Русские. — Колюжские. 4 страница

До Исика 35 верст.

С правой стороны на 8–й версте впадает маленькая безымянная речка, на 14–й Тюга, a с левой на 12–й версте Тикрикся, на 17–й и 18–й речки называемые Чуры.

До Журы или Джуры — 30 –

С левой стороны на 6–й версте впадает Нахай, на 20–й Тастах, a подле самой заимки речка Жура.

До Амурана — 25 —

С левой стороны впадают в Лену: на 15–й версте Нюргун, на 17–й Мухатша, a под заимкою Амураном речка того же имени.

До Синей 30 —

С левой стороны на 3–й версте впадает Эдей, на 18–й Хабырма и далее еще небольшая речка.

Третьи сутки дул крепкий противный ветер, оттого мы плыли очень тихо.

До Батамайского 27 верст.

С левой стороны под первой заимкою впадает речка Синяя, на 18–й версте Гобжова, a немного по выше второй заимки речка Башамайская.

Три версты не доехав до сей последней заимки начинается отменный вид правого берет. По отлогости горы стоят совсем отделенные скалы, иные из коих похожи на столбы, иные на пирамиды, a некоторые на обрушившиеся здания. Инде в лощинах развалившиеся по обеим сторонам утесы кажутся воротами или иными какими изображениями. Берег в таковом виде продолжается на 20 верст и место сие называется столбы. Все небольшие речки и ручьи впадающие в Лену между сими скалами, или столбами, называются столбовки. Далее идут песчаные места, известные под именем Толокниных гор Сии кончатся при Устье реки Батомы.

До Титар 23–

С правой стороны не много по ниже станка впадает Батамайка, на 4–й версте Карья Урья. С левой: на 8–й Каяр, на 1З–й Кутай и на 18–й Катын. Вода в Лене отменно велика, так что мы ехали иногда через такие места, где бывают сенокосы, но ныне тут три сажени глубины.

До Тоионар 42 версты.

С правой стороны в 38 верстах впадает река Батома; a с левой: на 8–й версте большая Кагаема, на 10–й малая Кагаема, на 30–й малый Харьялах, и на 32–й большой Харьялах.

До Бестяха 27 —

Сия заимка стоит неподалеку от реки того же имени, впадающей с левой стороны в Лену.

До Улахана 34–

В 19 верстах от первой заимки на левом берегу Лены стоит Покровской монастырь.

До Табага 33–

Спокойная езда наша приходит к концу, чему мы очень рады; ибо оная наскучила тем, что нельзя было делать никакого движения. Ранее 11–ти часов мы вставали редко, a позже часто; в 6 или у часов обедали, и в два ложились спать. Я занимался только чтением, или писал что нибудь, и непременно три или четыре раза купался каждый день. Овода много нас беспокоили, a комары еще более. Для прогнания оных принуждены мы были беспрестанно иметь курево, но лекарство едва ли было лучше болезни.

До города Якутска — 23 версты.

На 15–й версте от Табага с левой стороны впадает речка Шестаковка или Барабанова.

Прежде нежели буду я говорить об Якутске, скажу нечто о жителях Лены, и о судах, на которых они по сей реке плавают.

Жители поселенные в низу Лены, особливо между Олекминска и Якутска весьма жалки. Неудобство земли к хлебопашеству, к прозябению трав, и вообще недостаток во всякого рода способах к прокормлению себя, делают их крайне бедными, от чего нет между ими никакого веселья, всегда унылы, и вид имеют нездоровый. В проезд наш пуд ржаной муки стоил от 1 руб. 70 коп. до 2 руб. 50 коп., потому большая часть жителей, употребляли вместо хлеба сосновую кору, примешивая к оной немного муки и молока, a некоторые семейства не имея иной пищи кроме сосновой коры и воды. Все сии несчастья кажется действуют и на рассудок сих людей; ибо о чем их ни спросит (выключая только самых близких к ним вещей), получит всегда в ответ: не знаю; словно как бы они кроме себя и шалашей своих ничего не видали. He смотря однако же на крайнюю бедность сих жителей, бывают иногда такие здесь проезжие, которые, считая себя по отдаленности края безопасными от жалоб, не только не платят им прогонных денег, но еще и с них собирают. По справедливости можно о таковых людях сказать, что они бессовестнее и жестокосерднее грабящих по большим дорогам разбойников.

Жители Лены делают лодки или челноки из топольнику следующим образом: выдолбив дерево распаривают оное и потом расставливают до такой меры, какую ширину челнок иметь должен. Иногда наставляют досками отчего лодка выходит более. Некоторые же состроив набор обшивают оный досками помощью деревянных гвоздей. Якуты делают маленькие лодки, называемые ветовками

, из берестовой коры, сшивая оную и потом замазывая швы смолою. От Иркутска до Якутска около 2500 верст. Мы переехали сие расстояние в 17 дней, но могли бы сделать оное сутками или полуторами скорее, если бы не дул пять дней сильный противный ветер.

Якутск стоит на левом берегу Лены, ширина коей тут 7 верст. В нем более 300 домов, с Якутскими юртами, и около 3000 жителей; шесть церквей, из коих три каменные. Город выстроен не по плану и порядочных зданий совсем не видно. Подле городу стоит деревянная с башнями крепость, строенная 160 лет назад;и но очень еще крепкая не взирая на давность времени.

Якутск стоит на третьем уже месте. Первое было 20 верст ниже теперешнего, но там город подмыло рекою. Основание оному положили Русские промышленные, a потом пришли и казаки. Второе место было немного выше нынешнего, но и тут опять подмыло; почему казак Сенька Лазарев ходил с грамотою к Царю Алексею Михайловичу и просил его позволить перенести город. Через три года Сенька Лазарев с товарищами возвратился и выстроил крепость, до сего еще времени существующую.

Имя Якутска происходит от Якутов, живущих в округе сего города и имеющих оный в средине почти земель ими занимаемых.

Должно признаться, что вид Якутска ни издали ни вблизи, не соответствует важности торговли, которой он есть средоточие; ибо через сей город идет вся мягкая рухлядь, получаемая из Северо–восточной Сибири, Камчатки и Америки; также как и товары отправляемые в те места.

Глава II

Отъезд из Якутска. Случившееся на пути. Прибытие в Охотск.

Около полуночи оставили мы Якутск, сели на лодку, переправились на правую сторону Лены и въехав в небольшой заливец привалили у четырех Якутских Юрт. Тут держатся почтовые лошади и место сие называется Ярмарка, или Ярмонка, как и всякое иное, где по Охотской дороге берут почтовых лошадей, или только останавливаются кормить оных, хотя впрочем нет ни съезду, ниже селения, ниже чего либо похожего на то, что у нас под названием Ярмонки разумеется.

Мы остановились в ожидании Казака долженствовавшего служить по дороге Переводчиком Якутского языка, ибо весьма редкий из Якутов разумеет по Русски, от того что Русские жители Якутской области, имея всегдашние сношения по торговым делам с Якутами, говорят почти все их языком. Под именем казаков Сибирских, должно разуметь не наших казаков, a команду находящуюся в ведении Городничих. Они произошли от казаков, промышленных и охотников покорявших Сибирь. Все сии люди называли себя казаками, которое имя и потомки их сохранили. Дети Казацкие и поступают в ту же команду; a потому оная еще существует, хотя и весьма умалилась.

Известно, что становой хребет, заворачиваясь от Китайской границы к Северо–востоку, идет по полосе земли отделяющей Якутск от Охотска и занимает около 400 верст поперек в ширину. Горы хребта сего чрезвычайной высоты, каменисты, бесплодны, представляют на пути много пропастей и делают проезд на повозках совершенно невозможным. потому от Якутска до Охотска, обыкновенно ездят верхом и даже все товары и тягости перевозят на вьючных лошадях. На вьючную лошадь вместо седла кладут деревяшку, в кою укреплены с каждой стороны по палочке, торчащей поверх деревяшки. На оные вешают тюки, называемые здесь местами ровной тягости. Места сии бывают от 2 до 3 пуд и весьма редко более. Они притягиваются к деревяшке под брюхо лошади веревками, что и составляет полную вьючную лошадь. Иногда если тюки очень легки, то с верху оных кладут небольшую прибавку от 10–ти до 20–ти фунтов, что называется прикладкою.

Вьючные лошади связываются вместе от 10–

ти до 5–ти или иногда и менее, таким образом вокруг шеи передней лошади привязана веревка, называемая Кантес,

потом за хвост той же лошади и за узду едущей сзади её. Несколько таких лошадей связанных вместе, называются связкою, кою обыкновенно ведет Якут едущий верхом.

Все вещи кои тяжелее трех с половиною, но легче 12 или 15 пуд, могут быть доставляемы на вьючных же лошадях таким образом: к спинам двух лошадей поставленных одна сзади другой, привешивается род носилок, к коим привязывается ma тягость, и сии две лошади ведутся особым Якутом, что называется везти на качке,

на коих путешествуют и люди, не могущие проехать верхом столь большой дороги. Но качки по неудобству своему весьма редко употребляются, a потому тяжелые железные вещи, как то: якоря и другие, обыкновенно перерубаются на части, a потом в Охотске свариваются.

Прежде большие тягости доставлялись так. От Якутска до реки Алдана (333 версты) на санях, потом весною на лодках вверх по рекам Алдану, Мае и Юдоме до Юдомской пристани. Оттуда землею на собаках или иначе, с величайшим трудом до Плотбища (потому так названному, что тут строились павозки и плоты) на реке Ураке (в 75 верстах от Юдомского креста), по коей сплавливали вниз до моря. Но сей образ перевозки, сопряженный сверх трудности и долговременности с причинением обыкновенно больших потерь, совершенно оставлен.

До гор станового хребта (около 300 верст от Якутска) по всюду много сенокосов, от чего земля сия заселена Якутами и тут установлены через некоторые расстояния станции для перемены почтовых лошадей. Далее же на 670 верстах, два только раза переменяют оных, a иногда и однажды, ибо нет ни каких жилищ.

В 9–ть часов вечера сели мы на лошадей и пустились в путь. С нами было два наших человека, Казак и гари Якута, кои вели и вьючных лошадей. На 5–й версте от ярмонки, переехали через мост на речке Кумахтах,

которая летом совершенно высыхает, a течет только по веснам, или после больших дождей; однако несколько лет назад вода в Лене была столь велика, что павозки подходили прямо к горе Кулиахтах

(при подотве коей речка сия течет), и тут выгружались. Переехав через мост, поднялись на увал Кумахтах,

Якутское слово значащее песчаный взвоз. Должно сказать, что все имена мест о коих я впредь упоминать стану, будут на Якутском языке. от сего увалу начинается лес и продолжается почти беспрерывно до самого моря Охотского. Лес по большей части еловый, и лиственничный; a иногда сосновый, березовый и тополевый. Также встречаются разные роды кустарников. На Кумах–тахе видели мы много повешенных волос из лошадиных грив иди хвостов. Сие называется Бельлях,

то есть подарок, ото значит жертва приносимая духу того места за то, что допустил благополучно подняться на гору. To же самое делают Якуты при всяком трудном и крутом подъеме, от чего лошадь, сходившая несколько раз в Охотск, остается почти без гривы и хвоста. Якуты своего Бога называют Боенай,

a русского Танара.

На половине дороги переправились вброд через речку Сола,

впадающую в Лену. В 2 часа утра приехали на Томбыях–тахский

станок, называемый так по озеру у коего он стоит. от ярмонки до оного 22 версты.

Тут мы отдохнули, a поутру пустились далее несмотря на чрезвычайный жар.

От Лены до Амги реки нет текучих вод (исключая речки Сола), почему мы принуждены были лит весьма теплую и дурную воду из озер.

Меня уверили, что и из оных можно доставать хорошую воду таким образом: На глубине озера должно опустить бутылку с заткнутою пробкою, к коей привязать веревочку и подернуть когда бутылка будет на дне, от чего оная и наполнится. Говорят будто вода в низу всегда холодна от того, что весною лед покрывающий озеро опускается на дно и не тает. Мне однако не удалось сего испытать. От Толбыях–Таха до Темилю 15 верст. Все заимки от Якутска до Алдана, называются по имени озер или рек при коих они построены, и состоят не более как из двух или трех Юрт. Когда на заимке по просили пить, то нам подали Ундану,

сделанного из кислого молока с водою. Питье сие довольно хорошо, особливо в жаркое время. Якуты и Якутки почти все курят и нюхают табак, оба пола равно неопрятны и мало занимаются одеждою, особливо небогатые.

До Чучигийского — 30 верст.

Сверх двух зимних Юрт, было здесь три летних. Описание первых мы уже видели, летние же делаются так: несколько длинных кольев связанных вверху, покрываются сшитыми лоскутами березовой коры и опять кладутся длинные колья, дабы кору не разнесло ветром. Юрта сия имеет вид Конуса, в оной держат иногда огонь, a вверху оставлено отверстие для выходу дыма.

На Чучигийском мы ночевали. По счастью при каждой заимке сделана была на нескольких столбах крышка, под коей мы обыкновенно спали, ибо весьма бы неприятно было спать в Якутской Юрте.

Бедные Якуты летом носят только рубаху и шаровары из Дабы (Китайская крашеная холстина, толстая и не крепкая), a когда собираются ехать верхом, то надевают еще сверху короткие кожаные шаровары.

Оса столь больно ужалила меня в глаз, что я с полчаса не мог смотреть. Когда лошадь наступит на гнездо сих насекомых, или почувствует оное, то начинает бит задними ногами, махать хвостом и поскачет прочь. Я после столько к сему привык, что в таком случае закрывал себе лицо и махал платком, или волосами из лошадиного хвоста привязанными к палке.

До Поротова — 33 версты.

В провожатом нашем Казаке Колмакове, нашли мы весьма проворного и усердного человека. Ему 28–й год, но он изъездил верхом удивительное расстояние и с такою скоростью, что иногда 6, 7 дней с ряду проезжал по 200 верст в каждые сутки. Отец его Якут, a мать русская, почему он знал в точности обряды и обычаи Якутского народа. Я собрал многие от него о том сведения, которые сличал потом с виденным мною самим, или с слышанным от достоверных людей.

До Чуропчинского — 22 —

He задолго до прибытия нашего приезжал сюда живший верст за 30 Якут, который украв 5 лошадей погнал их к себе; но был пойман на дороге. Мне хотелось знать, что с ним сделано будет за сие воровство, но сказали, что его отвезут к Князцу, ибо начальники сии могут разбирать только не важные дела, в прочих же должны относится к Якутск и препровождать туда преступников.

К стать сказать о образе управления Якутов. Народ сей занимает большую полосу земли, лежащую от станового хребта к западу и северо–западу, до устья Лены, почти до вершины Вилюя и других рек в Лену текущих, и даже до окрестностей города Туруханска.

Богатство их состоит в рогатом скоте и лошадях, почему дабы не стесниться в сенокосах, потребных для продовольствия стад и табунов, Якуты никогда не живут большими селениями, a только состоящими из двух или трех юрт. Несколько таковых селений составляют ночлег,

коим управляет Князь, или Князец обыкновеннее называемый. Несколько ночлегов составляют Улус,

коим управляет Голова. Достоинство Головы и Князя не есть наследственное, но избирательное. Якуты одного ночлет именуют себя Чжоннобут,

a Русские называют их Родники,

то есть, как бы происходящие от одного роду. Родники выбирают себе Князя и почитают его в сем достоинстве до того времени, как он хорошо управляет ими и не требует лишнего; в противном же случае избирают нового, но старого однако же всегда отличают от простых людей. He давно Якуты сменили одного Князца, который имел золотую медаль и бархатное платье, пожалованные Императором Павлом. Когда он стал говорить, что с ним не должно поступать как с прочими; ибо он имеет отличные знаки милости Государя; то ему сказали: знаки пожалованы Императором почему и должны остаться у тебя, но Князем нам тебя не надобно.

Князцы всех Улусов, выбирают одного между собою в Головы, который должен правит 3 года; но по большей части остается на всю жизнь. Выбор производится таким образом: делают большой ящик и разгораживают оный настолько маленьких, сколько есть Кандидатов, назначая по одному для каждого из них именно. Всякий Князец имеет шар, который кладет куда хочет: кому оных более положено, тот и Голова.

В Якутском округе 6 улусов, и в них до 40, 000 Якутов, обложенных, в Ясак.

Всю ночь простоял столь густой туман, что в 3–х саженьях нельзя было ничего рассмотреть.

Поутру подошла к нам старая Якутка и стала просить милостыню христа ради. От чего ты беднее других? — Я никого здесь не беднее — Зачем же просит христа ради? — За тем, что я крещеная — и молюсь Богу. — Вот какое имеют они понятие о вере!

Проехали Якутское кладбище. Все могилы рассеяны вокруг низкой долины и каждая обгорожена деревянным срубом, с широкою или остроконечною крышкою. На близстоящих деревьях повешены лошадиные и коровьи шкуры, с копытами и головами; также седла, узды, стремена и другие конские приборы, Дабы покойник мог на том свете ездить верхом. Мертвых кладут в самом лучшем платье. При похоронах собираются все родные, убивают лошадь или корову, мясо съедают, а шкуру вешают, как сказано, на близ находящееся дерево, отправив притом и некоторые другие обряды суеверия.

Около 26–ти верст от Чуропчинского, переехали мы через мост, сделанный на речке Таште, дающей имя Округу, по коему она протекает. Она выходит недалеко из гор и впадает в Амгу, но ныне почти суха и прерывается во многих местах.

До Арылаха — 33 версты

От непривычки к верховой езды ноги и спина так у меня болели, что я принужден был часто сходить о лошади и идти пешком.

Мне случилось видеть много раз по дороге, что Якуты даже и летом возят сено и другие клади на дровнях, запряженных быками.

На берегу озера, мимо коего ехали видели повешенное на дереве корытце. Оное значило, что когда Якутские Шаманы ворожили в сем месте, то в корытце клали деревянное изображение дьявола и пускали оное по озеру.

До Лебегининского — 27 верст.

Поутру шел сильный дождь, около полудня сделался меньше, a потом и совсем перестал. На сем станке недоставало для нас одной лошади, и Якуты вместо оной навьючили быка, на коих весьма часто и верхами ездят.

На всяком луге было чрезвычайное множество кузнечиков.

До Мельжегея — 27 —

Почтальон встретившийся здесь с нами сказывал, что множество ссыльных (их в Сибири называют Варнаками) ходят вооруженные по Охотской дороге в нескольких шайках и грабят. Он встретился с ними на реке Алдане, но разбойники его пропустили, потому может быть, что нечего было взять.

До Амги реки — 26–

В 9–м часу вечера перешли вброд Амгу, впадающую в Алдан. Ныне она шириною не больше 150 сажень и мелка, ранее же, когда она шире и глубже, обыкновенно бывает на ней перевоз. На другой стороне реки станок, то есть крышки под коими останавливаются проезжающие. Мы весьма обрадовались хорошей воде. Дно реки мелкий камень с песком. Подле станка было множество красной смородины, совершенно уже созревшей.

По Амге, верст 100 выше сего места, находится слобода называемая Амгинская, где издавна поселены Русские для хлебопашества. He думаю, чтобы оная была в хорошем ныне состоянии; ибо поселенцы приняли обычай Якутов, говорят языком их и живут в Якутских юртах; так что осталось четыре только Русские избы, да дом в коем жил воевода до открытия Губернии. Во время последнего воеводы в окрестностях слободы сей случилось следующее происшествие. Близ находящегося от оной Якутского селения, появился какой–то неизвестной жителям зверь, который истребил вдруг много рогатого скота. Якут пошедший посмотреть его, был также им растерзан. Тогда другие не видя возвращения товарища своего вышли с оружием, убили зверя и кожу оного подарили воеводе. По оставшемуся описанию того животного должно полагать его барсом, зашедшим к удивлению столь далеко к северу, ибо звери сего рода водятся не ближе как за Китайскою границею.

В полночь выехали со станка и в 2 часа остановились у озера, в небольшой долине, окруженной лесом. Под деревом раскинули палатку, развели около оной два огня и начали варить пищу. Лошади бродили вокруг. Все сие по новости нас утешало, ибо было Первое еще кочевье.

Около 43–х верст от Амги переехали через мост, сделанной на речке Нохе, впадающей в Алдан. от Амги до Нохинского 47 верст.

Дорога между сими станками чрезвычайно худа, от упавшего поперек множества лесу, от переплетшихся кореньев древесных и от выбоин. Инде с трудом можно проехать одною лошадью, по причине переплетшихся с обеих сторон дороги ветвей.

Сверх смородины, попадалась по Июль. дороге голубика и земляника.

Выехали со станка в 10 часов утра. Подо мною упала лошадь, но я успел выдернуть ногу из стремян а не столь больно ушибся, что бы труд, но было продолжать езду. В час пополуночи остановились ночевать.

До реки Алдана —33 версты.

В 1–м часу пополудни приехали к оной. Станок построен на другой стороне реки, более полуверсты ширины имеющей.

Мы переправились в лодках, a лошадей перегнали вплавь Алдан, принял в себя много рек, вытекающих с западной стороны станового хребта, впадает в Лену. в Алдане водится довольно рыбы, коей продали нам Казаки, наловивши при нас же удами. Казаки сии живут для смотрения за почтовыми лошадьми и для охранения казенных магазейнов, в кои складывается мука и разные тягости в таком случае, когда Якуты не могут доставить оных вдруг в Охотск.

По сие время мы могли иметь молоко, a иногда и рыбу, но впредь, сказывают, должны будем довольствоваться тем, что возьмем с собою; ибо, до реки Алах–Юны (233 версты) нет ни какого селения. Поставленная у каждого станка на столбах крышка по крайней мере защищала от дождей; но с сего времени, кочуя до Охотска, место оной заступать должна изодранная палатка, каковою Кантора Американской кампании нас снабдила. К тому же медведи и варнаки принудят часто беспокоиться и быть в осторожности.

На Алдане нашли 6 лошадей, нанятых для нас кампанией по 50 рублей за каждую, и при них одну запасную, или заводную,

как здесь называют; да еще по почтовых лошадей, не могли набрать большего числа годных к выдержанию пути, и при них четырех Якутов на особенных лошадях. С нами же, для своей безопасности, шла почта. Самою скорою ездою, можно приехать из Якутска в Охотск в 10–ть и 12 дней; но обыкновеннее. Якуты берутся доставить в 18 и 20. Большая часть гостей отправляется из Якутска в исходе Марта или Апреля и караваны переходят Алдан еще по льду. Лошади тогда бывают самые худые, идут весьма тихо и простаивают по месяцу, когда найдут хорошие кормовища. Сии конвои называются пластовые,

и лошади в то время нанимаются дешево. Товары приходящие в Якутск по вскрытии Лены, отправляются с Ярмонки, что против Якутска, (где пристают павозки) и называются по сему Ярмоночными, тогда платят с каждой лошади от 15–ти до 25 рублей и более. Дороже сего нанимаются так называемые легкие лошади, когда надобно скоро доехать в Охотск; для сего на лошадь вьючат не более 3 1/2 или 4 пуд. Из Якутска в Охотск завозится столь много тягостей, a оттуда идет оных так маю, что большая часть лошадей возвращаются порожними Там Якуты обыкновенно откармливают их, и на берегу моря, где трава несколько осолодковата, оные в 15 или 20 дней отъедаются до чрезвычайности. Тогда Якуты нанимаются весьма дешево, дабы только даром не ехать и иногда берутся доставить в восемь дней из Охотска на Алдан.

Сей день роздыха меня поправил, так что я ни мало не чувствовал боли в руках и ногах, как то было прежде. Мы как мореходцы изнемогшие от болезней, зашли после долгого плавания в порт, поправили в оном свое здоровье и опять отправляемся в путь, с новою надеждою на наши силы. Выехали в 10 часов утра.

Неизвестность сей дороги, родила во мне мысль собрать все названия урочищ по оной и описать ее со всею подробностью. Названия сии даются Якутами. Русские называют расстояния между сими урочищами днища,

a Якуты — Кос.

Русские полагают всегда Кос около 10 верст; но конечно сие счисление неверно, ибо произошло от того, сколько Якуты проезжают весною в день на самых плохих лошадях. Итак всякий может рассудить, что таковое измерение не может быть всегда одинаковое. При каждой Косе Якуты замечают какое–нибудь место и дают оному название.

В 10–ти верстах от Алдана находится весьма грязной во время дождей хребет, называемый Липка–Ылбыст,

длина коего 10 верст. Потом через 10 верст Бережигесь Отту

(сосновый бор); a десять верст далее брод через реку Белую, впадающую в Алдан. Брод бывает во время малых только вод но после дождей река сия (как и все вытекающие здесь из крутых и недалеко находящихся хребтов) чрезвычайно разливается; для сего положено содержать на Белой и на многих других реках перевозы; но Исправники обыкновенно сие упускают, a тем чрезвычайно замедляют проезд ибо конвои у иных рек простаивают по 10 и 15 дней и даже, бывали примеры, более нежели по месяцу.

Мы прошли уже вброд несколько рукавов реки Белой и наконец не доехали с версту только до самой её, как вдруг скачущий на встречу Якут сказал нам, что на сей стороне реки у броду стоят более десяти человек хорошо вооруженных Варнаков, что они поймав его с почтою, держали более суток связанного и что почтальон ушел. Якуты вызвались провести нас другим бродом мимо Варнаков и мы охотно согласились на сие предложение, ибо неприятно и просто ехать 700 верст через пустыню верхом, a еще менее если бы случилось быть ранеными от разбойников.

Перейдя Белую другим бродом, поехали весьма частым лесом и претопким болотом. В недальнем расстоянии оставили медведя, столь же дружелюбно как и Варнаков. Наконец лошади так устали, что многие падали уже и мы принужденными нашлись ночевать по средине болота. Только что легли спать закутавшись шинелями, как пошел проливной дождь, который промочил нас в четверть часа на сквозь Я велел себя накрыть войлоками из травы, кои кладут, на лошадей под седла и называют потниками, от сего немного согрелся, но через пол часа дождь опять добрался до меня и не дал более уснуть. Пронзительный холод и сырость произвели во мне сильную дрожь и чрезвычайно мучили. Ночь показалась годом. Настал день; никто из нас не спал, но друг с другом не говорили, потому что никто не хотел приподнять головы или пошевелиться; ибо при всякой таковой перемене положения, холод становился чувствительнее. Я скорчившись лежал до того времени как услышал, что лошади оседланы и готовились уже ехать. Тогда увидел, что ни кто из спутников не был в лучшем состоянии; ибо все стояли около угасающего огня и дрожали от холода. В 10 часов утра пустились мы в путь. Я на силу держался на лошади и завидовал тому, кто сидит в теплой комнате не помышляя о дожде льющем рекою. Отдал бы все что имел, дабы укрыться только в шалаше, сквозь который дождь не проходит. Многим таковая слабость покажется смешною, но пусть они посудит о семь не прежде, как не спавши 1 1/2 сутки и пробыв более половины сего времени на дожде, не имея на себе сухой нитки: тогда, только заключения их могут быть справедливы.

Грязь сделалась превеликою; лощинки бывшие накануне сухи, наполнились водою и превратились в быстрые реки, которые надлежало переходит вброд. К утешению нашему мы думали, что Варнаки остались позади и уже более вас не обеспокоят, особливо в то время, как все наши ружья и пистолеты совершенно замокли.

Проехав версте пять по дороге, остановились в 1–м часу пополудни кормить лошадей. Едва успели разбить палатку и развести огонь, как услышали очень близко два ружейных выстрела, от которых Якуты наши тотчас упали ниц, a в то же время с разных сторон появились семь человек, из коих двое шли прямо к нам, имея совсем готовые ружья. не ожидая ничего доброго от таковой встречи, стали мы хвататься за свои замоклые ружья. Хвостов не могши скоро достать своего, с одною саблею побежал навстречу к ним и подойдя к атаману спросил. Что вам надобно? как вы смели подойти к военным людям? положи ружье, или я велю по вам стрелять.

Сей смелый поступок устрашил атамана. Он велел товарищам своим положить ружье и сказал: мы, видим, что вы военные люди и ничего от вас не требуем.

Прочие разбойники также кричали нам: не пали! не пали!

Между тем однако же атаман, посмотрев с некоторым удивлением на Хвостова предложил ему идти с ним в их палатку, отстоящую но его словам не далее ста сажень от сего места. Хвостов, чтоб не показать себя оробевшим от его предложения, отвечал: пойдем.

Он вошел с ними в палатку, где набралось их более десяти человек. Один из них стал с ним говорить грубо: молоденек брат ты, а шумишь много:

и начал его трепать по плечу. Хвостов видя, что дерзость сия может также и других ободрить к наглостям, решился в тоже мгновение из всей силы ударит его в щеку, так что разбойник не устоял на ногах. Потом подняв саблю сказал: еже ли вы что–нибудь против меня подумаете, то дешево со мною не разделаетесь; я один справлюсь с вами, a при том и товарищи мои близко.

Разбойники оцепенели. Атаман закричал на виноватого, говоря ему: ты забыл что ты Варнак, a его высокоблагородие государев офицер.

После чего велел ему кланяться в ноги Хвостову и просить у того прощения. Таким образом заключен был мир с разбойниками, которые потом не только уже не помышляя ничего у нас отнять, но сами предлагали нам все что имеют кроме сахару, извиняясь тем, что не нашли оного ни у одного купца. Мы не приняли услуг их, a сказали им, что бы они не вздумали сделать чего нибудь потихоньку, если хотят мирно расстаться с нами; но они уверяли, что ни как не осмелятся учинит того, и что они совсем не такие разбойники как об них разумеют; что бежали от крайности и тяжкого содержания, что берут от купцов нужное только им, и что никогда не решаются убить кого–либо, иначе как защищая себя.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒