ШамовВ. В. 6 страница

У нас в запасе было около четырех часов и можно было заехать на базу, но подъезжая к ангару, мы застали дикую схватку повстанцев и полицией. Я увидел арестованных Минуса и Аксиому. Берета вцепилась в руку полицейского, который тащил мою любимую в полицейский фургон. Аксиома что-то кричала мне! Сквозь гулкую пальбу из резинострелов я не разобрал слов, но понял, - она просила меня не останавливаться и выполнить намеченную задачу. Несколько фараонов заметили автомобиль и побежали в нашу сторону. Мы спустили на них овчарок и с визгом развернувшись на сухом асфальте, погнали в сторону государственной телерадиокомпании. Пакет с соевыми батончиками упал на пол и конфеты летали по салону.

Дорога заняла три часа, автомобиль, конечно, пришлось сменить. Прежде чем покинуть «засвеченную» машину Тристан поднял с пола пару батончиков. Мы продолжили путь. Уткнувшись в стекло, я вспоминал предателя Сашку Павина, ради которого придумал и купил отдельную жизнь, добродушную улыбку мастера Чжоу, Аксиому, которая научила меня любить и свой вчерашний сон. Мне снилось, что на землю слетел белый прозрачный ангел. Он взмахнул рукой, и в одно мгновение на всей планете исчезли чиновники и военные, банки и продажное телевидение, полицейские и нелепые законы, религиозные деятели и фанатики всех мастей. Люди стали свободно перемещаться по всему земному шару и наконец поняли, кто мешал им жить.

Оцепенение прервали крики – мы проезжали мимо моего банка, и я увидел, как толпа митингующих штурмует стеклянные двери. А ведь я мог быть на своем рабочем месте и тогда бы не понимал их. Но стекло прозрачное, и через него видно всю подлость и алчность сидящих в аквариумах хищников.

Итак, мы подъехали к зданию телерадиокомпании. Тристан и Доктор остались в машине, а я, почему-то взглянув на свой укороченный палец, с невозмутимым выражением лица, отправился внутрь. Естественно, я волновался, но всем своим видом хотел дать понять, что я тут по обычному делу. Охранники, увидев пропуск, сразу потеряли ко мне интерес. Хорошо, что не установлены биосканеры. Да это и невозможно – слишком много посетителей и гостей студий проходит через эти двери. Я поднялся в лифте на технический этаж. Судя по анонсам, программа, в которую я хотел запустить код, называлась «Тычинка и ротик». Именно она обещала набрать максимальный рейтинг. Это было ток-шоу, в котором маньяк Петруша Степанов, изнасиловавший и убивший шестнадцать девочек в возрасте от десяти до четырнадцати лет, рассказывал о том, как его в детстве насиловал отчим - бугай, спавший с его матерью, называл свой детородный орган тычинкой, а игра, в которую он играл с Петрушей называлась «Тычинка и ротик». Естественно все зрители и гости студии были призваны сострадать несчастному больному. До выхода шоу оставался час, значит материал уже в центральной аппаратной.

Сердце гулко ударяло в виски, напряжение росло, рука с пропуском вспотела и дверь открылась не с первого раза - вот тебе и спортсмен. Ну ничего, думаю даже Брюс Ли иногда волновался… Боже, как все просто! В аппаратной никого не было. Переставив картонный стакан с горячим напитком, я уселся за мониторы, вытащил нужную видеозапись, открыл программу, развернул видеоряд (боже, какая гадость!), достал миниатюрную флешку и встроил код в изображение. Потом поставил передачу в ленту вещания – на свое место. Теперь неосознанно для себя, все, кто будет смотреть эту мерзость получат иммунитет, а до выхода в эфир оставалось полчаса. За дверью раздались шаги и сработал электронный замок. «Вы кто?» - раздался голос позади меня. Не оборачиваясь, я парировал: «Посмотрите, что Вы натворили своим кофе!». Оператор метнулся к мониторам, и я «выключил» его на несколько часов. Эти тридцать минут показались мне вечностью, и вот: Тудум-тудум! – идиотское шоу пошло в эфир. Но буквально через пару минут по всему телецентру раздались голоса: «Что показывают эти уроды?! Нужно немедленно прервать передачу!» Кажется, все получилось! Прихватив стакан, я выскользнул за двери и плеснул кофе на магнитный замок – теперь его даже пропуском не открыть. И тут я услышал отдаленный вой сирен – быстро сработали. Камера под потолком, развернулась на меня. Я сделал шаг в сторону – она проследовала за мной. Значит вычислили. Я опустился на пол и прислонился к стене. В течении пятнадцати минут все люди были эвакуированы. Сотни полицейских окружили здание телецентра, и мне было предложено сдаться. Я открыл входные двери и увидел страх в их глазах. В этот момент мне снова показалось, будто какое-то прозрачное белое существо прошло мимо и коснулось моего плеча. Силы вернулись ко мне!

Что ж, государством управляют люди, лишенные мудрости. Вся их сущность заполнена жаждой власти и для мудрости в них не остается места. Они принимают нелепые законы, и граждане страны в одночасье меняются. Ведь те, кто не поменялся, перестают существовать для системы. Но бойтесь тех, кто не существует!

Понимая, что это моя последняя битва, я призвал энергии мироздания, вышел в центр площади и встал в стойку черного тигра…

ДОРОГОЙ, Я ВСЁ ТАК ЖЕ КРАСИВА?

Я равнодушен к осени, а вот она просто влюблена в меня. Угождая её предсмертной эйфории, я слоняюсь по паркам в поисках вдохновения. Ну что ей нужно от моего сознания? Вон сколько людей медитирует на скамейках – их души засыпают, готовясь проснуться лишь к Рождеству. Все эти болезненные краски осенней природы, призванные радовать, с каждым днём всё больше вгоняют в душевный ступор. Такое чувство, что если в один из выходных ты не посидишь на скамье необходимые тридцать минут, размышляя о прожитых годах и проектируя грядущее – не выполнишь этот странный осенний обряд, то будущее просто не наступит. И ты поперхнёшься первым снегом, поняв, что месяц назад не успел запланировать радость по поводу искрящегося белоснежного покрывала. И теперь не успеть, потому что скамейки уже убрали из парка.

В один из таких дней, когда грустные отрешённые людские существа уже заняли все сакральные скамейки, я подсел к импозантной паре лет пятидесяти. В мои планы входили размышления о неосуществлённой многолетней мечте – стать рок-звездой, но воркование влюблённых вывело меня из оцепенения:

– Дорогой, я всё так же красива?

– Я только что собирался сказать тебе об этом.

– Но ведь я уже не та – морщинки… и не так стройна, как в молодости?

– Дорогая, возможно, кого-то они и портят, но только не тебя!

Так продолжалось несколько минут, и я подумал, что нет ничего потешнее и восхитительнее влюблённых, находящихся на пороге старости. Я мог бы и дальше цитировать наших «Ромео и Джульетту» или описывать события затяжного осеннего дня, если бы в этом был смысл. Скажу лишь, что пара эта осталась у меня в памяти.

Прошло несколько лет и в один из таких же, наполненных прозрачной пустотой дней я отправился на могилу моего погибшего друга. Давно не был, кладбище разрослось – появились новые ряды захоронений и новые аллеи, но могилу я нашёл. Положил яблоко, второе съел сам, постоял... как-нибудь обязательно расскажу печальную историю моего друга.

Возвращаясь назад, вдруг остановился – боковым зрением я уловил два знакомых портрета! Это были могилы тех самых влюблённых, обнесённые одной свежевыкрашенной оградкой! Присмотрелся к датам – она пережила его всего на несколько месяцев! Мне стало очень печально, но как-то по-особенному, и даже немного страшно – какая-то мистика проникла в сознание.

Моё оцепенение прервал женский голос: «Вы знали моих родителей?».

Обернувшись, я увидел молодую женщину, одетую в чёрный кривой снизу пуховик и синюю вязаную шапку, оформленную бусинами. «Я как-то столкнулся с ними совершенно случайно, и они мне показались особенными», – ответил я.

– Конечно, они были особенные, как бы я хотела быть такой, как они!

К выходу из города мёртвых мы шли вместе, и моя спутница поведала их историю. Оказывается, её отец заболел раком и боролся за жизнь до последнего, а мать, как могла, поддерживала его и не смогла долго жить, когда умер муж. Мы сели на скамейку, и молодая женщина в бусинах достала из сумочки предсмертный дневник отца, вот что там было написано.

«Человек не осознавший, сколько ему отведено жизнью, какой конкретный срок отмерен – не умеет радоваться простым вещам, а между тем, они прекрасны!

Заправляешь свою старенькую машину, и вдруг холодный, наполненный искорками снега зимний ветерок дует тебе в лицо, прокрадываясь за шиворот. Ты ёжишься и чувствуешь, что это приятно – ощущать кожей мир вокруг тебя.

Или, к примеру, работал плотно целую неделю, и вот наконец выходные. И ты понимаешь, что скоро будет нечто приятное – ужин не на ходу, вечерняя дрёма, переходящая в глубокий сон, а утром ты проснёшься встревоженный и постепенно осознаешь – сегодня никуда не нужно! И вот снова – приятные ощущения.

Или когда осознаешь, что тебе повезло с женой, что в этом мире есть человек, которому ты действительно нужен, и он готов бороться за тебя пока есть силы! Это удивительно!

Или… когда ты стонешь сквозь зубы от боли, когда вокруг меркнет свет, а твои глаза наполняют сумерки, и ты хочешь одного, чтобы поскорее всё закончилось. И тут тебе ставят укол обезболивающего, и с каждой минутой вокруг становиться всё светлее, боль отступает, оставляя какое-то странное послевкусие, как будто здесь, в тебе, что-то лежало, но это что-то унесли, и остался лишь след на песке. Тебе уже наивно кажется, что боль никогда не вернётся, и ты спокойно ложишься на кровать с мыслью, что теперь всё будет хорошо. Потому что несколько часов без боли могут превратиться в вечность, выделенную тебе специальным образом, как перерыв между кошмарами. Вообще время относительно и бежит с разной скоростью в зависимости от обстоятельств. И осознание конечности твоей жизни воспринимается при разных обстоятельствах тоже по-разному.

Когда ты узнаёшь, что врачи, скорее всего, ничего не смогут сделать – очень глубокие метастазы, поражены многие органы, и тебе осталось… два года. Да, собственно, гораздо меньше, поскольку жизнь на обезболивающих – уже не жизнь. Тебе предлагают надежду в виде химиотерапии, иммунотерапии, гормональной терапии, на прямые вопросы отводят взгляд. Ты выходишь на воздух, и вот наступает осознание того самого конца!

Знаете, в чём ирония? С одной стороны мы все знаем, что когда-нибудь умрём, но никто из нас этого не осознаёт. Знает, но не осознаёт! Да, в любой день мы можем погибнуть от несчастного случая, но не впадаем в депрессию по этому поводу. Мир рушится лишь от слова РАК – Как?! У меня?! Разве такое может быть?! И вот наступают дни, когда ничего не нужно. Наверное, такие же ощущения испытывают приговорённые к смертной казни. Наверное, не знаю.

И теперь, когда ты просыпаешься утром, понимаешь, что тебе не встать – тяжесть осознания чего-то ужасного выпила из тебя все соки, и ты превратился в робота. Некоторые люди порой думают: «Если бы я узнал, что мне осталось жить год, уж я бы оторвался!». Нет, поверьте, для этого у вас не будет никакого стимула, только бесконечный ступор, как будто жизнь уже покинула вас…»

Я заглянул дальше, но читать не смог – слишком тяжёлые вещи были описаны в дневнике.

Мы попрощались с женщиной в бусинах, даже обнялись по-братски. Видно было, что боль утраты ещё терзает её душу и не скоро отпустит. Конечно, это всё равно случится – и тогда она посмотрит в небо и увидит всю его бесконечную красоту, и почувствует: отпустило… будем жить.

Что сказать… в жизни многих людей случаются страшные события, которые меняют душу, заставляют по-другому относиться к жизни, окружающим тебя людям и явлениям, но готовы ли мы к таким событиям? Как же хорошо быть здоровым! Как замечательно, что сейчас… всё хорошо!

Я сел в автомобиль и включил радио. Заиграла старая, набившая оскомину, песня. «Боже, как она на самом деле прекрасна! – подумал я. – И как только люди научились придумывать такую музыку?!» Во время движения я приоткрыл окно, чтобы ощутить кожей движение встречного ветра. Жизнь удивительна даже в мелочах!

Я вернулся домой, моя супруга колдовала у плиты, стараясь приготовить для меня очередной кулинарный шедевр. Бережно и с теплотой в сердце я обнял её. Маша повернулась:

– Дорогой, я всё так же красива?

– Я только что собирался сказать тебе об этом.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒