|
|||
В пятницу вечеромВ пятницу вечером На щеках Пии-Марии блестят розовые румяна, взгляд полон торжества. Она устраивает вечеринку. Будут все. — Не знаю, смогу ли я прийти, — отвечаю я ей. На самом деле я не уверен, хочу ли я туда идти. Альтернатива — тихий вечер в пряничном домике. Да, я скорее всего предпочитаю второе. Уверен, Пия-Мария считает меня трусом. Я — трус. На кухне Кристин звенит посудой. Она купила цыпленка. Тот лежит на разделочном столе, словно бледный младенец. Я снова прохожу через кухню, теперь там все тихо. То, что недавно было цыпленком, птицей, превратилось в кучу нарезанных кусочков и полосок, сердце лежит отдельно на блестящей поверхности мойки. В мозгу проносится мысль: «Можешь ли ты, Кристин, собрать его снова? Можешь ли сделать из всего этого новую птицу?» Я начал читать одну из книг Джима — роман Эрнеста Хемингуэя. Я собираюсь снова погрузиться в чтение, в реальном мире я присутствую лишь наполовину. Джим считает, что книги Хемингуэя просто чудесны. Не имею понятия, так ли это. Откуда мне знать? Когда наступает вечер, я забираюсь с книгой на диван и чувствую, как с кухни медленно распространяется аромат тушеного цыпленка. Да, Пия-Мария, я предпочитаю такой вечер. Я привык быть с Джимом и Кристин. Джим подходит ко мне, держа в руке миску с ломтиками моркови, и с одобрением кивает, прочитав название на корешке книги. — Неплохо, — говорит он. Джим принимается рассказывать о Мичигане, об осени, о лесах, которые пылают красными и желтыми красками, о птицах, сбивающихся в огромные стаи и улетающих утром, когда первый мороз расстилает на траве свое белое одеяло, о рыбе в глубоких озерах. Я удивляюсь тому, как ясно вижу все, что он описывает, словно нахожусь в Мичигане и знаю, какая славная рыба в этих озерах, не то что наша. — Ты сам как Хемингуэй, — говорю я. Джим смеется и делает большой глоток пива. Он передает мои слова Кристин, она смеется в ответ, и ее смех порхает по всему длинному коридору между кухней и гостиной. «Кажется, у них налаживается», — думаю я. Они не ругались уже много дней. Кристин открывает бутылку красного вина. Движения ее так естественны и элегантны, пробка, словно танцуя, выскакивает с мелодичным хлопком. Кристин подносит к носу горлышко бутылки и вдыхает аромат вина. Она всегда так делает, по-моему, она хочет найти там джина. Мы ужинаем перед телевизором, поскольку Кристин смотрит какой-то австралийский сериал. Цыпленок великолепен. Мы с Джимом выскребаем остатки из горшка, я накладываю побольше риса и поливаю его соевым соусом. Соус разливается по тарелке, словно нефтяное пятно. После ужина Джим моет посуду, а Кристин выходит на лоджию покурить. Она берет с собой тарелку с картошкой и соусом и цыплячье сердце для ежа. Я выглядываю в окно. Звонит телефон. Джим зовет меня. Это Туве. Ее голос радостный и оживленный, немного хриплый. Мне трудно расслышать, о чем она говорит, из-за шума, доносящегося фоном. — Почему ты не приходишь? — грустно спрашивает она. — Я скучаю по тебе, Ким. Что на это ответишь? — Я хочу, чтобы ты пришел! — продолжает она. — Я очень жду тебя. — О’кей, — разумеется, соглашаюсь я. Я надеваю черную кожаную куртку. Некоторое время сомневаюсь и решаю, что нужно надеть что-нибудь на голову, достаю черный берет и напяливаю его. На шею наматываю черный шарф. — Вот он! — кричит Кристин. — Увидел еду. Джим вытирает руки о брюки и подходит к кухонному окну. — Я прогуляюсь, — кричу я. Лестничная площадка на этаже, где живет Пия-Мария, глухо вибрирует от музыки. Я звоню, кто-то распахивает дверь, в нос мне ударяет едкий кисловатый запах воспламенителя, звучит тяжелая музыка, она стучит словно невидимое сердце. Квартира погружена в темноту. Я едва различаю три-четыре фигуры, сидящие и полулежащие в прихожей. Не знаю, спят ли они или что-то делают, но я осторожно перешагиваю через них и прохожу в гостиную. Я узнаю Криз по белым волосам. Она кивает мне. Ее густо накрашенные ресницы покачиваются. Подходит Туве. Она обнимает меня и крепко прижимается. — Ты мне нравишься, Кимме, ты знаешь? — медленно говорит она незнакомым голосом. Я смущенно смеюсь, потому что рядом с ней чувствую себя чужим. Здесь все чужое. Мы словно на разных волнах. Я пришел из страны тушеного цыпленка Кристин, ломтиков моркови и вечера у телевизора. Она была здесь в воняющей газом темноте, и бог знает, что она съела, выпила или чем надышалась. — Что за фигня у тебя на башке? Голос доносится из темноты квартиры, я вижу тень у стены. Тень делает пару шагов ко мне. — Что за фигня у тебя на башке? — повторяет кто-то, хватается за мой шарф и начинает наматывать его мне на шею, пока шарф не закрывает мне рот. — Прекрати, — говорит Туве. Но неизвестный не обращает на нее внимания. — Что за фигня у тебя на башке? — вопит он. Прямо у себя за спиной я слышу громкий хриплый хохот Пии-Марии. — Это же Кимме, — говорит она. — Черт, тебя почти не видно в этой темноте. Пия-Мария снова смеется. Мне кажется, я слышу, как ей вторит Манни. — Хватит вам, — говорит Туве. Я пытаюсь разглядеть Пию-Марию. Похоже, ей тяжело стоять прямо, и она обнимает Манни за талию и прижимается к нему. — Поцелуй меня, Манни, — говорит Пия-Мария. Но Манни сверлит меня взглядом. Неизвестный срывает с моей головы берет и бросает его Манни. Берет пролетает мимо и исчезает в темноте. — Летающая тарелка, — горланит неизвестный и громко хохочет. — У тебя что, на башке НЛО? Я нахожу берет и надеваю его на голову. Неизвестный снова подходит ко мне. Теперь он говорит другим тоном и больше не шутит. — Что ты делаешь? Нельзя носить такое дерьмо! Он срывает с меня берет, я тянусь, пытаясь забрать его, и тут неизвестный бьет мне коленом прямо в пах. Я не успеваю защититься. Ужасно больно. Я еще не успеваю прийти в себя, и вижу, как Туве бросается на неизвестного, бьет его ладонью, сухой звук удара не заглушает даже громкая музыка. — Пошли, — говорит она. — Уходим отсюда.
|
|||
|