Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Белые.. Не наше правосудие.



# 12. Белые.

 

"Белые – смелые, черные – проворные…" Это в детских шахматах. В жизни – сложнее: белые и черные зачастую идут в одну сторону, правда с разными мотивами, звезда белых – с ослепительного венца русской царицы – Богородичная, у черных, хоть и тоже восьмиконечная – но всё же это Роза ветров, роза фарта, везения и бесконечных скитаний по четырём сторонам света.

Белые, в первую очередь не в силу цвета кожи, а по вере, по чистоте действий (на государственном стяге России стоят: черные – народ, опирающиеся на золотое – власть Царя, стоящего на белом – на вере) – новая элита, новая белая кость России – сила, наконец-то проявившая себя в борьбе (не с черными, и не с красными) с той мастью, цвет которой определить довольно непросто. Их масть и вера – поклонение Золотому тельцу, их путеводная звезда – шестиконечная, голубая (характерный для них цвет, возможно – основной). Они красятся под друзей народа, пряча свою барыжную масть, через разные партии и СМИ, расписывая свои благодеяния и акции (брошенные подачки нищему населению на "драку-собаку"), имеющие своих "учителей" и "святых" – от Ротшильдов, обманывавших правительства, до чекистов в кожанках и золотых цепях (переплавленных из украшений замученных девушек-дворянок) и Остапов Бендеров, и Абрамовичей и Дерипасок. Как хамелеоны, то замирая, то продвигаясь вновь к своей конечной цели – беспощадному разгрому России, белой и великой, начавшемуся с убийства Белого Царя – и построению своей пирамиды, своего разрушенного пока храма, на верху которого – место наиболее преуспевших в поклонении Тельцу, место для самых отъявленных, беспринципнейших, жестоковыйных, наглых представителей их клоповника.

Можно было бы определить их по цвету их идола, но сами они отсвечивают от него только хищным блеском глаз. Цвет сих насекомых – скорее тот, во что превращается их неправедное золото – как в детском мультфильме про Серебряное копытце – цвета гнили, глиняных черепков – цвета праха и отходов и голубой плесени на них (и того же мерзкого липкого свойства и запаха).

Они же, обратив в свою поносно-голубую веру верхушки всех централизованных структур в России, от партий до силовых ведомств, правят большим и всё разрастающимся механизмом красных – разумеется, только в своих интересах. Они же в настоящее время разворачивают общество против белых, против возрождения России – всюду насаждая и искусственно подогревая интерес к Третьему Рейху (в центральных магазинах Москвы – целые полки мемуаров и исследований), чтоб тут же развести общий вой и истерику, чтоб непонимающим всюду чудились и свастики, и злые скинхеды, и страшные националисты – в противовес их гуманизму, социальному служению, гладкому интернационализму, толерантности (иногда, правда прорывается удар, рука срабатывает – то по молдаванам с грузинами, то по чеченцам с украинцами, то по белорусам, то по Сербии, то по Ираку…)

Хотя верхушка красных и заражена повально этой погано-блакитной верочкой (крышуя наркотрафик или мелко-средний бизнес, нелегалов или подставные автобусные рейсы – впрочем, и не важно, что им за это позволено иметь на стороне, это мелочь по народным карманам), но многие из низового и среднего состава интуитивно чувствуют, что правда не в их "защите закона", в битье воров, в прослушивании разговоров или провоцировании "контрольных закупок" или "наездов" на честных заемщиков, не хотящих отдавать долги и прибежавших в РУБОП – грабят! – правда за кем-то другим, с действительно чистыми руками и сердцем – за Белой Россией, Россией по-настоящему свободной, родной для своих народов, имеющей особое положение в мире.

В нынешнем раскладе "голубки"-хамелеоны руками красных (силовиков и их разновидностей всех типов, и центральных, и республиканских и районных щупалец власти) – бьют черных (по крайней мере делают вид), на самом деле пытаясь и добить Россию, и больше всего опасаются белых, натравливая на них всех, по поводу и без: вот ОМОН в Москве, в Питере разгоняет Русский марш, вот на Тверской и у Александровского сада хватают противников их геевских маршей, вот в 280-ю статью вносятся изменения: сажать за критику высших чиновников (!)…

Но вам ли не все равно? Нужно ли так уж досконально разбираться в этом: в цветах, в звездах, в верховенствующих "общечеловеческих" голубых ветрах над Россией, жившей веками по правилам, сказанным просто патриархом Никоном: "А мужеложцев, кои обрящутся, жечь непременно" или князем Владимиром, основавшим Киевскую Русь простыми и ясными указаниями: "…А коли в наших пределах обрящутся жиды – разрешаю грабить и убивать…"? И зачем? Чтоб успокаиваться в своем знании, что всё плохо и заливать горе какой-нибудь дурью, виртуальной обманкой, обломовской отговоркой, что как-нибудь всё само обойдётся?

Не обойдётся.

Противостояние черных и красных, в принципе, может длиться бесконечно – никто из них не стремится к победе: черные и не воюют, только отвечают на удары, а красные в случае победы лишатся всего (зарплат, своей нужности обществу). А вот белые и голубые поганцы стремятся к полной победе – это их цель.

Прошу только не путать нынешнее Белое движение (понимаемое мной максимально широко) с Белой гвардией образца гражданской войны и "дней Турбиных". Тогда под знамёнами Русской Добровольческой армии были многие – демократы, сумасброды, мечтавшие о новой великой прогрессивной России образца европейских неуклюжих республик, оставившие присягу Царю мечтатели-офицеры, рыцари непонятно чего, участвовавшие скорее в защите собственных иллюзий, чем в создании ясного устойчивого государственного организма, защищавшие не то, не так, и не в том месте, к тому же не теми средствами. Как Колчак, ответивший Маннергейму на предложение занять Петербург и решить одним ударом вопрос диктатуры черни (ценой независимости Финляндии): "Я Россией не торгую!" – гордо, красиво и пусто – в результате потеряли не только Финляндию, но и распродали Россию, и дали уничтожить миллионы и десятки миллионов – лучших, прекраснейших, не поверивших в господство экономики и прибавочной стоимости, которыми на время замаскировался, задрапировался картавый Телец, поедающий траву и народы. Положительное, чем может оправдать смысл своего служения и жертв, Добровольческое Белое движение – это то, что потеряв империю, удалось сохранить сердцевину, суть – Российскую Церковь, белую Церковь, ушедшую на десятилетия и в катакомбы на своей земле, и в изгнание, и донести её огонь до нынешних времён. В этом их победа. В этом – оправдание немыслимых страданий.

В Крыму Бела Куном были замучены десятки тысяч русских офицеров, поверивших его слову, что им разрешат просто сложить оружие. В одной из барж, с несколькими тысячами их, белых, утопленных в море, водолазы обнаружили, что на самом верху этой невообразимой пирамиды из тел – самый молодой, самый юный. Им, многим, не удалось спасти жизни, но удалось другое, без чего их подвиг бессмыслен – Российская, Белая Церковь – жива.

Их победа в том, что в американской земле, в одном из православных храмов, лежит нетленным один из величайших святых ХХ века, епископ Иоанн Шанхайский (Максимович), прошедший всю эмиграцию, через Китай, Францию – русский "босоножка", которого ещё при его жизни преподавали парижские богословы, как святого нынешних времён. Они говорили своим студентам, католикам, иезуитам: "Хотите увидеть живого святого? Сходите на рю де Клод Лоррейн. Если повезёт и встретите человека в православной монашеской рясе и босиком – это русский святой…"

Я был на этой тихой парижской улице. Был в его храме. Разговаривал с людьми, которые жили бок о бок с ним многие годы. Жил в тех покоях, где он жил. Стоял рядом с креслом, в котором он иногда придрёмывал ненадолго, в остальное время бодрствуя и молясь. Сесть в это кресло не решился – всё же у меня другой путь – а вдруг понравится? Но это будет для меня неестественно – мы идем в одном направлении, только своими тропинками, которые иногда вот так сходятся, и переходить на чью-то кому-то полезно. а кому-то нет. Хотя, секрет в том, чтобы дойти до конца…

Переночевав в соседнем кабинете, рядом с тем, где стоит это креслице, на третьем этаже церковных покоев, я спустился на второй, на кухню – приготовить завтрак, перекусить. На кухне суетился какой-то седой дедушка. Он не позволил ничего сделать – сам достал всё из холодильника, сам накрыл на стол, порезал хлеб, сыр, достал вино – и ранним парижским утром угостил нас по-русски, с разговорами и радушием, с нехваткой вина (все-таки французское…) и теплотой на сердце от выпитого. После завтрака дедушка, по виду живущий тут же, при церкви, позволил только убрать приборы – и живенько вымыл всё сам. Потом, стороной, я узнал, что это был тот, к кому мы приехали. Один из архиереев Русской Белой Церкви, видевшей многое и многих, живший и учившийся у Иоанна Шанхайского, одно имя которого иногда весило больше, чем законы государств – его словом спасены от смерти десятки тысяч русских в изгнании, уже было обречённых на смерть.

Ради него, ради того, что он, Иоанн, не успев сесть в поезд в из Брюсселя в Париж, прямо на перроне в назначенный час остановился и стал служить молебен – остановили весь состав, и ждали, пока он не спеша отслужит и сядет в свой вагон – это в Европе-то, где расписание поездов – нерушимо и неприкосновенно. В Европе, где жизнь расписана до мелочей, где люди – миллионы всего лишь объектов "общечеловеческого" организма, миллионы атомов, разбитые друг от друга тысячами причин и граней комфортно-бессмысленного бытия – практически миллионы бездомных, практически уже потерявших под гнётом Тельца свой дом – былую белую Европу.

И этот остановленный поезд – одно из немногих удивительных явных свидетельств того, что Европа, практически поверженная насаждением страстей и выпалыванием целомудрия и любви, держащая оборону на уровне своих наемных кредитных квартир и временных домов, пристанищ кочевников, – держащая последние рубежи при наступлении безликого, безобразного, унифицированного под евро, Голубого тельца – ждёт от нас, от России, и чуда, и защиты, ждёт от нас босоногой святости и такой же простой и искренней русской любви, и победы, и дружбы, и снятия печати с шестиконечной звездой.

И это – одна из основных задач нашего Белого движения: не только порядок у себя в доме, починенном или отстроенном во многом заново, но и порядок во всей Европе по крайней мере.

От нас ждут и нашей домашней победы, и прежнего, а может быть и большего морального влияния во всем мире. И поэтому при виде русской святости – останавливают поезда.

При входе на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа стоит небольшая церковь. Русское кладбище во Франции: чистенький, светлый гравий уютного спокойно-кремового цвета, надгробья из светлого камня, весенние радостно-зеленые деревья – заходишь, и будто взлетаешь духом. Посреди пути – галлиполлийский памятник – копия той пирамиды, которую сложили в Галлиполи русские войска прежде чем окончательно разойтись по тропинкам эмиграции, и вновь сойтись – здесь. Торжественный по идее, по высеченным словам, и скромный по размерам памятник дроздовцам, каппелевцам, десяткам тысяч. Приятно согретая солнцем Бунинская могила с домашними горшочками цветов. Где-то, уже не вспомнишь где – скромная могила двух крестьян-воинов, отца с сыном, оставшихся до конца солдатами – ни жён, ни родни, только две фотографии на одном непритязательно-сером кресте, и надпись – "Жила бы Россия". Белое кладбище белого воинства, добровольно положившего свои жизни. Зря? Что у нас осталось от них? Царское золото? Чистота крови? Масштаб и родниковая прозрачность помыслов? Честь и благородство, как норма жизни? Ряды освободителей? Разве что последнее в какой-то мере, пожалуй, которое родится и будет очищено в предстоящих испытаниях.

В своей любви, в своих скорбях, страданиях и надеждах – они пронесли до нас самую суть нового Белого движения и новой, будущей России – Российскую Православную Церковь (это название принял поместный собор 1917-1918 года, избравший патриарха Тихона, собранный еще под покровительством Русского Царя) – ту церковь, как она есть и должна быть. Прошу не путать с насквозь "красной" МП (Московской патриархией), с рясами на красных погонах и прозвищах, под которыми они "выходили на связь" с конторой – стучали, сдавали, сажали… (Алексий Ридигер – "Дроздов" и так далее…)

Российская Православная Церковь, ещё недавно именовавшаяся "зарубежной" – наконец-то вернулась в Россию. Не все члены нового Белого движения могут и обязаны быть её членами – это всегда дело добровольное. Это невозможно, и не нужно, даже вредно – нарезать резьбу по этому вопросу всем и каждому. Было бы наивно ждать нового "оправославливания", через насаждения только лишь церковной морали, и долгое ожидание, когда вырастет войско освободителей. Это удел не всех, но только маленькой части Белого движения – его костяка, основы. Различия красной и белой церкви настолько глубоки, что порядок в церковном мире установится, согласно пророчествам, уже благодаря усилиям нового Царя, до которого ещё жить да жить (он будет в своё время – вождь борьбы с мировым "новым порядком" поносников-идолопоклонников, имеющих тоже свою основу – верных тельцу).

В войне белых с поносно-голубой гнилью – у каждой стороны свой стержень, без которого – не обойтись. Только человек, имеющий основанием веру – способен пойти до конца. Их вера – восстановление храма на месте мечети Омара, унижение или уничтожение белой расы путем смешения с антагонистами, столкновение христиан и мусульман – короче, ослабление всей сути человечества: веры, национальных черт, исторических связей и корней. Их вера – в козлиную мерзкую харю, торгующую всем – трудом, любовью, жизнями – вера в силу денег.

И все, кто в это не верит – потенциально наши, потенциально способны к объединению в Белом движении по разным мотивам, искренне объединяясь перед общим врагом.

Пример нынешних времён – Игорь Тальков, один из членов Белой Церкви. Не всё потеряно. И один в поле воин. А по-русски выходит, что где один – там уже и многие. Мы привыкли действовать по аналогии, оглядываясь на соседей: ах, один так поступил, так попёр вперёд, ну и мы так же будем таранить. Потому нужен лишь пример, как действовать. И не без оснований мы ждём его именно от Белой Церкви (что ждать от боровов, нажравшихся фетальных таблеток и хрюкающих: "дарагие братья и сестры, хрю-хрю, надо терпеть и молчать, терпеть и молчать…"). А как еще иначе уничтожить эту толпу клопов-процентщиков, для которых любовь – нечто развратное, грязное, только за деньги; для которых смысл жизни – количество высосанного, награбленного, приобретенного через быстренький, скрытый от глаз гешефт, хапок, откат от бюджета – чтоб повыше забраться по своей поносно-голубой пирамиде, кишащем паразитическом месиве, стремящихся к мировому господству.

Голубые клопы ловят в свои сети всех мастёвых, всех и определившихся, и не определившихся, в первую очередь лидеров всех направлений, и красных, и черных, и псведо-белых, кем с помощью идеологии или заинтересованности можно управлять, кого можно использовать – приближают, заражают, и высасывают или их же руками гребут под себя, сосут соски для своего опарышника, для будущих своих поколений, для личинок-гермафродитов (будущих правителей России, по их планам…) Зеленые, или лучше сказать – цветные, армия, не определились в этом безнадёжном выборе. Вернее, их верхушка определилась – они с поносниками (дачи, участки, левые денежки…), а средний и нижний состав – в глубокой депрессии от этого выбора. В год жизнь самоубийством кончает 500 русских офицеров (без смысла, без надежды, хоть бы по одному картавому педику с собой захватили – всё было бы полегче…). Армия в шоке и растерянности: с кем быть? с голубыми, черными, красными? Молчат пока, спиваются, стреляются…

Наши идеалы с устремлениями клоповника настолько противоположны, что мы неизбежно входим в столкновение. Конечно, эти паразиты попытаются проникнуть и возглавить белую верхушку – и без Церкви Белой, без беспристрастного взгляда – не обойтись. Без постоянного сосуществования, единой двуглавой жизни с не имеющей "золотых" устремлений истинной Церковью – невозможно безболезненное, незараженное вирусами, действие огромного русского организма, и его прообраза – Белого движения. Человек слаб, и его можно купить или убить. Нетрудно убить одиночку, и невозможно и убить, и купить – когда на его место встает несколько. Для клопов это опасно – через умножение мучеников, искренне отдавших жизнь за свободу и веру, приходит их неизбежный крах и конец. Именно поэтому они всячески избегают прямого столкновения – в нём их гибель.

Именно поэтому мчатся "объединительные" гонцы в Нью-Йорк, чтоб успеть купить хоть кого-то из истосковавшейся по родине эмиграции (конечно, не Иоаннов Шанхайских…) – и сделать вид, что у нас всё хорошо: демократия, реформы, новая Россия, почему бы и белой, и красной церквям, наконец, не соединиться? Всё ведь в прошлом, позабыто, переврано… Но мало кто знает, что это им не удаётся, хотя это из ряда вон выходящий, беспрецедентный шаг – с какой стати вдруг повелителю (или менеджеру) шайки тлей, клонов и барыг вдруг вмешиваться в религиозную(!) жизнь?! С какой целью временщику, истязающему шестую часть земной суши, лезть с какими-то миролюбивыми речами к далеким, на другом континенте, дедушкам с седыми волосами и ностальгией в глазах? Из сочувствия? Вряд ли такое слово входит в круг понятий владельцев самых дорогих яхт и императорских дворцов, консультантов наркомафий и мелких шулеров… Дело не в имуществе за рубежом Белой Церкви (его можно и так отжать, как монастырь в Хевроне, с помощью бумажек и палестинской полиции…) Дело в сути Белой Церкви – она единственная из централизованных русских организаций, не подконтрольная поносникам, имеющая великую историю и четкую моральную и идеологическую сущность – и это величайшая опасность.

Действия клоповника и их тогдашнего президента – провалились. Им удалось уболтать и купить некоторых немощных, готовых соединиться с красными и целоваться в дёсны с голубым епископатом МП. Но главу, Митрополита Виталия, старейшего из православных иерархов на момент РФ-президентского рывка, купить не удалось. Это провал, потому что не удалось прибрать к рукам старца, видевшего ещё Царскую Семью, и утверждавшего громогласно, что "Московская патриархия – это мерзость!" И не удастся купить его последователя, Митрополита Антония, и всех его последователей – русский дух не убить, не унять, не задавить, и тем более не продать-купить – белая Церковь жива и полнокровна, и ни на какое согласие ни с красными, ни тем более с голубыми не пойдет (как бы они не пытались это преподнести через СМИ). С живыми не удаётся, бегут к мёртвым – устраивают пышные похороны великих белых воинов и идеологов – Деникина, Ильина, устраивают свистопляску с перезахоронением Царской семьи… Уверен, Деникин, Ильин, галлиполийцы, дроздовцы, каппелевцы – могли бы встать – встали бы и первые взяли оружие, увидев эту мутную мерзость, ростовщическо-пидарастическую масть, егозящую на русском троне.

Столкновения Белой идеи с этой покупающе-продающей рыночно-демократической мастью неизбежно. Неизбежно красные верхи будут брать под козырёк и ловить тех, на кого им укажут – вот они, экстремисты, фашисты, скиноподобная молодёжь, безумные националисты – фас! (иногда в тайне, возможно, сочувствуя – чем ниже чин, тем вероятнее). Это неизбежное столкновение скоро примет вполне массовый характер: уже подкорректированы и законы, и процедура, и суды (чтобы ударить по Белому Сопротивлению), уже перевооружены втихаря внутренние войска – закуплена техника для разгона демонстраций и массовых беспорядков, уже укомплектованы нужными кадрами красные пехотинцы – киргизами, азербайджанцами…

Что делать?

Во-первых, избавиться от иллюзий, что голубую масть можно победить на её же поле: на выборах, путём голосования, путём продвижения своих людей, на рынке, через "конкуренцию" равных. Когда стоит вопрос власти – это вопрос неизбежного столкновения: и волнений, и уличной борьбы, и направления удара стихийной энергии, и пропаганды основного направления, и – решительного толчка, первоначального действия. Наш закон – только закон справедливости, который особо никому объяснять не надо – он в русской крови. Он – в жесте 96-летнего старика, поддевающего своим пальцем воздух с энергичным возгласом: "Патриархия – это мерзость!" – стержень его жизни. Его сломить не удалось – ни по американским законам, ни избиениями под конец жизни, ни заточением – от этого корня вновь встала Белая Церковь, "виталибан", не имеющий никаких иллюзий относительно нынешней России в неволе: митрополит Антоний, архиепископы, епископы, священники, приходы по России.

Во-вторых, что делать?

Необходим переход от теории к практике, от возмущения к действию, от советов многочисленных тренеров к накачиванию мышц, которые от теоретических брошюр не растут. Поносники – плохие бойцы, никакие, но их тупо будет закрывать грудью красная сила. Сильнее тысяч манускриптов и листовок – человек. Человек – самое опасное оружие. Человек Белой идеи, в строгой, уже не теоретической жизни по идее, в которой всё подчинено очень простому правилу: всё для России! – гораздо более понятен листовки, и гораздо более опасен для стаи клопов. Человек белый, свободный, чистый, выварившийся в котле теоретических споров: как идти, с кем, как выбирать потом царя, как объединить в одном хиленьком фронте убогие, зачастую полубезумные громко-патриотические кружки – молча идущий к цели, имеющий власть навести порядок, сказать долгожданное "вперед!" – вот идеал, возможно даже мифический, подсознательный, понятный не уму, но сердцу.

Более приземленно: все ингредиенты для пиццы уже есть, нет только сыра и термической обработки, чтоб склеить всё воедино, в их своеобразии и разности. Объединяют не митинги (которые тоже нужны, но как одна из частей) – объединяет желание и решимость идти до конца, до победы Белой идеи (не правда ли, понятной русскому человеку практически без слов?..) – в которой могут участвовать все (разумеется, определившиеся. Все, кроме своры и её служителей… Все, кто оставит прежнее на второй план. Для голубых обиженок и законтаченных с ними – это невозможно). Это – наш мир, Россия – наш остров, на который должны равняться остальные.

Что в-третьих, в-четвертых, в-пятых?

Более четкие очертания направления действия людей Белой идеи. Одна цель, осмысленное единое действие, направляющее всю протестную энергию не на погром рынков, не на инструменты политтехнологий и выборного шантажа (мы – тоже сила. Но мы – особенные. Нам не нужна часть власти. Всё или ничего. Подачек из мерзких рук нам не надо), движение только к одному – к установлению иного режима в России, так же отличающегося от нынешнего, как нынешний – от России Иоанна Грозного – практически бесконечно. И это – достижимо, и это – будет, если в этом направлении идти, а не смотреть.

Бессмысленно описывать эту цель, поскольку она – как новое чувство, во всём, что ни возьми отличающееся от того, что было с человеком. Смотря вперед мы видим и понимаем всю утопичность взять эту вершину, но дойдя до цели, и оглянувшись назад – мы, скорее всего, заметим, насколько смешными были препятствия, казавшиеся нам непреодолимыми. Тьма сгущается, лёд встает, препятствия, даже маленькие осыпи и камушки в сумерках становятся всё ощутимее. И с каждым мгновением, когда мы просто стоим – мы на самом деле уходим, отъезжаем назад. Надо лезть вперёд – вершина недоступна, но взять её можно (те, кто взяли её, оставили нам только один секрет – надо терпеть до конца, идти вперёд как можно быстрее, и оступившись – подниматься).

В общих чертах, конечно, можно установить определенные черты будущего устроения России. Нынешняя система красно-голубого паразитизма ей противоположна. Россия простояла, благодаря установленной Иоанном Грозным простой системе жизни общества – сотни лет: несменяемая жесткая центральная власть, не ограниченная никакими законами (а, значит, и не судимая никем, кроме Бога), кроме тех, которые она устанавливает сама себе – исходя из веры, принципов, убеждений (практически то, что Копиш говорил о личности, в своей малявке). Закон правды – это в первую очередь личность, сама исполняющая закон еще более высший (и сравните нынешнюю рану на русском теле – закон, за которым спрятались ничтожнейшие, посылающие на страдания других). И по местам – власть выборных "лутших", постоянно делегирующая в эту центральную – наи-"лутших". Сравните: с нынешней властью, вернее игом наи-худших, наиболее беспринципнейших, наиболее хитрых и наглых – постоянно сменяемая, мельтешащая согласно их аппетитам и интересам центральная "власть", назначающая поместных кровососов. Всё наоборот.

И это "наоборот" дошло до крайности – до уничтожения и расчленения России. У нынешней "верхушки России", у кланяющихся по-чичиковски смрадных спидоносных хорьков со свечками постоянно только одно: долларовая пирамида и интересы США- Израиля.

Большинство, зная частности – затопили "Курск", закрыли соседнюю фабрику, угробили родную деревню, посадили родню – не представляет размеров – сколько ими награблено! Сколько загублено! И вряд ли когда-то представят: русский разум не способен вместить – зачем, например, имея 10 миллиардов надо стремиться украсть ещё вдвое (для русского – это болезнь, для клопа – осуществление веры): к чему, например, покупать одно, другое, и ещё… и ещё… 500 лучших предприятий России (таким как Додик Коган…)

Большинство никогда и не поймёт, погрузившись в телевизионный сон – о чём речь в их и нашей идеологии. Всегда дерутся небольшие кучки, но чтобы победа была победой, надо чтобы большинство хотя бы было способно различить, идентифицировать своих и чужих – белых, красных, чёрных, зелёных и самых скрывающихся хамелеонистых и вонючих.

И для этого нам необходимо единство всех немногих, кто способен бороться против этой дурно пахнущей масти, за другую Россию.

Победить на словах – легче лёгкого (сколько уже таких книг, патрио-восторженных, где эта масть побеждена и разделана на куски, написано не сходя с обломовских диванов). Победить в реальности – не в мечтах – взобраться до конца – дано не многим, лучшим, тем, кому действительно Россия – мать родная.

Это – кровь. Это – жертва. Это – война до победы. Это – потеря друзей. Это значит – не быть на измене, не продаваться, любить, жить как на войне, возможно, погибнуть и всё равно карабкаться (как Меркурий Смоленский с отсеченной головой, рассказывавшей о бывшей битве), и рваться вперёд и вверх!

Это значит – избавившись от иллюзий, подчиниться единой цели, единой воле, единому порядку – вместе, вперёд и вверх! Иначе все слова о бедной России – пустые, никчемные звуки, сотрясающие воздух.

Все, кто это понимает, кому это доступно, кто расчистил свой разум от иллюзий узких интересов – обязаны объединиться. Это не прихоть, это долг нынешних лидеров. Это первая, лежащая перед ними задача – быть перед восхождением подстрахованными одной верёвкой, дружеским плечом – обязанность, без стремления к исполнению которого нет патриота (можно его пока вычеркивать из первых рядов Белого движения, которое уже по своей сути едино и без слов, соединённое единым духом общего действия).

В Париже, на рю де Клод Лоррейн, за трапезой после службы, за общим столом. Сидим в одном кругу с оставшимися, последним цветом "лучших из лучших". Рядом со мной – маленькая старушечка, родившаяся на последнем теплоходе из Севастополя – в никуда, к Константинополю и турецким стамбульским скороговоркам. Сидит, и радуется, и плачет: "Наконец-то… Мы думали – России уже нет… Вы – другие, не те, что гнали нас… Не советские… Мы думали – этого уже не будет, глотка свежего воздуха… Вы – свои…"

Это всё относится к моим друзьям, которых тоже облепили эти старички, как дети воспитателя в детском саде. Облепили – и смеются, и все же больше – плачут.

"Мы уже не смели надеяться…" – старушка держит меня за руку. – "Вы не знаете, как это – потерять надежду, и знать, что Россия ещё будет другой…"

Они, эти тихие старички, уже с акцентом разговаривающие на каком-то другом русском, правильном и строгом – не донесли до нас почти ничего, что может пригодиться: ни практики уличных действий единого круга людей, ни вышколенности при разворачивании боевых порядков, ни стройных военных организаций и структур. Только это – слезы и веру.

Мировая гармония русской души требует, чтоб в России всё было правильно, по-доброму правильно, до мельчайших подробностей нашей жизни. Это потребность русского человека, где бы он ни находился – во Франции, в Финляндии, в Канаде, на воркутинском этапе. Именно поэтому нас никогда не устроит кусочек власти, их власти из их рук, рук пропитанных русской кровью – нам нужна наша власть. Это стремление, как стремление души, зачастую неосознанно, невыразимо, инстинктивно способно из хаоса привести к победе в войне, из Смутного времени – к русскому миру и порядку, в оконцовке устанавливая всегда милостивую к своим и строгую к "особо одаренным", отеческую власть. На которую точат зубы и облизываются получившие по шапке продырявленные обиженки, мечтающие о мировом господстве, которое без завоевания России невозможно. В таких военных защитных действиях проявляется и рождается русская элита. Со времен московских князей, походов Ивана Грозного – кто, служил верно – тот и получал многое. Кто отдавал кровь и помыслы идее русской требовательности к добру, к справедливости, к жизни по Богу – тот и управлял землями, и содержал их по правде (в идеале, конечно). Кто, в отличие от продажности, хитрости, лукавства – сохранял и преумножал верность, честь, благородство – тот и был властью "лучших", гарантией от мрачного царства кровососущей черни.

В Финляндии, так и оставшейся за Маннергеймом, в Хельсинки, не на самом видном месте, передвинутый в уголок – стоит ему памятник: спокойный, осанистый человек верхом на коне, застывшем в миг небыстрой рыси. Генерал, виновник поражения СССР в "бело-финской", первый по праву правитель независимой от красной России Финляндии – в простой одежде, в ушанке, так не вяжущейся с нарядами европейских модников.

Этот памятник, недаром сейчас в лежащей под тельцом Европе, отодвинутый в тень – один из лучших памятников "власти лутших", белой власти.

Неподалёку от памятника, в нескольких кварталах по хельсинкским улицам, спланированным рукой русского царя – библиотека столицы, в которой хранится одна из немногих, уцелевших благодаря белой власти, русских библиотек – Российская Купеческая.

Уникальные издания, уникальнейшие документы: фотография первых "победителей" Белой России в 1917-20 годах – маленькие, чернявенькие существа в кожанках с печатью мерзости и низости ига худших и кровавейших. И позади – надписи, надписи, надписи на плакатах – на иврите. Фотография – марш мясников с чикагских боен – в кожаных фартуках, с длинными острыми ритуальными ножами в руках для кошерного забоя. Название такого ножа – чека. И рядом – Че Ка, ритуальный нож для Белой России.

Уникальные (опять это слово, но другого нет) издания: Богданов, Сикорский и многие другие – пожелтевшие страницы, ещё до ритуальной русской бойни утверждавшие – мы и они несовместимы. Они – другие, чужие, дырявые вырожденцы, не имеющие ни физиологической, ни генетической, ни расовой предрасположенности к идеальному мышлению, к стремлению к высшему. Их путь – назад и вниз, и мы никогда (если только не переродимся полностью, злокачественно) не сможем почувствовать себя в их облезлой шкурёнке. Да и кто ещё способен за какие-то сто лет на одной шестой части земного шара уничтожить столько (сколько мы никогда не сможем ни подсчитать, ни вообразить) – и заслужить настоящее наказание, измеряющееся простым приговором – этой нечисти на русской земле быть не должно. Потом, кто будет интересоваться – за что? – обоснуем, не волнуйтесь.

У нас на самом деле нет выбора перед лицом этого нашествия – что делать, каким путем идти… Что делают на войне? Или прячутся, или воюют. На войне нужно всё – командование, боевая пехота, нужны партизаны, разведчики, издатели боевых листков – кто враг, и враг смертельный, отборная мерзость.

Победим ли мы? Пророчество уже сказало, что – да. Но пророчество исполняют люди. Не будет людей – из космоса спасители не спустятся, не будет ничего. Не будет горячих, горящих, горючих, взрывающихся "лутших людей" – не будет ничего.

"И ты жизнь свою делал детонатором, и мысли свои – как бы высыхающей уже к приспевшей поре взрывчаткой…" – вот кто нужен, кому не нужно ничего, кроме минимума – оружие, конь, простая одежда, ушанка, чтоб было тепло – и нужны все, кто готов не просто сделать несколько шагов, а идти, даже не зная – достижим ли предел, кто прав во всех намерениях своих действий и неподотчетен никому, кроме Бога.

Мы подарили себя всей Европе, всему миру, не сделав нигде революций, не убивая нигде царей, не захватывая нигде ни алюминия, ни нефти – вливаясь сознанием в культуру, в общество принявшей страны: "Харлей-Девидсон" (Харламов и Давыдов), вертолеты Сикорского, целые отрасли науки, как социология (Сорокин), актёры, строители… Русские жёны – лучшие в мире.

Пора наши благородство, честь, любовь проявить в первую очередь по отношению к нашей земле, к своему народу. Это обязанность, долг всего Белого движения. Это честь. Наша война показывает как мало ещё сделано каждый день. Одними заявлениями не докажешь, что мы – белые, в первую очередь в силу необходимости чистоты наших действий по отношению к нашему народу, наших помыслов, нашей веры, нашей беспощадности по отношению к врагу и всей его мерзости, в нашем отношении к будущему России в Европе и во всем мире. И лишь в какую-то третью очередь в силу цвета кожи, потому что многие наши враги имеют вид белых людей, хотя потроха у них даже на навоз не годятся. Хотя и здесь, если подходить строго научно – извращенцы не могут не быть злокачественно поражены во всем облике (только надо уметь смотреть) – и многие патриоты ненавидят их физиологически, как животных, чувствуя их мерзость во всем. Да и неважно кто и за что их ненавидит, по вере ли, по дегенеративным признакам на лице, в память о замученных предках – главное объединенность Белого движения, удел лидеров которого – быть впереди, быть кристальными, чего требовать от всех невозможно. Как невозможно требовать единых представлений.

Серые облака над Рейном, над небольшим пригородом Бонна, ещё недавно – столицей половины Германии. Сытая, сонная страна. Мокрые от постоянной зимней влаги бедноватые поля – не то, что наша зима – мороз и солнце: здесь, в маленьких загородках вокруг увеличенных домиков из сказок про мальчика-с-пальчика и волшебный горшочек – до масштабов, чтоб помещалась семья – рассыпаны маленькие фигурки, мельнички, рождественские ясли, овечки – большие дети играют в игрушки. Кругом пряничных опрятных домиков – маленькие участочки земли – земля дорога! – будто наши дачные посёлки, только без грядок – отмирающая и новая зелень, лужи, и – тишина (у нас же в любую пору – то стук топоров, то тарахтенье бензопил…). Кое-где – цветущая по-новой вишня, яблонька – это уже в духе китайских гравюр – пена цветочков на корявых плетёнках кустов.

Живу в гостях у новой эмигрантской семьи: муж – немец, профессор Боннского университета, вечно нервничающий, что его контракт не продлят (и впереди – либо Швеция, либо Польша, либо Корея, либо Австралия… Разваливают немецкое образование – точно так же, как наше.). Жена – русская, играющая на органе в местной протестантской общине (тоже на нервяках – а куда придется кочевать завтра? В оконцовке – действительно оказывается, в Австралию…) Трое детей: две старших девочки, и недавно родившийся светло соломенно-волосый голубоглазый чистый а



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.