|
|||
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ Барабошев, Мухояров, Зыбкин. Барабошев. Корреспонденция? Платон. Совершенно справедливо-с. (Кладет письма на столик и ставит чернильницу.) Барабошев. А сколько писем? Чтоб не было мне утомления… Платон. Подпишете без утомления; потому только пять. Барабошев (шутя) . Почему, братец, нечетка? Как ты неаккуратен. Мухояров. Сколько чего, вы его не спрашивайте; он в счете сбивчивость имеет. Платон. Нет, я счет твердо знаю и тебя поучу. Мухояров. Извольте подписывать, после сосчитаем. (Подкладывает еще письмо и делает знак Барабошеву.) Барабошев (подписывая) . Я пять подписал, а вот еще. (Берет письмо, которое положил Мухояров.) Мухояров. Я говорю, что счету не знает-с. Платон. Моих пять, а шестого я не знаю-с. Барабошев. Кто же из нас кого обманывает? Чья это рука? Мухояров. Его-с. А ты, Платон, не отпирайся, нехорошо. Платон (подходя) . Позвольте! Я свою руку знаю. (Смотрит на письмо, потом с испугом хватается за карман.) Это письмо у меня украли… Оно сюда не принадлежит… Пожалуйте! Это я сам про себя… Это мое сочинение. (Хочет взять письмо.) Барабошев. Осади назад, осади назад! Ты мне сам его подал, значит, я вправе делать с ним что хочу. Платон. Позвольте, позвольте! Что я вам скажу… вы, может, не знаете… Да ведь это неблагородно, это довольно даже низко, Амос Панфилыч, чужие письма читать. Барабошев. Что для меня благородно, что низко, я сам знаю: ни в учителя, ни в гувернеры я тебя не нанимал. Не пристань ты ко мне, я б твою литературу бросил, потому, окромя глупости, ты ничего не напишешь; а теперь ты меня заинтересовал, пойми! Платон. Амос Панфилыч, ну имейте сколько-нибудь снисхождения к людям! Барабошев. Стало быть, это тебе будет неприятно? Платон. Да не то что неприятно, а для чувствительного человека это подобно казни, когда над его чувствами смеются. Барабошев. А ты разве чувствительный человек? Мы, братец, этого до сих пор не знали. Сейчас мы вставим двойные стекла (надевает пенсне) и будем разбирать твои чувствия. Платон (отходя) . В пустой чердак двойных стекол не вставляют. Барабошев. Вы полагаете, что в пустой? Платон. Да уж это так точно. (Хватаясь за голову.) Но за что же, боже мой, такое надругательство? Барабошев. А вот за эти ваши каламбуры. Мухояров. И за два года вперед зачти! Барабошев. По вашим заслугам надо бы вам еще по затылку награждение сделать… Платон. Что же, деритесь! Все это вы можете, и драться и чужие письма читать; но при всем том мне вас жалко, очень мне вас жалко, да-с. Барабошев. Отчего ж это такая подобная скорбь у вас? Платон. Оттого что вы купец богатый, известный, а такие ваши поступки, и даже хотите драться… Барабошев. Так что же-с? Платон. А то, что это есть верх необразования и подлость в высшей степени. Входит Мавра Тарасовна, за ней Филицата и Поликсена, которые останавливаются в кустах.
|
|||
|