УЖИН У МОСТА

УЖИН У МОСТА

Было супно...
Льюис Кэррол. «Алиса в Зазеркалье»

Бледное зарево наросло за краем гор. Венера помигала и потухла, и тут разом солнечный свет переплеснул через холмы, залил продрогшую долину и покатил к реке, хлынув вдруг из тысяч тайничков и закоулков. Наш бивак на Бэцэко оказался гусиным злачным местом, этаким ночным клубом. Освещенные луной силуэты гусей со склоненной головой полночи с криками носились вверх-вниз по реке. Некоторые стайки почти касались земли и тут же, обнаружив, что место занято, с яростным барахтаньем взмывали в воздух.
Слим спал. Первый заброс в водоеме у лагеря мой. Я мигом оделся и потихоньку сунул в карманы несколько инжирин и пару сухарей. Сэк был уже готов, и мы улизнули беззвучно. Каролинские утки ^[50] поднялись с водоема и умчались вниз по реке.
У дальнего конца водоема, прижавшись во тьме, маячили две темные фигуры. Судя по громадным размерам — стальноголовые лососи. Для такого маленького водоема — невероятно. Долго они в нем не задержатся. Я привязал тяжелый поводок и насадил нечто вроде креветки на крючок четвертый номер с золотой пластиной и коротким стеблем. В остальном все стандартное. Забросил коротко — по диагонали и чуть вверх. Одна рыба клюнула, но я поторопился подсечь. В следующий раз бросил пошире, но наживку взяла рыба поменьше. Крючок засел намертво. Рыба подпрыгнула чуть не на два метра и унеслась вниз по течению. Я сорвал с себя куртку и джемпер и пошел за ней по воде, еле удерживаясь, ковыляя на цыпочках между бревнами и корягами и все время щедро стравливая рыбе леску.
Когда я выполз на берег, Слим уже поджигал костер.
— Ну, ты и вымок, — сказал он.
— Заледенел. Погоняла она меня.
— Но взял могучую.
— Не совсем еще, последний раунд.
Я подвел рыбу поближе, и Слим взял ее в плен. Это была самка фунтов на восемь весом с яркой радужной полосой вдоль боковой линии и жаберных пластин. Мгновение Слим любовался ею, а затем пустил, и она стремглав кинулась прочь. Я сказал ему, что наверху в водоеме осталась другая, покрупнее, но ей надо прийти в себя, после того как я ее напугал.
— Порядок. Сначала поедим.
Потом мы вернулись к водоему, но вторая рыба не клевала. Зато форели хватало, и утро пролетело мигом, мы и не заметили, как наступило время обеда. Погрузившись в байдарку, мы тронулись в путь довольно далеко за полдень. До вечера предстояло проплыть километров одиннадцать по нетрудному участку реки до верхнего моста, куда, как мы надеялись, уже пригнали наш «пикап». По пути мы намеревались порыбачить всласть.
Байдарочникам, спускающимся из самого западного в этой системе Базальтового озера в реку Ючинико, отрезок, который они пройдут по Черной, покажется увеселительной прогулкой. От Ючинико до нижнего моста Черная — бурная и опасная река. От нижнего же моста до Фрейзера она кажется мне вообще неприступной, хотя Макензи, ссылаясь на индейцев, говорит, что в их пирогах там спускаться можно. Вообще говоря, Тоа-Тхаль-Кас меняет нрав уже после Ючинико, и притом отнюдь не к лучшему.
Легкий и приятный отрезок реки начинается у Базальтового озера, лежащего посреди лесистого плоскогорья на высоте около 1800 метров над уровнем моря. Языки лугов вдаются повсюду в лес, покрывая почти четверть территории плоскогорья. Из Базальтового течет небольшой ручей в озеро Элигук, расположенное в полутора километрах к востоку. Этот ручей, достаточно глубокий для байдарки, вьется по открытой луговой местности. Кое-где лодку все же приходится перетаскивать или проталкивать через препятствия. Элигук имеет в длину пять с половиной километров. Это одно из лучших форельных озер на водоразделе. У Жирного Пути неподалеку от озера я видел, как коптили форель величиной с лосося. Вытекает из озера ручей Ульгако, который впадает в Черную через четыре километра. В километре ниже озера Элигук через Ульгако есть лошадиный мост. Жирный Путь продолжается дальше по краю северной части бассейна.
Черная, после впадения в нее Ульгако, продолжает виться среди лугов и равнин большую часть пути до озера Цача, точнее, до водопада в пяти километрах выше него. На Цача есть несколько поросших лесом островов — излюбленные гнездовья канадских казарок. Лоси и олени тоже иногда прячутся на этих островах перед отелом. Здесь преобладают западные ветры, и даже при легком ветерке с небольшим парусом и швертом можно сэкономить много сил. Сразу же за выходом из озера порог, но есть удобный и короткий волок. Ниже у водопада Кусьюко река бурная, и кое-где нужно вести бечевой, но в общем проплыть можно. У водопада следует поостеречься: ничто заранее не говорит о том, что через секунду по лавовому руслу река с грохотом ринется ровным каскадом шестиметровой высоты. Это самый большой водопад на главной реке. Опасные быстрины имеются еще на полуторакилометровом отрезке между озерами Кусьюко и Очинико, а дальше до самого водопада Чайни-Фолз никаких особых опасностей, лишь обычные трудности — камни, бревна, быстрины. Весь путь вполне можно пройти за шесть дней.
На алюминиевой байдарке мы со Слимом прошли от водопада Чайни-Фолз до ночлега у Бэцэко без всякого труда и дорогой все время удили рыбу. От Бэцэко до верхнего моста, где Назко впадает в Черную, путь ничуть не труднее. От верхнего моста до реки Ючинико еще один легкий день, если не считать нескольких неожиданных порогов и завалов. Правда, река все время меняет рукава, пороги и быстрины перемещаются, и в паводок она становится страшной.
В старину индейские племена, обитавшие на Внутренней Равнине, делали лодки из еловой коры. Кору крепили на деревянной раме с помощью «ватапе» — длинных и крепких молодых корней ели, которые расщепляли на гибкие, тонкие лычины. Стыки и слабые места заливали смолой. Индейцы делали и долбленки, но соорудить лодку из коры было проще. В начале лета кора со ствола белой ели толщиной от семидесяти пяти сантиметров до метра снимается легко, причем на таком стволе обычно метров на девять погонных не встретишь ни единого сучка. Около реки Чилако на дереве висит лодка из вывернутой наизнанку коры, натянутой на тонкую раму, — настоящее произведение искусства.
От Ючинико до Фрейзера птице лететь тридцать восемь километров, а бобру плыть все семьдесят. Нижний мост через Черную — точно посредине. Нижняя половина пути немного суматошнее и опаснее верхней — ведь Черная сбрасывает там во Фрейзер воду, собранную с обширной озерно-болотной местности площадью одиннадцать тысяч двести квадратных километров.
Во многие каньоны войти легко, а выйти трудно. В десятках и сотнях метров под обрывом, глубоко надрезав Телеграфные горы, Черная то петляет, то идет напролом, пока через горловины, быстрины и судорожные откаты не вольется наконец во Фрейзер. Словно бешеный черный змей, вода со сдавленным шипением бьется о камни, лавовые потоки, стенки ущелий, скользит по илу и гравию. Весенние паводки громоздят бревна и коряги по откосам и кручам, и потом на берегах повсюду ярусами лежат груды наносов. После половодья остаются спокойные заводи, немало отличных рыбных мест, а кое-где и карманы золотоносного песка.
От Ючинико начинается трудный и опасный участок, но плыть по нему можно. Представим себе, что мы начали путь от Уголка Джилли. Сначала потихоньку пройдем на веслах по ленивому течению Ючинико, а тем временем соберемся с духом перед Валунным порогом. Этот порог опасен и при низкой и при высокой воде, но все же он лишь прелюдия к предстоящим испытаниям. На каждом опасном месте надо залезать на скалу или на берег для оценки обстановки. Километрах в пяти после Валунного порога расположился Скользкий скат. При высокой воде это просто быстрина, но при низкой — опасный каменистый перекат. Примерно на полпути между рекой Ючинико и нижним мостом — каньон Рудина. Это быстрый участок протяженностью в четыре километра, в маловодье каменистый, в половодье — с водоворотами и высокими волнами. Сразу же за ним идет порог Хромой Волк, один из самых длинных и бурных перекатов при любом уровне воды, а еще в трех километрах ниже, сразу же после впадения небольшого ручья, — порог Кнауф. На обоих порогах крупные валуны, стремнины и сильные водовороты. Дальше в сотне метров впереди мы уже видим горловину Слэш и почти сразу же входим на порог Новый, образовавшийся после ледяного затора. Здесь, на стремнине, острые камни, которые рано или поздно обязательно смоет в каньон. Последствия будут катастрофическими. Горловина Слэш представляет собой глубокое ущелье длиной в сто шестьдесят метров. У входа оно имеет в ширину девять метров, но при низкой воде на половине своей длины горловина сужается до метра-полутора, причем часто она забита бревнами. Метрах в пятидесяти далее по каньону основной поток бьется в северную стену, вгрызается в камень и исчезает под берегом. Ниже, достигнув твердой породы, поток вновь возвращается в русло. В этом месте образуется мощный водоворот. Постепенно каньон расширяется, и вся вода выходит наружу. Обрывистый берег тянется еще метров шестьдесят, но, миновав это бурное место, река тишает. После всей этой скачки с препятствиями лодка будет в лучшем случае похожа на старую консервную банку.
От нижнего моста до Фрейзера река представляет собой по существу один сплошной порог. Перевернуться — значит почти наверняка погибнуть. Я игнорирую этот заключительный участок с тех пор, как расшиб нос четырнадцатифутовой лодки в омерзительном ущельице с водоворотом, километрах в трех-четырех ниже моста. Из индейцев последним по низовьям Черной скатился в лодке из еловой коры Тонас Джонкуин, совершивший этот подвиг в начале века. Он вылетел во Фрейзер целым и невредимым, везя неведомый груз, а затем поднялся на веслах в лагерь индейцев у Каменного ручья. Доктор Бейкер однажды съехал по нижнему течению Черной вместе с Джо и Филом Лавуа много-много лет тому назад и с тех пор неизменно твердит, что лезть туда с байдаркой может только сумасшедший. По суше путь без острых ощущений, зато надежнее.
От Уголка Джилли до нижнего моста река идет более или менее параллельно Жирному Пути, который тянется в двух-четырех километрах к северу от нее. Ниже моста по северному берегу, на расстоянии от двух до пяти километров от реки, проходит лесовозная дорога на Лесетча — место древнего поселения, расположенное в трех километрах от Черной. Я подозреваю, что это и есть то место, где Макензи спрятал лодку и зарыл припасы перед походом к Тихому океану. Буквально его название означает «Где склон движется и сползает».
К вечеру мы со Слимом и Сэком были уже далеко внизу. После Бэцэко форели было уже не так много: в семи приличных водоемах рыба клевала не чаще чем через раз, но по весу была в общем не хуже: крупные тянули в среднем фунта на три.
Алые перистые облака перечеркнули небо, дочиста вымытое куделью высококучевых. Сумрак растекался вверх по оврагам из клякс темноты, скапливавшихся под елями, полз по сосновым террасам, на которых желтолистые осины и белокожие березы горели поминальными кострами по уходящему дню. Мы скользили по темному бархатному покрывалу, усыпанному мерцающими каменьями в финифти серебряных морщинок. И вдруг — стремительный поворот по дуге, река резко сворачивает на юго-запад со своего восточного курса, и мы выкатываемся прямо в багровое закатное небо. Вольное катание почти окончено.
— Когда нас опять шатнет к востоку, до моста останется не больше полутора километров, — объявил я Слиму. — Минут двадцать еще.
Сэдсэк по брюхо в воде выяснял отношения с группой ревущих коров с телятами.
— Налетели на Сэка, — сказал Слим. — Давай возьмем его на борт, а то гоняют его все кому не лень — от волка до коровы. Пусть прокатится. Он заслужил.
Сэдсэк вскарабкался на камень, отряхнулся и шагнул в лодку.
Впереди уже виден был мост. Мы прошли под ним и сразу за мостом причалили к пологому берегу. На берегу пылал костер, а рядом был припаркован наш «пикап».
— Люди, привет! — крикнул я, чтобы нас не приняли за злоумышленников.
— Привет, Билл, Слим, Сэкки, — отозвалась Минни с Форельного озера. — Долго, долго вы что-то!
— Тахоотча, Минни. Ты одна?
— Совсем одна, — засмеялась она.
— А ужин готов? А то мы есть хотим как звери.
— Обед готов. Любите, ребята, жареную лосятину?
— Да, только жарить не надо, давай так.
— Труд невелик. Вот только, может, зря я тушу копченую икру? Речные ракушки у меня давно уже варятся. Еще у меня есть корюшное масло, свежее.
Речные моллюски в среднем имеют сантиметров десять в длину, но Минни отобрала самых нежных. По поводу корюшного масла. Макензи пишет, что вареная рыбья икра была бы «не отвратительна», если бы к ней «не подмешивали вонючее масло». Я же был поражен, что Минни ухитрилась достать корюшное масло в сентябре, и притом свежее. Памятуя, что с поваром не спорят, я просто сказал: «Идет», — и предоставил ей самой выбирать из ларя с провизией все, что она сочтет нужным включить в меню. Изголодавшиеся Слим и Сэдсэк бросали на нее нетерпеливые взгляды, но Минни не спешила: к банкету она тщательно готовилась и теперь спокойно напевала себе под нос. Сэк порылся среди своих персональных запасов в «пикапе» и притащил мне две банки собачьих консервов. Я их ему открыл, он поел и свернулся на ночь калачиком. За это время он здорово отощал, но наконец проветрился от скунсовой вони. Я предложил всем выпить горячего рому для аппетита, а также в порядке подведения прочного фундамента под ужин.
— Я ром не пью, — усмехнулась Минни. — А вы, ребята, давайте.
Объяснив, что норка сожрала наше масло, я попросил Минни одолжить мне пару унций корюшного масла, чтобы положить в ром.
— Мне без этой гадости! — всполошился Слим.
Пока Минни со смехом объясняла что-то насчет того, что корюшное масло лучше бобрового и медвежьего сала, на мосту выросла фигура всадника на усталой лошади, и послышался стук копыт. Это был Старый Джо. Он подъехал к костру и спешился.
— С гор.
— Ужинать останешься? — спросила Минни. — У нас лосятина, устрицы и масло.
— Надо ехать. Тут мне одна парочка должна пригнать быков, которых я два года не видал. И как только они их изловили! Одичали хуже оленей.
Я подал Джо кружку рома.
— Ром у тебя самый лучший, — сказал он. — Вкус имеет! Что это с псом? Словно сдох.
— Просто устал.
— А, пихни табаку в зубы — и как рукой снимет. Что река?
— Ты правильно сказал, Джо. И плыть хорошо, и форели пропасть.
— Так, пойду лошадь переменю и поеду помогу им бычков загонять.
Устричная уха у Минни была наваристая, а оладьи пышные, как пончики. Затем появилась шипящая сковорода с мясом и лохматыми грибами. Главное — ни грамма рыбы! И наконец, дивный кофе. Нравится мне не спеша тянуть с Минни кофе из кружек. От нее веет миром и покоем словно от горного озера.
— Завтра меня в Назко подвезете? — спросила она.
— Само собой, только сперва наловим немного кикини домой.
— Перетащимся ночевать к озерку; как рассветет, бери сколько хочешь.
Белые все ненормальные — это знает любой индеец. Минни-то будет ловить сетью — может, и меня приобщит.
— Мы удочками хотим ловить.
— Смешные рыбки, — невозмутимо закивала Минни.
— Ты сама «пикап» пригоняла? — спросил я.
— Не-ет, — рассмеялась она, — ребята с фермы приехали с За-Луи. Они пригнали, да и меня подвезли. У Чайни-Фолз девчонок не встретили?
— Сама знаешь, Минни. В здешних краях секреты не держатся.
— Что, маленький край, да, Билл?
Да не очень-то и большой. Каких-то несколько тысяч квадратных километров и на них совсем немного людей. Может, в этом все дело?
— Давно-давно больше народу было, — сказала Минни.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 151617 18 Следующая ⇒