Глава шестая 4 страница

Гайдар Е. Т. Дни поражений и побед. С. 57

Как видим, «независимость директоров предприятий» со всеми вытекающими отсюда материальными выгодами и преимуществами

(«В эпоху хозрасчета,

— пишет Б. М. Соколин,—

директор получил большие права, особенно в части распоряжения имуществом»

(Соколин Б. М. Кризисная экономика России… С. 95) ),

«нарастание экономических диспропорций» или углубление развала экономики страны, оскудение потребительского рынка и введение карточек, стимулирующие недовольство населения,— вот результаты перевода предприятий на хозрасчет. Они очень схожи с теми, что появились в процессе курса на «ускорение» и антиалкогольной кампании. А это свидетельствует о продуманности и согласованности предпринимаемых мер, ведущих к единой цели, пока еще скрытой от постороннего глаза.

Форсированное формирование корпуса независимых директоров на основе перевода предприятий на полный хозяйственный расчет обнажает тайный замысел «архитекторов» и «прорабов» «перестройки»: укрепить социальную опору буржуазного переустройства советского общества, в частности, образовать достаточно мощный социальный слой людей, заинтересованных в приватизации, а значит, и в упразднении режима. Именно «красные менеджеры», или советские директора, были, как полагают многие экономисты, главными агентами приватизации и разрушителями снизу партийно–государственных институтов.

«Пользуясь горбачёвским законом о предприятиях, давшим неограниченные права их руководителям, многие директора без особого смущения сдавали сами себе или своим родственникам в аренду с правом выкупа лакомые кусочки государственного имущества, а затем быстренько за чисто символическую плату переводили их в частную собственность»

Гайдар Е. Т. Дни поражений и побед. С. 199

Естественно, что их тяготил контроль вышестоящей партийно–государственной номенклатуры. По словам С. Меньшикова,

«если государственная бюрократия считала излишней партийную номенклатуру, а последняя мирилась с первой в силу необходимости, то слой менеджеров, который управлял непосредственно производством, имел веские основания считать излишними и ненужными обе командные иерархии»

Меньшиков С. Экономика России: практические и теоретические вопросы перехода к рынку. М., 1996. С. 85

В момент перевода предприятий на полный хозяйственный расчет в 1988 году

«за плечами директоров уже была четверть века не оправдавшихся ожиданий и накопившегося нетерпения. Поэтому, когда опека отраслевых министерств была сохранена, бунт директоров против бюрократии стал открытым и непримиримым. В конечном счете бунт перерос в революцию, которая смела обе номенклатуры, а заодно и центральное планирование»

Там же

Перевод предприятий на хозрасчет стал, следовательно, одним из важных шагов на пути к этой революции, и «красные менеджеры» были её одной из движущих сил. К числу буржуазных реставраторов надо отнести и кооператоров.

Закон о кооперации был принят на сессии Верховного Совета СССР в мае 1988 года. «Профаны», не посвященные в тайные замыслы творцов «перестройки», возлагали на неё большие надежды. Возьмем, к примеру, Н. И. Рыжкова, бывшего тогда Председателем Совета Министров и рьяно поддержавшего кооперативное строительство. Существо вопроса ему виделось так:

«В моем представлении государственные предприятия — глыбы, а пространства между ними и должны были заполняться мелкими производственными и кооперативными предприятиями сферы услуг. В последние перед тем годы вокруг кооперации было много всевозможных теоретических дискуссий и обывательских пересудов. Некоторые ученые считали, что наши предложения есть отход от социалистических идей. Утверждалось, что вся собственность при социализме должна быть в руках государства и что толкование известной статьи Ленина «О кооперации» является ошибочным. В этом нужно было разобраться как следует, ибо ни я, ни мои соратники не помышляли отходить от социалистических принципов. И к проработке теоретических основ кооперации, к анализу ее роли и потенциала в современных условиях были привлечены лучшие ученые–экономисты и специалисты по кооперативному движению. Были рассмотрены взгляды Ленина с конца 18 года, когда он говорил о непременном слиянии кооперации с Советской властью, и до его знаменитого тезиса «Кооперация в наших условиях сплошь да рядом совпадает с социализмом», выдвинутого в начале 23 года. За это время Советская власть окрепла, победила в гражданской войне. Контроль государства над этой формой экономических отношений был обеспечен, а через 65 лет — тем более. Между тем споры о том, что, защищая идею кооперации, Ленин, по сути дела, пересмотрел некоторые принципиальные вопросы построения социализма, не утихали. Ну, спрашивается, неужели ради красного словца было сказано «мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм»? Усиление позиций кооперации в экономике означало развитие в стране разных форм собственности и управления. Кооперативное движение, дополняющее мощный, но не очень гибкий государственный сектор экономики, стало все активнее утверждать себя. Но тут само понятие «кооперация» вдруг приобрело явно негативный характер в сознании общественности…»

Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 226

Слово «вдруг» выдает досадное непонимание Рыжковым подлинной сути происходившего, его принадлежность к тем участникам «перестройки», которые не ведали, что творили. Гнева на них быть не должно, а лишь — прощение, так как сказано:

«Отче! прости им; ибо не знают, что делают»

(Евангелие от Луки, гл. 23, ст. 34).

Какую силу доказательств и уверенности дает тот факт, что «к проработке теоретических основ кооперации, к анализу ее роли и потенциала в современных условиях были привлечены лучшие ученые–экономисты»? Никакую, если в круг этих «лучших ученых–экономистов», входили Абалкин, Аганбегян, Бунич, Богомолов, Заславская, Петраков, Попов, Шаталин, Шмелёв и прочие «ангажированные» лица. Они говорили и писали о том, что соответствовало видам мастеров «перестроечных дел». К их услугам прибегал Горбачёв. Советы же и рекомендации объективных ученых, скажем, таких, как акад. Яременко с его замечательной школой экономистов, отвергались (Медведев Р. А. Миражи и реальности капиталистической революции в России. М., 1997. С. 16—19).

В. И. Ленин, конечно, не «ради красного словца» говорил о

«коренной перемене всей точки зрения нашей на социализм»,

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 376

но и вовсе не для того, чтобы через 65 лет оправдать «благоглупость» одних и прикрыть злой умысел других. Между тем, эти слова Ленина послужили, так сказать, мандатом на учреждение кооперативов в Советском Союзе, а заодно и своего рода индульгенцией, освобождающей инициаторов кооперативного строительства от ответственности за их так называемые «просчеты» и «ошибки». Но еще древние знали, что «нельзя войти дважды в одну и ту же реку». История не любит повторяться, а если она и повторяется, то, согласно известному выражению, в первый раз как трагедия, а во второй — как фарс.

Историками давно замечено: одинаковые общественные институты, действующие в разное время и в разных исторических условиях, приводят к различным историческим результатам, причем нередко противоположным. Затея с кооперативами, начатая в ходе «перестройки»,— яркая тому иллюстрация. Ленинская кооперация и горбачёвская перестройка — разные по своей социальной сущности явления. Однако Горбачев, этот мастер идейного камуфляжа, пытается прикрыться Лениным. Выступая на IV Всесоюзном съезде колхозников, он говорил:

«На долю нынешнего поколения советских людей выпали чрезвычайно ответственные и очень непростые задачи. И чем глубже мы проникаем в их суть, чем больший размах приобретает перестройка, тем острее ощущается потребность вновь и по–новому прочитать Ленина, проникнуть в глубину его взглядов на пути создания нового общества. Именно так мы и поступаем, когда возвращаемся к одному из самых блестящих ленинских открытий — учению о социалистической кооперации»

Правда. 1988, 24 марта

Команда была дана, и «придворные» идеологи бросились затушевывать разницу между кооперацией 20–х и 80–х годов.

Так, согласно А. Ципко,

«многое из того, что писал (о кооперации.— И. Ф.) Ленин, не было реализовано. А потому мы вынуждены сегодня доделывать недоделанное, добиваться более последовательного воплощения в жизнь ленинского кооперативного плана»

Ц и п к о А. Размышления о причинах исторической устойчивости кооперации// Обратного хода нет. М., 1989. С. 193

По Ципко,

«ленинское учение о кооперации в современных условиях, при нынешнем уровне развития производительных сил социализма не потеряло своей актуальности»

Ципко А. С. Возможности и резервы кооперации//Человек и земля. М., 1988. С. 88

Кооперативное движение, начатое по инициативе М. С. Горбачева, стали изображать как возрождение ленинской кооперации. По словам Л. И. Абалкина,

«кооперация, располагающая большим богатством содержания и многообразием форм, в нашей стране вступает сегодня во вторую молодость. Возрождение кооперации — глубоко закономерное явление. Оно составляет часть разработанной КПСС программы перестройки, качественного обновления советского общества»

Абалкин Л. Возрождение кооперации//Проблемы мира и социализма. 1988, № 6. С. 30

По Абалкину,

«Ленин связывал новое понимание кооперации с переходом к нэпу, считая, что уже при нем кооперирование населения образует все необходимое для построения социализма. И сегодня, говоря о возрождении кооперации, КПСС рассматривает ее широкое развитие как часть, составное звено перестройки и качественного обновления советского общества»

Там же. С. 32

В том же духе пишет и В. М. Селунская:

«Возрождение кооперации — закономерное явление. Оно составляет органическую часть программы перестройки и обновления советского общества»

Селунская В. М. Ленинское учение о кооперации и современность. М., 1989. С. 4

Но повторим еще раз: кооперация 20–х и кооперация 80–х годов — разные вещи. В сущности своей они не сопоставимы, ибо ленинская кооперация времен нэпа вела к социализму (Данилов В. П. Советская до колхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. С. 235, 242, 247, 266 и др.), к обобществлению собственности, принявшему впоследствии форму огосударствления, а кооперация «перестройки» — к её разобобществлению (разгосударствлению) и к установлению частной собственности буржуазного типа, т.е. к капитализму. Поэтому обращение за «советом» к Ленину при учреждении кооперативов в период «перестройки» есть не что иное, как прием сокрытия (от непосвященных) мер, осуществляемых с целью перехода к капиталистической системе хозяйствования.

Понятно, почему новоиспеченные кооперативы получили

«возможность в неограниченных масштабах привлекать наемных работников, не являющихся их членами. Это позволяло владельцам (учредителям) кооперативов получать огромные доходы за счет присвоения прибавочной стоимости. Таким образом, под названием кооперативов были узаконены типичные частнокапиталистические предприятия. К тому же законом о кооперации они были поставлены в несравнимо более льготные условия, чем государственные предприятия. Им была предоставлена возможность, покупая сырье и полуфабрикаты по стабильным государственным ценам, продавать свою продукцию по свободным рыночным ценам.

Это удивительное (не по мнению «выдающихся» экономистов, а с точки зрения обычного здравого смысла) обстоятельство в условиях дефицита товаров приносило им огромные прибыли. В виде, как бы сейчас сказали, эксклюзивного права переводить деньги из безналичного оборота в наличность кооператоры получили еще одну возможность увеличивать свой капитал, ничего при этом не производя»

Александров Ю. СССР: логика истории. М, 1997. С. 142

(Другой исследователь так говорит о современных кооперативах:

«Это организации не массовые. Это союзы индивидуалов, более схожие с миниатюрными акционерными обществами, чем с кооперацией. Они проникнуты духом делячества и вызывают острую неприязнь населения» )

Отсюда ясно, какую цель преследовали прорабы «перестройки», открыв путь кооперативам. Они стремились сформировать слой частных предпринимателей и создать благоприятные условия для их обогащения, чтобы потом, опираясь на таких бизнесменов, продолжить осуществление своего разрушительного плана. Но это не все.

Создание кооперативов позволяло приступить к отмыванию «грязных денег», масса которых заметно увеличилась в годы антиалкогольной кампании. Едва ли стоит сомневаться в том, что творцы «перестройки» это хорошо разумели. Кооперативы, следовательно, вводились и для того, чтобы стать каналом легализации капиталов теневого и криминального мира.

Исследователи резонно замечают, что

«кооперативы — весьма удобная форма для «отмывания» капитала»

Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. С. 201

Особенно удобны для такого дела торговые кооперативы. Понятно, почему кооператорам были даны права

«в посреднической деятельности, т.е. в перекупке, а проще — в спекуляции»

Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 228

Ясно и то, почему кооперация занималась не столько производством, сколько торговлей, или, по терминологии Н. И. Рыжкова, спекуляцией (Там же, С. 453). Ведь торговля, особенно в условиях дефицита, который тогда был налицо,— наиболее простое, быстрое и эффективное средство «отмывания» и приращения капитала. По средним оценкам сумма «отмываемых» денег была огромной, достигая 70— 90 млрд. руб. в год (В е р т Н. История советского государства. 1990—1991. М., 1992). Но и это опять–таки не всё.

Многие директора госпредприятий, почуявшие запах собственности и сообразившие, какая перед ними открывается перспектива,

«стали на своих заводах создавать кооперативы, которые использовали средства производства, принадлежащие государству, выпускали зачастую ту же самую продукцию, но при совершенно иных экономических взаимоотношениях с ним. Фактически стало происходить переплетение, перемешивание собственности и управления, что вызвало массу осложнений в кадровой политике, в психологии трудовых коллективов, во многом криминализировало обстановку и т.д.»

Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 227

Н. И. Рыжков, свидетельство которого мы привели, рассказывает о попытках запретить подобную практику. Но они встретили «шквал критики» и в прессе, и в «новом парламенте». Рыжков резюмирует:

«Лоббизм начинал набирать силу»

(Там же)

Тут дело, пожалуй, посерьезнее, чем лоббизм.

Открытие кооперативов на госпредприятиях — вещь далеко не безобидная для существовавшей тогда системы. Оно создавало экономические предпосылки превращения государственных предприятий в частные, прокладывая путь к превращению их в капиталистические. Показательно, что на защиту такого рода кооперативной деятельности встал, помимо прессы, и «новый парламент». Это означало, что уже и «парламент» начинал «плясать под дудку» противников режима, что, впрочем, было естественно для большинства его депутатского состава, запечатленного с натуры Б. Олейником (ОлейникБ. И. Князь тьмы…). Поэтому деятельность «парламента» в данном случае надо характеризовать не как лоббизм, а как потворство и даже содействие ползучему социально–экономическому перевороту.

Ю. Александров, сопоставляя кооперативную реформу с тем, что предпринималось до неё, пишет:

«Поначалу, в 1985—1986 гг., мероприятия, проводимые в рамках горбачевской перестройки, не противоречили принципам существовавшего способа производства и объективно укрепляли экономику, которая в те годы развивалась достаточно динамично. Первым шагом к развалу советского народного хозяйства стал, пожалуй, закон о кооперации… Так называемые кооперативы выступили мощным фактором, разрушающим советскую экономическую систему»

Александров Ю. СССР: логика истории. М., 1997. С. 142, 143

Верно то, что поначалу проводимые Горбачевым мероприятия «не противоречили принципам существовавшего способа производства». Но то была лишь внешность, так сказать, декорум. В действительности же эти мероприятия, как мы старались показать, способствовали распаду «существовавшего способа производства» как посредством дезорганизации и развала экономики, так и с помощью политики, скрытой целью которой являлась поддержка теневых и криминально–мафиозных структур. Закон о кооперации не смог бы так заработать, как заработал, и дать такой результат, какой дал, не будь подготовительного периода, включающего не только 1985—1986 годы, но и предшествующее время «застоя», характеризуемого разрушением единства советского общества, обостряющимися экономическими проблемами, ростом теневой экономики, перерождением партийной, советской и хозяйственной номенклатуры. Однако специфической особенностью 1985—1986 годов по сравнению с прежним временем было то, что высшим руководством страны в лице Генерального секретаря ЦК КПСС и его доверенного окружения был сознательно взят курс на реставрацию буржуазного строя в нашей стране.

«Никто,

— резонно замечает А. И. Подберезкин,—

не знает до конца, где, когда и кем в партийной элите было принято решение о смене курса, но то, что такие решения были приняты уже не в узком кружке, а в достаточно широком коллективе, просматривается точно: процесс эволюции, радикализации этих решений на полуофициальном уровне, очевидно, начался не позже 1986 года»

Подберезкин А. Русский путь. М., 1997. С. 32

Были, конечно, и «непосвященные», но они сначала ничего не заметили и не почувствовали. И вот Закон о кооперации, буржуазное воплощение которого уже вполне явственно если не показало, то намекнуло, куда гнут прорабы «перестройки». Но массы, хотя и недовольные ходом событий, безмолвствовали. Представители же правящих кругов, верившие еще в сохранение основ существующего строя, в социалистическую перспективу, пребывали в состоянии умственной летаргии и какой–то политической прострации, тупо бормоча вслед за Горбачевым и его «ассистентами» нечто бессвязное о «гуманном», «демократическом» социализме «с человеческим лицом», о многообразии форм собственности, включая и частную собственность. Что касается последней, то она была полностью, так сказать, «реабилитирована» XXVIII съездом КПСС, в специальной резолюции которого было сказано, что «переход к рынку не имеет альтернативы». Сломленный идейно, этот съезд явился не только последним, но и, пожалуй, позорным партийным съездом, показавшим вполне определенно, что дни Коммунистической партии Советского Союза сочтены.

Итак, Закон о кооперации и развернувшаяся на его основе кооперативная деятельность явно не социалистического, буржуазного характера с достаточной очевидностью свидетельствовали о том, что Горбачев с подручными ведет страну к капитализму. Социалистическая риторика «коммуниста с божьей отметиной» являлась своего рода политической клоунадой, призванной отвлечь внимание общества от подлинной сути происходящих событий.

На основании проделанного нами анализа можно утверждать, что Горбачёв и прочие прорабы «перестройки» изначально ставили задачу ликвидации существующего строя и замены его строем буржуазным. Поэтому в горбачёвском правительстве, возглавляемом Рыжковым, разрабатывался план перехода к буржуазному рынку. По свидетельству Л. И. Абалкина, бывшего заместителя Председателя Совета Министров СССР, этот план имел два варианта.

«Первый из них предусматривал формирование рыночно–равновесных финансовых и других пропорций в короткие сроки, в течение примерно двух лет. Он содержал меры, близкие к «шоковой терапии». Необходимость обсчета этого варианта диктовалась широким распространением рекомендаций о необходимости быстрого, немедленного введения рынка. Такие рекомендации были распространены и в научной среде, и в депутатском корпусе, поддерживались средствами массовой информации. Второй вариант предполагалось реализовать… за пять лет. Он предусматривал активное сдерживание государством инфляционного давления, поэтапную структурную перестройку экономики и включал также постепенный переход к эквивалентному обмену на рынках продукции и рыночному регулированию факторов производства»

АбалкинЛ. И. Неиспользованный шанс: Полтора года в правительстве. М., 1991. С. 157

Государственные мужи, разрабатывавшие эти варианты, производили «скрупулезные» расчеты по каждому из них. Дело, следовательно, было поставлено на «солидную», «научную» основу. О чем говорили эти расчеты? И вот ответ:

«Если взять конечные результаты, которые должны быть получены через пять лет, то они существенно отличались. Так, в первом варианте прирост национального дохода оценивается по итогам за пять лет в размере 38—40%. При этом реальные доходы на душу населения могли увеличиться на 25—30%. При втором варианте итоговые показатели были существенно ниже. Так прирост национального дохода должен был составить 10—15%, а реальных доходов — 5—10%»

Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс… С. 158

Стало быть, вариант, предусматривающий меры, «близкие к «шоковой терапии»», сулил нашим «аналитикам» значительный прирост национального дохода и увеличение доходов на душу населения. Но они предпочли второй вариант.

И вот почему:

«При оценке динамики процессов важно учитывать не только конечные результаты, но и траекторию движения. Это обстоятельство, имеющее принципиальное значение с общественной точки зрения, далеко не всегда учитывалось, да и сегодня порой не учитывается при оценке различных программ и вариантов. Суть проблемы заключалась в том, что первый вариант сопровождался в первые годы глубоким спадом производства, возникновением массовой безработицы, банкротством значительной части предприятий. Все это содержало в себе опасность серьезного социального взрыва. Возникал вопрос — готово ли общество заплатить такую высокую цену за светлое будущее? Напряженность социальных процессов, историческая память людей, которым уже много раз обещали это «светлое будущее», привели нас к выводу, что такой вариант социально неприемлем. В связи с этим правительство положило в основу своей программы второй вариант — сдержанный, умеренный, но отвечающий реалиям и общественным ожиданиям»

Там же

Слов нет: правительство «мудрое». Д. В. Валовой следующим образом охарактеризовал правительственный выбор:

«Правительство, как известно, отдало предпочтение постепенному переходу к рыночным отношениям. Из двух зол выбрано меньшее. Но в такой программе нет внутренней логики. Образно говоря, правая нога правительства жмет на акселератор, а левая — на тормоза. Справа ему кричат: «Газуй!» А слева: «Тормози!»»

Валовой Д. В. От застоя к развалу. С. 539

Нас не волнует вопрос, какой из двух вариантов, разработанных правительством, был лучше, поскольку оба, на наш взгляд, губительны для России. Для нас важнее главная и общая цель правительства. И вот на рубеже 80— 90–х годов, как явствует из слов Абалкина, Совет Министров СССР разрабатывает план перевода страны на капиталистический путь развития.

Ради формирования «рыночно–равновесных финансовых и других пропорций», т.е. капиталистической системы хозяйства, основанной на свободной рыночной конкуренции, не исключалась даже возможность применения «шоковой терапии» как якобы наиболее быстрого и результативного способа перехода к рынку. И только страх перед «серьезным социальным взрывом» помешал «реформаторам» запустить её. Но замысел реформировать общество на буржуазный лад они не оставили, предложив «сдержанный» и «умеренный» вариант перехода к рыночной экономике. С 1990 года союзное правительство открыто провозглашает курс

«на замену плановой системы стихийным рыночным регулированием»

Там же. С. 5

Правительство В. С. Павлова ещё более активно проводило то, что было начато правительством Н. И. Рыжкова.

«Нам сейчас… нужен именно такой, как Павлов,— согласный принести себя «на алтарь», готовый уйти в любой момент,— но раз взялся, будет бульдогом: с нашим народом иначе ничего не испечешь»,

ЧерняевА. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 139–140

— говорил Горбачёв. Этот «бульдог» подготовил записку

«о вступлении СССР в МВФ и МБ… Фактически за этим стояла «программа» Явлинского (вместе с «гарвардцами»)»

Там же. С. 141

С этими «гарвардцами», профессорами Аллисоном и Саксом, велись встречи и консультации (Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 139, 140, 162 — По рекомендациям Сакса, как известно, действовал «реформатор» Гайдар).

Павлов проводил «воспитательную работу» с председателями правительств союзных республик, пригласив на встречу с ними Делора, который прочел им лекцию,

«как надо управлять финансами, если хотеть рынка. Да так жестко, что те рты разинули. Павлов выглядел «либералом»

Там же. С. 156

Сам же Горбачёв напрашивался летом 1991 года на «семерку» в Аондон. Данная встреча должна была свидетельствовать о его полном отказе от

«социалистического выбора»

Там же. С. 147

Настал момент, когда он публично заявил, что частная собственность — основа всего (Там же. С. 40).

В том, что горбачёвское руководство вынашивало план буржуазного преобразования Советской страны, можно лишний раз убедиться, познакомившись с интервью В. С. Павлова корреспонденту газеты «Сегодня» М. Леонтьеву (Павлов В. В повестке дня стояла буржуазно–демократическая Революция// Сегодня. 1994, 29 ноября. С. 9—10). В ходе интервью Павлов сделал ряд весьма любопытных признаний, которые следует отнести к разряду сенсационных. В бытность свою министром финансов (1989—1991) он в неофициальном порядке (не в качестве министра, а как председатель Всесоюзного экономического общества) и с секретной миссией выезжал в Америку, где встречался и вел переговоры с президентом фонда «Призыв совести» раввином Шнайером и госсекретарем Бэйкером. По признанию Павлова, о существе этих встреч, кроме самого посланца,

«в СССР легально были осведомлены двое: Горбачёв и Яковлев. К тем встречам, кстати, никакого отношения не имел МИД. Между тем именно тогда были расставлены все точки над «i» в американо–советских отношениях этого периода»

Павлов рассказывает о событиях, которые

«негласно разворачивались между СССР и США на самом высоком уровне».

Что касается его непосредственно, то, помимо указанных переговоров, он провел конфиденциальные переговоры с Делором «о подключении нашей экономики к «плану Люберса» и плану «зеленой Европы»».

Вопрос об инвестировании советской экономики с целью осуществления её перевода в рыночную Павлов

«детально обсуждал в США с группой видных экономистов и бизнесменов, которую возглавлял Пол Волкер — авторитетнейший специалист».

«На рубеже 90–х годов,

— свидетельствует Павлов,—

нам удалось отработать теорию и механизм рыночного перехода. Была намечена так называемая тактика «салями». Её суть сводилась к следующему: постепенно, эволюционно, частями отрезать от централизованного планирования отрасль за отраслью и переводить их в режим рыночной экономики. Начавшись медленно, этот процесс стал бы ускоряться в геометрической прогрессии и, по расчетам, занял бы 5—7 лет. Без великих потрясений! Тактика «салями» распространялась и на такую важнейшую сферу, как ценообразование».

М. С. Горбачев, по словам Павлова,

«боялся назвать вещи своими именами»:

«рынок — рынком, частную собственность — частной собственностью»,

поэтому пользовался

«идеологической ширмой».

И тут Павлов делает очень важное признание. Оказывается, еще при подготовке экономического Пленума ЦК КПСС 1987 года

«эти понятия в полный голос обсуждались среди разработчиков и даже фигурировали в проектах документов»,

и Павлов принимал участие в той работе. Следовательно, замысел буржуазного переустройства СССР возник не на рубеже 80—90–х годов (как сейчас полагают многие, считая, будто Горбачёв, убедившись, что советская экономика не поддается реформированию, поневоле обратился к буржуазной рыночной системе), а существовал уже в 1987 году. Он вынашивался, стало быть, раньше. А это означает, что в 1985 году Горбачев пришел к власти с мыслью о буржуазной реставрации.

Главный вывод Павлова звучит так:

«Если приподняться над событийной текучкой, то суть того времени сводилась к следующему. В повестке дня стояла буржуазно–демократическая революция».

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒