Гусейнов А.А. Сослагательное наклонение морали // Вопросы философии, 2001. № 5. С. 18.

Хафизова Наталия Алексеевна,

к.филос.н., доцент кафедры

философии и права ПНИПУ

«Позитивное» и «негативное» в морали.

Вопрос о критериях нравственной ценности поступков является одним из важнейших и болезненных для теории морали, так он оказывается сопряженным с категориями, касающиеся сути морали как таковой. Условно, это – спор о позитивном и негативном поступках. В российском философском пространстве спор вокруг таких концептов как “общезначимое”, “абсолютное”, “относительное” в морали, проблем насилия и ненасилия привел к четкому очерчиванию двух подходов к пониманию морали, её функций, выразителями которых стали, с одной стороны, А.А. Гусейнов, с другой,– Р.Г. Апресян.

Негативный поступок (это словосочетание ввел А.А. Гусейнов) – это поступок, который реализует какой-либо запрет, то есть это – неосуществленный поступок с негативным содержанием; его ценность и состоит в этой самой неосуществленности. Позитивный поступок – это осуществленное положительное (ценностно-ориентированное) действие; само его содержание обладает моральной ценностью. Основной разговор об этих видах поступков свелся к спору о необходимости и достаточности выполнения содержательно-определенных запретов для совершенной моральной жизни человека.

В журнале «Логос» № 5 за 2008[1] год была опубликована дискуссия вокруг кантовского эссе «О мнимом праве лгать из человеколюбия», которая еще больше высветила противостояния двух моделей нравственно совершенного поступка. Основной текст данного эссе создавался еще до выхода материалов этой дискуссии, но он вполне обозначил узловые моменты подходов, так что тем, кто буде знакомится с материалами по кантовскому эссе, данный текст вполне может помочь быстро освоиться в пространстве нешуточных прений.

Данное размышление преследует цель разобраться в сути возникшего спора, показать точки расхождения и возможные точки соприкосновения; последнее является более важным для меня как автора эссе, нежели простое фиксирование различий.

* * *

Вначале предлагаю небольшой экскурс в несколько отрывков из текстов названных авторов, где проговариваются отдельные стороны их понимания нравственно-ценного действия.

А.А. Гусейнов в своей статье 2001 года “О сослагательном наклонении в морали” дал критику позитивного поступка как не обладающего моральной чистотой, а значит и ценностью. В этой статье он несколько раз делает акцент на том, что мораль указывает человеку не на то, что он должен делать, а на то, чего он не должен делать ни при каких обстоятельствах. Так А.А. Гусейнов пишет: «И самое большее, что может сделать мораль и в чем заключается ее назначение как формы практики – это запретить (выбраковать) определенные поступки, наложив на них свое табу».[2]

Суть аргументов в пользу моральной чистоты запретов сводится к следующему. Истинная власть морали не в том, что она учреждает поступки, а в том, что она их контролирует; и её чистота проявляется в недопущении поступка как такового (что тоже само по себе есть поступок), так как любое позитивное действие «содержит в себе элемент нравственной сомнительности» (нет чистоты сугубо морального мотива). «Нравственно чистым может быть только поступок, который не совершен, - поступок, от которого человек отказался, несмотря на давление внутренних и внешних обстоятельств»[3]. Далее, А.А. Гусейнов указывает на то, что только запреты могут стать общезначимыми, тогда как любой позитивный поступок связан «с частными, особенными обстоятельствами», а значит, именно в негативном поступке максимально реализуется автономная воля человека.

И третье, именно осознание своего несовершенства в осуществлении запретов есть путь истинного морального совершенствования. «За запретами, - говорит он, - стоят такие поступки, которые легче идентифицировать и труднее прикрываться софистикой морального лицемерия».[4] И еще одна очень показательная цитата: «Моральное действие (поступок), как действие, которое совершается в силу одной лишь моральной мотивации и за все последствия которого, включая даже самые отдаленные, его автор несет всю полноту ответственности, возможно только в отрицательном варианте».[5] Здесь, А.А. Гусейнов развивает, проявляет логику кантовского понимания поступка, в которой важна граница ответственного поведения как свидетельство наличия автономии, свободы человека.

В этих рамках А.А. Гусейнов обосновывает принцип ненасилия как практическую реализацию этики негативного поступка, наделяя ненасилие безусловной моральной ценностью.

Р.Г. Апресян свое понимание спорных вопросов наиболее полно выразил в таких статьях как “Талион и золотое правило (критический анализ сопряженных контекстов)” 2001 года и “Мне отмщение, Аз воздам” (о нормативных контекстах и ассоциациях заповеди “Не противься злому”) 2006 года.

Так, в первой статье поднимается вопрос о негативной и позитивной формулировках золотого правила морали, где приводятся мнения европейских исследователей, говорящих о том, что «негативная формулировка ассоциируется с правом, автономией личности, позитивная – с универсальной нравственностью, уважением и почтением к другой личности».[6] Также приводится точка зрения В.С. Соловьева, который в «отрицательной формулировке… видел правило справедливости, а в положительной – правило милосердия».[7]

Во второй статье наиболее явно выражена полемика с поддерживаемой А.А. Гусейновым идеи безусловной ценности ненасилия в ответ на причиняемое зло; также в ней дана расшифровка этики любви (что есть этика, прежде всего, позитивных поступков), где любовь не обязательно сопряжена с ненасилием[8].

Вот несколько интересных, на мой взгляд, цитат из этой статьи. «Из общего контекста Нагорной проповеди и последовательности заповеданий можно предположить, что «Не противься злому» означает: относись ко всем с любовью».[9] Однако относится ко всем с любовью вовсе не означает абсолютности ненасилия, говорит Р.Г. Апресян, эти понятия из разных пар. Так, ненасилие противостоит насилию; и если насилие всегда связано с понижением жизненного статуса человека, его достоинства, идентичности, то ненасилие – с сохранением статуса-кво. Далее он пишет: «Ненасилие – это не забота, не благотворение, не милосердие и даже не уважение. Это всего лишь невреждение. В этом смысле ненасилие есть ахимса, что на санскрите и означает буквально «невреждение»... Поэтому насилие оппозиционно не любви, … а ненасилию. Любви оппозиционны вражда и равнодушие».[10]

Итак, в чём же суть обозначившихся расхождений между А.А. Гусейновым и Р.Г. Апресяном в понимании морали?

* * *

Спор Гусейнова и Апресяна – это, по сути, спор двух типов морали, каждый из которых по-своему отвечает на вопрос: какой поступок следует считать нравственно ценным, чистым в моральном отношении? Эти типы моральных систем имеют свое понимание морали, функций и характера общезначимости (всеобщности) её норм. Думается, что именно в понимании того: что есть общезначимость в морали – и начинается вырисовывание такие разные видения моральности наших поступков.

Один подход может быть назван абсолютистским.[11] В нем, общезначимое в морали то, что не связано с частными обстоятельствами (общераспространенно), это – то, что безусловно неприемлемо или безусловно применимо, а значит, это является абсолютным. Требование обладает непререкаемостью авторитета, вменяемо всем и общеобязательно.[12] Здесь, абсолютизируется само содержание моральных норм (например, «не лги», «не убий»); требование ценно само по себе, так как оно и есть форма существования Блага. Для абсолютистской позиции морально значимым является все то, что позволяет субъекту сохранить свою нравственную безупречность, моральную чистоту мотива поступка. Ибо только нравственная чистота свидетельствует о присутствии человека разумного, его субъектности, автономности, которые ценны сами по себе. Моральность признается следствием познания автономии воли, принадлежащей умопостигаемому миру, морального долженствования,[13] и вне исполнения долга она отсутствует. По аналогии с декартовским «мыслю, следовательно, существую» абсолютизм как бы говорит: «исполняю моральный долг, следовательно, существую как разумный (свободный) человек».

Иное видение морали ставит под сомнение связку «всеобщность – абсолютность». Под «всеобщим» чаще всего понимается общеадресованность моральных предписаний, так как считается, что мораль взывает к разуму в каждом человеке, ожидая от него определенного поведения. Всеобщее не есть непременно абсолютное. Так, «требование предъявляется ко всем, но… степень непременности этих обязанностей различная: одни из них безусловны (абсолютны), другие условны (относительны)».[14] Общеадресованность не является безусловной общеобязательностью, но – общезначимостью в качестве универсального способа совершенствования человеческой природы. Абсолютность, в этой философии морали, выражает характеристику морального долженствования и того, как моральные нормы функционируют.

Р.Г. Апресян предположил, что абсолютны только такие максимы долженствования, которые задают рамку – моральный минимум (например, «не навреди»), и высший смысл – моральный максимум (например, «возлюби»), предоставляя человеку свободу следования и действия.[15] Абсолютно не содержание требований, а их ценностный контекст их функционирования; требование абсолютно значимо не само по себе, а как средство для реализации Блага и уменьшения зла. Содержательное же наполнение этих требований осуществляется социокультурной практикой человека и социальных институтов, что делает содержание моральных требований скорее относительным, чем абсолютным. Моральность, здесь, является следствием осознания субъектом своей моральной обязанности делать то, что способствует соединению людей и совершенствованию.

Сама же субъектность человека являет себя не столько в нравственной чистоте, сколько в моральной озабоченности, которая (наряду с рефлексией, творчеством, познанием и т.п.) есть модус духовного существования человека, с помощью чего утверждается лежащая в основе поступков ценность и преодолевается зло повседневности в акте человеческой свободы.[16] Данная моральная философия как бы говорит: «существую как духовное (разумное) существо, и потому могу быть моральным», а также: «выбираю, решаю, поступаю, отвечаю, следовательно, существую как “человек моральный”».

Всеобщность морали, с точки зрения А.А. Гусейнова, связана с абсолютностью моральных норм как безусловным принятием их в качестве необходимых для исполнения, для совместного бытия; они явились результатом осмысления общественной практики и поэтому универсализуемы. Ценно то, что принимается членами сообщества в качестве такового. Такое понимание всеобщности как абсолютности, безусловности порождает видение запретов в качестве единственной адекватной формы существования морали. Отсюда, мораль сфера того, что не должно делать, она – способ проявления морального совершенства.

Всеобщность морали, по Р.Г. Апресяну, связано с тем, что ценным считается все то, что признается желаемым в качестве перспективы совершенствования. Позитивные требования в виде заповедей, позитивной формулировки золотого правила и их реализация в поступках – вот поле реализации потенциальной всеобщности морали. Отсюда, мораль – сфера того, что должно делать; мораль – то, что позволяет деятельно объединять людей.

А теперь более подробно о понимании того, какая из какая из форм поступка – негативная или позитивная – признается более значимой и безупречной в моральном отношении. Понятие “нравственной чистоты, ценности поступка” у одного связано со значимостью констатации присутствия «Я» как субъекта поступка, несущего ответственность за свои действия, а у другого, оно является основанием вменения вины, или похвалы, или признание его в качестве нормы, образца поведения.

А.А. Гусейнов считает, что безусловной моральной ценностью обладает такой поступок, в основании которого лежат лишь моральные мотивы, очищенные от всех иных мотивов. Негативный поступок – это единичный поступок «здесь и сейчас», имеющий своим основанием всеобщность запрета. Так он с неизбежностью приходит к кантовскому пониманию мотивации, разводя по разные стороны долг и склонности, утверждая, что вполне может быть, что такой поступок даже не будет совершен никогда, но это не лишает его безусловной ценности.

Итак, запреты в абсолютистской модели – это всегда запрет на что-либо, на вполне содержательно конкретное действие; в негативном поступке на первое место выходит мотив, по которому он совершается для определения совершенного характера поступка. Идеальную модель морали, говорит А.А. Гусейнов, дает кантовское понимание морали, где моральность – итог исполнения долга, противопоставляющийся склонности, которые являются мотивами действий. Но дело в том, что запрет не может быть безусловно нравственно ценен в том смысле, что это поступок, который не произошел, и он остался «тайной» не только для окружающих, но и для самого свершившего его (в силу отсутствия полной уверенности поступающего в чистоте своих мотивов, насколько там присутствовал один лишь моральный мотив, а не склонность к чему либо). Абсолютизация запрета не спасает от лицемерия; где гарантия того, что запрет исходит из долга, а не из склонности к чему-либо? Не является ли безусловное исполнение долга проявлением самолюбования, гордыни и лицемерия (именно этот аргумент был основным со стороны нон-абсолютистов в споре вокруг кантовского эссе)?

Здесь, видится, А.А. Гусейнов в своем утверждении моральности только негативных поступков (запретов) фиксирует поступок как точку, светящуюся, пульсирующую точку, обладающую абсолютной ценностью, которая свидетельствует о присутствии субъектности – автономности морального субъекта, его доброй воли и о факте не сотворения зла. Так, он пишет: «Моральный поступок подобно спинозовской истине, светится изнутри».[17] В отношении гусейновской позиции возникают следующие вопросы: если запрет имеет абсолютный характер, он надситуативен, то имеются ли на сегодня общезначимые абсолютные запреты, которые бы ситуативно нельзя было опровергнуть (ведь сами запреты вышли из сферы конкретного социального опыта, который изменчив)? да, и как запреты, выведенные из переменчивого сущего, могут наделяться абсолютными, безусловными смыслами, помещаться в сферу идеального (это возможно только в случае уверенности в божественном происхождении запретов)?

По Р.Г. Апресяну, моральной ценностью обладает всякий поступок, устанавливающий взаимодействие с целью совершенствования себя и другого, как ориентированный на добро, справедливость, любовь и т.п., утверждающий эти ценности в качестве действенных, а не идеальных состояний. Принцип талиона (этика воздаяния), золотое правило морали (этика самоопределения) и заповедь любви (этика самореализации) – являются основанием для выявления моральности того или иного действия. Р.Г. Апресян в своем утверждении ценности позитивных требований и поступков, думается, фиксирует процесс, обладающий абсолютной ценностью в силу того, что совершающий его не столько является свидетелем своей субъектности, но и развивает её в сомнениях, конкретных действиях, саморефлексии, а также утверждает ценность, лежащую в основе этого поступка, для каждого в качестве всеобщей, общезначимой.

Абсолютистская мораль лишает любовь статуса морального мотива как форму склонности, тем самым, отсекая возможность реализации моральности человека в позитивных действиях. Но если вдуматься, любовь – это единственный мотив поступка, который преодолевает разорванность склонности и долга, объединяя их в свершающемся поступке, который протекает по формуле «не могу иначе»; она – склонность, где эгоизм становится формой альтруизма (деятельного долга перед другим). Именно она переводит сослагательное наклонение в морали для всех в реализуемое должное (изъявительно-повелительное) для единичного случая. Любовь способна разрешить противоречия, так как она устанавливает меру насилия и ненасилия в отношении зла без осуждения, но действенно (потому, что так чувствует, потому, что «здесь и сейчас» сам Бог не знает лучше, чем я, как поступить для блага другого).

* * *

Теперь несколько слов о возможных и необходимых точках пересечения гусейновского и апресяновского видений морали. Они, как видится, не столько противостоят, сколько вполне дополняют друг друга, создавая стереоскопичную картину моральной жизни человека.

Сфера морали – сфера квалификации поступков для себя в качестве допустимых или недопустимых; существуют, по большому счету, два пути квалификации моральности поступка. Первый – насколько твой поступок реализует какой-либо запрет (через рациональное взвешивание мотивов в связке долг – склонность) как форму чистого морального поступка, и второй – насколько твой поступок нравственно ориентирован на благо другого, реализуя любовь (через моральную интуицию на счет того, как поступить наилучшим, для другого, образом) как содержание нравственно ценного поступка. Причем, абсолютный запрет и любовь – идеальные состояния, редко воплощающиеся в своей чистоте, так что в реальности всегда присутствует моральная нечистоплотность, а значит, действительно, как по Швейцеру, «чистая совесть – изобретение дьявола».

Нравственная ценность поступка связана, таким образом, и с констатацией моей автономии (самозаконодательства), и с наличием во мне любви (открытостью к другому); именно через это мы понимаем свою человечность, свою универсальность и уникальность одновременно.

По А.А. Гусейнову, автономность человека, его самозаконодательность задана структурой мышления, тогда как Р.Г. Апресян считает, что человек действует, и самозаконодательство его не из автономии, а из отношений с другими. И тот, и другой – правы в перспективе дополнительности. Моральность человека предполагает автономию как свойство человека, отношения с другими оказывают влияние на содержание самозаконодательной деятельности; первый описывает: в чем проявляется автономия человека, второй: что и как учреждается в самозаконодательной деятельности человека.

А.А. Гусейнов лишь говорит о том, что абсолютная ценность морали в том, что она создает каркас, границы поступка; все остальное имеет относительную (условную) моральную ценность (а значит, нет моральных авторитетов, кроме самого человека). Однако, Р.Г. Апресян также утверждает: «Никогда не проявляй заботу прежде гарантированного невреждения»,– тем самым подчеркивая непременность наличия границ действий.

Запреты, по сути,– горизонт безусловно морального, позитивные требования и поступки – путь, способ морального совершенствования, бытия, становления; позитивный поступок обладает относительной моральной ценностью из-за принципиальной непредсказуемости результатов, что создает напряжение моральной жизни человека. Это напряжение и обеспечивается принципиальным разрывом, зазором, между целями и средствами, по Гусейнову, что и есть мораль.

Настоящий этап развития этики в виде прикладной этики, которая, по сути, является этикой поступка, с новой силой проявляет различие и необходимость понимания дополнительности двух выше описанных моральных систем. Насколько разные виды прикладной и профессиональной этик должны прописывать позитивное содержание или только высвечивать границу через систему запретов (а позитивное оставлять в «сфере личностного присутствия)? Даже, например, спор об эвтаназии является не столько спором о ценностных приоритетах между ценностью жизни и свободы в принятии решения, сколько спором между безусловностью запрета на убийство (негативным поступком) и безусловной правотой любви (позитивный поступок); ценности же жизни и свободы сталкиваются внутри этих форм поступков.

Вообще, логика развития европейской морали прошла путь от идеального состояния всеобщности запретов к реальности частных запретов в прикладной этике. Это отразило реальную практику, что запрет как таковой может иметь власть только в конкретной ограниченной сфере, и лучше, если его выполнение контролируется не только совестью человека, но и системой права (недаром прикладная этика создается на стыке морали и права), что выводит запрет из-под власти только автономии человека. Параллельно этому шел и идет процесс оправдания действенности позитивных требований, целиком находящихся под властью решимости конкретной личности к их реализации; так что сфера автономных человеческих действий все более начинает связываться полем позитивных поступков.

* * *

Таким образом, мораль, развитие индивидуального морального сознания, может, и начинаются с запретов, но продолжаются в зазорах между ними[18]. Мораль не есть простое выполнение или невыполнение запретов, предписаний, признанных обществом в качестве всеобщих, но это – сфера, в которой человек дает себе ответ о приемлемых для него формах бытия в качестве человека; это – сфера ответственной свободы внутри того, что не запрещено (хотя, может быть и рекомендовано) или не предписано к обязательному исполнению.

Выполнение каких-либо общеобязательных запретов вполне может быть обеспечено системой права. Мораль же вращается вокруг вопроса о благе того, в отношении кого совершается поступок. Она не столько система запретов и предписаний, касающихся наших действий, но – система ценностей, принципов и правил, на основе которых они и совершаются.

Причем, если представить, что запреты – это, как уже говорилось, некий каркас морали, а ценности, принципы и правила – сердцевина, то: не каркас определяет содержание поступка, а наоборот, поступок, воплощающий какие-либо ценности и реализующий какое-либо правило, формирует этот индивидуальный каркас.

Так что, наличие общеобязательных запретов, касающихся содержания деятельности – того, что делать нельзя,– сомнительно. Есть единственный запрет (требование), который приемлем, и он отвечает на вопрос: как делать нельзя – "не навреди!" (оно аналогично требованию "возлюби"; но ни одно из них не указывает на то, что конкретно следует делать, это остается в сфере свободы выбора человека).

Требование "не навреди!" не сужает пространство свободы, а расширяет его, ибо соответствовать этому предписанию возможно лишь через самоопределение в пространстве ценностей и правил, дарующих человеку выбор между тем, что я могу и/или должен себе позволить сделать в отношении того или иного человека, и тем, что – нет. Да, и правила морали в принципе говорят только о том как поступать.

Не выполнение запретов морально (например, спасти жизнь кого-либо здесь-и-сейчас ценой воровства – вполне морально оправдано), но – такоеделание блага другому, чтоб оно ему не навредило. И применение по ситуации четырёх основных моральных правил: правило воздаяния, золотое правило нравственности, правило любви и кантовский категорический императив,– достаточно для того, чтобы жить в поле морали.

[1] См.: http://www.intelros.ru/readroom/3289-logos-5.html

[2] Гусейнов А.А. Сослагательное наклонение морали // Вопросы философии, 2001. № 5. С. 18.

[3] Там же. С. 27.

[4] Там же. С. 28.

[5] Там же. С. 29.

12 Следующая ⇒