|
|||
Глава 19 Красный палецГлава 19 Красный палец
– Папочка! – Доун расплакалась на загорелом плече Фрэнка. Она вдыхала родной аромат – смесь мускуса, давно выпитого пива и машинного масла. «Живой, настоящий! – Она стиснула его еще сильнее. – Рядом!» Фрэнк тоже радостно обнимал дочь, так крепко, что у нее не осталось сил вздохнуть. Ей вспомнился эпизод из детства: «Папочка, я не могу дышать, – сказала как-то малышка Доун, барахтаясь в объятиях отца. Фрэнк снова забыл приехать в школу, и с занятий по гимнастике ее забрал сосед. – Ты слишком сильный…» Большая девочка Доун ловко вырвалась из его цепких рук – наполнить легкие кислородом и убедиться, что это действительно отец, а не чертовы вампирские штучки. Она гладила посеревшее лицо Фрэнка и нервно смеялась. – Ты цела… – пробормотал он. – Она никогда тебя не тронет, но… Он сокрушенно покачал головой. Доун не могла наглядеться на Фрэнка. Вокруг его рта пролегли глубокие складки, отчего улыбка стала еще выразительней; взгляд был ясный, не одурманенный похмельем, зеленые глаза, окруженные сеточкой морщин, излучали спокойствие. Кожа, исчерченная временем, напоминала карту, указывающую путь к бесценным сокровищам. Темные волосы походили на нестриженный газон, но газон, как отметила дочь, слегка поредел с момента ее последней встречи с отцом. Доун скучала по нему; она и не догадывалась, что скучала так сильно. Они опять обнялись. Девушка обратила внимание, что у спортивного, накачанного Фрэнка выросло брюшко. Значит, Эва его неплохо кормила. – Как ты, Доуни? – спросил он. Что на это ответить? – Я тебя разыскала, значит, со мной все в порядке. Погоди… – Доун стиснула отца еще разок и, позабыв о боли и ранах, быстро осмотрела длинную цепь, сковывающую его руки. – Надо вытащить тебя отсюда. – Ну, не торопись… – Фрэнк пригладил ее волосы, поцеловал в лоб и снова прижал к себе. – Лучше б ты была галлюцинацией… Эва такая мастерица их насылать! Каков отец, такова и дочь. – Нам надо о многом поговорить… – Она отвернулась и дернула цепь, прикрепленную к стене, но звенья держались намертво, а Доун была не в лучшей форме. – Крепкая штука? – Фрэнк попробовал разогнуть одно звено. Безрезультатно. – Ты не представляешь, как я боролся с этими кандалами. Они из какого-то сверхпрочного серебра. У Эвы всегда все самое лучшее. Неужели он шутит?! Она ошеломленно посмотрела на отца. В тот же миг Доун поняла, что у Фрэнка имелось достаточно времени, чтобы привыкнуть к тюрьме, – над чем ему еще оставалось смеяться? Теперь это была его реальность, его жизнь. Да-да, обычные будни: сидеть на цепи при жене, восставшей из мертвых в ипостаси вампирши. Доун осмотрелась: комната весьма уютная, хотя камин, похоже, много лет не разжигали; диваны и кресла, словно заказанные по эксклюзивному каталогу; мини-холодильник, телевизор; за приоткрытой дверью виднелся чистенький туалет с душем. – Смотрю спортивные каналы в свое удовольствие… – Фрэнк погладил дочь по голове. – И никто меня за это не пилит. Он указал на встроенные камеры наблюдения. – Ага! – воскликнула Доун. – Вот как она следит за комнатой! – Думаю, основной зритель Джулия. Ты заметила ее? Приносит мне еду, и периодически считает своим долгом напомнить, какая честь сидеть на цепи у Эвы. Тупая овца! Доун немного успокоилась. Фрэнк Трезвый выражал свои мысли на удивление гладко и связно. Впрочем, об этом можно подумать потом. Сейчас она просто радовалась его присутствию и прикидывала, как им сбежать из плена. Фрэнк опустился на диван. – Лучше посиди. Приветственной делегации мы вряд ли дождемся. Он что, издевается? – Где-то должен быть выход, и я его найду. – Какой, к черту, выход… Даже не мечтай выползти через дымоход! Он перекрыт, осталось лишь крошечное отверстие в середине. – Фрэнк бросил на нее лукавый взгляд. – Я все перепробовал. Ладно… Неужели ни малейшей надежды? Отец неторопливо подошел к камину. Цепь натянулась: ее длина позволяла спокойно разгуливать по комнате, но к дальней двери подойти не давала. «Браво, Эва!» – подумала Доун. Фрэнк не мог напасть на своих тюремщиц и в то же время сохранял определенную свободу движений. Девушка просунула голову в камин. Действительно! В дымоходе виднелась всего лишь маленькая дырочка. Одна из труб. Красный палец. Доун вылезла обратно в комнату, удивляясь, что Кико на самом деле сумел что-то увидеть. Предсказание, конечно, звучало чертовски загадочно. Видимо, дар отчасти вернулся к телепату. Если бы мать-вампирша и ее пособница Джулия не замуровали Доун в потайной комнате, возможно, дела пошли бы на лад. – Я все вилкой расковыривать пытался, – сказал Фрэнк, плюхнувшись на диван. Он смотрел на нее с ласковой улыбкой, будто не верил своим глазам. – А тут прошлой ночью внезапно отверстие появилось. Ну я и завопил в трубу, думал, меня кто-нибудь услышит. Например, Друзья, вышедшие в дозор. Или даже ты, Доуни. Я догадывался, что однажды Эва затащит тебя в дом. Мне так хотелось, чтобы ты услышала мой голос, прежде чем она до тебя доберется. Да вот только сирены из меня не вышло… – Странно, что дыру не заделали. Через нее вполне может проникнуть Друг. – Верно говоришь. Тут они осознали, как дико, должно быть, звучал их разговор со стороны: не о бейсболе, не о счетах за электричество, а о вампирах, призраках и тому подобном. Фрэнк состроил смешную, глупую рожицу, при виде которой Доун всегда разбирал хохот, даже если до этого она, брызжа слюной, ругалась на чем свет стоит. – Между прочим, я забралась на крышу дома, типа, осмотреться, – сообщила дочь. – Что?! Доуни… – Не читай нотаций, папа. Я проверяла видение Кико. – Кико? Вот уж не… Как он? И… – Фрэнк откашлялся, глаза его заблестели. – И… Брейзи? Доун и без того поняла, о ком именно он хочет услышать. – У Брейзи все хорошо. Она постоянно о тебе говорит, жутко скучает и волнуется. Мы все волнуемся. Вдаваться в подробности о Голосе она не собиралась. Ее слишком переполняли эмоции, да многого Фрэнку и не стоило знать. Чего доброго кинется защищать дочурку и с пистолетом в руках потребует, чтобы Голос женился на ней, узаконил порочную связь и так далее. Отец порой бывал ужасно старомоден и терпеть не мог «ухажеров» дочери, хотя в глаза их не видел. Он сам себе улыбался, вероятно, снова и снова прокручивая в голове имя «Брейзи». По выражению его лица девушка угадала, как сильно он скучал по любимой, как глубоки были его чувства. – Мы с Брейзи поговорили, – сказала Доун. – Очень хорошо. Фрэнк выразительно взглянул на дочь: тише. Камеры. Ни слова о «Лимпете и партнерах». – А мне хочется поболтать о твоей подруге. – Доун испытала злобное удовольствие, представив, как отнесется Эва к тому, что Фрэнк и без нее прекрасно обходится. – Какое мне дело, обидится вампирша или нет. – Доун! – Он называл ее так, когда изображал строгость и хотел отчитать. – Не смей так о матери! – Ты ее защищаешь?! – взъярилась дочь. Отец отвернулся. Земля ушла у Доун из-под ног. – Ты что, простил ее?! – Я… – Фрэнк вновь посмотрел на камеру, но лишь потому, как поняла Доун, что не хотел разговаривать. – Вот чертовщина! – Она горько засмеялась. – Эва тебя обработала. Как это называется… Стокгольмский синдром? – Я ее любил. А после ее смерти начал пить, весь извелся из-за бессмысленного «убийства»… – Она же заморочила тебе голову, раз ты готов забыть, через что прошел по ее милости! – Да, наверное. – Фрэнк поднес палец ко лбу. – Она все время пыталась проникнуть внутрь, с той самой ночи, когда я заметил на улице женщину, невероятно на нее похожую, и последовал за незнакомкой в ночной клуб «Бава». Она вспомнила, что рассказывал Голос о последней связи с отцом: «Он позвонил мне откуда-то – видимо, из „Бавы“ – и сказал, что понял: твое место здесь, с нами. Но договорить он не успел – связь прервалась. Такой вот последний разговор». – Ты видел Эву. – Доун опустилась на колени. – Она проникла в твой разум и похитила тебя. – Я потерял сознание. Не знаю, куда она меня привезла – там было темно и холодно, – но окончательно пришел в себя я только здесь, закованным в цепи. – Она давно планировала тебя похитить! Эва постоянно твердит, что хочет вернуть семью. – Она не шутит… Еще как не шутит! Они посмотрели на камеры. – Эва – вампир. – Может, хоть это приведет Фрэнка в чувство, раз он смирился с предательством. Отец кивнул с непроницаемым лицом. – Неужели тебе все равно?! В этом был весь Фрэнк: простой человек, добрый приятель всем и каждому – одним словом, последний болван. Такого любой обведет вокруг пальца. – Я знаю, что поставлено на карту, – прошептал он. – А ты? – Разумеется, знаю, и побольше твоего. – Эва хочет нас обратить, поэтому она открылась тебе, Доуни. Назад пути нет. Потому нас и посадили под замок. Мы ей полностью принадлежим. Принадлежим? Черта с два! Эва бросила их невесть когда! Запоздалые рекламации на товар не принимаются. Фрэнк продолжил: – Я сразу понял, что к чему, едва очнулся, и приготовился облегчить себе жизнь. Она не пробовала меня завоевать, не тратила столько времени, как с тобой, но… – Потому что была уверена в своей власти! Она знала, что ты такой же простофиля, Фрэнк. – У нас все-таки была семья! Муж и жена… Он страдальчески опустил голову и отвернулся. Доун вспомнила, как долго она мечтала об этом моменте, как хотела найти отца. Надо бы подойти к нему, поддержать, поступить как любящая дочь… Но Фрэнк, как обычно, сделал скверный выбор, и Доун снова разочаровалась в отце… А ведь его ждет самая чудесная женщина в мире – Брейзи! На шее отца виднелось красное пятно. Шея Доун тоже горела, и девушка постоянно ее терла, сама не понимая почему. У Доун возникло подозрение насчет Фрэнка. «Нет! Он не позволил Эве…» – Так вот, – раздался голос отца, – я неплохо устроился: оберегал свое сознание, а в остальном не сопротивлялся. Доуни, Эва же вышла за меня замуж, хотя это и поставило под угрозу ее дальнейшую карьеру! Чем меньше я артачился, тем длиннее становилась цепь. Теперь вот даже телевизор появился. Эва говорит, что снова хочет жить с нами, одной семьей, и очень по тебе скучает. Доун проигнорировала последние слова; она лишь радовалась, что Фрэнк выставил ментальный блок против Эвы. – А выбраться отсюда не пробовал? – Больше всего на свете хотел сбежать! К тебе и… – Глаза Фрэнка затуманились. Он перевел взгляд на камеры и снова помрачнел. –…к остальным. Кроме того, часть моей души рвалась на волю, чтобы предупредить тебя, но… возможности не было. – Что?! Значит, другая часть лелеяла хлипкую мечту о воссоединении семьи? Фрэнк посмотрел на дочь, словно говоря: «А ты? Неужели ты об этом не мечтаешь?» Доун промолчала, поэтому отец продолжил: – Пока Эва работала, я весь день спал. После заката она меня будила. Каждую ночь я на нее срывался, вопил от злости. Каждую ночь! Еще кое-что прояснилось. Лучше всего Кико считывал футболки Фрэнка после захода солнца. Наверное, из-за вспышек эмоций отца. – Знаешь, не тебе одной хочется меня придушить. Я б сам с собой разделался! – усмехнулся Фрэнк. – Ты представления не имеешь о том, что мне хочется! – Ты тоже. Тоже не имеешь представления. – Он встал, и цепь загремела. – Самое ужасное, что я боялся за всех… моих друзей… боялся, что они пострадают, потому что здесь наверняка замешана не только Эва. Я чувствую, она замышляет что-то еще, но что именно, не знаю. Однако, похоже, решения принимает не она. Вот настоящий Фрэнк! Фрэнк – частный детектив. Он стал таким, когда их пути разошлись. Несмотря на все, дочь ощутила прилив гордости за отца. – Тебе о Подземелье известно? – Доун вызывающе посмотрела в сторону камер. – Мы со старушкой немного поболтали на эту тему. – Ее можно спасти? Она не ослышалась? – Ну? Можно? – повторил отец. Уму непостижимо! Он собирается спасать женщину, которая хладнокровно спланировала свое убийство и бросила безутешную семью на произвол судьбы. Вот юморист! – Ага! А как же! Можно, конечно, – хмыкнула дочь. – Отрублю ей голову – и спасение гарантировано. Фрэнк побледнел. По его изучающему взгляду она поняла, что отец не узнает свою маленькую Доуни. Эх, не надо было этого говорить… Девушка собрала волю в кулак: на самом деле Эва – не мать и не очаровательная Жаки… Она совсем из другой компании. Эва такая же, как Робби Пеннибейкер, маленький ублюдок, который залез в сознание Доун и попытался убить. – А что это за Подземелье?… – начал Фрэнк, краснея. – Пусть дражайшая супруга сама тебе расскажет! – Доун обиделась за Брейзи, расстроилась из-за вопиющей несправедливости, которой та не заслуживала. – Я хочу поговорить о тебе. – Например? – покорно спросил Фрэнк. Первый раунд он проиграл, снова превратившись в никчемного доходягу, которым отец был до встречи с Брейзи. – Для начала… как ты ввязался в это дело? Он смущенно замялся. У Доун заныла рука – давала о себе знать старая рана. Замечательно! Девушка и без того ужасно устала, слишком многое на нее обрушилось в один день. – Думай, о чем говоришь. Она нас слышит, – прошептал Фрэнк. – У Эвы очень тонкий слух. Да, незадача… Как же им поговорить начистоту? Когда же сложатся благоприятные обстоятельства? – Ладно, расскажу что смогу, – задумчиво произнес Фрэнк. Он искренне хотел помочь дочери. – Расскажи то, что я должна знать по мнению босса. Отец, видимо, понял, что она имела в виду: не упоминать о мистике, а рассказать обычную историю об обычной работе в обычном детективном агентстве, которое случайно пригласили расследовать случай с Робби Пеннибейкером, – только и всего. Эва не поймет их тайный язык. – Как я туда попал? – Фрэнк уставился в стену. – Ну да, все закрутилось после того, как местный журнальчик опубликовал статью об Эве в рубрике «Воспоминания о…» Обычное дело: старые семейные фотографии и краткий очерк о нас – кем мы стали, чем сейчас занимаемся. Наверное, написали о том, как Фрэнк зависает в баре «Кошачья лапа» и горланит с друзьями песни о славном прошлом. Доун однажды звонил какой-то журналист, но она всегда отказывалась от интервью, не желая, чтобы ее успехам способствовало громкое имя матери. Интересно-интересно… Ведь и телепата Голос нашел через газету. Там опубликовати статью о том, как благодаря сверхъестественным способностям молодого человека полиция задержала серийного маньяка. Вероятно, Лимпет вышел на отца тоже через информацию в прессе… Зачем ему понадобился Фрэнк? Ах да, у Фрэнка ведь была дочь, «ключ к Пророчеству», и ради нее Иона сначала нанял Мэдисона-старшего, а потом втянул и саму Доун… – Я искал любую работу, – продолжал отец, – хотя… в общем, такому не обучался. Иона позвонил мне, и я согласился, вопросов не задавал. Еще бы, случай великолепный подвернулся: подарок, а не работа, да и платят отлично. Вот и радовался, пока не понял, что у Ионы… есть… ну, определенные мотивы… Потому он и взял меня. Выражение его лица подтвердило предположения Доун, что Фрэнк выступал в качестве приманки. – Почему же ты остался? – Мне понравилось. Я подкачал мускулы, у меня все неплохо получалось, и впервые в жизни никто не смеялся надо мной, не называл бездельником. Ну и… Брейзи… – Он сглотнул комок. Доун вздохнула: вот бы Брейзи ворвалась сюда, немедленно, сию минуту! Больше им не на кого рассчитывать. Брейзи всегда приходила на выручку. Девушка почувствовала тяжесть в груди. – Иона воспользовался тем, что ты потерял смысл жизни. Он дал тебе цель. Фрэнк предупреждающе на нее взглянул – они приблизились к запретной теме. Доун мгновенно умолкла. Они постоянно напоминали друг другу об осторожности, хотя Эва, как ни странно, не предпринимала никаких попыток проникнуть в разум дочери. Удивительное поведение для вампира! Возможно, темная тварь могла считывать информацию, лишь заглянув жертве в глаза. Доун перебрала в уме тысячи вопросов и остановилась на одном из самых для нее важных. – Зачем ты сохранил снимок, сделанный на месте убийства Эвы? Фрэнк помрачнел. – Каждый раз, когда я пытался утопить горе в бутылке, передо мной лежала фотография Эвы. Я думал, что должен был спасти жену, бранил себя на чем свет стоит! Теперь-то мы знаем: перед нами разыграли паршивый вампирский спектакль. А я-то, дурак, считал, что Эва действительно погибла, и всякий раз, собираясь выбросить фотографию, чувствовал себя виноватым. Рука не поднималась… Все равно что выбросить ее саму… Я не мог. – Он виновато посмотрел на дочь. – Не могу. Доун и сама долго цеплялась за воспоминания об Эве. Но простить мать и принять обратно как ни в чем не бывало – кощунство! – Тебя же допрашивали по делу об убийстве, – сказала она. – Разве ты из-за этого не злишься? Тебя могли упечь в тюрьму, а то и похуже… – Она сказала, что продумала все детали. У меня не возникло бы никаких проблем с законом. Я оставался вне подозрений. Благодаря Слугам Подземелья. У них же имелись свои люди в полиции? Наверняка имелись. – Такая забота и предусмотрительность, конечно, искупает ее вину! Все в ажуре… – Прости… – Он смотрел на дочь с нескрываемой жалостью. – Прости! Тебе пришлось столько вынести. Глубоко пораженная, Доун не могла вымолвить в ответ ни слова. – Прости, – повторил Фрэнк. – Это я виноват в том, что ты выросла, ненавидя себя, и развила в себе склонность к саморазрушению. Я так старался тебя защитить, так не хотел, чтобы ты походила на мать! Я научил тебя ненавидеть, верно? Я привил… – Он замолчал, подбирая нужное выражение. – Комплекс неполноценности?! – взорвалась Доун. – Да ты любил мертвую Эву сильнее, чем меня! Только об этом я и думала большую часть времени. Но… – Она махнула рукой. – С этим покончено, Фрэнк, не беспокойся. Он вопросительно посмотрел на дочь. «Ты уверена?» Она ответила твердым взглядом. «Абсолютно». – Ты росла не с отцом, а с отвратительным пьяницей. Едва слышно щелкнула дверь. Доун сразу насторожилась. Фрэнк даже головы не повернул. На пороге стояла Джулия с дротиками наготове. То есть Доун надеялась, что это были дротики. Тем не менее она сдержалась и не прыгнула с кулаками на телохранительницу. Вслед за Служанкой – у Доун не осталось сомнений относительно статуса Джулии – в комнату неторопливо вплыла Эва, шурша модным нарядом. Актриса выглядела сногсшибательно, но в ее позе чувствовалось напряженное ожидание. Доун равнодушно на нее смотрела, невозмутимая как скала. Эва откашлялась и примирительно сказала дочери: – Брейзи не переставая звонит тебе на сотовый. Вероятно, она хочет узнать, какое отношение к ним обоим имеет Брейзи? Похоже, Эва их подслушивала. – Мне надо с ней поговорить, – ответила Доун. – Возможно, у нее есть новости о Кико. Кстати, могла бы… Впрочем, тебе это неинтересно! Ты же покойница. – Уже нет, Доун, – отозвалась Эва, по-матерински ласково. В глазах ее мелькнуло беспокойство: не прячется ли Кико где-то поблизости? – Ты же понимаешь, я не могу тебе отдать телефон. – Отчего же? Потому что я твоя пленница? – Ты неправильно судишь о ситуации. Дочь презрительно расхохоталась. Лицо Джулии исказила такая жуткая гримаса, что Доун умерила веселье. – Хорошо. – Она метнула на Фрэнка выразительный взгляд. «И ты еще веришь этой женщине?» – Будем считать, я – «гостья». Благодарю за радушный прием! Очень впечатляет! Теперь на Фрэнка посмотрела Эва – ни дать ни взять опечаленные родители, незнающие, как справиться со своевольным чадом. Доун рассвирепела. Отец стушевался, видя ее гнев. – Значит, ты не хочешь, чтобы я поговорила с Брейзи? – спросила она с вызовом. – Нет-нет, что ты! – Фрэнк опустил голову. – Хочу. Эва перешла в наступление. – Фрэнк?! – Не лезь не в свое дело, – заявила Доун. – Брейзи – самое лучшее, что было в его жизни, если вспомнить все-все события, включая твое трогательное воскрешение из мертвых. Тут голос подала Джулия. Половина ее лица, изувеченного в драке с Другом, представляла теперь сплошную ссадину, покрытую подсыхающей коркой крови. – Эва могла бы стать королевой Подземелья! Но ей нужны только вы двое. – С ума сойти! – Доун тут же перенаправила свою ярость на Джулию. – А мне нужны копи царя Соломона! И пост губернатора в Техасе. Я хочу, чтобы красавицы всего мира бегали вокруг меня, нацепив ослиные уши. Впрочем, больше всего я мечтаю вырваться из этой чертовой дыры вместе со своим отцом! Как думаешь, исполнится мое желание? Джулия подняла пистолет и направила его на Доун, но Эва выбила оружие из рук Служанки. – Прошу прощения, извините меня, – торопливо пробормотала Служанка, склонив голову. Эва взволнованно протянула к дочери руки. – Вот увидишь, как сильно я вас обоих люблю! Да, понадобится время, чтобы принять и осознать… Я сделала единственно правильный выбор для нашей семьи! – Эва, ты же планируешь превратить нас в подобие Робби, этого развратного мальчишки! Тоже мне, коллеги-знаменитости выискались. И не уверяй меня, что это вершина блаженства! – Но… – Убирайся! Вон! Задохнувшись от удивления, Эва в нерешительности замерла на ступенях. В следующую секунду она взяла себя в руки. – Ладно. Я ухожу, а вы пока отдохните. День выдался странный и тяжелый. И она вышла, шурша нарядной юбкой. По-прежнему не смея поднять головы, Джулия закрыла за ней дверь, а Доун уселась на пол рядом с Фрэнком. – Бред какой-то! – пробормотала она, надеясь, что отец с ней согласится. Но он не сказал ни слова. Ни одного слова, черт бы его побрал!
|
|||
|