|
|||
Глава 4 Лорен 2004Глава 4 Лорен 2004 — Три дня? — кричу я.
Я ищу на его лице признаки того, что это какая-то запоздалая шутка. Вокруг его глаз нет даже морщинок, будто он смешал горчицу с глазурью, и выдал мне рецепт блинчиков, от которых меня будет воротить до конца жизни. На его губах нет даже намёка на ухмылку, как и тогда, когда он рассказал мне, что его бабуля с дедом — нудисты просто перед тем, как припарковаться перед их домом, чтобы поужинать с ними. Вместо этого, я встретилась с самым честным взглядом, который говорил мне, что он меня любит. — Мак, о чём ты говоришь? У нас уроки в понедельник. Зачем ты трахаешься со мной? — его взгляд не дрогнул. Он не взорвался смехом, и не прервал момент смешным «Попалась!». — Я знаю, что уроки. Просто я еду в кампус. Как только тебя отмечают, можно на неделю пропустить школу, и прочувствовать тамошнюю атмосферу. Я не уеду до июля, — он проводит рукой по своим тёмно-каштановым волосам, которые слегка спадают на его шею. Мой мозг бесконтрольно функционирует. Я могу отключиться. Я пьяна? Это сон? — Ты серьёзно? Ты просто решил меня бросить? В вечер выпускного? Как долго ты это планировал? Когда ты подал туда заявление? — меня бросает в море злости и отчаяния. — Я не хотел просто взять и сбросить это на тебя. Заявление я подал прошлым летом, и почти год проходил всё их подготовки. Это огромный процесс. Мне нужно одобрение от нашего конгрессмена. Данные по моим атлетическим способностям, балы по Стэндфордскому экзамену, навыки лидера, как и любая мелочь, которую они могут взять и проанализировать. Я не хотел всё это делать, прикладывая максимум усилий, и потом видеть жалость от тебя и всех остальных, если бы меня не приняли. — Это безумие! — я вскакиваю, и хватаю свою одежду. — Не могу поверить, что ты принял такое серьёзное решение, — я скачу на одной ноге, пытаясь попасть другой в свои скрученные трусики. — И даже не упомянул о нём ни разу, — я ступила в своё платье, и натянула его до плеч. — А что с моей стипендией здесь? Ты знаешь, что я не могу просто всё оставить и уехать на восток. Чёрт возьми, я даже не подавала документы ни в одну из школ Нью-Йорка! Застегнёшь или нет? — я указываю большим пальцем через плечо, и Мак подчиняется. Его пальцы посылают слабое покалывание вниз по моей спине, но я моргаю и прогоняю это ощущение, позволяя недоверию и смятению управлять мною сейчас. — Ты обо мне хоть секунду думал? Каким придурком нужно быть, чтоб сделать такое? Если он хотел заставить меня кричать, он своего добился. — Уймись. Конечно, я думал о тебе. Ну а ты думала обо мне? Господи, я думал, ты будешь мной гордиться. Думал, люди поймут насколько это важно для меня. Ты знала, что я хотел служить в армии с тех самых пор, когда Бен… — его голос дрогнул. Я помню, когда умер его брат. Этот день помнит вся нация и скорбит. Нам было пятнадцать, и Мак был так горд своим старшим братом, который после окончания колледжа отправился в Нью-Йорк на финансовую должность низшего уровня. Мы с ужасом наблюдали, как пали башни-близнецы. Они в замедленной съёмке рушились снова и снова, на каждом новостном канале. Мак и его родители до последнего надеялись, что Бен позвонил на работу и сказался, что заболел, или собирался показаться на работе позже. Они оставляли одно голосовое сообщение за другим, которые так и остались без ответа. Я видела, как надежда таяла. Когда мы увидели группу посетителей и сотрудников, стоящих в окнах, держащихся за руки, и выпрыгивающих из горящих зданий, мы плакали. Я держала Мака в своих объятьях, пока его тело сотрясалось от рыданий. Он кричал на телевизор и давился от слёз. — Зачем вы прыгаете? Вы всё ещё можете спастись! Зачем они прыгают? Он так отчаянно хотел поверить в то, что их всё ещё можно было как-то вызволить. Будто была какая-то служебная лестница, до которой ещё не добрался огонь и дым. Будто существовала настолько высокая лестница, чтобы до них добраться. Это был единственный раз в моей жизни, когда я видела его слёзы. Позже, когда было подтверждено, что в тот день Бен пропал без вести, Мак
признался мне: он надеялся на то, что его брат был среди прыгнувших. Ему нравилась идея того, что он встретился с Господом на его условиях, и не страдал. С того дня я знала, что Мак хотел пойти в армию. С того дня, как он потерял Бена, с того дня, как у нашей нации вырвали сердце, он поклялся, что, если ему выпадет шанс бороться против террористов, он его использует. Тем не менее, я всегда думала, он присоединится к местному отделению, и мы вместе сможем строить нашу жизнь здесь, в Колорадо. Я понятия не имела о том, что он присоединится к самой элитной военной академии в стране. Но снова-таки, Мак никогда не делает ничего вполсилы. — Ты хоть имеешь малейшее понятие, как тяжело попасть в Вест-Поинт? Они принимают только десять процентов из всех, кто подаёт туда заявление, — продолжает он. — Тебе не должно быть больше двадцати трёх, ты не должен быть женат, не должен иметь детей, должен пройти собеседование, тестирование, — он перечисляет каждый пункт на пальцах. Десяти пальцев недостаточно для всего перечня. Я на мгновение закрываю глаза, и делаю глубокий вдох. Чувство такое, будто каждый камешек фундамента для нашего совместного будущего исчезает с каждым пунктом, который он буквально рычит. — Общественный деятель, — произносит Мак. Пуф! Исчезает даже картина нас, стареньких, прогуливающихся вдвоём в воскресенье. — Медицинское обследование, — теперь его голос звенит отдалённо. Пуф! Секс на футоновом матрасе и пикники в лесу растворяются и исчезают в облаке пыли. — Ты хоть слушаешь меня? — я открываю глаза, а Мак стоит передо мной. Дюймы между нами ощущаются милями. Только сейчас я понимаю, что он так и не оделся, и его мышцы и голый член выставлены напоказ, как и его душа, а я не смею посмотреть на них. — Да. Просто думала. Я на самом деле горжусь тобой, Мак. Правда, — мой голос срывается. — Но что насчёт нас? Я думала, мы останемся вместе навсегда, ты и я, — крупные слёзы собираются в уголках моих глаз, и я быстро моргаю. — Лорен, мы всё ещё можем быть вместе. Есть множество пар, которые поддерживают отношения на расстоянии во время колледжа, — он нежно сжимает мою руку, и на краткое мгновение я ему верю. То есть, конечно, я не слышала, чтоб отношения на расстоянии когда-нибудь сработали. Эй, я могу ошибаться. Правильно? — А потом что? — реальность заползает обратно, заковывая меня в кандалы на задворках моего мозга. — Что будет, когда мы окончим колледж? Тебе не нужно будет уезжать в командировку? Или писать письма? Непохоже, что это на четыре года, Мак. Это похоже на вечность. Я… я просто не могу этого сделать. — О чём ты сейчас говоришь? Ты рвёшь со мной? — его лицо искажается, а глаза прищуриваются так, словно понимание ослепляет его. Конечно, он, наверное, подумал о такой возможности. — Нет, я не хочу тебя бросать. Я хочу, чтоб ты остался здесь со мной в университете Колорадо, во что ты и заставил меня поверить. Я хочу, чтобы ты вырос со мной, и в один прекрасный день я хочу от тебя детей. Это ты сбегаешь на восточное побережье, чтобы облегчить свои страдания из-за прошлых воспоминаний, — я прикусываю язык, но слова уже сказаны. Я не могу забрать их. Мак отступает назад из-за моей тупой ошибки, которая физически выбивает из него весь воздух. — Мой брат, — шипит он сквозь зубы, — непросто воспоминание. И если ты не можешь поддержать меня и мою мечту, если ты не можешь быть счастлива за меня в том, что я заслужил нечто, за что боролся, значит, это и правда лучшее решение в моей жизни. Потому что на следующие десять лет оно спасёт меня от разочарования в том, что я просто потеряю время на отношения, которых уже нет. Взмах моей руки перед лицом, словно взмах крыла колибри, и обжигающая боль расползается по ладони, когда я отвешиваю ему пощёчину. К счастью, шлепок от удара не слышен из-за моего колотящегося сердца. Мы оба пялимся друг на друга. Слёзы жгут глаза и скатываются по щекам.
— Я хочу пойти домой, — мой голос холоден, словно лёд. Мак не хватает меня и не притягивает к себе. Не запускает руку мне в волосы, и не говорит мне, что всё будет в порядке. Вместо этого, он натягивает свою одежду, подходит к гольф-кару, и стиснув челюсти, пялится вперёд. Я сажусь на сидение рядом с ним, и мы, пока едем назад к загородному клубу, не произносим ни слова. Воздух замерзает, когда хлещет меня по ушам, и я слышу, как история нашей любви развевается по ветру. Но в этот раз, её стоит рассказывать в прошедшем времени. И ничего никогда не будет, как прежде.
|
|||
|