|
|||
ЧЕРНАЯ БУТЫЛКАЧЕРНАЯ БУТЫЛКА
Помню все отчетливо, ярко до сих пор, будто это случилось только вчера... Освещенная багряно-малиновым заревом больших дуговых ламп, рука водолаза держит в воде черную бутылку с капсюлем гремучей ртути. В стороне змеится тонкий электрический шнур. Пузыри воздуха гулко летят из пустотелого шлема, через мелкие дырочки головного золотника. Округляясь, вспучиваются, покрываются радужной пленкой, вырастают в хрупкие сверкающие шары, ударяются о подводные светильники, гремят, подпрыгивают и звонко лопаются на потревоженной поверхности реки... На палубе две фигуры, охваченные страхом: средних лет матрос и Миша Царев. Уже дважды кричу я матросу: – Запускай мотор! Но он втянул голову в плечи и, не отрываясь, смотрит на Царева, который пытается зачистить ножом блестящие, будто разрубленные острым топором, концы оборванного электропровода. Руки Царева дрожат, и крупные капли пота, как морские брызги на иллюминаторе, скатываются с бледного лица... В тот памятный день наш водолазный бот находился у перемычки котлована гидроэлектростанции. Работы было много. Но с самого утра меня огорчало легкомысленное отношение к делу двух молодых практикантов – Миши Царева и Феди Косичкина. Первым в воду пошел Миша Царев. Он называл себя Мишель и носил модные усики – «плюгавочка». Ловкий, сообразительный, он быстро застропил на грунте упавшую железобетонную арматуру и сообщил мне об этом по телефону. Плавучий кран ждал, когда водолаз выйдет на бот. Но Царев не показывался. – Почему не выходишь? – уже дважды спросил я. Ответа не последовало. С водолазом что-то случилось. Надо его срочно поднимать. Мы с Косичкиным потянули шланг и сигнал, но они где-то застряли. Сигнал кое-как распутали, видим – подается, а шланг не идет. Что делать? На помощь подбежали матросы с плавучего крана, как хватили разом, так и перервали телефонный кабель, привязанный к шлангу. Вытянули Царева на трап. А он жив-здоров. Оказывается, не выспался, поздно пришел с танцев и решил отдохнуть на грунте. А чтобы его не беспокоили, специально запутал шланг и сигнал за концы трапа. Он любил во время работы выкинуть какой-нибудь фокус. Кран поднял арматуру. Теперь надо было освободить шпунтовую сваю, которая почему-то не шла в грунт. Я послал Федю Косичкина. Сильный, но неповоротливый, за что приятель прозвал его «сундуком», он тоже старался быть франтом. Его круглое лицо обрамлял тонкий шнурочек бородки. Молодой водолаз доложил, что свая уперлась в подводное бревно, но не смог его убрать. Долго возился там, выбился из сил. А на участке простой. Пришлось поднять Косичкина наверх и пойти самому. Легкий, как дым, серый ил, потревоженный свинцовыми подметками, поднялся с грунта и осел мне на водолазные галоши. Ни одна рыбка не проплыла мимо, мы давно их тут распугали. Из-под сваи, как спина старого сома, чуть виднелось толстое темное бревно. Посмотрел я. Ну до чего же недогадливый Косичкин! Резал, потел. А что толку пилить бревно в грунте, у самой сваи, когда единственно верный способ – применить взрывчатку! Я встал на колени и начал копать ямку для заряда. Спрессованный с галькой песок сразу заскрежетал под острым железным жалом скобы. «Когда же мои ученики станут настоящими водолазами?» – с огорчением думал я. Вот уже полгода, как их прислали из водолазной школы, а проку никакого. Оба делали работу «от» и «до», только в порядке приказа. Скажешь им: сделайте то-то – выполнят, не скажешь – пальцем не шевельнут. Чтобы предложить что-то свое, внести новое, – никто из них не стремился к этому. Парни не находили романтики в повседневной подводной работе. А ведь только большая любовь к водолазному труду делает его романтичным! Они с интересом слушали рассказы о старых мастерах, но опыта их не перенимали. Я ставил в пример им других молодых водолазов, которые за хорошую работу получали премии. Но и награды не прельщали ребят. Они пришли ко мне с ложным представлением о нашем деле как о подводном спорте. Думали, что будут порхать под водой, быстро находить там затонувшие корабли, разные древние города, а газеты опишут их подвиги и напечатают портреты. Но они совсем не задумывались над тем, что водолазная специальность – одна из самых тяжелых мужских профессий, причем часто даже незаметная. Невидимый для всех, в соленом поту, копаешься, как слепой крот среди ила, где бессилен любой фонарь, на ощупь заводишь стальной строп, пилишь незримой ножовкой и бьешь, кувалдой, стараясь по звуку попасть в нужное место. Или же работаешь на бешеном течении, весь обжатый подводным ураганом, который рвет, полощет тебя, если ты держишься за грунт, но только выпустил из рук ходовой конец с тяжелым балластом – тебя выкинет как пробку или расшибет о донный валун. Или идешь в заводской колодец, узкий, темный, весь утыканный длинными гвоздями, чтобы освободить дно от двухметрового слоя грунта, да при этом открыть и закрыть чугунные клинкеты колодцевых заглушек. Глубоко ошибается тот, кто думает, что аквалангист может заменить водолаза. Подводный спорт тоже требует отличной физической подготовки и некоторого знания физиологии. Но подводный труд и подводный спорт – вещи совсем разные. Однажды мы спускались в водолазных рубахах с автоматическими клапанами. Я спросил у ребят: «Все ли проверено?» Они ответили: «Все!» Но достаточно было Мише Цареву погрузиться, как он немедленно дал сигнал тревоги. Подняли его, а в костюме вода. Почему залило? Ребята тщательно осмотрели снаряжение. – Где же автоматический клапан? Здесь только колпак с дырочками? А я и подаю его на ладони. Нарочно перед спуском вытащил, знал, что на такую «мелочь» они не обратят внимания. «В нашем деле «мелочей» не бывает», – повторял я им неоднократно. Урок пошел на пользу, но к работе ребята относились по-прежнему несерьезно. Какой же к ним еще подход нужен? Я считался хорошим инструктором. Сколько молодежи ушло от меня мастерами своего дела. А этих не могу приучить даже к порядку на водолазном боте! Вот, например, сейчас. Только я поднялся по ступенькам трапа и склонился грудью на темный от воды и ветра толстый дубовый планшир корабельной кормы, весь иссеченный стальными тросами, будто натруженная рабочая ладонь, как сразу увидел через стекло шлема, что на палубе опять кавардак. Сигнальный конец и шланг не скручены в кольцо, которое мы называем бухтой, а мокрые раскиданы где попало. Наушники и телефонная трубка, по которой мне только что насвистывал мотив ультрамодной джазовой песенки Миша Царев, теперь валяются у его ног. А на ящике подводного телефона красуются большие, не по размеру, грязные Мишины ботинки. Чтобы не шнуровать, он сразу совал в них ноги и вечно ходил с протертыми носками. Зато на танцы, я видел, Миша всегда спешит щеголеватый, подтянутый. Эх, если бы он был таким же и на работе! Нет, не будет из этого модника водолаза! А нерасторопный Косичкин окончательно взбесил меня на этот раз. Ему надо было отсоединить от манишки шлем, осторожно, двумя руками, поднять его у меня над головой и положить на палубу, как гриб посреди корзины, в круглую бухту шланга. Казалось бы, чего проще? Но каждый раз он ухитрялся больно, до слез, поддеть меня медным ободком за нос, а сейчас ударил по затылку. «Сегодня же спишу Косичкина с бота!» – со злостью подумал я и, не снимая костюма, стал готовить заряд. В черную бутылку, которая валялась в рубке, засыпал желтый порошок – мелинит – и до середины вставил латунный взрыватель. Решил сам пойти перебить бревно. Косичкин, не получив от меня очередного разноса, почувствовал что-то неладное и поспешно сказал: – Разрешите мне спуститься? Он впервые проявил такую инициативу. – А справишься? – Справлюсь! «В самом деле, – подумал я, – ведь положить заряд в готовую лунку – дело нехитрое. Проверю-ка парня последний раз!» Когда водолаз был готов к спуску, я скомандовал: – Подобрать провод! Косичкин надел на руку моток электрошнура, который тянулся по всей палубе, к рубке бота, и принял от меня заряд. – Будь внимательным! – предупредил я. – Знаешь, какая сила таится в мелините? – Ого! Да такой бутылочкой наш мотобот вмиг на мелкие щепки может разнести. – Все ли ясно? – Абсолютно! – лихо ответил Косичкин, довольный поручением. Вскоре он доложил по телефону, что задание выполнено, и показался из воды. Рабочие котлована удалились от места взрыва, а наш бот отошел подальше к берегу. Косичкин еще стоял на трапе, а начальник участка уже торопил нас. Миша бросился к взрывательной машине. Ему по-мальчишески хотелось самому скорее подорвать бревно. – Включать? – звонко крикнул он. – Взрывай! – сказал я и взялся за стопорный винт, чтобы снять с Косичкина шлем. Стопорный винт укреплен на затылке, и мы его развинчиваем привычно, не глядя, вытянутой рукой. А на этот раз будто кто подтолкнул меня посмотреть. Я наклонился к стопору, и мороз пробежал по коже... На спине у Косичкина, сливаясь с цветом темно-зеленого тифтика водолазной рубахи, висела черная бутылка! Парень ухитрился подцепить ее за провод крылышками медных барашков. – Включаю! – донеслось из рубки. Точно горячей волной подбросило меня. Молниеносно хватил я зубами электропровод и перекусил его! Откуда только взялась у меня такая чудовищная сила? До сих пор удивляюсь. – Почему нет взрыва? – орал Миша. А я стоял возле Косичкина неподвижно, с зажатым обрывком провода. Миша торопливо выскочил, взглянул на меня и тревожно спросил: – Что-нибудь случилось? Я молча показал ему на спину Косичкина. – Черная бутылка! – прошептал Миша и со страхом попятился. – Сними с водолаза заряд, – приказал я. – И спустись, заложи как следует! Освобожденный от грузов и шлема Косичкин стоял в водолазной рубахе и обалдело смотрел на нас. Я надел ему на голову телефонные наушники и велел держать связь с Царевым, пока тот находится под водой. Бревно было перебито. Ребята ушли. А я дотемна сидел на берегу и курил. Утром раньше всех на бот пришел Царев. Собранный и деловитый, доложил мне о предстоящей работе. Впервые до блеска была надраена палуба. Старый водолазный шлем горел, как золотой. Больших грязных ботинок не было и в помине. И только к вечеру явился Косичкин. – Спишете меня? – мрачно спросил он. Я взглянул на него и подумал: «Списать-то просто. Но тебя ведь теперь ни на один бот не примут. И пропал!» – Иди работай! Парень преобразился, глаза его радостно блеснули. – Есть! – дрогнувшим голосом произнес он. Потом вздохнул всей грудью и твердо добавил: – Теперь-то уж я никогда, ни за что не зацеплюсь! Вот увидите, буду настоящим водолазом!
|
|||
|