Эрих Кестнер 3 страница

РАССУЖДЕНИЕ ПЯТОЕ

О ЛЮБОПЫТСТВЕ

Когда моя матушка читает роман, она делает так: прочитав первые двадцать страниц, она смотрит в конец, затем пролистывает середину, короче говоря, только обследовав книгу со всех сторон, она читает ее от начала до конца. Зачем она так делает? Просто, чтобы спокойно читать роман, она должна знать, чем же он кончится. Иначе ей не будет покоя! Ни в коем случае не следуйте этой привычке. А если вы все же привыкли так делать, постарайтесь отвыкнуть! Ладно?

Ведь это все равно что за две недели до Рождества залезть в мамин шкаф, чтобы узнать, какие подарки вам приготовлены. И когда, наконец, вас зовут, чтобы вручить рождественские дары, вы уже все наперед знаете. Разве это не ужасно? Вам бы удивиться, обрадоваться, а вы все давным-давно знаете, и родители удивляются, отчего это вы так мало радуетесь. А в результате праздник испорчен и для вас и для родителей.

А ведь и за две недели до праздников, когда вы залезли в шкаф и нашли подарки, вы тоже особой радости не испытали, боясь, что вас застигнут на месте преступления. Надо уметь ждать. Излишнее любопытство убивает радость.

Глава шестая

ДЕТИ РАБОТАЮТ В НОЧНУЮ СМЕНУ

Вы знаете мост Вейдендамм? Видели вы его вечером, когда под темным небом мерцают огни реклам? Фасады Комише Опер и Адмиралтейства буквально усыпаны пестрыми светящимися надписями, повсюду сверкают витрины. На одной из крыш по другую сторону Шпрее мигает тысячами лампочек реклама знаменитого стирального порошка - огромный котел, над которым поднимается пар, кипенно-белая рубашка парит в воздухе, подобно симпатичному призраку. Одна пестрая картина сменяет другую. А дальше, над домами на Шиффбауэрдамм, высится фронтон Большого драматического театра.

По мосту мчатся вереницы автобусов. На заднем плане виден вокзал на Фридрихштрассе. По эстакадам городской железной дороги мчатся поезда с ярко освещенными окнами, исчезая в ночи, подобно ослепительным змеям. Иногда небо становится розовым от зарева великого множества огней, сияющих внизу.

Берлин прекрасен, а особенно здесь, на этом мосту, и уж тем более по вечерам! По Фридрихштассе сплошным потоком идут машины. Блещут фонари и прожекторы. На тротуарах толпы людей. Поезда свистят, автобусы громыхают, машины сигналят, люди говорят и смеются. Да, дети, вот это жизнь!

На мосту стоит тощая нищенка в темных очках. Она держит в руках кошелку и несколько коробков спичек. Рядом с нею делает книксен маленькая девочка в драном платьишке.

- Спички, господа, купите спички! - выкрикивает девочка дрожащим голоском. Но люди проходят мимо.

- Будьте же милосердны к бедным людям! - жалобно молит девочка, всего десять пфеннигов за коробок!

Подходит какой-то толстяк и сует руку в карман.

- Мама еще такая молодая, а уже совсем ослепла. Три коробка за двадцать пять! - лепечет девочка.

Толстяк сует ей грошик и идет дальше.

- Благослови вас Господь, милая дама! - вопит девочка.

И тут же получает нахлобучку от тощей нищенки.

- Это же был мужчина, а не дама, дуреха ты эдакая! - сердито ворчит женщина.

- Так вы слепая или нет? - обиженно спрашивает девочка. Но тем не менее снова делает книксен и выкрикивает дрожащим голосом: - Спички! Купите спички!

На этот раз грошик ей дала пожилая дама и ласково улыбнулась.

- Дело процветает! - шепчет девочка. - У нас уже две марки тридцать, а продали всего пять коробков. - И вновь жалобно причитает: - Будьте же милосердны к бедным людям. Коробок всего десять пфеннигов.

Вдруг она начинает радостно подпрыгивать на месте и машет кому-то рукой.

- Антон на той стороне! - сообщает она нищенке. И вновь поникнув, делает книксен и причитает так, что прохожим делается жутко.

- Спасибо, спасибо вам! - говорит она.

А капитал растет. Она бросает деньги в кошелку. Упав на другие монеты, они весело звякают.

- И вы все деньги отдадите своему жениху? - интересуется девочка. - Но это же курам на смех!

- Заткнись, - приказывает женщина.

- Но ведь я права! - настаивает Кнопка. - Чего ради мы тут торчим каждый вечер и ворон считаем?

- Ни слова больше! - злобно шипит женщина.

- Спички, господа, купите спички! - вновь заводит Кнопка.

Люди все идут и идут.

- Лучше бы мы что-нибудь дали Антону, а то ему до субботы на той стороне стоять, а там дела плохо идут. Ой, - вдруг пискнула она, словно кто-то наступил ей на ногу. - Клеппербейн идет, вот скотина!

Антон стоял на другой, плохой стороне моста, там было гораздо меньше прохожих. Он держал перед собой маленький раскрытый чемоданчик и когда кто-то шел мимо, говорил:

- Шнурки для ботинок не желаете, черные и коричневые!? Спички тоже всегда пригодятся, будьте любезны!

Но он был бездарным торговцем. Не умел он причитать на людях. Ему больше всего хотелось плакать, какой уж тут смех. Он обещал домовладельцу послезавтра заплатить за квартиру пять марок, да и на еду деньги опять кончились. А завтра надо обязательно купить маргарин, да и четверть фунта ливерной колбасы тоже не помешает. Так он запланировал.

- Тебе давно пора спать, а не здесь околачиваться, - заметил какой-то прохожий. Антон удивленно глянул на него.

- А мне больше нравится просить милостыню, - буркнул он.

Мужчине стало немножко стыдно.

- Да ладно, ладно, - сказал он. - Ты только не сердись, парень.

И он дал Антону монетку. Целых пятьдесят пфеннигов!

- Премного благодарен, - сказал Антон и сунул ему шнурки.

- Я со шнурками обувь не ношу! - сказал мужчина и приподняв на прощание шляпу, быстро ушел.

Антон, обрадованный, глянул на другую сторону моста, туда, где стояла его подружка. Э, да никак это Клеппербейн? Он захлопнул чемоданчик и ринулся на другую сторону. Готфрид Клеппербейн стоял и с наглым видом смотрел на Кнопку и фройляйн Андахт. Кнопка, правда, показала язык привратницкому сыну, но фройляйн Андахт вся тряслась с перепугу. Антон врезал ему по заднице. Наглый мальчишка резко обернулся, но увидев перед собой Антона Гаста, сразу вспомнил давешние оплеухи и обратился в бегство.

- Ну, от этого типа мы отделались! - сказала Кнопка и протянула Антону руку.

- Пошли отсюда! - сказала фройляйн Андахт. - Давайте зайдем в ресторан-автомат. Антона я тоже приглашаю.

- Браво! - воскликнула Кнопка и схватив мальчика за руку, припустилась бежать.

Но фройляйн Андахт подозвала ее к себе.

- А кто же меня-то поведет? И что подумают люди, если я в своих темных очках тоже бегом побегу?

Итак, Кнопка взяла гувернантку за руку и поволокла за собою вниз по Фридрихштрассе к Ораниенбургским воротам.

- Сколько ты нынче заработал? - спросила она Антона.

- Пятьдесят девять пфеннигов, - печально ответил мальчик. Какой-то господин дал мне пятьдесят пфеннигов, а не то я вообще остался бы на бобах.

Кнопка что-то сунула ему в руку.

- Спрячь! - таинственно прошептала она.

- В чем дело? - подозрительно осведомилась фройляйн Андахт.

Кнопка возмутилась.

- Что за неуместное любопытство? Я же не спрашиваю вас, зачем вы делаете какие-то странные чертежи.

Тут уж фройляйн Андахт как воды в рот набрала.

Улица была уже довольно пустынной. Гувернантка сняла темные очки и отпустила Кнопкину руку. Они свернули за угол, потом еще раз и еще. И вот они у цели.

РАССУЖДЕНИЕ ШЕСТОЕ

О БЕДНОСТИ

Лет сто пятьдесят тому назад парижская беднота собралась в Версале, где жил французский король и его жена, королева. Это была демонстрация, ну, вы же знаете, что это такое. Бедняки стояли перед дворцом и кричали: "У нас нет хлеба! У нас нет хлеба!"

Королева Мария-Антуанетта, стоя у окна, спросила у одного офицера в высоком чине:

- Чего хотят эти люди?

- Ваше величество, - отвечал офицер, - они хотят хлеба, у них очень мало хлеба, а они очень голодны.

Королева удивленно покачала головой.

- Им не хватает хлеба? - переспросила она. - Пусть тогда едят пирожные!

Вы, вероятно, подумали, что она сказала это, желая посмеяться над бедными людьми? Нет, она просто не знала, что такое бедность! Она полагала, что если вдруг почему-либо не хватает хлеба, то можно съесть пирожное. Она не знала своего народа, не знала нужды и год спустя ей отрубили голову. Вот чем для нее это все закончилось.

А не думаете ли вы, что с бедностью легче было бы покончить, если бы богатые дети уже с младых ногтей знали, как плохо живется беднякам? Не кажется ли вам, что тогда богатые дети сказали бы себе: вот когда мы вырастем и вступим во владение банками, поместьями и фабриками наших отцов, рабочим станет жить легче! Потому что в свое время дети рабочих были их товарищами по играм и забавам...

Вы верите, что такое возможно?

Хотите помочь осуществить это?

Глава седьмая

ФРОЙЛЯЙН АНДАХТ НАПИВАЕТСЯ

В ресторане-автомате сидело и стояло множество самых странных личностей, и Кнопка обожала сюда ходить, ей это казалось в высшей степени интересным.

Антон зевал и щурил глаза от усталости.

- Кошмар, - пожаловался он, - сегодня на арифметике я по-настоящему заснул. Господин Бремзер так на меня накинулся! Он орал, что я чуть с парты не свалился, что мне должно быть стыдно, что мои домашние задания тоже в последнее время оставляют желать много лучшего. А если так и дальше пойдет, он напишет письмо моей матери.

- Боже ты мой! - воскликнула Кнопка. - Только этого еще не хватало! Он не знает, что твоя мама больна и тебе приходится и готовить, и деньги зарабатывать?

- Откуда он может это знать? - удивился Антон.

- От тебя, ясное дело, - пожала плечами Кнопка.

- Да я лучше себе язык откушу, - заявил Антон.

Кнопка не поняла его. Она повернулась к фройляйн Андахт. Гувернантка сидела в своем углу, уставившись в одну точку.

Внезапно она вздрогнула и словно бы очнулась.

- Так что вы хотите? - спросила она.

- Апельсины со взбитыми сливками, - предложила Кнопка, и Антон поддержал ее предложение.

Гувернантка встала и направилась к стойке.

- Где ты взяла деньги, которые сунула мне? - спросил мальчик.

- Эта Андахт все денежки отдает своему жениху, имею же я право немножко от нее утаить! Тсс, и не смей возражать мне! - строго распорядилась она. - Смотри-ка, она опять дует шнапс! Господи помилуй, да она же пьянчуга! Знаешь, сегодня она сидела в своей комнате и чертила какие-то прямоугольники. На одном было написано "гостиная", на другом "кабинет". А больше я ничего не успела заметить.

- Это был план квартиры! - догадался Антон.

Кнопка хлопнула себя по лбу.

- Ах, я дура! Как же я сама не додумалась? Но зачем ей рисовать план квартиры?

Этого и Антон не знал. Наконец, фройляйн Андахт вернулась и принесла детям разделенные на дольки апельсины. Сама же она пила коньяк.

- Мы сегодня заработали как минимум три марки, - сказала она, - а в сумке только одна марка восемьдесят пфеннигов. Как это понять?

- Может, сумка прохудилась? - предположила Кнопка.

Фройляйн Андахт поспешила проверить это предположение.

- Нет, сумка цела, - сказала она, - ни одной дырочки.

- Странно, - заметила Кнопка. - Можно подумать, кто-то нас обокрал. - Она тяжело вздохнула и пробурчала: - Ну и времена!

Фройляйн Андахт промолчала, допила свою рюмку и отправилась за следующей.

- Мы часами торчим на этом мосту, а она потом все пропивает, вслед ей проворчала Кнопка.

- А тебе вообще лучше было бы дома сидеть, - заявил Антон. - Если твои родители дознаются, будет такой скандал!..

- Ну и пусть! - сказала Кнопка. - Я что, сама себе гувернантку выбирала?

Антон взял с соседнего столика бумажную салфетку, свернул из нее кулечек и положил в него шесть апельсиновых долек. Кулек он спрятал в чемоданчик. И так как Кнопка смотрела на него вопросительно, он смущенно пояснил:

- Это для мамы.

- Ой, совсем забыла! - воскликнула она, роясь в кармане. - Вот, смотри! - Она что-то протягивала ему.

Он нагнулся к ней.

- Зуб? Сам выпал?

- Дурацкий вопрос! - оскорбилась Кнопка. - Хочешь, возьми на память.

Но мальчик мало интересовался зубами и Кнопка снова спрятала свою реликвию. Вернулась фройляйн Андахт, уже изрядно под хмельком, и заявила, что им пора идти. Вместе они дошли до моста Вейдендамм и там простились.

- Твоего классного руководителя зовут Бремзер? - спросила еще Кнопка. Антон кивнул.

- Завтра после обеда я опять к тебе зайду, - пообещала девочка.

Он с радостью пожал ей руку, отвесил поклон фройляйн Андахт и убежал.

Кнопка и фройляйн Андахт без всяких приключений добрались до дому. Родители все еще были в гостях у генерального консула Олериха. Кнопка заснула, едва положив голову на подушку. Пифке тихонько заворчал, недовольный тем, что его разбудили. Гувернантка направилась в свою комнату, спрятала нищенские одеяния в ящик комода, заперла его на ключ и тоже отошла ко сну.

А Антон еще не мог лечь спать. Он прокрался по коридору мимо маминой комнаты, зажег свет на кухне, спрятал свой чемоданчик, потом сел за стол и, подперев голову руками, зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. Затем достал маленькую синюю тетрадку и карандаш. Раскрыл тетрадку. "Приход" - стояло на одной странице. "Расход" на другой. Он сунул руку в карман брюк, вытащил горстку монет и разложив их на столе, пересчитал. Две марки и пятьдесят пфеннигов. Если бы не Кнопка и тот славный дядька, у меня сейчас было бы всего сорок пять пфеннигов, подумал он и записал сегодняшнюю прибыль в тетрадь.

Вместе с деньгами, которые он тайком хранил в коробке с тушью, у него теперь было пять марок шестьдесят пфеннигов, но пять марок хозяин требует за квартиру! Значит, на еду остается шестьдесят пфеннигов. Он заглянул в крохотную кладовку. Картошка еще есть. На кухонной доске лежала корочка шпика. Если натереть этой корочкой сковородку, можно, пожалуй, приготовить завтра жареную картошку. Но с четвертью фунта ливерной колбасы опять ничего не получится! А он так любит ливерную колбасу! Антон снял ботинки, выложил на тарелку апельсиновые дольки, погасил свет и крадучись вышел из кухни. У двери в спальню он остановился и прижал к ней ухо. Мама спала. Он слышал ее спокойное дыхание. Она даже чуть всхрапывала. Антон погладил дверь и улыбнулся. Мама как раз опять всхрапнула. Тогда он на цыпочках вошел в другую комнату. В темноте разделся, повесил костюм на спинку стула, спрятал деньги в коробку с тушью, забрался на диван и потеплее укрылся.

А запер ли он входную дверь? Выключил ли газ? Антон беспокойно ворочался с боку на бок, потом все-таки встал и пошел проверить, все ли в порядке.

Все было в порядке. Он снова лег. Арифметику он сделал. К диктанту тоже подготовился. Надо надеяться, господин Бремзер не станет писать письмо маме. Ведь тогда выяснится, что вечерами он торчит на мосту Вейдендамм, торгуя шнурками для ботинок. Кстати, достаточно ли у него шнурков? Коричневых, пожалуй, надолго не хватит. Видимо, коричневых ботинок носят больше, чем черных. Или коричневые шнурки быстрее рвутся?

Антон улегся поудобнее. Скорей бы уж мама поправилась! Наконец, он тоже уснул.

РАССУЖДЕНИЕ СЕДЬМОЕ

О СЕРЬЕЗНОСТИ ЖИЗНИ

Недавно я побывал на ярмарке в Ростоке. Улицы, полого спускавшиеся к реке Варнов, были сплошь уставлены будками, а внизу, на самом берегу крутились карусели. От шума, и веселого гама я тоже повеселел, подошел к палатке, торгующей сладостями и потребовал рахат-лукуму на десять пфеннигов. Потрясающе вкусно!

Мимо шел мальчик с мамой. Он схватил ее за рукав и сказал:

- Хочу еще пряник!

А надо заметить, что в руках у него было уже пять пакетов с пряниками.

Мама притворилась, что не слышит. Тогда мальчик остановился, топнул ногой и завопил:

- Еще пряник!

- Да у тебя уже целых пять пакетов с пряниками, - увещевала его мама. - Ты только подумай, бедным детям вообще не покупают пряников.

Вы знаете, что ответил этот мальчик?

Он закричал сердито:

- Какое мне дело до бедных детей?

Я так испугался, что чуть не поперхнулся рахат-лукумом. Чуть не проглотил его вместе с бумагой. Ах, дети, дети! Разве в такое можно поверить?

Этому парнишке незаслуженно повезло иметь состоятельных родителей, а он развопился: "Какое мне дело до бедных детей?" И это вместо того, чтобы подарить бедным детям хотя бы два из пяти своих пакетов и радоваться, что смог доставить им хоть маленькое удовольствие!

Жизнь - штука серьезная и трудная. И если люди, у которых все хорошо, не хотят по доброй воле помочь тем, кому худо, это может плохо кончиться.

Глава восьмая

ГОСПОДИНУ БРЕМЗЕРУ ОТКРЫВАЮТ ГЛАЗА

По пятницам Кнопка возвращалась из школы на час раньше обычного. Директор Погге это знал и посылал за ней машину. В этот час машина была ему не нужна, а Кнопка так любила кататься!

Когда она вышла из школы, шофер приложил руку к козырьку и открыл дверцу машины. Девочка подбежала к нему и протянула руку.

- Здрасьте, господин Холлак, - сказала она.

Ее школьные подружки уже предвкушали удовольствие. Дело в том, что если за Кнопкой Погге приезжала машина, то она увозила столько девочек, сколько туда могло набиться. Но сегодня, уже стоя на подножке, Кнопка повернулась, окинула всех печальным взглядом и проговорила:

- Девочки, не обижайтесь, но сегодня я поеду одна.

Девочки стояли вокруг, как побитые собачонки.

- У меня очень важное дело, - объяснила Кнопка. - А вы мне будете только мешать.

С этими словами она одна уселась в большущий автомобиль, сказала шоферу адрес и машина тронулась. А два десятка девчонок печально смотрели ей вслед.

Через несколько минут машина остановилась перед высоким зданием, и это опять была школа!

- Милый господин Холлак, - сказала Кнопка, - если можно, подождите меня, я на минутку.

Господин Холлак кивнул и Кнопка опрометью ринулась к школьному крыльцу. Перемена еще не кончилась. Кнопка поднялась на второй этаж и спросила какого-то мальчика, где тут учительская. Он проводил ее. Она постучалась. Так как никто ей не открыл, она постучалась еще раз, уже довольно громко.

Дверь, наконец, отворилась. Перед ней стоял высокий молодой человек. Он жевал бутерброд.

- Вкусно? - осведомилась Кнопка.

Молодой человек засмеялся.

- А еще что тебя интересует?

- Я хотела бы поговорить с господином Бремзером, - ответила она. Моя фамилия Погге.

Прожевав кусок, молодой человек сказал:

- Ну что же, заходи.

Они вместе вошли в просторную комнату со множеством стульев. На каждом стуле сидело по учителю и при виде этой пугающе прекрасной картины у Кнопки захватило дух. Молодой человек подвел Кнопку к окну. На подоконнике сидел старый толстый учитель с огромной лысиной.

- Бремзер, - сказал Кнопкин знакомец, - позволь тебе представить фройляйн Погге. Она хочет поговорить с тобой.

И он оставил их наедине.

- Ты хочешь поговорить со мной? - спросил учитель Бремзер.

- Да, - ответила Кнопка. - Вы ведь знаете Антона Гаста?

- Он учится в моем классе, - сказал господин Бремзер, глядя в окно.

- Вот именно, - удовлетворенно сказала Кнопка. - Я вижу, мы донимаем друг друга.

Мало-помалу в господине Бремзере просыпалось любопытство.

- Так что же такое с Антоном?

- Он заснул на уроке арифметики, - начала Кнопка. - И домашние задания он, по вашему мнению, делает все хуже и хуже.

- Совершенно верно.

Между тем к ним стали подходить и другие учителя, им тоже хотелось знать, что тут происходит.

- Прошу прощения, господа, - заявила Кнопка, - но не могли бы вы вернуться на свои места? Мне необходимо поговорить с господином Бремзером с глазу на глаз.

Учителя рассмеялись и вернулись на свои стулья. Но разговоров не заводили, а сидели, навострив уши.

- Я подруга Антона, - заговорила опять Кнопка. - Он сказал мне, что если так и дальше пойдет, вы собираетесь написать письмо его маме.

- Совершенно верно. Сегодня он на уроке географии вытащил из кармана тетрадку и что-то в ней считал. Я намерен сегодня же отправить письмо его матери.

Кнопке ужасно хотелось выяснить, нельзя ли смотреться в лысину учителя Бремзера как в зеркало? Но у нее не было на это времени.

- А теперь послушайте меня, - проговорила она. - Мать Антона очень больна. Она лежала в больнице. Понимаете, у нее внутри что-то выросло, и в больнице ей это вырезали, а теперь она уже две недели лежит дома и не может работать.

- Я этого не знал, - признался господин Бремзер.

- Она лежит в постели и даже готовить не может. Но кто-то ведь должен готовить! И знаете, кто у них готовит? Антон! Представьте себе, он может и картофельную солянку приготовить, и яичницу-болтушку и еще многое другое, просто блеск!

- Я и об этом ничего не знал, - оправдывался господин Бремзер.

- Она уже сколько времени больна, но кто-то же должен зарабатывать деньги! И вы знаете кто зарабатывает? Антон! Конечно, этого вы тоже не знали. - Кнопка уже начинала сердиться. - А что вы вообще-то знаете?

Учителя расхохотались. Господин Бремзер залился краской, и лысина его тоже покраснела.

- И чем же он зарабатывает? - спросил учитель.

- Этого я вам не скажу! - отрезала Кнопка. - Могу вам только сообщить, что бедняга день и ночь бьется как рыба об лед. Он любит свою маму и вкалывает как проклятый, он и готовит и деньги зарабатывает, платит за еду, за квартиру, а если ему надо подстричься, платит парикмахеру в рассрочку. Меня удивляет только, что он не все ваши уроки проспал.

Господин Бремзер молчал. Остальные учителя сидели, затаив дыхание. Кнопка вошла в раж.

- А вы тут сидите и пишете письмо его матери, мол, ее сын лентяй! Ну знаете, это уж слишком! Бедная женщина наверняка снова расхворается с горя, если вы пошлете ей письмо. Может, у нее из-за вас опять что-нибудь вырастет и она снова попадет в больницу! Но тогда уж и Антон заболеет, это я вам обещаю! Долго он так не выдержит!

- Да не ругайся ты так! - взмолился господин Бремзер. - Но почему, скажи на милость, он сам ни словом об этом не обмолвился?

- Вот тут вы правы, - признала Кнопка, - Я тоже его об этом спросила, и знаете, что он мне ответил?

- Ну? - спросил учитель, а его коллеги вновь поднялись со стульев и встали полукругом возле девочки.

- Лучше я откушу себе язык, - вот что он мне ответил, - доложила Кнопка. - Вероятно, он очень гордый мальчик.

Господин Бремзер слез, наконец, с подоконника.

- Хорошо, - сказал он, - я не стану писать его маме.

- Правильно! - одобрила его Кнопка. - Вы славный человек. Я это сразу поняла. Большое вам спасибо.

Учитель проводил ее до двери.

- Я тоже очень тебе благодарен, девочка.

- Да, еще одно, чуть не забыла. Не говорите Антону, что я была у вас.

- Буду нем, как рыба! - согласился господин Бремзер и погладил Кнопку по руке.

Тут прозвенел звонок. Перемена кончилась. Кнопка вихрем понеслась вниз по лестнице, вскочила в машину, и они поехали домой. Всю дорогу она подпрыгивала на мягком сидении и напевала себе под нос.

РАССУЖДЕНИЕ ВОСЬМОЕ

О ДРУЖБЕ

Не знаю, поверите вы мне или нет, но я завидую Кнопке. Не часто ведь выпадает возможность оказаться в такой мере полезной своему другу. А еще реже удается сослужить службу другу в полной тайне! Господин Бремзер не станет писать письма Антоновой маме. И не будет больше распекать мальчика. Антон сперва, конечно, удивится, потом обрадуется, а Кнопка будет тайком потирать руки. Ей-то хорошо известно, в чем тут дело. Без нее все пошло бы вкривь и вкось.

Но Антон ничего об этом не узнает. Кнопке не нужна его благодарность. Сам поступок служит ей наградой. А все другое не увеличило бы ее радость, а скорее уменьшило.

Я желаю каждому из вас иметь настоящего хорошего друга. И еще желаю всем вам не упустить случая доказать ему свою дружбу, но втайне от него самого. Спешите сами узнать, какое это счастье - делать счастливыми других!

Глава девятая

ФРАУ ГАСТ РАЗОЧАРОВАНА

Пока Антон искал в школьном ранце ключ от квартиры, дверь вдруг распахнулась. На пороге стояла мама.

- Здравствуй, мой мальчик! - сказала она с улыбкой.

- Здравствуй! - ошеломленно ответил он. Потом подскочил от радости и даже рискнул обнять маму. И наконец воскликнул:

- До чего же я рад, что ты опять на ногах!

Они пошли в комнату. Антон, усевшись на диван, следил за каждым маминым шагом.

- Пока еще трудновато ходить, - пожаловалась она, устало опускаясь рядом с ним. - Ну, как дела в школе?

- Рихард Науманн на географии заявил, что в Индии живут индейцы. До чего же глупый малый! А Шмитц так ущипнул Праманна, что тот свалился с парты. Господин Бремзер спросил, что случилось. А Праманн сказал, что у него, кажется, завелась блоха или даже две. А тут Шмитц как вскочит, как заорет, что он не желает сидеть с человеком, у которого блохи. Ему, мол, родители не позволяют. Мы чуть со смеху не померли. - Антон смеялся, как заведенный, все не мог остановиться. Наконец, он спросил: - Тебе сегодня не до шуток, да?

- Давай, рассказывай, что было дальше? Антон откинул голову на спинку дивана, вытянул ноги.

- На последнем уроке господин Бремзер был очень мил со мной, сказал, чтобы я заходил к нему, когда у меня будет время.

Вдруг Антон вскочил с криком:

- Ах, я идиот! Пора готовить обед!

Но мама удержала его и показала на стол. Там уже стояли тарелки и большая дымящаяся супница.

- Чечевица с сосисками? - спросил он.

Мама кивнула. Они сели и принялись за еду. Антон уписывал за обе щеки. Когда он все подчистил, мама дала ему добавки. Он пришел в восторг, но тут же заметил, что ее порция так и осталась нетронутой. Тут и у него аппетит пропал. Он грустно возил ложкой в тарелке с чечевицей, вылавливая кусочки сосисок. Молчание наполняло комнату, подобно туману, несущему с собою какую-то неясную угрозу.

Наконец, Антон не выдержал.

- Мамочка, я что-то не так сделал? Иногда и сам не заметишь, как... Или это из-за денег? Вообще-то, можно было обойтись и без сосисок.

Он с нежностью дотронулся до маминой руки. Но мама поспешно встала и унесла на кухню грязную посуду. Потом вернулась и сказала:

- Садись за уроки, я скоро приду.

Он сел на стул и покачал головой. Что же он такое натворил? Хлопнула входная дверь. Он открыл окно, сел на подоконник и выглянул на улицу. Прошло довольно много времени, прежде чем из подъезда вышла мама. Она шла маленькими шажками. Ей еще трудно было ходить. Она пошла вниз по Артиллериштрассе, потом свернула за угол.

Антон с тяжелым сердцем вернулся к столу, придвинул к себе чернильницу и принялся жевать кончик ручки.

Наконец, мама вернулась. Она принесла небольшой букетик цветов, налила воду в вазу с синими крапушками, поставила цветы, отщипнула увядшие лепестки, закрыла окно и молча встала возле него спиной к Антону.

- Красивые цветы, - проговорил мальчик. Он сидел сцепив руки и едва дыша от беспокойства. - Первоцвет, да?

Мама стояла поблизости, но совсем как чужая. Она смотрела в окно и спина ее вздрагивала. Лучше всего было бы подбежать к ней. Но он только привстал и взмолился:

- Скажи же хоть слово!

Голос его прозвучал так тихо, что, возможно, она его и не услышала.

А потом она вдруг спросила, так и не обернувшись:

- Какое сегодня число?

Он удивился, но, чтобы не сердить ее больше, подбежал к настенному календарю и громко сказал:

- Девятое апреля.

- Девятое апреля, - повторила она и прижала к губам платок.

И тут он понял, в чем дело! У мамы же сегодня день рождения! А он об этом забыл!

Антон рухнул на стул, весь дрожа. Он закрыл глаза и ему захотелось умереть, сию же минуту, не сходя с места... Так вот почему она сегодня встала. Вот почему сварила чечевичный суп с сосисками! И ей пришлось самой себе купить цветы! А сейчас она стоит у окна, покинутая всеми. А он даже не смеет подойти к ней, обнять ее.

Конечно, она не сможет простить его. Вот если бы он мог в два счета заболеть... Тогда бы она, конечно, пришла бы к его постели, простила бы его. Он встал и направился к двери. Потом еще раз обернулся и спросил с мольбой в голосе:

- Ты меня звала, мама?

Но она молча и неподвижно стояла, опершись на подоконник. Тогда он выскочил из комнаты, бросился в кухню, упал на стул возле плиты, ожидая что сейчас расплачется. Но слезы не приходили. Только изредка он вздрагивал, словно кто-то хватал его за воротник.

Затем он достал свою коробку с тушью и взял оттуда одну марку. Ничто уже не имеет смысла. Он сунул марку в карман. Может, все-таки сбегать вниз и купить ей что-нибудь в подарок? Подарок можно будет сунуть в почтовый ящик и убежать. И никогда больше не возвращаться! Шоколадка легко пролезет в щель почтового ящика, а к ней можно добавить и поздравительную открытку. "От твоего глубоко несчастного сына Антона", - мог бы он написать на ней. По крайней мере, у мамы останется добрая память о нем.

Он на цыпочках выскользнул из кухни, прошел по коридору, очень осторожно нажал на дверную ручку, вышел и тихонько, как вор, прикрыл за собою дверь.

Мать еще долго стояла у окна и смотрела сквозь стекло на улицу, как будто там, внизу, лежала вся ее убогая безотрадная жизнь. Ничего, кроме горя, не было в ней, ничего, кроме болезней и забот. В том, что сын забыл про день ее рождения, ей почудилось какое-то знамение. Вот и сына она мало-помалу теряет. А с ним и сама жизнь ее теряет последний смысл. Когда ее оперировали, она думала: я должна выжить, что станется с Антоном, если я умру? А теперь он забыл день ее рождения!

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒