Приложение 23 страница

- Давай начнем по порядку, - устало пробормотала Фрэнки, отодвигаясь от изумленной девушки. – Я начну издалека, чтобы тебе было как можно понятнее. Но сразу предупреждаю, что впервые рассказываю эту историю хоть одной живой душе. Да если честно, я и сама не знаю, что из моих слов будет правдой, а что выдумкой, созданной моим подсознанием только ради облегчения боли.

Она сделала несколько героических выдохов, попеременно вдыхая полной грудью приятный запах спальни, пропитанный ароматами чего-то поистине настоящего. Любви – так ей показалось, потому что только это чувство может принести за собой в любое помещение шлейф из бесконечной гаммы чувств: нежности, страсти, обожания и какого-то подобострастного влечения… Объяснить было трудно, а вот ощутить на себе – безумно легко. Выходит, у нее появился еще один повод от всей души позавидовать другу и его человеческой девушке. И пусть эта зависть заставляет ее чувствовать себя неловко, но приятно быть негласным участником настолько…

- Я родилась в очень богатой семье, - тихо начала итальянка, откидывая в сторону ненужные размышления. – У нас было не только много денег, славы, уважения и почета тоже хватало – мне, во всяком случае. Родители решили дать мне все, видимо, считая вечную жизнь недостаточным условием для безбедной жизни. Я уже не помню, были ли они королями или же просто состояли при дворе, да это уже и не важно. Больше двух сотен лет они грезили о ребенке, жаждая получить наследника, который станет достойной заменой их самих. Дело в том, что у бессмертных с этим очень большие проблемы. Невозможно просто захотеть и точка. Не знаю, смогу ли объяснить, просто прими на веру тот факт, что забеременеть вампиру практически невозможно. Поэтому их так мало – ламий. Они живут общинами, закрываясь от всего прочего мира, предпочитают занимать самые значимые должности, подчеркивают свое знатное происхождение… В общем, пальцы веером, сопли пузырями. Ничего примечательного, одни сплошные закидоны. Так вот… Моя мать просто летала на крыльях счастья, старательно заваливая меня тоннами довольно своеобразной любви. Для маленькой Франчески делалось все: вместо материнского молока ее поили свежей кровью, как впоследствии мне предстояло узнать, это была кровь маленьких детей; ее окружало бесчисленное множество нянек, в основе своей обычных женщин, которым предстояло стать завтраком-обедом-ужином у шаловливого малыша; в дом вереницей текла бесконечная очередь бессмертных родительских знакомых, которые шастали к ним полюбоваться на очаровашку Франческу, каждый нес под мышкой сладкий сувенир – ребенок какой-нибудь зазевавшейся мамаши. И так продолжалось очень долго. Года в три меня стали становить на табуреточку, заставляли улыбаться этим мерзким кровососам, показывать ямочки, прятавшиеся в безобразно откормленных румяных щеках. И никто из них ни разу в жизни не подумал о том, что перед ними стоит монстр, который с младых ногтей занимался убийством детей. Нет, все притворно ахали и охали, восхищаясь моей красотой. Я действительно была удивительно милой даже для вампира. Как любил говорить Остин, во мне был свет, много света. Яркого, ослепительного, притягивающего к себе точно магнит железо. Я оказалась из того разряда созданий Ночи, которые несли в себе День. Возможно, мне пришлось бы и дальше влачить жалкое существование пиявки, устроившейся под надежными крыльями родителей, если бы не тот день. Знаешь, ламии очень похожи на обычных людей. В поведенческой манере, я имею в виду. Лет в четырнадцать мы крупно повздорили с отцом после его возращения с очередной охоты. Он часто уезжал куда-нибудь за пределы города, чтобы привезти как можно большее количество «пищи», которой не было еще и семи лет от роду. Моим маме с папой всегда казалось, что пить более взрослую кровь – это просто неуважение к своей аристократической сущности. Ну да, когда в жилах течет голубая кровь, отчего не побаловать себя вкусненьким? Я представить себе не могу, что бы услышала от них в ответ, предложи им диету Стефана… В общем, мой красавец-папаша прибыл назад домой с отличным «уловом» - пятеро совершенно бесподобных розовощеких малышей, которым от силы было года по три. Одного из них он привез лично для меня. И ты знаешь, мне и на секунду не пришла в голову мысль о том, что это все чудовищно, напротив! Я чуть было тут же не впилась ему в горло, потакая своему капризному телу. Мне хотелось рвать эту приятно пахнущую кожу, испуская при этом совершенно звериный рык. Хотелось как следует вцепиться в него зубами, чтобы вязкая и безумно ароматная кровь заполонила все горло, а удивительно короткая жизнь вливалась в меня подобно бурной горной реке. Я крепко обхватила мальчишку ладонями, прижала к груди и выбежала в сад, чтобы никто не мог нарушить мое наслаждение от трапезы. И неожиданно парнишка проснулся. Он обхватил мою шею ладонями и жалобно заплакал, испуганный всем происходящим. Слова давались ему с огромным трудом, но он все-таки сумел выдавить из себя тихое: «Мамочка, пожалуйста». Может, я никогда не была по-настоящему тем монстром, каким хотели видеть меня родители, а может во мне проснулось что-то человеческое, но я не убила того ребенка. Ночью, без труда обведя вокруг пальца двух безгранично доверяющих мне вампиров, я сумела вернуть его обратно к семье и вернулась обратно только ради чудовищного скандала. Несколько часов я посыпала головы ополоумевших от гнева родителей проклятьями, обвиняя их в совершенных убийствах. Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но я четко решила для себя – кровь невинных детей исключена из моего рациона. Помню, отец безумно разозлился на меня, а мать только тихо плакала, умоляя «доченьку» опомниться. К утру мне пришлось уйти из дома, потому что наш авторитарный папаша довольно четко дал понять: видеть в своей семье подобное отродье он не собирается. И я была даже рада покинуть этого проклятое место, во мне сломалось все то, что четырнадцать лет неразрывно связывало меня с ним. Радостно вычеркнула из жизни стерву-мать, имеющую две темы для разговора: малютка Франческа, отрада и гордость родителей, жадно попивающая немыслимое количество крови (хороший аппетит считался у нее признаком отличного вкуса и неоспоримой причиной для принадлежности к знатному роду), да еще превращенные вампиры, которых давно бы следовало истребить всех до единого. Смешно сказать, но именно моим предкам довелось внести посильный вклад в костры инквизиции. В те времена люди с трудом могли отличить человека от демона, что уж говорить о поиске настоящего вампира, ведьмы, оборотня и прочей нечисти. Чаще всего в кострах погибали неугодные тем или иным представителям власти крестьяне. Допустим, хотел феодал N обзавестись более крупным поместьем – накропал жалобную бумажку куда следует и пользуйся на здоровье чужой земелькой. Вот так обстояли дела в большинстве случаев, но мои достопочтенные родственники решили принять посильное участие в сожжении превращенных, поэтому старательно пробивались в ряды инквизиторов. Скольких невинных вампиров, практически не убивающих ради крови, они отправили в Ад, я даже боюсь представить. Счет идет на тысячи, а не на сотни. Только оборотни были у них в чести, потому как согласились прислуживать, мерзкие блохастые шавки.

- И я ушла, - подвела небольшой итог своей истории Фрэнки, на секунду выныривая из вязкого болота воспоминаний. – Чтобы встретить своего единственного. Мужчину, который вытянул меня из этой трясины, помог подняться на ноги и стать настоящим вампиром с блестящим будущим, а не покрытым тьмой прошлым. Его звали Остин. Красавец-вампир, неизвестно кем превращенный в возрасте двадцати двух лет, он стал моей жизнью. Я влюбилась, как девчонка! Таскалась за ним повсюду хвостиком и, точно губка, впитывала в себя его бесконечную доброту. Никогда больше мне не приходилось встречать настолько идеального вампира. За всю свою жизнь, включающую в себя более четырех столетий, он никого не убил. Обладатель безграничного обаяния, он вовсе не нуждался в крови – ее было более чем предостаточно. Стоило ему одарить взглядом какую-нибудь не наделенную интеллектом особу, и все… Девушка пропадала. Причем в переносном смысле. Видела бы ты, каким он становился! Нежный, заботливый, готовый в любой момент остановиться, чтобы не нанести и малейшего вреда… Я часами любовалась на его «охоту» и тихо предавалась сладким мечтам о том, что когда-нибудь он будет со мной таким же: легкие поцелуи, скользящие поглаживания ласковых рук, тихий шепот, касающийся самого сердца… Ему не было равных. Его Сила могла заглушить собой любую боль, а манящие золотистые глаза влюбляли в себя навсегда. Иногда мне казалось, что он настоящий ангел. Раз существуют на свете вампиры, которых в простонародье называют демонами, то почему бы не существовать кому-то вроде Остина? Сыновья Бога, от рождения полубоги, ну чем не мой бессмертный обольститель? И самое удивительное в нем было то, что он всегда рвался помогать. Защитить женщину, успокоить плачущего ребенка, помочь заплутавшему путнику, накормить голодного бедняка – всегда с легкой улыбкой на лице. Не знаю, был ли он таким до встречи со мной или же просто пытался выставить себя в лучшем свете, да это уже и неинтересно. Остин был честен даже с самим собой, не говоря уже об окружающих. И вот, в день моего совершеннолетия, он решил сделать мне подарок, который я никогда не забуду, - она подняла руки к затылку, старательно нащупывая висящую на шее цепочку, расстегнула ее и медленно стала вытягивать, одновременно старательно борясь с непрошеными слезами. Цепочка оказалась довольно длинной, по всей вероятности для того чтобы никто не сумел увидеть кулон, который висел на ней. Аккуратный медальон овальной формы, внутри которых обычно скрываются две небольших рамочки для фотографий. Вампирша трясущимися пальцами открыла его и протянула Елене, боясь даже взглянуть на пожелтевшие от времени снимки. На одном из них была она, почти не изменившаяся с тех давних времен, а со второго лучезарно улыбался красивый молодой парень со светлыми волосами, уложенными довольно замысловатым образом. Оба фото были черно-белыми и не могли в должной мере передать всю красоту запечатленных на них вампиров, тем более время изрядно потрепало снимки, но все же было что-то в облике мужчины, заставляющее сердце болезненно сжиматься. И дело тут вовсе не в обаянии или природном шарме, на подобную реакцию подталкивали его глаза: живые, горящие, игривые и в то же время безгранично добрые очи. – И пока он одевал мне на шею эту милую вещицу, я сама не заметила, как поцеловала его. Или же он меня? Не знаю, помню только его извиняющийся шепот. Он говорил мне о том, что любит с того самого дня, как увидел тогда на дороге, но никак не решался признаться в этом. Да и что толку? На тот момент я была для него всего лишь ребенком, глупым и потерянным, который всего несколько часов назад ушел из дома в приступе подросткового максимализма. Во всяком случае, так ему казалось. И даже после стольких лет я не могу простить ему это чрезмерное благородство, потому что оно было настолько мучительным…Каждый день видеть рядом с собой его улыбающееся лицо, проводить ночи в мечтаниях о том самом моменте феерического поцелуя, а потом получить все разом лишь потому, что стала совершеннолетней. Я бы все отдала сейчас, чтобы та ночь появилась в моих воспоминаниях гораздо раньше, чтобы она не оставила за собой той боли, которая живет во мне и по сей день, чтобы наутро я не нашла на подушке это злополучное золотое кольцо с короткой запиской: «Люблю тебя, моя Фрэнни, и очень скоро вернусь. Остин». Тогда я еще не знала, что этому «скоро» не суждено случиться. Мой отец, будь он четырежды распят на солнце, давно искал меня и нашел. Нашел в объятиях ненавистного для себя превращенного, вампира-выродка, бессмертного, недостойного существования в этом мире. А потом и я отыскала своего мужчину, растерзанного оборотнями. Целой стаей жадных до бессмертной крови собак, которые всего за несколько минут разорвали вонючими зубами мое сердце и душу. Они убили его только за любовь ко мне! Только за то, что он спас меня тогда он неминуемой гибели! За то, что в его глупом сердце жила настоящая человечность! Я молила Дьявола о милости, выпрашивала у Господа снисхождение, клялась, что откажусь от своей любви, только ради его жизни, и бесконечное число раз пыталась напоить его изуродованное тело своей кровью. Умом я понимала, что все это глупые попытки воскресить умершего, но не переставала терять надежду. И только на следующие сутки мне удалось взять себя в руки. Не помню, какое количество крови я выпила, чтобы полностью отключить сознание. Человек, два, три, десять – мне было все равно. Я выбросила из головы голос, воспитанный Остином, который неустанно твердил о невозможности мести. Мне было абсолютно все равно, умру я или останусь жить. Кровь псов, а затем и моих родителей – вот чего я жаждала. Помню кретинскую улыбку моей злобной мамаши, которая решила, будто я вернулась домой, и ликующий взгляд отца, потом был жалобный вой жалких шавок – отцовской свиты, которые один за другим отправлялись в свой долбанный собачий рай. И только с первыми лучами солнца я смогла остановить неожиданно ожившее внутри меня чудовище. Наверное, это и спасло жизнь моим родственникам. Я вернулась назад домой, так я называла купленный Остином особняк на берегу моря, вместе с телом его хозяина. К слову, только там я чувствую себя по-настоящему хорошо и уютно, но не позволяю себе бывать там чаще одного раза в год. В свой день рождения. Навещаю свою некогда счастливую жизнь и могилу мужчины, образ которого до сих пор живет на глубине моей души и сердца. Я научилась жить без него, только чтобы у него была возможность, вольготно разгуливая по раю, гордиться мной. Я забыла его, только чтобы он стал моим. Я никогда не желала любить, только чтобы быть верной своему единственному. И я ненавижу оборотней, потому что они отняли у меня жизнь, которая по праву им не принадлежала. А еще я забыла о своем прошлом, чтобы жить по принципам Остина, - закончила она, резко поднимаясь на ноги. Старые раны открылись и стали кровоточить с утроенной силой. Столько лет она не вспоминала о своем прошлом, а сейчас порушила все принципы. И она знала, что Дамон внимательно слушал ее историю, но никогда не покажет и виду. Как и Елена, которая, совершенно не скрываясь, обливается слезами. Ей бы тоже хотелось вдоволь выплакаться, только вот бессмертная гордость не позволяет опускаться до таких крайностей.

Глава 21

Кайлеб с тупым постоянством пытался сделать что-то с дверью, которая при наличии достаточного количества Силы представлялась ему не более чем небольшим препятствием, но раз за разом терпел неудачи. В нем либо было недостаточно крови, либо перебор вербены. Другого столь же логичного объяснения он не находил. Всего-навсего стальная створка около пятнадцати сантиметров толщиной должна была проломиться под его первым же натиском, но она отчаянно сражалась с вампиром и успешно лидировала на протяжении вот уже десяти часов. За это время ассасин сумел окончательно пасть духом и поддаться панике, потому что до сих пор ничего не знал о местонахождении Кэролайн или жалкого кровососа, которому суждено будет умереть в ближайшие несколько дней.

Он боялся себе представить, что может сотворить с девушкой этот псих, в одно мгновение превращающийся в неуправляемого монстра. Какие цели преследует Дамон? Месть? Зависть? Желание развлечься? Может быть нечто более правдоподобное?

Разумеется, вечность не самая приятная штука, каждый ищет свой способ «не скучать», но при этом старается придерживаться каких-то общечеловеческих рамок. Мужчина и сам в свое время любил провести недельку-другую в обществе симпатичной леди, которую до смерти пугали его, говоря официальным языком, немотивированные вспышки агрессии, однако это был он. Совсем другое дело – старший Сальваторе. Зачем ему Кэр? Бедная измученная девочка, которой словно на судьбе написано попадать в лапы к самым мерзким тварям. Сначала она оказалась в липких ладошках Шиничи, рискнувшим манипулировать сознанием юной особы, отнюдь не обремененной интеллектом. Лис всячески запудривал ей мозги и в итоге сильно преуспел в этом занятии. Девушка окончательно стала терять голову при слове «месть» и всеми способами была готова извести Елену. Собственно, благодаря этой своей мании она и оказалась в любопытных до новых эмоций объятиях ассасина. И стоило ему осознать, что на самом деле он всегда искал именно ее, единственную и неповторимую (более удачно выразиться у него сейчас не получалось), как буквально через месяц все рушится в один миг, представляя глазам Кайла с каждой секундой все более ужасные картины.

Тяжелее всего ему было в те моменты, когда никак не удавалось вырвать ее из цепких лапок одуревшего вампира, пусть даже и ценой собственной жизни. Он понимал, что всего одно неловкое движение может спровоцировать Дамона на нечто большее, чем оставление синяков и ссадин на любимом теле. Поэтому он был вынужден молча смотреть на боль своей девушки, чувствовать ее на себе и тешиться надеждой на то, что когда-нибудь ему все же удастся забыть и этот день, и все последующие. Просто вычеркнуть из жизни твердой рукой, точно пережитый глубокой ночью кошмар, который забывается с первыми же лучами солнца.

Юноша предпринял еще несколько довольно неудачных попыток совладать с поистине крепкой дверью, в очередной раз принял свою явную слабость на веру и, тяжело дыша, опустился на пол у дальней от входа стены. Больше тратить Силу попусту было просто невозможно. Еще пара часов молчаливой борьбы и та зверская жажда вновь разинет необъятную пасть где-то глубоко внутри него.

Тихие шаги в отдалении заставили мужчину мгновенно собраться. Буквально через мгновение залязгали засовы, а ржавые петли вновь дали о себе знать чудовищно-скрипящим звуком «уи-и».

- Доброе утро, мой кровожадный друг! – бодро протянул Дамон, являя ассасину свою лучезарную физиономию. Он был просто до неприличия весел. – У меня к тебе небольшой разговор. Согласишься спокойно выслушать или будешь пытаться играть в глупые игры? Поясню: один твой опрометчивый взгляд, и наша сладкая Кэролайн обзаведется уродливым шрамом – это пока для начала. Так как, хашишин? Готов пожертвовать ее ангельским личиком ради справедливости? Кинешься на меня, чтобы удовлетворить достопочтенную старуху Месть?

- Нет, - буркнул Кайлеб, с огромным трудом закапывая глубоко внутри себя любые дальнейшие планы. Риск, конечно, дело благородное и прочее, вот только не в их случае. Он прекрасно понимал, что вампир заявил о своих угрозах вполне серьезно и собирается исполнить их при первой же ошибке с его стороны. – Чего ты хочешь?

- О-о, - радостно потер он руки, быстро переступая порог «тюремной камеры». До этого момента он благоразумно оставался снаружи, намерено выясняя внутреннюю обстановку и реальную возможность нарваться на отнюдь не радушный прием. – У меня много целей. Как тебе Елена?

- В каком смысле? – вопрос был задан настолько неожиданно, что юноша не сумел определить его сути.

- Внешне, - спокойно пояснил Дамон, небрежно прислонившись спиной к каменной стене. – Нравится девочка? Если нет, тогда у меня просто опускаются руки, - жалобно провозгласил он, изображая на лице печальное выражение.

- Нравится, - без особо энтузиазма ответил Кайлеб. Если исходить из каких-то абстрактных внешних ощущений, то он произнес чуть ли не правду. – Дальше что? Ты предлагаешь поменяться?

В конце концов, от этого психа можно было ожидать чего угодно.

- Да! – тут же обрадовался мгновенно найденному общему языку мужчина. – Именно поменяться. Одна ночь, которую моя принцесса проведет не в номере Люкс шикарного мотеля с огромной двуспальной кроватью, а в затрапезной комнатенке со зверски голодной пиявкой, должна пойти ей на пользу. Знаешь ли, небольшие воспитательные нюансы. Может тогда мой папаша перестанет вести себя как его святой братишка? – этот вопрос он адресовал исключительно своему подсознанию, но, видимо, вампир все-таки сболтнул что-то лишнее, потому что лицо его собеседника разительно переменилось.

- Кто ты? – нахмурился ассасин, медленно поднимаясь на ноги. – Что за тварь?

- Дамон Сальваторе, вампир, - лаконично ответил он на оба вопроса, вытягивая руку для пожатия. – Следующий твой вопрос придется болью по нежному телу милашки. Поэтому не стесняйся, любопытствуй, - подначил он юношу, заливаясь громким хохотом. Ладонь пришлось тут же опустить, потому что никто и не собирался соблюдать некие светские приличия. Напротив, хашишин был вовсе не прочь свернуть ему шею.

- Отпусти ее, - решился на крайние меры Кайл. – Тебе ведь нет никакого толка от девчонки, я итак сделаю все, чего ты хочешь.

- Тут ты ошибаешься, - немного укоризненно произнес мужчина. – Нам с ней довольно весело, а скоро будет еще лучше. Мне никогда в голову не приходила идея о сексе, и поэтому я вынужден признать ограниченность собственной фантазии. Пять столетий обходить стороной такую интересную возможность! Что за упущение! Но ты не бойся, я постараюсь быть предельно аккуратным. Кажется, они смертны? – издевательски протянул он, с помощью Силы демонстрируя своему «другу» парочку эпизодов из запланированного вечера. Его просто распирало изнутри от желания сделать как можно больнее и вызвать неимоверное количество гнева на свою голову. Должен же этот напыщенный бессмертный перейти некую грань, чтобы сегодняшняя встреча оказалась не напрасной! Ну хоть одну лишнюю эмоцию…Он буквально мечтал об этом!

- Тронешь ее хоть пальцем – будешь долго жалеть, - совершенно спокойно пригрозил ассасин, с трудом сглатывая огромный сухой ком в горле. – Мне плевать, кто ты на самом деле и что тебе нужно от Дамона. Свяжешься со мной, забудешь о крови навсегда. А знаешь почему? Мертвые не испытывают голода.

- Тогда жди миленькую блондинку в гости не позднее завтрашней ночи, - еще шире улыбнулся вампир, позволяя глазам налиться яростной краснотой.

Несколько минут они неустанно сверлили друг друга полными ненависти взглядами, а потом Дамон просто исчез, растворился в темноте комнаты.

Франческа нервно огляделась по сторонам, пытаясь отыскать взглядом хотя бы намек на то, что ей делать дальше. Никогда прежде она не чувствовала себя такой растерянной и опустошенной одновременно. Смешно сказать, она – ярая противница слезливых историй, заставляющих испытывать жалость к собственной персоне, только что вытряхнула ворох грязного белья перед обычной человеческой девушкой, невольно заставила ее поставить себя на свое место, сопереживать ей и прочая-прочая. Глупее поступка трудно себе представить! Больше всего на свете она боялась выглядеть слабой и беспомощной, какой ее когда-то увидел Остин.

- Не бери в голову, - как можно более серьезно попросила итальянка, натягивая на лицо виноватое выражение. – Время лечит все, а у меня его было предостаточно. Лучше объясни мне одну вещь. Кольцо мадам Стервы, где оно?

- Что? – недопоняла Елена, краем одеяла смахивая слезы со щек.

- Ну Катрины, - с омерзением произнесла вампирша ненавистное для себя имя. – Где ее чудо-побрякушка? Или ты настолько жестока, что готова отправить Дамона загорать?

- Что за глупости! – мгновенно пришла в себя девушка, бросая на подругу мужчины довольно злой взгляд. – Я с радостью отдала бы кольцо ему, только… В общем, у меня его нет. После возвращения оттуда, - она подняла указательный палец к потолку, призрачно намекая на словосочетание «тот свет». – Оно так и осталось у Стефана. Как-то так выходило, что они оба делали мне предложение, а потом забирали его обратно, вместе с подаренными кольцами, - невесело улыбнулась блондинка.

- Мужики, - многозначительно вздохнула Фрэнки. – Хочешь совет? Подвесь моего обожаемого приятеля за ноги, хорошенько попинай, и уже на следующий день он с радостью помчится с тобой ко Дворцу Бракосочетаний. Безотказный способ в борьбе с упертыми вампирами, возомнившими себя этакими сердцеедами. Выходит, наш душегуб несчастных кроликов все продумал до мелочей, - неожиданно посерьезнела она и села рядом с Еленой. – Три кольца для одного бессмертного, не многовато? Как думаешь, если я ему сверну шею – Дамон расценит это как героическое проявление моей вечной привязанности или реальную попытку извести его на нет?

- Думаю, сначала я все же убью тебя, и лишь потом вспомню о многолетнем знакомстве, - ответил мужчина за свою принцессу, мгновенно привлекая внимание обеих девушек, находящихся в комнате. – Фрэн, не могла бы ты закрыть эти чертовы шторы?

- Ага, сейчас, - с готовностью кинулась исполнять она просьбу друга, чувствуя себя при этом нашкодившим котенком. Только в самой неискренней степени ее ощущения можно было назвать раскаянием. За все триста с лишним лет жизни ей редко приходилось бояться, а уж паниковать тем более. И вот именно теперь она больше всего страшилась увидеть в глазах приятеля короткую фразу, которая ясно давала понять одно: ей отказано от дома. Быстро работая руками, она с беспокойством прислушивалась к мыслям вампира, старательно придумывая ответы на любые его вопросы. Почему сразу не рассказала? Не хотела ворошить прошлое, старалась казаться сильной и жесткой, косила под настоящую бессмертную, любила прикидываться одуванчиком. Зачем было лгать? У нее талант с детства, сказывается мерзкая кровь, было безумно больно и поскорее хотелось забыть те страшные годы детства и юности, которые оставили глубокие раны по всему телу. Ведь твердила же, что никогда не любила, а на самом деле?! Ее Остин должен был остаться чем-то сугубо личным, не поддающимся порицанию странноватой общественности. Он должен был стать тем самым идеальным мужчиной, сравнения с которым не выдерживал никто. И пусть Дамону очень часто удавалось быть для нее кем-то действительно значимым и самым родным, память о Нем осталась неприкосновенной. Она даже научилась верить в то, что на самом деле никогда не любила. Какие же такие особые чувства заставили неуравновешенную Фрэн оставить в живых родителей, приложивших руку к убийству смысла ее вечного существования? О-о, тут она могла дать волю отточенной до мелочей реакции. А почему он, мистер Сальваторе (т.е. Я-никогда-не-лгу-и-лгущих-презираю), до самой смерти Джузеппе по причине банальной старости заботился о нем? Содержал вконец спившегося старикашку, просадившего все состояние на игре в покер? Почему именно он, а не горячо любимый отцом младший сыночек, выкупил поместье после того, как оно оказалось в жадных лапах кредиторов папаши? Кто жил в нем последние несколько сотен лет, отгрохал себе небольшой домик, чтобы и близко не подходить к месту своего искреннего несчастья? Если он ответит ей хоть на один вопрос, то получит взамен поистине развернутую исповедь.

Только это было напрасным. Они знали друг друга гораздо лучше, чем казалось им обоим. Мужчина не собирался терзать подругу расспросами, указывать ей на довольно глупое поведение. Он просто вошел в комнату, как только из нее исчезли последние лучи злосчастного препятствия, подошел к Елене, по пути смерив итальянку ободряющим взглядом. И больше ничего…

- Ты не собираешься… - начала была выражать изумление Франческа, молча наблюдая за многозначным переглядыванием сладкой парочки. Их диалог глазами не нуждался в озвучивании, потому как был предельно ясен.

«Это просто ужасно!» - громко вопили огромные голубые глаза, по праву принадлежащие самой наивной особе на свете. «Как такое могло случиться? Почему все так несправедливо?».

«Девочка моя, это мир вампиров. Я уже говорил тебе, что не все из нас отличаются человечностью. Некоторые о ней никогда и не слышали» - снисходительно улыбались игривые глаза Дамона, на глубине которых внимательный наблюдатель мог разглядеть туманный намек на самое искреннее сострадание. Он догадывался о том, что подруга скрывает от него много чего «интересного», но никогда не мог представить себе, что все настолько ужасно. Факт поедания маленьких детей казался ему пустяком по сравнению со смертью того бессмертного, о котором рассказывала итальянка. Ему, как никому другому, были понятны ее чувства.

- Прекратите! – не выдержала итальянка их внимательных переглядываний. – Сеансы психоанализа устраивайте друг для друга, а меня оставьте в покое! Плевать я хотела на вашу жалость, потому что не нуждаюсь в ней! И вообще…пошло все к чертовой матери! Я устала, хочу домой и мне опротивели дурацкие игры лисы, выжившего из ума подростка и всех остальных!

- Фрэнки, - успокоительно заворковала Елена. – Все будет хорошо, я обещаю тебе. Мы уедем, обязательно уедем отсюда, как только стемнеет. Правда, Дамон? – он с такой надеждой посмотрела на своего вампира, что у того просто язык не повернулся ответить на ее вопрос категоричным отказом.

- Конечно, - нехотя выдавил он из себя улыбку, адресованную обеим девушкам. – Фрэн…

Мужчина хотел произнести что-то вслух, но передумал озвучивать это при Елене.

«Я понимаю тебя. А сейчас спустись к Алексу и постарайся успокоиться» - вежливо попросил он, давая ей возможность отказаться или же продолжить свои обвиняющие речи.

- Ладно, - сбавила обороты вампирша, медленно поворачиваясь в сторону двери. – Пойду заниматься поисками зарвавшегося Стефчика. Никто ведь не против, если я оторву ему ухо? Просто из чувства кровожадности, а?

В ответ она получила звенящую тишину. Парень с девушкой никак не могли подобрать достаточно значимых слов и вновь занялись детальным рассматриванием друг друга. Франческа тяжело вздохнула, прикрывая за собой дверь спальни, и быстро спустилась вниз, с интересом прислушиваясь к мыслям ассасина. Оказывается, ее история и для него оказалась полнейшим откровением. Вот только вызвала в нем не сострадание, как в случае друга и его девушки, а ворох столь же неприятных и болезненных воспоминаний.

- Да уж, ламий трудно назвать счастливыми существами, - буркнула она, подходя к креслу, в котором совершенно неподвижно восседал Александр. – Тоже много чего «веселого» вспомнил?

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒