|
|||||||
Два года спустя 1 страницаГлава 2
Эндрю доел свой бургер и, откинувшись на спинку стула, радостно погладил живот. – Так чем ты занимался утром? – спросил он. Я отодвинул наполовину опустошенную тарелку, недоумевая от того, как же много он ел. – Проснулся в одиночестве. – Я фыркнул. – Как в тебя помещается такое количество еды? – Я все сжигаю в спортзале. Что поясняет, почему ты проснулся в одиночестве. Я же сказал, что ухожу. – Я могу придумать кучу других способов сжечь калории. Он зарделся, но ухмылка выдала его заинтересованность. – Да неужели? – Ага. И тебе даже не придется натягивать спортивный костюм. – На мне будет хоть какая–то одежда? – Безусловно, нет. Он рассмеялся. – Не подумал. – Честно говоря, тот факт, что ты прячешь свое тело под тканью, – преступление против человечества. Он почти выплюнул свой напиток, но успел собраться. – Сомневаюсь, что человечество согласилось бы. – Тогда либо они не правы, либо вруны. Или лесбиянки. Или входят в антиромбиковое сообщество. Он зашелся в хохоте. – Антиромбиковое сообщество? – Он опустил взгляд на свой жилет с ромбиками. – Раз они против ромбиков, значит, должны выступать против моего ношения таких жилетов. Таким образом, они примут сторону тех, кто предпочтет, чтоб я не носил подобную одежду, а никак не наоборот. – Не исправляй меня при помощи логики, рассуждений и разума. Было смешнее именно так, как сказал я. Он снова засмеялся и посмотрел на меня нежным, теплым взглядом. – Ну? Готов к вечерней свиданке? Мое прекрасное настроение пикировало в Дерьмовилль. – Это не свидание. – Я пошутил. Глядя в стакан, я нахмурился. Мы уже обсуждали этот вопрос. – Это работа. Мне за нее платят. Будь у меня выбор, я провел бы вечер с тобой. Ты должен знать, что для меня это всего лишь работа. Он поднял руку. – Спэнсер, я просто пошутил. – Прости. – Я вздохнул. Он сказал, что пошутил, но мне стало любопытно… – Пожалуйста, Эндрю, скажи, что тебя все устраивает. – Устраивает. – Он взял меня за руку. – Я знаю, что это всего лишь работа. Я просто прикалывался. Должно было быть смешно. Мне известно, что поход на официальный ужин с нудным стариком – последнее, чем тебе хотелось бы заняться. – Нудным стариком? – Ты сам его так называл. – Верно. – И я имею право шутить на эту тему, – заявил он. – Потому что сегодня, пока ты будешь сидеть на корпоративном ужине с несимпатичным тебе мужиком, будешь слушать речи незнакомых людей, работающих в компании, к которой ты не имеешь ни малейшего отношения, я свернусь калачиком в кресле из ротанга, буду читать книгу и слушать купленный тобой новый альбом. Я поймал себя на том, что улыбался. – Все равно не смешно. Он усмехнулся. – Да уж. Наверно, я даже спущусь вниз и побуду с Эмилио, пока он не закроет салон. Мой рот распахнулся. – Ненавижу тебя. Он ухмыльнулся. – Не правда. И не открывай вот так свой рот, или у меня может возникнуть соблазн что–нибудь туда засунуть. Теперь я хохотнул. – Мы можем пройти в уборную. Он закатил глаза и взял фри с моей тарелки. Он держал ее в руке как оружие. – Появился бы соблазн засунуть тебе в рот картошку, Спэнсер. Картошку. – Моя идея мне нравится больше. Он прожевал фри и выбрался из кабинки. – Тогда пошли. Я восторженно на него посмотрел. – Правда? – Нет, не в уборную, – прошептал он, забирая бургер для Эмилио со стола. – В музыкальный магазин, а потом к тебе. А затем можешь делать со мной все, что пожелаешь. – Обещаешь? – Зависит от того, какой альбом ты мне купишь. – Шантаж значит? – Нет. Считай это системой выплат и вознаграждений. Я закатил глаза и отправился к двери, которую покорно придержал для него открытой. – Просто чтоб ты знал: я не против шантажа. Если он означает, что весь день мы проведем в постели, тогда я только «за». Он расхохотался и протянул руку. – Можно я возьму тебя за руку? – Можно, – сказал я, но в последнюю секунду руку отдернул. – Зависит от того, имею ли я свободу действий в выборе альбома. Обдумывая мое возражение, он прищурился. – Х–м–м, а ты умеешь торговаться. Ладно. Я протянул руку, и он быстро ее сцапал. Вероятно, пока я не успел добавить еще каких–нибудь условий. Мы шли по улице, взявшись за руки, и всю дорогу я ухмылялся. – И просто чтоб ты знал: если музыка окажется дерьмовой, я могу наложить вето на условие о пребывании весь день в постели. Я закатился смехом. – Тем лучше, что вкус у меня безупречный. И, – добавил я, – я не против поиметь тебя на диване. Он хмыкнул. – Я так до сих пор и не сообразил, как нам использовать кресло из ротанга. Я остановился возле музыкального магазина, но прежде чем открыть дверь, приник к нему и зашептал: – Если я выберу самый лучший альбом, то трахну тебя в этом кресле, когда мы вернемся домой. Щеки его запылали, зрачки расширились, а заговорил он с придыханием: – И как ты поймешь, что альбом самый лучший? – Поверь, пойму. – Я распахнул дверь и дождался, пока он пройдет внутрь. Эндрю направился прямиком в джаз–секцию, а я двинул к стойке обслуживания. – Здравствуйте. Я заказывал пластинку. «Лунная соната» Вильгельма Кемпфа. Кассир щелкнул пальцами. – Да! Вчера получили. Не каждый день у нас заказывают классику. Сейчас принесу из кладовки. Эндрю тихонько подошел ко мне. – Спэнсер? Что ты сделал? Я улыбнулся. – Возможно, я заранее кое–что для тебя заказал. – Ты смухлевал? – Нет. Просто изменил ход игры. Он покачал головой. – Мне стоит знать, что это? Кассир вернулся за стойку с пластинкой в руке. – Вот. Не так–то легко достать. В настоящее время НГП[1]–винил не очень–то распространен, даже подержанный. – Он протянул мне пластинку, и, забрав у Эндрю бургер, я отдал ему запись. Он уставился на нее и тяжело сглотнул. – Выступление Кемпфа в Берлине с Берлинским филармоническим оркестром… – Он покачал головой, все еще разглядывая обложку. – Спэнсер… – Идеально справился? Он поднял на меня взгляд. Его глаза вспыхнули тем, что я вряд ли видел раньше. – Да. Кассир забрал альбом, проверил на предмет царапин и вернул в обложку. Я заплатил за него неприличную сумму денег, поблагодарил кассира, и мы ушли. Только продвинулись мы не так уж и далеко. Пройдя по улице всего несколько шагов, Эндрю остановился. – Не верится в то, что ты сделал, – сказал он, до сих пор держа альбом так, будто тот был самым священным Граалем. – Было не сложно, – пояснил я. – Ты говорил, что «Лунная Соната» – твоя любимая песня. Разумеется, я погуглил лучшие исполнения, почитал, что пишут на форумах единомышленники, и мне без конца попадался этот парень. – Я указал на старого чувака на обложке. – Нет. – Эндрю покачал головой, будто я не уловил смысл. – В то, что ты сделал для меня. Ты так тщательно продумал то, что меня порадует. – А тебя порадовало? – спросил я. – Невероятно. – Заказ я сделал несколько дней назад, – рассказал я. – И вроде как даже не вспоминал, пока ты не упомянул о покупке нового альбома. Я даже не был в курсе, доставлен ли он. – И ты поспорил на самый лучший альбом, не зная, удастся ли его добыть? – Конечно. Я бы нашел что–нибудь другое. Он медленно покачал головой. – Но не столь же идеальное. – Раз уж ты вспомнил о пари, – задумчиво произнес я, – предлагаю вернуться ко мне и «обновить» кресло из ротанга. Он хмыкнул, и слабый румянец опустился со щек на шею. – Ты ни за что не проиграл бы спор. Я обнял его за плечи, и мы продолжили прогулку. – Ни за что. Разве что найдется сторона «Б» записи, где Джефф Бакли исполняет Бетховена. А так сомневаюсь, что идеальный альбом на самом деле существует. Мы занесли Эмилио обед, а войдя в квартиру, я забрал у Эндрю альбом и положил на обеденный стол. Я не стал тратить попусту время и поцеловал его. Обнял его лицо руками и подтолкнул в сторону кресла из ротанга. Конечно, круглое, в форме тарелки, кресло, которое ко всему прочему еще и двигалось, не совсем подходило для секса, но мне хотелось принять этот вызов. И победить. Несколько недель он глазел на это кресло и даже упоминал, что ему было интересно, настолько оно годно для секса. Поэтому я знал, что ему хотелось попробовать. Он оторвался от меня. – Ванная, – прошептал он, а потом скрылся в ванной комнате. Я тут же начал скучать по вкусу его губ. Но, предположив, что он появится лишь через несколько минут после того, как приведет себя в порядок, я забрал из спальни смазку и презервативы и положил на кресло из ротанга. Потом опустил пластинку на проигрыватель, но включать не стал. Пока что. Когда он вернулся, на нем было лишь обмотанное вокруг талии полотенце и нервная улыбка на губах. Боже, как он был великолепен. Взглянув на него, я застонал. А еще из–за того, что сулила его нагота. От предвкушения мой член запульсировал. Неспешно Эндрю подошел к креслу из ротанга и закусил губу. – Э–э… – Встань на колени, – пробормотал я. – Держись за спинку, как за руль. Пока он выполнял, я разделся и швырнул одежду куда–то за спину. Я был слишком занят наблюдением за Эндрю, чтоб замечать что–то еще. Поверх подушки кресла он постелил полотенце и опустился на колени, широко раздвинув ноги и вцепившись руками в спинку. Смотрелся он прекрасно. Все еще стоя на полу, я протянул руку между его ног, приласкал его яйца и член, а он опустил голову и простонал. Потом я нанес смазку на пальцы и нашел его вход, а затем проник в него кончиком пальца. К тому моменту, когда я добавил второй палец, он вертел бедрами и издавал самые восхитительные звуки. Он откинул голову назад, а в тоне послышалась нотка нетерпения. – Спэнсер. Уловив сигнал, я сделал шаг назад и осторожно опустил тонарм проигрывателя. Знакомое потрескивание заполнило комнату, а я раскатал презерватив, нанес больше смазки и опустился на колени позади него. Прильнул ближе и хрипло проговорил ему в шею: – Когда–нибудь занимался сексом под любимую песню? По его коже побежали мурашки, он нервно выдохнул, а потом безрадостно хохотнул. – Нет. Как только раздалась фортепианная мелодия, головкой члена я прижался к его готовой заднице, поддразнивая его точно так же, как музыка дразнила воздух. Когда вступление перетекло в нечто большее, я протолкнулся в него. От наполненности Эндрю издал стон. Он свесил голову на грудь и обхватил спинку кресла, мышцы его плеч напряглись, отвлекая меня от нараставшего удовольствия и приятных ощущений. Из–за нашего веса кресло начало накреняться. Поэтому я слегка подтолкнул Эндрю вперед и одновременно сильнее в него вжался. Он вскрикнул. Смесь из боли и наслаждения была мне хорошо известна. Я поцеловал его в плечо, в шею и прошептал на ухо: – Ты такой сексуальный. Он выгнул спину и откинул голову назад, предоставляя мне лучший доступ к своей заднице. – Спэнсер, – пробормотал он. Музыка перешла ко второй части, сложной и изумительной, и я толкался в него под звучавший размер три четверти. На ощупь Эндрю дотянулся до моего затылка и удерживал мои губы возле своего уха. Он изогнулся дугой, насаживался на каждый мой миллиметр, и вскоре мы с Бетховеном вошли в единый ритм. Я обхватил его твердый член, и выступившая на кончике смазка помогала руке двигаться. Но я слишком далеко зашел, чтоб его дождаться. Ощущения были невероятными, и я уже подобрался слишком близко к краю. – Спэнсер, – просипел он. – Твою мать. Больше ничего и не требовалось. Лишь слетевшее с его губ мое имя и прошептанное ругательство, и оргазм меня воспламенил, как лесной пожар. Я схватил его за бедра, толкнулся в него последний раз и наполнил презерватив. Комната начала вращаться, казалось, что было одновременно тихо и шумно, и я почти потерял равновесие. Не успел я полностью прийти в себя, как Эндрю уже стоял передо мной. Каким–то образом я очутился на ногах, а он держал меня за плечи. – Ты в порядке? – со смешком спросил он. – М–м–м. Он схватил меня за руку и повел в спальню, где пихнул меня на постель лицом вниз. – Ложись. Мы не закончили. Мой смех приглушался подушкой. – Я пытался продержаться дольше, но было слишком эротично. Не замечая ничего вокруг, я почувствовал, как прогнулась кровать, а потом он раздвинул мои ноги. Затем последовали прохладная жидкость и без предупреждений и оправданий исследовавшие меня пальцы. Я простонал и схватился за покрывало. В постели мне нравилось грубое обращение. И мне нравилось, что Эндрю, тихий, стеснительный и чудаковатый Эндрю, становился своей полной противоположностью, когда дело доходило до секса. Он был у руля. Никаких сомнений. Я приподнял зад. – Да. Вот так, – подстегнул я. Он добавил еще несколько пальцев и минуту меня разрабатывал. Одна рука прижималась к моей спине, вторая находилась у моего входа, а он склонился надо мной. Я знал, что следующим будет его член, и жаждал его. Нуждался в нем. – Эндрю. Он вытащил из меня пальцы. Пока он надевал презерватив, я подложил подушку под бедра и улегся лицом в матрас. Время он зря не тратил. А просто–напросто расположился позади меня, приблизился членом к моему входу и протолкнулся внутрь. Он не был нежен. И не медлил. Он подался вперед и ворвался в меня, растянул меня и наполнил. Я издал громкий стон и стиснул зубы. – Черт. У тебя огромный член. Горячо дыша мне в спину, он замер. – Все хорошо? – Да, – сказал я. – Боже. Он дал мне секунду приспособиться, а потом медленно меня пронзил. – Чуть раньше ты не довел меня до оргазма, – хрипло прошептал он. Я засмеялся в матрас. – Напомни, чтоб в следующий раз я опять облажался, если ты трахнешь меня точно так же. Он толкнулся сильнее, отчего я ахнул. Он повторял снова и снова, а потом замер. Пальцы вцепились в мои бедра, и внутри меня он начал пульсировать. Господи, я чувствовал, как он кончал. Он задушено вскрикнул, вышел из меня и рухнул сверху. Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание было рваным. Шевелиться я не мог. Я был пришпилен к нему. Было приятно ощущать на себе его тяжесть, а когда он с меня скатился, я сразу же почувствовал себя одиноко. Я перевернулся лицом к нему и поцеловал. – Ого. – Никогда раньше так не делал, – прошептал он, закрыв глаза. Словно не мог на меня смотреть. – Никогда раньше не делал что? – спросил я. – Не вминал парня в матрас? – Все еще не встречаясь со мной глазами, он кивнул. – Эндрю, серьезно, можешь делать так каждый день. Тогда–то он на меня и взглянул. – Тебе больно? Я обвил его руками и притянул к себе. – Было невероятно. Нет, мне не больно. – Я повертел задницей. – Ну, может, немного, но только потому что у тебя «агрегат» как у коня. Он отреагировал смесью веселья и ужаса. – Боже мой. Я сделал тебе больно? Я захохотал. – Нет. Сказал же: можешь иметь меня подобным образом в любое время, как только пожелаешь. – Ох. – Явно засмущавшись, Эндрю усмехнулся. – Не знаю, что на меня нашло. – Зато я знаю, что на тебя нашло. На кресле из ротанга я подвел тебя близко к оргазму, но кончил первым, потому что… ну… ты чересчур сексуален. И, по–видимому, близость оргазма действует на тебя не очень хорошо. Он зашелся в хохоте, вспыхнул красным оттенком и уткнулся лицом мне в грудь. – Господи, Спэнсер. Тебе нельзя произносить такие вещи. Я глубоко вздохнул. – Ты меня поражаешь, Эндрю Лэндон. Тигр в постели и котенок за ее пределами. Он резко вскинул голову и уставился на меня. – Что? Он меня рассмешил. – Ты понятия не имеешь, да? – Я принял его пустой взгляд за ответ. – Вот что меня в тебе увлекает. Ты похож на застенчивого, кроткого парня. Но внутри ты властный «верхний». Его глаза почти выпали из орбит. – Властный «верхний»? – Он фыркнул. – Не думаю. – Ох, прошу прощения, минут десять назад тебя здесь не было? Не сомневаюсь, что ты очень даже решительно мной овладел. Он всхлипнул и покачал головой. Кажется, он искренне пришел в ужас. – Я не… Я не… Я не «верхний». – Да ты и когда снизу, тоже властный. – Я не властный, – тихо сказал он. – Точнее не хочу таким быть. Я обхватил его лицо и поцеловал. – Ты идеален. Ничего не меняй. Он слегка нахмурился. – Я не идеален. Ты продолжаешь так говорить, но я не такой. Я перевернул нас и оказался на нем. Коснулся ладонями его лица и вновь поцеловал, на этот раз глубже. Отстранившись, я дождался, пока он распахнет глаза и посмотрит на меня. – Знаешь, что сделает тебя абсолютно идеальным? – Что же? – Просьба довольно большая, но уверен, что ты заполучишь статус «абсолютно идеален». – Я скатился с него, поднялся с постели и направился к двери. – Выбери фильм и приготовь попкорн. – И это сделает меня идеальным? – Ага. А я пойду в душ. Он крикнул: – И ты считаешь меня властным? – Да, считаю. – Я вошел в ванную. Моя улыбка стала еще шире, когда я заметил его зубную щетку по соседству со своей щеткой. Меня до безумия радовали простые вещи. Но я ни за что не сознался бы Эндрю, что из–за стоявших рядом щеток мое сердце билось быстрее. Гарантирую: он посчитал бы меня чокнутым. Или романтичным олухом. Или всем сразу. Улыбка сошла на нет, когда следом за мной он прошел в душ – буквально в душевую кабину, под бежавшую воду. Он все еще был обнажен, но что–то странное произошло с выражением лица. – Эндрю? Что–то явно не могло подождать, словно именно в эту секунду ему требовалось рассказать мне то, что было у него на уме, или он умрет. Брови сошлись на переносице. – Знаю, я властный. Но я не хочу быть таким. Из–за тебя я забываю себя цензурить. Стоя под потоком воды, я открыл рот, чтоб хоть что–то сказать, но он еще не закончил. – С Эли мне приходилось следить за своей речью и поступками. Мне не хотелось его отпугнуть. Я никогда не высказывал свое мнение. Я никогда не настаивал на своем и не приказывал ему в спальне, как делаю с тобой. – Он тяжело сглотнул и из–за водяных брызг заморгал. – Но рядом с тобой я могу быть собой. Я действительно властный. Я люблю, чтоб все делалось определенным образом. Я перфекционист. Но я не идеален. Ты видишь меня настоящего. Это и есть я. Сказать, что меня ошеломил всплеск его эмоций, значит, не сказать ничего. Ошеломил, пригвоздил к полу и удивил. И лишил дара речи. Я притянул его к себе, потом прижал к плиткам и поцеловал с той же честностью, какую продемонстрировал он. Нет, в тот момент слов я подобрать не мог, но надеялся, что он все равно меня понял. Когда я наконец–то отстранился, мы оба дышали с трудом. И я прошептал ему в губы: – Никогда себя не цензурь. Ничего не меняй. – Я смотрел ему в глаза, и окруженный паром и рваным дыханием он не отводил от меня взгляда. – Ты идеален. Он покачал головой. – Нет. – Для меня. Ты идеален для меня. Наконец–то он улыбнулся, коснулся рукой моего подбородка и погладил по бороде. – Не задерживайся. Я положу попкорн в микроволновку. Он вышел из душевой, быстро вытерся и обернул вокруг талии полотенце. А потом ускользнул из ванной. Я улыбнулся, намылил тело и волосы, а потом вспомнил… Попкорн. Микроволновка. «Дерьмо!». Попкорн, что имелся у меня, нельзя было готовить в микроволновке. Он был каким–то органическим и изысканным и должен был готовиться на плите. «Черт, черт, черт!». Я выключил воду, схватил полотенце, вылетел из ванной и, пытаясь обернуть полотенце вокруг бедер, помчался на кухню. Волосы все еще были в шампуне. – Эндрю! Он стоял в обернутом вокруг талии полотенце и держал в руке упаковку попкорна, а дверца микроволновки была открыта. Я его напугал. – Что? – Не в микроволновку, – выдохнул я и, закрыв дверцу, приложил руку к сердцу. – Попкорн готовится на плите. В сковороде. И, наверно, не вся пачка, если только мы не планируем кормить голодающих. Он посмотрел на упаковку так, будто она его оскорбила. – А я–то думаю, почему она не похожа на те, что покупает мама. Я рассмеялся. – А прочитать инструкцию на упаковке желания не возникло? – Нет. Просто решил… – Уголки его губ опустились. – Говорил же, что не готовлю. Ты толкаешь речи о моей идеальности, а я чуть не убил нас попкорном. Я забрал у него попкорн и по–быстрому чмокнул в губы. – Ты по–прежнему идеален. – Но потом в глаз попал шампунь, и я зажмурился. – О, черт, черт. Мой глаз! Теперь смеялся он и, взяв за руку, повел меня в ванную. – Не открывай глаза, – сказал он. До меня донесся звук включившейся воды, и я почувствовал, как он снял с меня полотенце, а потом взял за руку и осторожно провел под душ. Я сунул голову прямо под воду. Поток стекал по моему лицу и глазам, а я смывал шампунь с волос. Спустя минуту я вытерся, натянул штаны и обнаружил одетого Эндрю на диване. Босые ступни были закинуты на кофейный столик. Там же стояли две бутылки воды и миска с чипсами. – Достал их из шкафа. Решил, что они безопаснее попкорна. Я приподнял его подбородок и поцеловал, а потом плюхнулся на диван, почти завалившись на него как на подушку, и обнял себя его рукой. – Какой фильм мы смотрим? – «Бешеные псы». Классический Тарантино. Подойдет? Я довольно и счастливо вздохнул. – Как я и говорил. Идеально. Глава 3
Самое дерьмовое – мне нужно было работать, но Эндрю сказал, что подбросит меня до дома клиента. Я старался не задумываться о том, насколько странным ему должно было казаться отвозить своего бойфренда на работу, где мне предстоит изображать чужого парня. Я предложил вызвать такси, но Эндрю хотел меня заверить в своем нормальном ко всему отношении. Я завязал галстук–бабочку, набросил пиджак и вышел к ожидавшему меня Эндрю. Он уставился на меня. Глаза расширились. Рот распахнулся. – Ох. Я опустил взгляд на смокинг. – Нормально выгляжу? Он откашлялся. – Э–э, да. – Он покачал головой. – Господи. – Ужин официальный и торжественный, – сморщив нос, произнес я. – И костюм скрывает мои “рукава”. Питер предпочел бы, чтоб я не показывал татуировки. Эндрю нахмурился. – Это он так сказал? Я пытался сдержать улыбку. – Я спросил. Одна из составляющих моей работы – выглядеть должным образом. Питер немного старше и всегда озвучивал свое отвращение к татуировкам, поэтому его бывший поймет, что что–то не так, если я их продемонстрирую. – Питер немного чудной. – Но не самый чудной, – признал я. – Ему всего лишь нравятся мужчины вдвое моложе его самого. Ничего плохого. Он вроде бы хотел остепениться, но его бывший не был готов. Эндрю задумчиво кивнул. – Думаешь, они сойдутся? Его бывшего зовут Дункан, да? – Ага. Дункан Дулиттл. Понятия не имею, сойдутся они или нет. Дункана трудно разгадать. Эндрю улыбнулся. Я немного ввел его в курс дела, поэтому он дал мне рекомендации. – Почти не сомневаюсь: вряд ли уйма ветеринаров носит фамилию Дулиттл. Может, тебе украсть собаку и отвезти к нему в клинику? Так было бы увлекательнее, чем высиживать официальный ужин. Я усмехнулся. – А еще незаконно. И нет, Питер работает с лучшим другом Дункана. Так они и познакомились. Друг по работе будет на этом ужине. Он увидит меня с Питером и, несомненно, расскажет Дункану. Потом мы с Питером возьмем его кота, а не украденную собаку, поедем к ветеринару, и сказочный доктор Дункан Дулиттл сможет определиться, ревнует он или нет. – Сказочный доктор Дункан Дулиттл? – Да. Аллитерация о внешности всегда звучит потрясающе в творческом изложении. Эндрю расхохотался. – Было ужасно. – Тогда почему ты смеялся? Он все еще улыбался. – Пытался быть вежливым. Я закатил глаза. – Нет. Ты определенно считаешь меня замечательным. Он не ответил. Но и улыбаться не прекратил. – В смокинге ты выглядишь отлично, – еще раз меня осмотрев, проговорил он. – Нам стоит выбраться в какое–нибудь роскошное заведение, чтоб ты и для меня надел такой прикид. Я поднял его руку и поцеловал костяшки. – В любое время. Может, в джаз–бар? Он застенчиво улыбнулся. – Ты потанцевал бы со мной? – Ты говорил, что не танцуешь. – Я не танцую в ночных клубах и барах. – Но в модном заведении в смокинге станцуешь? – Да. – Тогда да. На переполненном элегантно одетыми гетеро–парами танцполе в лучшем джаз–баре ЛА? Черт, да. А ты, – я его чмокнул, – будешь самым щеголеватым из всех. – Самым щеголеватым? – Он рассмеялся. – Это мужской эквивалент Золушки? – Мне казалось, Джеймса Бонда, но без разницы. Он хмыкнул и радостно вздохнул. – Ну, мне все равно кажется, что ты выглядишь отлично... – Щеголевато. Он фыркнул. – Окей. Мне все равно кажется, что в костюме ты выглядишь щеголевато. И я солгал бы, сказав, что не ревную. Я прислонился лбом к его лбу. – Если это имеет значение, я предпочел бы остаться с тобой. От улыбки его серо–голубые глаза вспыхнули. – Знаю. Я зажал его подбородок между большим и указательным пальцами. – Так какие у тебя планы на вечер? Ты серьезно собираешься вниз к Эмилио? – Ты будешь безумно завидовать? – Да. И особо не радуйся. Мог бы хоть постараться выглядеть раздосадовано. Эндрю рассмеялся. – Вообще–то, я собираюсь навестить родителей. – О, как дела у Янни? – Янни был студентом актерского факультета, за чьи поиски мне платил последний клиент, оказавшийся очаровательным козлом, который избивал Янни и называл это любовью. Я забрал Янни к себе домой, понятия не имея, что еще с ним делать, а Эндрю сказал, что знает место, где Янни примут с распростертыми объятиями, и где он будет в безопасности. Так сложилось, что этим местом оказался дом его родителей. Планировалось подыскать Янни собственную квартиру, но неделю спустя он все еще жил там. Пару дней Эндрю о нем не упоминал. – Уже нашли ему жилье? – Нет. Уверен, существует куча надежных жилищ, но честно говоря, думаю, маме нравится, что он живет с ними. Еще один актер в доме, и она в раю. Наверно, в гостиной она сдвигает всю мебель в сторонку и заставляет бедного паренька разыгрывать импровизационные сцены из последнего актерского курса. – Эндрю любовно улыбнулся. – Раньше она так делала со мной и Сарой. – Не хотелось стать актером? Он ужаснулся. – Боже, нет. Потому–то я и играл на рояле, а Сара занималась балетом. Стоять на сцене перед критически настроенной аудиторией – мой наихудший кошмар. Я даже фортепианные концерты никогда не давал. – Он содрогнулся. – Наихудший кошмар? Типа самый–самый? – До ужаса. А чего ты боишься больше всего? – Сгореть заживо. Что звучит глупо. Мы же не говорим “утонуть заживо” или “зарезать заживо”. Так что тут скорее ты горишь до тех пор, пока не умрешь. – Смерть через сожжение. – Да! Смерть через сожжение. Эндрю медленно кивнул и нахмурил лоб. – Понимаю почему. Нахождение на сцене очень похоже на смерть через сожжение. Мучительная, невыносимо болезненная пытка. От закатывания глаз я воздержался. – Ага, прям одно и то же. Он расхохотался. – Кстати о невыносимой боли. Помнишь, мне звонила Сара и говорила, что нас приглашают на шикарный обед в дом моих родителей? – Да. – Мама интересовалась, не хотел бы ты присоединиться. – Эндрю закусил губу и смотрел в пол. Прежде чем я смог ответить, он быстро добавил: – Я ей сказал, что сомневаюсь в твоем согласии. И теперь я знаю про твой наихудший кошмар. По–видимому, ты предпочтешь быть сожженным на костре, чем проведешь весь день в компании моих родителей и их друзей. Пальцем я приподнял его лицо, чтоб он посмотрел на меня. – Я с удовольствием. Когда? – В следующее воскресенье. – Если не придется работать, я весь твой. – Уверен? Будет скучно, и будет куча людей, которые думают о себе лучше, чем есть на самом деле. Как я мог ему отказать, когда смотрел на меня с радостью и надеждой в глазах? – Разумеется, уверен. У меня в ванной твоя зубная щетка. Не сомневаюсь: она является определяющим фактором “общественного обеда с твоими родителями”. Он послал мне застенчивую полуулыбку. – Мне нравится, что у меня в ванной твоя щетка. Стоит утром ее увидеть, я тут же улыбаюсь. – Он покачал головой, зажмурился и разрумянился вплоть до шеи. – Боже, надо было промолчать. Я зашелся в хохоте, потому что думал о том же. – Не смущайся. Если б существовал журнал под названием “Что делает Спэнсера счастливым”, твоя зубная щетка была бы на обложке. – Правда? – Да, правда. Помимо прочего, да, я посвятил бы ей целый выпуск. Сразу после выпуска с твоей фотографией о хорошей музыке, классических фильмах и зеленом чае.
|
|||||||
|