на истинном происшествии.

Варангерское море, где датские корабли останавливались, есть известный Варангский залив (Waranger Fiord). Селение Варангер на его северном берегу находим мы на некоторых старинных картах, но на новейших его нет. Мне кажется, что оно есть то же, что Вадсе, потому что это последнее селение есть единственное в Варангском заливе, имеющее безопасную корабельную гавань.

Мурманским морем россияне именуют часть океана, омывающую берега Лапландии. Ламартиньеру заблагорассудилось обратить его в часть этой последней. Киллопы его есть дикие лопы, или дикие лопари. Во многих старинных книгах говорится о лопарях или лопах, которых россияне будто бы называют дикими; из этого немецкие писатели делали Dikiloppen, а Ламартиньер, приняв, вероятно, Di за член, вывел своих киллопов.

Загадочный Борандай или Борандей не сомневаюсь я принять за остров Варандей, лежащий под большеземельским берегом, в 68 итальянских милях к востоку от устья реки Печоры. Ламартиньер, который, вдобавок к страсти говорить неправду, был еще не морской человек, легко мог название одного острова распространить на всю прилежащую землю и ее жителей. Его могли также ввести в заблуждение и карты того времени: на всех почти надпись, принадлежащая острову Варандей, Bolsoy Boranday, продолжена на материковый берег, так что и в самом деле не легко догадаться, что она относится к острову. Итак, борандийцы его суть, конечно, не что иное, как самоеды и россияне, выезжавшие на промыслы к острову Варандей. Он, правда, пишет, что в Печору ехали они с западным ветром, следственно, корабли их должны были бы находиться не к востоку от этой реки; но это может быть ошибка, происшедшая от одного источника с прочими. Кажется, что в путешествии своем по Борандаю не удалялись они много от берега, поскольку могли товары свои отправлять к кораблям на лодках. Город Печору Ламартиньер взял также с карт XVII века, на которых на правом берегу реки Печора, у большого озера, показан город того же имени, который, по-видимому, должен изображать Пустозерский острог. На некоторых из них находится и Папин или Папинов город, но только не в Сибири, а близ реки Печоры. Об этом месте упоминают и некоторые писатели, как, например, Герберштейн,^[85] и потому может статься, что и существовало в то время какое-нибудь урочище этого имени, но теперь оно вовсе неизвестно. Жители Новой Земли, которых датские мореплаватели, исполняя волю короля своего, везли с торжеством в отечество, были, без сомнения, самоеды. Фетиши, их идолы, как мы уже несколько раз упоминали, целыми грудами лежат на Болванском Носу острова Вайгач; а поклонение солнцу – прикраса автора. Горы Патерностер есть или восточный берег Югорского Шара, или плод воображения Ламартиньера.

1664. Фламинг. Но пора нам обратиться к путешествиям более дальним. В 1664 году одно голландское китоловное судно, под начальством шкипера Фламинга, из-за неуспешного улова в западной части моря направилось в сторону Новой Земли и, не встречая нигде льдов, прошло вдоль северного ее берега и около мыса Желания до высоты того места, где зимовал Гемскерк; оттуда плыло оно к OSO до широты 74° и, не видав ничего, кроме открытого моря, возвратилось в Голландию опять около северо-восточного же мыса Новой Земли. От Оранских островов к северу и северо-востоку нашел Фламинг каменные грунты; чем далее от берега, тем глубины менее, а в расстоянии 70 миль не более семи и пяти сажен, грунт илистый, так что, по его мнению, поблизости от того места должна существовать земля. К юго-востоку от Гемскеркова зимовья нашел он глубины 80 и 70 сажен, грунты, подобные зюйдер-зейским; чем далее от берега, тем покойнее и мельче было море. Из чего и заключил он, что материк Тартарии находился от него недалеко; а некоторым из матросов его казалось даже, что они видят берег. Это подало повод Дирку Ван Ниропу поместить на своей карте в той стороне землю, под названием Иельмеровой (Ielmerland), по имени боцмана Иельмера, Фламингу сопутствовавшего, которая потом перешла и на другие карты.

Путешествие это достойно внимания во многих отношениях. Оно доказывает чрезвычайное различие в количестве льдов, встречаемых в разные годы в том же месте, и заставляет предполагать почти несомненно существование земли к северо-востоку от Новой Земли на широте 81¹/₂° и долготе 79¹/₂°. Нельзя не заметить, что некоторые обстоятельства этого сомнительны, так как трудно поверить, чтобы столь удачное путешествие, открывшее необыкновенную безледность Ледовитого моря, не было обнародовано в то же время и не возбудило снова охоту к возобновлению попыток на северо-востоке. Витсен писал, конечно, со слов самого Фламинга, и нет никакой причины подозревать кого-либо из них в неправде; но описание путешествия сделано много лет спустя после совершения его, и притом весьма поверхностно, так что не упомянуто даже, в каких месяцах было оно совершено. Это заставляет думать, что Фламинг журнала не вел, а говорил только с памяти. Таким образом, могли в повествование вкрасться многие неверности, но в главных обстоятельствах, как, например, в существовании островов или мелей к северо-востоку от Новой Земли, хотя, может быть, не в таком расстоянии, кажется, сомневаться нельзя.

Это путешествие объясняет также происхождение Ельмерской Земли, обозначенной на карте России, составленной Газием. Земля эта, существованием которой объяснялась невозможность мореплавания вдоль берега Сибири, есть не что иное, как этот самый берег (или берег Тартарии, как говорит Витсен), нанесенный на карты по неопределенным рассказам Фламинга и его спутников.

1675. Сноббегер. В 1675 году приставал к Новой Земле китоловный же шкипер Корнелис Сноббегер. В горах, лежащих на широте 73¹/₂°, нашел он блестящие камни, которые, по его мнению, должны были содержать дорогие металлы, поэтому, нагрузив ими корабль свой, поспешил он возвратиться в Голландию в надежде находкой своей обогатиться. Но он ошибся в расчете. Привезенная им руда содержала в ста фунтах только два лота серебра, ценой на три гульдена, следственно не могла оплатить отделения его.

Витсен прибавляет, что, кроме этой руды, получал он с Новой Земли куски мрамора, одни розового цвета с белыми жилками, другие совершенно черные с блестящими золотыми крапинками, годные на столы, полы и тому подобные работы: некоторые из последних содержали минеральную землю и были весьма горючи. Пережигая эти камни, нашел он, что сто футов дают серебра один лот и золота пол-лота и что, следственно, руда эта не стоит добывания. Эти упоминаемые Витсеном камни были, по всей вероятности, куски кварца и сланцы, из которых, как ныне известно, состоят все горы Новой Земли и которые изобилуют серным колчеданом. Руда, найденная Сноббегером, была, может быть, также серный колчедан, которого около Маточкина Шара, т. е. на широте 73¹/₂°, находится очень много.

1676. Вуд и Флаус. В последней половине XVII столетия, после многих неудачных путешествий к северо-западу, в Англии стали снова помышлять о северо-восточном пути. Разные известия, большей частью не весьма достоверные, о безледности Арктического моря и путешествиях, совершенных голландскими кораблями в высокие широты и даже под самый полюс и на несколько сот миль к востоку от Новой Земли; мнение Баренца о том, что в расстоянии 20 миль от берега море должно быть свободно ото льдов; и, наконец, собственные рассуждения убедили королевского флота капитана Вуда (John Wood), морехода опытного и искусного, что проход этот будет непременно найден, если только искать его посередине между Шпицбергеном и Новой Землей. Решась посвятить себя этому предприятию, представил он в 1676 году королю и герцогу йоркскому записку, в которой семью причинами и тремя доводами старался доказать справедливость своего мнения. Оба признали это основательным, и первый приказал поручить капитану Вуду фрегат «Спидвел» («Speedwell»), а последний, соединясь со многими вельможами, купил для сопутствования «Спидвелу» пинку «Проспероз» (Prosperous») и назначил на нее капитаном Флауса (William Flawes). Оба судна были снабжены всем необходимым на 16 месяцев.^[86]

Они вышли из Темзы 28 мая 1676 года; 19 июня обогнули Нордкап, от которого взяли курс NO. 22 июня, на счислимой широте 75°53′ и долготе 39°48′ О от Гринвича, встретили они низменный сплошной лед, простиравшийся от WNW к OSO; полагая, что он соединяется со Шпицбергеном, легли они вдоль него к востоку. Четыре дня продолжали они плыть в эту сторону, заходя в каждое отверстие, встречавшееся во льду, но везде находили непроницаемую льдистую стену. Вечером 26 июня увидели высокий, снегом покрытый, новый берег Новой Земли в расстоянии 15 миль; на другой день усмотрели, что лед соединяется с берегом. В полдень широта 74°46′, долгота 54°04′, расстояние от берега 6 миль. В ожидании какой-либо благоприятной в положении льда перемены лавировали они между берегом и многими льдинами, отделившимися от материкового льда. 29 числа в 11 часов вечера, при западном ветре и весьма пасмурной погоде, увидели со «Спидвела» перед носом лед, стали поворачивать и ударились во время поворота о камень, с которого, однако же, сошли благополучно, но вскоре потом увидели опять буруны, и при вторичном повороте стали на камень, с которого уже никак освободиться не могли. Волнением и прибывшей водой бросило их еще далее на мель; фрегат проломило и наполнило водой; капитану Вуду осталось только спасаться с экипажем на берег, что ему и удалось исполнить с потерей, однако, двух человек. Но положение спасшихся было почти безнадежно. Сопутник их «Проспероз» скрылся из вида; они сомневались, не претерпел ли и он подобно им кораблекрушения; а если и избег его, то при продолжавшемся тумане невозможно почти было, чтоб он их видел. Уцелевшее одно гребное судно могло поднять до 30 человек, а их было 70. Всякий предлагал свои способы для общего спасения: иные желали плыть на шлюпке к берегам России; другие думали, что лучше идти туда сухим путем; некоторые помышляли даже об истреблении гребного судна, чтобы всех постигла одинаковая участь. Для уничтожения опасных намерений их капитан Вуд прибегал к средству, которое едва ли можно похвалить, а именно – к крепким напиткам: он старался, чтобы они в беспрестанном пьянстве забывали о своем предприятии. В таком ужасном положении оставались они 10 дней. 8 июля, ко всеобщей радости, показалась в море пинка «Проспероз». Капитан Флаус увидел огонь их, который они нарочно разложили, всех их спас и 22 числа благополучно возвратился в Англию.

Несчастный конец предприятия капитана Вуда обратил его из ревностнейшего поборника северо-восточного прохода в сильнейшего противника его. Он утверждал, что Новая Земля составляет с Шпицбергеном один материк, что море между ними покрыто вечным льдом и что все рассказы голландцев и англичан, свидетельствующие о противном, есть вымыслы. Нет сомнения, с одной стороны, что мореплаватель этот в защиту неудачи своей сказал многое, что ему трудно было бы доказать и чему, может статься, он и сам не верил; но, с другой стороны, и то несомненно, что защитники северо-восточного пути были впоследствии против него весьма несправедливы. Они возлагали всю причину неуспеха на него; утверждали, что он отступил от первоначального плана своего, и вместо того, чтобы держаться на середине между Шпицбергеном и Новой Землей, из робости приблизился к берегу последней и прочее.^[87] Все это совершенно неосновательно. От Нордкапа капитан Вуд плыл к северо-востоку, встретил непроходимый лед на самой середине между Шпицбергеном и Новой Землей и должен был, чтобы отыскать в нем проход, приблизиться к какой-нибудь стороне, а именно – к восточной, поскольку восточный берег Шпицбергена, постоянными от востока к западу течениями всегда более Новоземельского затирается льдами. Плавание между льдом и берегом гораздо опаснее, чем в одних льдах, и потому Вуд избрал его верно не из робости. Чтобы судить справедливо о делах морехода, а особенно чтобы обвинять его в трусости, следует сначала самому испытать что-нибудь подобное.

Место, где капитан Вуд претерпел кораблекрушение, назвал он по имени корабля своего мысом Спидвел; по его исчислению, широта этого мыса 74°40′, долгота 63°. Мне кажется, что он мог разбиться только на острове Адмиралтейства или Подшивалова, а именно – на южной его оконечности, лежащей, по нашим определениям, на широте 74°55′, долготе 55°34′, поскольку южнее этого места берега Новой Земли весьма приглубны и везде чисты; указанный же остров окружен на большое расстояние каменными отмелями и рифами. Разность 15′ в широте не удивительна, потому что Вуд, как из журнала его видно, наблюдений тут не имел; что ж до долготы его касается, то он определил ее гораздо вернее, нежели сам говорит: ибо, придав указанные в журнале его с 19 июня отшествия^[88] к долготе Нордкапа, получим мы долготу мыса Спидвел 54°28′, только на 1°6′ меньшую истинной. Склонение компаса^[89] определил он в 13°. Ныне склонение в этом месте около 14° О, и потому в точности наблюдения Вуда позволительно усомниться. Нельзя, однако же, не заметить, что перемена склонения, которая из этого следует, согласуется с вышеупомянутыми наблюдениями голландцев. По его замечаниям, прилив течет прямо в берег и поднимается до восьми футов. Морская же вода солонее, тяжелее и яснее, чем где-либо, так что на глубине 80 сажен, или 480 футов, видно не только дно, но даже ракушки на дне. Последнее кажется мне уже совершенно невозможным.

Это было последнее путешествие, предпринятое для розыска северо-восточного прохода из Европы в Китай. С того времени многие ученые мужи^[90] старались, правда, доказать возможность совершения его; но кажется, что мнений их не разделяли ни правительства, ни частные капиталисты: так как и по настоящее время ни один из мореходных народов не возобновлял его. С тех пор и Новая Земля перестала быть ими посещаема, и нам остается упомянуть только о путешествии туда шкипера Фламинга.

1688. Фламинг. Мореход этот, об одном плавании которого мы уже говорили, посетил Новую Землю вторично в 1688 году. Льдов не встречал он вовсе, а только бурную и мрачную погоду. На меньшем из Оранских островов нашел он дерево толщиной в три или четыре охвата, выкинутое выше черты обыкновенной полной воды; он не мог понять, откуда столь огромное дерево взялось, потому что на Новой Земле не растет их вовсе. Тут же нашел он шесты, поставленные голландцами около ста лет назад. Он останавливался в Костином Шаре (Costinsarch), который почитал губой, и опровергает мнение тех, кто полагал, что тут есть пролив, ведущий в другое море. Остров Майголшар (Meygoltzaar), около этого места лежащий, по описанию его, соединяется с берегом рифом, покрывающимся полной водой; около него лежит несколько меньших островков, а за ним вдается губа. Сопоставляя описание это с местом, назначаемым на голландских, а за ними и на старых наших картах этому Майголшару, следует думать, что это есть каменный островок, или лудка,^[91] лежащий поюжнее Костина Шара, против мыса Савиной Ковриги. Но откуда взято название Майголшар, ныне в том краю вовсе неизвестно, мы даже и догадки никакой сделать не можем. Кажется, что Фламинг был также и в Маточкином Шаре, но в это ли плавание или в какое-нибудь из прежних, не известно. Он говорит, что между Langenefs и Groote baey поднимался он на высокую гору, с которой открылся ему довольно широкий пролив, идущий к востоку, которому не видно было конца. Мы знаем уже, что Лангенес есть Сухой Нос, и потому, хотя и неизвестно, что такое его Groote baey, можно почти утвердительно сказать, что он видел Маточкин Шар.

В это путешествие Фламинг открыл остров Витсен. Вот что сказано в его журнале: «24 июля поутру увидели мы остров Колгуев на NW в 4 или 5 милях. Вечером повернули от него на NNO, со свежим ветром и великим волнением. На другой день в полдень увидели остров, никому из нас не известный и не показанный на картах. Мы подошли к нему для осмотра его, но сделалось так мрачно, что должны были лечь к SSW; через два часа выяснело. Мы стали к нему опять лавировать, по глубине от 6 до 15 сажен, грунт – белый песок; но так как течением сносило нас назад, то и вынуждены мы были оставить этот новооткрытый остров, который по дружбе к амстердамскому бургомистру Витсену назвал я его именем». Фламинг считал расстояние Витсена от Колгуева 25 миль на NNO. По достоверно известному нам взаимному положению острова Колгуев и Новой Земли определится этим румбом и расстоянием остров Витсен от Междушарского острова к западу в 4 немецких или 16 итальянских милях. Мы знаем теперь достоверно, что в этом месте никакого отдельного от Новой Земли острова нет, потому нельзя сомневаться, что Фламинг видел берег этой последней и именно Междушарский остров. Пасмурная погода и обширное устье Костина Шара скрыли от него берега Новой Земли, и он подумал, что видимая им земля есть совершенно отдельно лежащий остров. На старинных картах показывался остров Витсен в расстоянии 40 немецких миль от Новой Земли, но это оттого, что последняя предполагалась в отношении к острову Колгуев слишком далеко к востоку.

До сих пор не имели мы еще случая говорить ни об одном русском путешественнике, хотя и имеем сведения, что россияне в продолжение всего этого времени плавали на ладьях и карбасах из Белого моря и реки Печора не только к Новой Земле, но даже через Карское море до рек Обь и Енисей для промыслов и торгов. Путь этот совершали они иногда морем, иногда же перетаскивали суда свои через волок между Карским морем и Обской губой. Для этого входили в Мутную реку, впадающую в Карское море, поднимались вверх этой реки бичевой восемь суток и достигали двух озер, имевших в окружности от 10 до 12 миль. Тут выгружали свои суда и перетаскивали через перешеек около 200 сажен шириной в озеро, называемое Зеленым, из которого течет в Обскую губу речка Зеленая. Этой рекой доплывали они, наконец, до Оби. Плавание из Оби в Архангельск морем продолжалось от трех до четырех недель, а из Оби в Енисей две или три недели. Они никогда не удалялись от материкового берега и всегда проходили Югорским Шаром, а не Карскими Воротами, так как последний пролив хотя и шире первого, но опаснее по причине часто скопляющихся льдов. Из Оби ходили они также прямо на Новую Землю, на судах, построенных в Верхотурье по образу голландских буйсов (Buyzon) и называвшихся потому бусами.^[92] Достопримечательные плавания эти впоследствии совершенно прекратились, частью от естественных трудностей, частью же, может быть, от помех и затруднений, которые им делались: в Югорском Шаре и на Матвеевом острове содержалась в летнее время стража, не только для сбора пошлин с промышленных судов, но и для наблюдения за тем, чтобы, кроме них, никто там не проплывал. Правители российские считали, вероятно, полезнейшим, чтобы вся торговля с сибирскими народами производилась сухим путем.^[93]

1690. Иванов. Похождение одного из этих мореплавателей, кормщика Родиона Иванова, описано Витсеном с собственных его слов. Этот Иванов, находясь в 1690 году на промысле в сообществе с другими двумя судами, потерпел 1 сентября кораблекрушение на острове Шараповой Кошки, под восточным берегом Карского моря, и должен был остаться там зимовать. Промышленников было всего 15 человек. Они смазали себе хижину из глины, тут найденной, моржовой и тюленьей крови и шерсти, эти три вещества, вместе смешанные, составили, высохнув, претвердую массу, которая, будучи сверх того обита досками, спасенными с разбитых судов, доставила им надежное убежище как от стужи, так и от хищных зверей. Сложенную из той же глины печь топили они выкидным лесом, который должны были собирать по берегу. В первую неделю питались они только морской капустой, несколько отмоченной и смешанной с малым количеством муки, а потом мясом тюленей, моржей и даже белых медведей; но последнее ели только при особенной крайности, считая его нечистым. Иногда вынуждены они были употреблять в пищу даже шубы и сапоги свои, отмачивая их несколько в пресной воде. Эту воду добывали из ям, которые с великим трудом вырывали до глубины восьми футов, а зимой таяли снег. Беспрерывная зимняя ночь продолжалась у них пять недель, в это время они почти не выходили из избы. Недостаток движения и дурной воздух распространили между ними скорбут, от которого умерло 11 человек. В числе оставшихся четверых был и Родион Иванов. По наступлении весны посетили их самоеды с материкового берега, похитившие у них некоторую часть зимнего их промысла. Россияне боялись перебраться к ним на берег и решились выжидать, не сыщет ли их какое-нибудь русское судно. По счастью, они в надежде своей не ошиблись одно промышленное судно случайно их увидело, спасло и возвратило на отчизну.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒