Ведь молодые были! – оживилась моя собеседница. – Жизни хотелось, песен, танцев! Очень много все тогда трудились, но никто не стонал, не жаловался.

– Копали мерзлую картошку ради крахмала, – рассказывает Людмила Сергеевна.– Хорошо, если на базаре купят стакан «черной мучки»: когда очищали крупу на заводе, поднималась страшная пыль, ее сметали и продавали стаканами. Лепешки с такой мучкой называли тошнотики, – со вздохом вспоминает она. – Но ведь жили как-то все равно! Трудились, помогали друг другу.

– А милосердие к немцам было?

– Конечно. У нас был преподаватель немецкого языка Мартин Фридрихович Роттермель, он из немцев Поволжья. Когда он заболел туберкулезом, мы в классе несколько дней экономили хлеб и пошли к нему в больницу с гостинцем. Он нас всех огромными ручищами обнял и плакал: как это мы, зная, что идет война с Германией, немцу принесли хлеб!

Скоро в город стали привозить раненых. Людмила Сергеевна с семьей помогали выводить их из вагонов, ведь жили они недалеко от железнодорожного вокзала. Маленький паровозик «Кукушка» вез солдат от вокзала к пристани. Встречали их на лошадях и в телегах развозили по госпиталям. В Сарапуле их было 4: в школе №15, в Горисполкоме, в Педучилище и в здании старого Сельхозтехникума. Тогда ходили слухи, что немецкие самолеты долетали даже до Казани. Сарапул считался глубоким тылом.

– От Казани совсем недалеко до нас, – всплескивает руками Людмила Сергеевна. – Поэтому у нас была хорошая светомаскировка, как только наступает вечер, ни одного огонька нигде не светило. Окна заклеивали старыми газетами, промазанными сажей, нам говорили, что свет свечи виден в космос на несколько километров.

Все население Сарапула жило в голоде и холоде. Чего только не придумывали, чтобы немного согреться:

– Брюк у меня не было, зимой очень холодно в чулках. Присядешь чуть-чуть, чтобы пальто спустилось ноги погреть, – смеется, изображая это, Людмила Сергеевна. – Потом один учитель мне посоветовал под чулками ноги обертывать газетами. Они порвутся, лохмотья болтаются, но все равно было теплее.

Еще одной страшной проблемой войны были вши. На углу ул. Труда и Ст. Разина были специальные камеры, куда целые классы водили мыться, паром обрабатывали одежду. А в школах, несмотря ни на что, продолжались занятия. Света не было: все электричество шло на заводы и в госпитали. А дома и на учебе были свечи, лампы или мигалки: маленькие бутылочки из-под одеколона, в которые спущен фитилек.

– Отопление было печное, а дров мало. Когда я училась в педучилище, у нас были чернильницы-непроливашки. Чернила всегда замерзали. Сунешь такую чернильницу под мышку, она немножко оттает.

– Как школьники могли помочь в тылу?

– Помогали в госпиталях: писали письма под диктовку солдат. Приходили с концертами: старались победить уныние и страх. У нас была развита тимуровская работа: в каждой школе были ребята, которые помогали людям дров наколоть, воды принести.

Помогали ребята и в колхозах. Людмила Сергеевна работала 2 месяца недалеко от Каракулино: убирала хлеб, училась вязать снопы. А уже было довольно холодно: в сентябре – октябре убирали картошку и турнепс руками из холодной жижи. Ноги в лаптях коченели, руки немели.

– Но зато на уборке урожая разрешали есть картошку и приносили по 2 литра молока: оно все грязное, навоз там даже плавал. Но все равно, картошку сваришь, молоком польешь, и сыты. Обратно пришлось идти пешком 60 км в лаптях. Но мы шли и дружно пели:

Мы – красные кавалеристы,
И про нас былинники речистые
Ведут рассказ:
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы гордо, мы смело в бой идем.

– Ведь молодые были! – оживилась моя собеседница. – Жизни хотелось, песен, танцев! Очень много все тогда трудились, но никто не стонал, не жаловался.

По праздникам на фронт отправляли подарки. В основном делали кисеты. Вышивали надписи вроде «Самому храброму солдату». Девушки писали письма неизвестным бойцам.

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒