Исторические примечания 18 страница

– Как много людей, – пробормотала Катрина, глядя на толпу воинов, кричавших, рубивших мечами и умиравших перед городской стеной.

«Да как я вообще найду его здесь?»

Но прежде чем Катрина успела произнести этот вопрос вслух, из середины свалки послышался чудовищный рев, настолько могучий, что без труда заглушил шум битвы.

– Ахиллес, – негромко произнесла Кэт.

– Не Ахиллес, – поправил ее Одиссей, – Ты сейчас имеешь дело не с человеком. Ты имеешь дело с безумным чудовищем.

– Внутри этого чудовища все равно скрыт человек, – Упрямо возразила Катрина.

– Возможно, но я уже не раз видел, как это происходит.

Одиссей немного помолчал и осторожно положил руку на плечо Катрины.

– Когда берсеркер начал им завладевать, он попросил меня кое‑что передать тебе. Ахиллес сказал, что сны закончились и что ты должна вернуться домой. Это было его последнее желание, и еще он просил тебя его простить. Подумай об этом, царевна. Представь, что с ним будет, если он узнает, что снова убил женщину, которую любил.

У Катрины запершило в горле от слез. Она слишком хорошо помнила историю, рассказанную Ахиллесом, – о том, как берсеркер изнасиловал и убил его юную невесту, которая была двоюродной сестрой Одиссея.

– Я понимаю, ты говоришь разумно, – сказала она, – И я понимаю, как все должно выглядеть в твоих глазах: я веду себя безрассудно и проявляю глупое упрямство, но правда вот в чем, Одиссей. Я пришла из другого времени. Я даже не из твоего мира. Я совершенно не такая, как женщины, которых ты видишь здесь, и за мной стоит сила независимых мыслящих поколений, образованных матерей и сестер, дочерей и подруг, – и все это сосредоточено во мне. Я верю в ту власть, которую несет в себе женщина. И это дает мне совсем другую силу – силу, которая знакома Венере, Афине и Гере и которая как раз и нужна была им здесь. Мне только нужно верить в себя и уповать на то, что Ахиллес тоже доверится мне.

Одиссей внимательно слушал Катрину, пристально глядя ей в глаза.

– Ты заставляешь меня верить в свою правоту, царевна, – сказал он наконец.

– Катрина, меня на самом деле зовут Катриной. Мои друзья называют меня Кэт.

Одиссей улыбнулся.

– Хорошо, Кэт, должен ли я проводить тебя в этот хаос?

Катрина слегка присела в коротком реверансе.

– Мало найдется мужчин, чью компанию я предпочла бы, добрый господин.

Поле битвы не походило ни на что такое, что Кэт могла бы даже вообразить. Одни только запахи приводили в ужас, а к ним еще добавлялись картины и звуки, пугающие до дрожи. Как только они добрались до края поля сражения, Одиссей отправил гонца, чтобы тот собрал как можно больше мирмидонян – всех, кого сможет найти. Катрина нетерпеливо ждала, страстно желая, чтобы здесь вдруг появились современные средства связи и транспорта, а крики сражающихся снова и снова перекрывал рев берсеркера, наполняя воздух звериной яростью и злобой, отчего мужчины, сражавшиеся и умиравшие неподалеку от Катрины, казались уж слишком мирными.

Мирмидоняне откликнулись на зов Одиссея куда быстрее, чем могла предположить Кэт, и вскоре на нее уже со всех сторон смотрели удивленные глаза, и почти все перепачканные кровью лица были ей знакомы, и воины уважительно кивали ей...

– Мы отведем ее к Ахиллесу, – громко крикнул Одиссей.

Мирмидоняне не на шутку смутились.

– Но он ведь больше не Ахиллес, – напомнил кто – то Одиссею.

И как будто для того, чтобы подчеркнуть слова воина, над полем брани вновь разнесся оглушительный рев, и воины Ахиллеса содрогнулись.

– Я все знаю о берсеркере, но думаю, что смогу дотянуться до Ахиллеса, – сказала Кэт, переводя взгляд с одного воина на другого, – Патрокл не умер. И все, что мне нужно сделать, так это докричаться до той малой части

Ахиллеса, что осталась в берсеркере, и заставить его это понять.

– Патрокл жив! – воскликнул кто‑то, и ближайшие воины поспешили передать эту весть дальше.

Улыбающийся воин повернулся к Катрине.

– Приведи Патрокла сюда, царевна! Даже захваченный берсеркером Ахиллес узнает своего двоюродного брата! А когда он увидит, что тот жив, он вернется!

– Да, – подхватил другой воин, – Мы даже можем успеть добраться до Ахиллеса прежде, чем он убьет Гектора и вынудит пророчество осуществиться!

Все они выжидающе смотрели на Кэт, даже Одиссей. Катрине чертовски хотелось предъявить им живого, подвижного, говорящего Патрокла, но, конечно, это было невозможно. Даже если молодой воин действительно остался в живых, он, скорее всего, сейчас в операционной. И вытащить его из современного мира значило убить так же наверняка, как убил бы его меч Гектора.

– Патрокла нельзя перенести прямо сейчас сюда, на поле боя. Это его убьет. Он жив, но он очень тяжело ранен. Нет, у вас есть только я. И вы должны отвести меня к Ахиллесу.

– Ахиллес не увидит тебя, моя госпожа, – сказал все тот же воин. Катрина вспомнила, его звали Автомедоном, – Тебя заметит только берсеркер, и мы не сможем тебя спасти, если тварь надумает тебя убить.

– Я это знаю. Вы и не должны меня спасать. Я сама о себе позабочусь.

Все до единого мужчины уставились на нее так, словно она только что заявила, будто намерена выпустить крылья и полететь быстрее, чем несется стрела.

– Просто отведите меня к нему, – со вздохом произнесла Катрина. – Остальное предоставьте мне. А если дела пойдут плохо, никто не станет винить вас в моей гибели. Как только я окажусь рядом с ним, вы все должны будете отойти подальше. Я не хочу, чтобы кто‑нибудь из вас пострадал.

Она видела их недоверчивые взгляды, слышала, как воины негромко переговариваются: «Она не хочет, чтобы мы пострадали?»

Но Катрина ни на что не обращала внимания. Им все равно не понять, откуда она черпает уверенность.

– Хорошо, – сказал наконец Одиссей. – Отведем ее к Ахиллесу.

Мужчины тут же сделали то, что и должны были сделать опытные, хорошо обученные воины. Они выстроились в фалангу, поставив Кэт в середину. И начали продвигаться через поле сражения, медленно пробивая себе дорогу, уверенно идя вперед, все приближаясь и приближаясь к тому месту, откуда раздавались звериные крики существа, еще недавно бывшего Ахиллесом.

Впоследствии Катрина так и не смогла решить, показалось ли ей это кошмарное путешествие через поле битвы очень коротким или очень долгим. Она будто очутилась в таком месте, где время не имело значения, в какой‑то сумеречной зоне, среди картин смерти, крови, жестокости... но ее душа отказалась воспринимать то, что видели глаза. Позже на нее нахлынут воспоминания, и в основном это будут черно‑белые сцены беспредельного ужаса, похожие на старые фотографии, – но прямо сейчас она лишь мимоходом удивилась, как умеет человеческий ум отрицать то, что мешает ему выжить.

Вскоре шаг воинов изменился, замедлившись, и наконец они остановились. Одиссей очутился рядом с Катриной, он тяжело дышал, обратившись к ней:

– Остался лишь один ряд людей между нами и берсеркером. Мы легко пройдем сквозь него.

– Ладно, хорошо. Дайте мне возможность подобраться к нему поближе.

– У тебя может оказаться слишком мало времени до того, как он на тебя набросится, – предупредил Одиссей.

– Позволь мне самой об этом побеспокоиться.

Одиссей кивнул и крикнул окружавшим их воинам:

– Пробиваемся сквозь последнюю линию и сразу освобождаем дорогу царевне!

Катрине было страшно до тошноты. Когда она снова двинулась вперед вместе с мужчинами, она подумала, что ее может вырвать, и покрепче стиснула зубы, – и тут темные щиты, прикрывавшие ее, раздвинулись и она увидела дневной свет и полное безумие вокруг.

Он стоял посреди целой поляны мертвых тел. Кровь превратила землю в ржавую глину. Катрина оказалась за его спиной и успела осмотреться. Одиссей и прочие были правы: эта тварь не Ахиллес. Его тело стало огромным, пропорции исказились, а туника, которую в последний раз видела на нем Катрина, лопнула, свалилась с плеч и повисла на бедрах подобием юбки, открыв взгляду обнаженный торс. Должно быть, Катрина невольно издала какой‑то звук, потому что он внезапно повернулся к ней лицом. Катрина ощутила, как мгновенно напряглись воины. Она посмотрела на Одиссея и сказала:

– Уходите!

И сделала шаг вперед.

Тварь заревела. Катрина сделала еще несколько шагов, отдаляясь от сопровождавших ее воинов, а потом остановилась и посмотрела в его пылающие красные глаза. Израненное тело было сплошь покрыто кровью. Она стекала грязными ручьями и с его перепутанных волос. А лицо... это было совсем не его лицо. Как и тело, оно исказилось, будто под кожей скрывалось нечто, отчаянно рвущееся на свободу.

– Ахиллес, это я, Катрина.

Катрина заставила свой голос звучать ровно и спокойно, как будто перед ней находился обычный пациент, только что заявивший, что подумывает о самоубийстве. Но разве не это же самое затеял Ахиллес? Он был уверен, что стал причиной гибели своего двоюродного брата, и потому намеревался заплатить за смерть Патрокла собственной жизнью.

– Ахиллес, – повторила его имя Кэт, – Патрокл не умер.

Ахиллес растянул губы, обнажив клыки. Он начал приближаться к Кэт, медленно, однако с убийственной и почти соблазнительной грацией. Катрина подумала, что сейчас он похож на огромную ядовитую змею. Ей хотелось развернуться и убежать, скрыться в море людей, спрятаться среди воинов. Но вместо того она глубоко вздохнула, вознесла короткую мысленную молитву Венере, прося о помощи, и собралась с духом.

– Ахиллес, – решительно произнесла она, – Ты должен меня выслушать. Патрокл жив. Он жив, и с ним все будет в порядке.

Он начал обходить ее, и при этом издал странный звук, от которого у Катрины мороз пробежал по коже... она поняла, что вот так тварь смеется.

– Ахиллес, – еще раз повторила она, поворачиваясь, чтобы все время видеть его глаза, – Я знаю, ты где‑то там. Я знаю, ты меня слышишь. Патрокл не умер!

– Я тебя попробую...

Его голос оказался настолько ужасным, настолько нечеловеческим, настолько непохожим на голос Ахиллеса, что Катрине пришлось крепко сжать кулаки, чтобы не было слишком заметно, как дрожат руки.

– Нет, не думаю, что ты это сделаешь, – И голос Катрины, и ее лицо были абсолютно спокойными, – Ахиллес любит меня, и он не позволит причинить мне зло.

Его смех был грозен и язвителен.

– Глупая женщина, я не Ахиллес!

Он уже был почти на расстоянии вытянутой руки. Катрина ощущала запах крови и пота и еще чего‑то звериного и мужского.

– Ну, это слишком очевидно.

Она вскинула голову, вспоминая весь свой клинический опыт, чтобы оставаться спокойной, чтобы не поддаваться страху...

– Ахиллес... – заговорила она опять.

Но он ее перебил:

– Нет! Ахиллеса больше не существует!

И ринулся к ней. Катрина резко отступила, и ее уверенность пошатнулась.

– Ахиллес! – закричала она, – Ты должен вернуться ко мне!

Она заметила, как в его глазах мелькнуло нечто... будто он узнал ее наконец, и красный огонь притух, а монстр стал двигаться чуть менее уверенно.

– Да! Ахиллес!

Катрина улыбнулась, и от облегчения у нее закружилась голова, но, прежде чем она успела сказать что‑либо еще или двинуться навстречу Ахиллесу, кто‑то резко дернул ее за руку, и она отлетела на несколько шагов в сторону, не удержавшись при этом на ногах.

– Ох, боги, а мы думали, ты погибла! – воскликнул красивый мужчина с добрыми глазами, подняв ее и посадив на спину черного жеребца, – Поликсена! Сестренка!

Катрина посмотрела в глаза Гектору, а берсеркер яростно взревел и бросился вперед.

Глава 31

Гектор с силой ударил пятками в бока жеребца, и тот отпрянул, едва успев избежать столкновения с Ахиллесом. И тут же стремительно развернулся, а Гектор выхватил закрепленное у седла копье и метнул в Ахиллеса Катрина отчаянно закричала, но Ахиллес, обладавший в этот момент нечеловеческой реакцией берсеркера, отшвырнул копье так, словно это была не более чем зубочистка.

– Гектор! Нет! – Отчаянно ища выход, Катрина схватила незнакомца за руку. – Оставь его! Лучше вернемся в город!

Гектор посмотрел на нее, одновременно стараясь увести жеребца от нового нападения Ахиллеса.

– Ты ее не получишь! – взревело чудовище.

– О боги! – Гектор крепче сжал Катрину, – Так он за тобой гонится!

– Да увези ты меня отсюда, Гектор! – во весь голос закричала Кэт, перекрывая шум битвы.

– Троянцы! Ко мне! Защитите вашу царевну!

– На мгновение Катрине показалось, что это может сработать, что они смогут уйти от Ахиллеса, и пусть он тогда ревет под стеной Трои, а у нее появится время для того, чтобы подумать о том, что, черт побери, делать дальше. Гектор заставил коня пятиться от того места, где бушевал берсеркер, а на помощь ему спешили троянские воины. А потом чудовище, бывшее некогда ее возлюбленным ужасающе закричало – и бросилось на Гектора. Ахиллес в одно мгновение догнал их, и окровавленный меч задел бок коня. Тот отчаянно заржал, пошатнулся и осел на задние ноги. Катрина качнулась вперед, цепляясь за широкую шею животного. Она почувствовала, как Гектор отпустил ее, и Ахиллес вышиб его из седла.

И все это происходило с оглушающей скоростью.

Гектор сразу вскочил на ноги. Он метнулся к жеребцу и схватил висевшие у седла меч и щит. Его взгляд встретился со взглядом Катрины. Кэт увидела в его глазах любовь к Поликсене и поняла: он сделает все, чтобы спасти и уберечь сестру.

– Беги в город! – выкрикнул Гектор. – Я его задержу, насколько сумею.

Гектор взмахнул рукой и с силой хлопнул коня по крупу, отчего тот галопом помчался прямо сквозь строй троянских воинов.

Ахиллес устремился за конем, ревя от ярости. Гектор побежал за ним, обогнал и одним прыжком очутился между берсеркером и Катриной. Троянцы окружили Кэт и раненого коня, но ей со спины животного было прекрасно видно все поле боя. Видела она и то, что троянцы одолевают мирмидонян, возглавляемых теперь Одиссеем. Троянцы спешно увлекли Катрину к городским воротам. Взгляд Катрины не отрывался от Ахиллеса и Гектора, но ей казалось, что все происходит как в замедленном кино. Гектор сражался отчаянно и храбро, но он ведь бился не с человеком... Чудовище было совершенно непредсказуемым, однако Гектор держался, пока Ахиллес не рассек ему бедро; но и после этого мужественный воин продолжал отбиваться, упав на колени и удерживая монстра; тем временем массивные городские ворота открылись со скрипом перед Катриной, и жеребец вместе с сопровождавшими Кэт воинами проскользнули внутрь. Когда же ворота закрылись, до Катрины донеслись раздавшиеся на стене Трои вопли отчаяния, и она поняла, что Гектор, троянский царевич, погиб.

Солдаты отвели Катрину прямиком к царю. Приам крепко обнял Кэт, и она заплакала вместе с ним.

– Чудо, дарованное нам богами... чудо, истинное чудо... – снова и снова повторял Приам.

Наконец он взял себя в руки и приказал принести им обоим вина. И только тогда Катрина смогла как следует рассмотреть его, и ее сердце сжалось. Царь показался ей постаревшим Гектором, чуть ниже ростом... красивый мужчина с добрыми карими глазами и густыми черными волосами с седыми прядями. Потрясенная Катрина поняла, что эти глаза знакомы ей не только потому, что точно такие же были у Гектора. Они были ей знакомы еще и потому, что с того момента, как ее переместили в Древний мир и в новое тело, такие же выразительные карие глаза каждый день смотрели на нее из зеркала.

Приам упал в деревянное кресло с высокой спинкой, украшенное изысканной резьбой, изображавшей мчащихся коней. Руки царя дрожали, когда он взял кубок с вином и сделал несколько жадных глотков. Катрина как в бреду опустошила свой кубок и протянула его слуге, плакавшему молча, но не скрывая слез. Потом Катрина услыхала сдавленный всхлип, и ее обняли еще чьи‑то руки. Женщина, немолодая и элегантная, слишком худая и хрупкая, рыдая, прижалась к ней. Катрина, переполненная чувствами, просто стояла на месте, желая, чтобы все было по‑другому... желая, чтобы она могла как‑то все изменить.

– Это правда. Гектор мертв. Ахиллес убил его.

Стройный молодой мужчина остановился в проеме арочной двери. Он был вряд ли намного старше Поликсены, и у него тоже были добрые, выразительные глаза. Рядом с ним, в тени проема, стояла светловолосая женщина, чью красоту ничуть не портили слезы, градом лившиеся по щекам. Она с обожанием смотрела на говорившего юношу. Катрина подумала, что никогда не видела столь прекрасных лиц... Эта женщина легко могла бы затмить саму Венеру. «Парис и Елена... должно быть, это они».

Но тут смысл его слов дошел наконец до присутствующих, и женщина, видимо жена Приама и мать Гектора, Париса и Поликсены, бросилась к ногам царя, отчаянно рыдая и рвя на себе волосы. Та женщина, что обнимала Катрину, не издала ни звука, а просто рухнула на пол, потеряв сознание.

– Найдите Астианакса, – приказал молодой мужчина, входя в комнату, – Сын Гектора поможет ей пережить это.

– Да, господин Парис.

Плачущий слуга поспешил уйти, чтобы выполнить приказание.

Парис подбежал к лежавшей на полу женщине, чьи веки уже начали трепетать. Он поднял ее и перенес на кушетку неподалеку от трона Приама. Потом Катрина очутилась в объятиях этого юноши. Он крепко прижал ее к себе, и она почувствовала бившую его дрожь.

– Ты жива... ты жива... – шептал он снова и снова, и его горячие слезы падали на волосы Катрины.

Катрина только и могла, что кивнуть в ответ. В ее уме бушевала буря. А сердце, казалось, готово было разлететься на самые мелкие осколки.

Потом где‑то рядом послышались рыдания, и Парис, неохотно отпустив сестру, вернулся к кушетке.

– Андромаха, я послал за твоим сыном, – мягко сказал он, обращаясь к очнувшейся женщине, – Сейчас к тебе приведут Астианакса.

Он погладил женщину по щеке, выпрямился и медленно, двигаясь с трудом, повернулся к отцу.

Царь гладил волосы жены. Она уткнулась лицом ему в колени, и ее завывания перешли в судорожные всхлипы. Лицо Приама казалось неживым, оно было полностью лишено какого‑либо выражения.

– Отец, – хрипло заговорил Парис, рукавом вытирая лицо, – Он умер, отец!

Взгляд старого монарха ненадолго задержался на лице младшего сына, он стал смотреть куда‑то через плечо Париса, как будто заглядывая в прошлое.

Тебе лучше отвести сестру в ее покои. Я не хочу тебя видеть, когда буду оплакивать моего сына.

В голосе Приама не было грубости или резкости, он был спокойным и от этого казался еще более пугающим.

Парис как будто съежился.

– Отец, но я тоже твой сын...

– Да, и об этом боги никогда не позволят мне забыть, – сказал Приам, – Уходи. Вернешься сюда только тогда, когда я сам тебя позову.

Царь немного помолчал и добавил:

– И забери с собой свою женщину.

– Идем, сестра.

Парис протянул Катрине руку, и она, не зная, что еще можно сделать, позволила увести себя из тронного зала. Когда они проходили мимо Елены, та последовала за ними, держась с другой стороны от Париса. Катрина заметила, что молодая женщина склонила голову, как будто пытаясь скрыть лицо под сияющими волосами.

Они молча миновали коридор с мраморным полом несколько чудесных светлых комнат. И их как будто сопровождало отчаяние. Везде слышался женский плач наполнивший великолепный дворец. Наконец они подошли к инкрустированной серебром двери, и Парис остановился.

– Я пришлю служанок, чтобы они позаботились о тебе, – сказал он.

Его щеки все еще были влажными, а голос хриплым.

– Я так счастлив, что тебя не убили, малышка Ксена!

И Катрина поняла, что Парис точно так же любит сестру, как любил ее Гектор. Поддавшись порыву, она обняла молодого человека.

– Спасибо, – шепнула она.

Парис крепко обнял ее.

– Это я во всем виноват, – надломленным голосом произнес он, – Я виноват в его смерти. Я виноват во всех этих смертях.

Катрине стало его жаль. Он ведь совсем молод, ненамного старше подростка... наверное, ему было лет тринадцать или четырнадцать, когда он украл у греков Елену. И из‑за этих двоих детей началась война, которая длится уже почти десять лет? Катрине не нужно было бы даже знакомиться с Агамемноном и его приспешниками, чтобы понять: все это – настоящее собачье дерьмо!

– Нет, Парис, твоей вины во всем этом нет.

– Идем, любимый, – проворковала Елена сладким как мед голосом, – Поликсене нужно искупаться и отдохнуть. Идем со мной, нежнейший мой.

Все еще всхлипывая, Парис кивнул и, пошатываясь, пошел прочь, а Елена поддерживала его, обхватив за талию.

Катрина вошла в комнату и, не обращая внимания на великолепие обстановки, просто стояла на месте и ждала прихода служанок. Они явились меньше чем через минуту, – женщины с мрачными лицами уважительно обращались с Катриной, но при этом с трудом сдерживали рыдания. Кэт позволила им искупать себя, умастить маслами и одеть в простую шелковую тунику. Они оставили ей вина и еды, а потом, продолжая едва слышно перешептываться и всхлипывать, как будто растворились в воздухе.

Катрина, не в силах ни на чем сосредоточиться, пересекла комнату и подошла к огромному арочному окну. Просвечивающие золотые занавески отчасти задерживали свет клонившегося к горизонту солнца, и все вокруг казалось оранжевым, желтым, ржавым... Теплый ветер приносил звуки сражения, и Катрина вышла на балкон, нависавший над городской стеной и дававший возможность видеть все. Но Кэт не позволила своим глазам взглянуть туда, и точно так же не позволила своим ушам признать, что тот голос, который доносился сквозь громкие крики и звон мечей двух столкнувшихся армий, принадлежал ее Ахиллесу. Вместо того она стала смотреть на далекий светлый горизонт и на солнце, медленно умиравшее в море. Она смотрела туда до тех пор, пока все не скрыли слезы, снова и снова катившиеся по ее щекам.

А потом сквозь свое горе и царивший внизу шум и путаницу мыслей Катрина услышала другой звук. Ее сознание выделило его, и он омыл Кэт, как чистая прохладная вода, бегущая по каменистому дну реки. Нечто в этом звуке добралось до нее, успокоило и родило ответ еще до того, как рассудок успел его понять.

Это было позвякивание, сопровождаемое многочисленными щелчками, и уже знакомый Катрине скрип – она слышала его, когда раненый жеребец Гектора проносил ее сквозь ворота Трои.

Катрина шагнула к самому краю балкона. В толстенной городской стене она увидела нишу, достаточно просторную, чтобы там мог спокойно стоять человек; узенькое окно‑бойница позволяло видеть часть поля боя. Кроме человека в нише обнаружилась огромная цепь, звенья которой были размером почти в половину его тела. Катрина внимательно наблюдала, как цепь заскользила вниз сквозь отверстие в полу у ног мужчины – словно железный водопад. Перед человеком располагалась целая система железных рычагов. Его руки лежали на этих рычагах, а они все были опущены вниз.

– Закрыть ворота!

Воин, стоявший на платформе с наружной стороны ниши, внезапно выкрикнул эту команду и опустил алый флаг, который до этого держал над головой. Мужчина в нише сразу же схватился за рычаги и толкнул каждый вверх. Цепь прекратила скользящее движение.

Наклонившись с балкона как можно дальше, Катрина смотрела, как два десятка солдат бросились закрывать створки ворот, в то время как лучники удерживали на расстоянии греков, выглядевших весьма потрепанными. Ворота были приоткрыты ровно настолько, чтобы троянские воины могли вернуться в город, но все равно понадобилось немало времени для того, чтобы полностью захлопнуть их; однако наконец они закрылись с очередным пронзительным скрипом, и город оказался в безопасности.

Взгляд Катрины вернулся к человеку в нише. Он и солдат на платформе держали флаги, которыми отсалютовали друг другу с торжественным видом.

Так значит, для того, чтобы закрыть городские ворота, нужна пара десятков человек, но открыть их можно, просто повернув рычаги в нише?

Катрину охватило жаром, потом бросило в холод. Внезапно все встало на свои места. Они с Джаскелиной упустили главное: в мифе говорилось совсем не о том, что греки забрались в какую‑то дурацкую пустотелую лошадь, из которой потом выскочили, чтобы надрать задницу троянцам. Речь там шла о проникновении за нерушимые, построенные неким божеством стены, о том, что кто‑то просто открыл ворота изнутри.

Катрина во все глаза смотрела на рычаги и на двух мужчин, охранявших их. Нет, конечно, они никому не позволят подойти настолько близко, чтобы спустить цепь и открыть ворота. Но ведь царевна Трои – не кто‑нибудь...

– Я и есть тот самый троянский конь, – прошептала Катрина, и от этих слов по телу пробежала пугающая дрожь.

Глава 32

Катрина подняла руку, чтобы открыть медальон но тут ее внимание привлекло какое‑то движение за городской стеной, она заметила его боковым зрением. Мелькнуло что‑то золотое и алое... Греческая армия уже откатилась от стены и исчезла в оливковой роще. Остался лишь один воин.

– Ахиллес! Ох, боже мой, нет!

Он стоял на боевой колеснице и без конца подгонял лошадей, бешено носясь взад‑вперед перед воротами города и волоча за собой окровавленное, изуродованное тело Гектора.

Чудовищная сцена заставила Катрину принять окончательное решение. Она готова была сделать что угодно, лишь бы положить конец всему этому. Кэт уверенным шагом вернулась в свою комнату, открыла медальон и позвала богиню любви:

– Венера, прошу, приди ко мне!

На этот раз сияющее облако божественного дыма, из которого появилась Венера, было куда более тусклым.

– Я знаю, – сказала богиня любви. – Гектор мертв. Я слышала, Андромаха просто умирает от горя. Они очень любили друг друга.

– А вот это тебе известно?

Богиня выглянула наружу. Кэт видела, как Венера всем телом содрогнулась от потрясения, когда поняла, что именно происходит.

– Ахиллес оскверняет тело Гектора!

– Это не Ахиллес.

– Сейчас это неважно.

– Это не Ахиллес! – Катрина глубоко вздохнула, беря себя в руки, – Мне нужно, чтобы ты позвала сюда Геру и Афину. Ох, и Фетиду тоже. Я знаю, как покончить со всем этим, но вы все тоже должны сыграть свою роль.

– Ну, не знаю, сможет ли Гера явиться прямо сейчас. Она ведь отвлекает Зевса... И ей необходимо и дальше отвлекать его. Если он узнает, что тут происходит, у тебя не останется ни малейшего шанса спасти твоего Ахиллеса.

– Но ведь именно Зевс виноват в том, что берсеркер натворил все это! – гневно воскликнула Кэт, – Это Зевс наслал на Ахиллеса такое проклятие!

– Дорогая, – мягко произнесла Венера, – это был выбор самого Ахиллеса... и Ахиллес несет ответственность за свое решение. И именно поэтому для него все так ужасно сложилось. Он сам выбрал свою судьбу.

– А я ее изменю. Любовь ее изменит.

– Я?..

– Мы. А изменив судьбу Ахиллеса, я покончу с войной.

– Ты уже что‑то придумала, – догадалась богиня любви.

– Да, – ответила Катрина. – Я и есть троянский конь.

– Дорогая?..

– Просто поверь мне.

– Будем считать, что поверила. Что тебе нужно?

– Думаю, Фетида может сотворить густой туман?

– Само собой, дорогая.

– Отлично. За час до рассвета Фетида должна поднять с моря туман. Мне нужно много тумана... столько чтобы он скрыл мирмидонян. Скажи Афине, что Одиссей должен подвести людей Ахиллеса к воротам города. Я имею в виду, прямо вплотную к воротам. А я их открою.

– Ты?!

– Троянский конь, помнишь?

Венера неторопливо кивнула.

– Да, разумеется... а ты и вправду этот конь!

– Именно так.

«Или лучше использовать другое сравнение и назвать меня Иудой», – подумала Катрина, но тут же мысленно прикрикнула на себя. Такие размышления не помогут ни ей, ни Ахиллесу.

– Убедись, что Афина все передала Одиссею... греческая армия должна ждать у ворот, но так, чтобы ее никто не видел... Вся армия греков! Это их единственный шанс.

– Поняла. А что нам делать с Ахиллесом?

Катрина мгновенно стала такой, какой была у себя в больнице: спокойной, бесстрастной, свободной от вязких эмоций, таких как отчаяние, или чувство вины, или страх.

– Ничего. Это моя забота. Если кто‑нибудь посмотрит со стен Трои, они увидят только его. А остальных должен скрыть туман. Так мы сможем впустить греков в город... и тогда уж они точно сумеют завершить войну.

– Я бы сказала, да, – ответила Венера. – А ты сама что будешь делать?

– Я намерена вернуть Ахиллеса обратно.

Богиня любви некоторое время колебалась, потом наконец заговорила:

– Наверное, мне следует предостеречь тебя, сказать, чтобы ты не пыталась докричаться до него. Ведь ты уже пробовала сегодня, и ничего не получилось. Скорее всего, и завтра не получится... Но...

– Но? – подтолкнула ее Катрина.

– Но я верю в силу любви, – просто ответила Венера.

– Я теперь и сама начинаю совсем по‑новому оценивать силу этого чувства, – сказала Кэт.

Венера улыбнулась.

– Я знала, что сделала правильный выбор.

– Будем надеяться, что это действительно так. Ладно, мне нужно еще одно: какое‑нибудь сонное зелье, которое очень быстро действует. По‑настоящему сильное.

Венера вытянула руку, шевельнула пальцами, – и из вспышки ярких искр возник крошечный хрустальный флакон, наполненный прозрачной жидкостью.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 181920 21 22 Следующая ⇒