ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Испытания, выпавшие на долю Ахмета в первой части его путешествия, не шли ни в какое сравнение с теми, что наступили потом. Как только он покинул долину, где расположились бжедуги, резко похолодало. Как уютно было в гостевой палатке! Первая же ночевка под открытым небом сковала его плечи ледяным обручем. Очень рано он проснулся от моросящего дождя, который затем превратился в ливень. Натянул на себя бурку, прикрывшую даже бока его кобылы, он пригнулся к лошади, чтобы грудь и ружье оставались сухими.

Каменистая дорога превратилась в кисель. Лошадь выбивалась из сил, тяжело дыша в разреженном воздухе. Вторую ночь Ахмет провел под скалой, пожевав на ужин холодную и невкусную баранью ногу, с тяжким вздохом вспоминая свежую горячую кашу с мясной подливой.

Так он ехал день за днем, пока окончательно не убедился в том, что Кавказ больше похож не на грозную гранитную крепость, а на бесконечный лабиринт. Неприступные утесы, вершины которых терялись в облаках, сменялись бездонными ущельями.

Несколько раз Ахмет останавливал .лошадь и подолгу сидел неподвижно * стараясь усмирить бешено колотившееся сердце. Отчаяние охватывало его: казалось, он сбился с пути. Прочитав молитву, он ослаблял повод и позволял Каре самой выбирать дорогу. «Положись на Волю Божью...», - твердил он себе, борясь с усталостью, голодом и страхом.

шестая, седьмая, восьмая ночь миновала... Баранья нога обглодана до последнего хрящика, остатки ее выброшены в пропасть, которая, кстати, была так глубока, что Ахмет не услышал стука костей, ударившихся о камни. Котомки с фруктами тоже опустели. Теперь ему опять приходилось довольствоваться дождевой водой и просяной кашей. Выше в горах не встречалось даже колючего кустарника с дикой ягодой, которая хоть как-то разнообразила его рацион.

Однажды, когда пошла вторая неделя его путешествия, Ахмет проснулся утром, окоченев больше, чем обычно. Не удивительно! •= За ночь толстый слой снега покрыл все вокруг, засыпав его. Шея была мокрой - единственная часть тела* не защищенная буркой. Днем воротник черкески обледенел и стал царапать кожу. Ночью Ахмет не мог заснуть: царапины саднили и не давали покоя.

Небольшое облегчение наступало лишь в расселинах и пещерах в горах, где он устраивался на ночь, скорчившись у маленького дымного костерка. Лошадь, подрагивая, стояла рядом. Ахмет спал практически у ее копыт «Корова никогда не наступит на теленка», - бормотал он во сне, и ему казалось, что сестра Афуаеа льет на его тело горячее парное молоко из большого кувшина. Как-то он проснулся, от воя шакалов и хлеставшего ему в лицо дождя. Остаток ночи он просидел с ружьем наготове, чтобы отпугнуть шакалов: костер едва чадил и не мог служить надежной защитой.

Прошло три недели, или четыре... Ахмет сбился со счета. Он знал только одно - двигаться все Время на восток. С самого рассвета он пробирался по раскисшим тропинкам, по снегу, пока тем* нота не заставляла его искать место для ночлега. Где же эта гора, черт возьми? Где этот Эльбрус?» Никаких признаков. Ахмет поднимал к небу уставшие покрасневшие глаза, но видел лишь плывущие темные облака, грозящие новыми дождями и снегом. Ничего. Совсем ничего.

Ахмету еще повезло, что сырость и лед не причинили большого вреда его шее. Борода и Волосы стали достаточно длинными, чтобы прикрыть ее. Юноша стал таким же косматым, как и остальные обитатели этих высот: крепкий обросший мужчина с почти ничего не видящими глазами. «Пылающая жаровня - вот что мне нужно... Нарты, нарты, не бросайте ее в реку!»

Он жалел, что не может охотиться подобно зверю. Все придуманные людьми орудия были здесь бесполезны. Однажды на другой стороне ущелья Ахмет заметил оленя и даже свалился с лошади от неожиданности. Полузарывшись в снег, он прополз на животе немного вперед и замер, вытащив ружье из-под бурки. Прицелился и нажал на спусковой крючок. Увы, порох все-таки отсырел и выстрела не последовало, раздался лишь громкий щелчок, усиленный эхом. Олень испугался и сорвался с места. Ахмет уронил голову в снег и в отчаянии заплакал. Слезы замерзали у него прямо на щеках, покрывая их ледяной коркой;

Еще много недель Ахмет блуждал в горах, переживая все лишения, приготовленные суровой зимой. Он научился выживать, защищаясь от волков и других диких зверей, добывать еду любыми доступными средствами. Пришлось пользоваться луком, делая примитивные стрелы из жестких прутьев с кремневыми наконечниками. Случай помог полакомиться мясом: удалось добыть зайца и оленя. Горы могут досыта накормить того, кто разгадает их секреты. Ахмет превратился в бывалого горца и выглядел соответственно. Натыкаясь на горячие источники, он подолгу плескался в них, и это позволяло ему сохранять человеческий облик.

Ахмет уже решил, что безнадежно заблудился в этой каменной пустыне, и лишь упорство заставляло его продолжать путь на восток в надежде наткнуться на верховье какой-нибудь реки: он знал лишь этот ориентир, который может помочь ему добраться до Кабарды. Однажды, проехав небольшую высокогорную рощу, Ахмет оказался на каменистом плато, огибающем большую белую скалу. Справа возвышалась неприступная стена, слева сияла бездонная пропасть. Он поехал дальше. Тропа Сузилась и внезапно кончилась небольшой террасой под нависающим мощным утесом, вершина которого терялась в снегах. Наконец Ахмет почувствовал, что находится где-то около долгожданных гигантских гор, но где же Эльбрус? Кое-где виднелись более высокие вершины, чем та, у которой стоял Ахмет, но ни одна не походила на двуглавый Эльбрус.

Казалось, пелена тумана и облака, стелящиеся внизу, отделяли Ахмета от грешной земли. Больше часа простоял он на террасе, из-под ладони озирая окрестности воспаленными глазами, пытаясь разглядеть реки далеко внизу. Но взгляд его различал лишь бескрайние облака и туманы, в Просветах между которыми можно было увидеть - только густые леса и белые утесы.

Прошло еще две недели. Ахмет осторожно ехал вдоль покрытого льдом горного кряжа. Он привычно тянул шею вверх, высматривая вершины, царящие над облаками в своих снежных покровах. Ничего. Ничего. Яркий блеск ослепил его, и он, зажмурившись, на секунду опустил глаза вниз - и не сразу даже понял, что сверкающая на солнце лента, змейкой вьющаяся влево и вправо к северу от кряжа, вовсе не лед, а незамерзающий поток. Река.

«Должно быть это Баксан... Нет, наверное, это Терек... Я миновал Эльбрус, даже не заметив его! Терек! Я добрался!»

Ахмет вдруг почувствовал, как он сильно измотан. Он позволил кобыле самой выбирать путь. Дорога, покрытая ледяным настом и каменными россыпями шла теперь только вниз. Потом пошли колючий кустарник, какая-то острая трава, и, наконец, со всех сторон зашелестел лиственный подлесок. Здесь снег уже таял и в воздухе разносились ароматы весны.

, Внизу, в долине реки, снег лежал небольшими островками, будто белые облака на зеленом небосводе. Ахмет спускался вниз, в предгорья, и чувствовал, как в него вливается бодрость и возвращается надежда.

Вдруг раздался выстрел. В этой тишине он был подобен взрыву. Как мог забыть он наказ мудрого имама помнить об осторожности! Конечно, нельзя было так забыться и расслабиться. Ахмет собрал волю в кулак и приготовился достойно встретить любую опасность. Он натянул повод, кобыла поднялась на дыбы, и наш герой осторожно посмотрел вперед.

Он увидел хорошо наезженную дорогу. На повороте, в четверти версты от него, два здоровенных казака вытрясали душу из молодого горца. Тот неподвижно лежал на земле, а тяжелые сапоги казаков молотили его по ребрам и животу. Один из казаков нагнулся и стащил с жертвы толстый кафтан: они любили трофеи. Рядом находилась повозка горца, запряженная волами. Волы равнодушно стояли в упряжке, а казацкие кони безразлично пощипывали траву на обочине. .

Однако кобылка Ахмета быстро сообразила, что к чему. Кару не пришлось даже пришпоривать, она сама рванулась вперед изо всех сил. Этот рывок был таким стремительным и органичным, что Ахмет, подскочив в седле, легко, одним движением руки, выхватил свою большую черкесскую саблю и налетел на казаков прежде, чем они успели издать хоть звук или обернуться. Со всей накопившейся яростью Ахмет опустил саблю на голову первого из гяуров. Кровь хлынула из его шеи так сильно, что даже забрызгала Кару. С разгона Ахмет проскочил далеко вперед и, поэтому, пока он разворачивался, второй казак успел подобрать ружье и зарядить его.

Тут Ахмету пригодился весь опыт, полученный за годы тренировок. Он обхватил ногой высокий валик впереди седла и сильно выгнулся, держа саблю, как пику в стальном кулаке. На второго врага он обрушился словно дьявол, несущий смерть. Казак упал Навзничь, широко раскинув руки. Ахмет с налету спрыгнул с седла прямо на казака и вонзил ему клинок в живот.

Ему стало жарко. До этого он умирал от холода, а теперь ледяных смертоносных месяцев как будто и не было. Сердце Ахмета победно стучало в груди. Он стоял над поверженными гяурами, и его душа освобождалась от горечи и злобы. Ему довелось убить впервые, и он не подозревал даже, что при этом можно одновременно чувствовать и торжество и отвращение. Вид мертвых тел, раскинувшихся на земле, вызывал у юноши почти тошноту.

Ахмет вдруг заметил свою шапку, которая валялась рядом, подобрал ее, отряхнул от грязи и надел. Тот, кого били казаки, лежал неподвижно и, возможно, тоже был мертв. Какая все-таки страшная вещь - смерть. Ахмету вдруг стало трудно стоять, ноги задрожали. Он опустился на колени перед избитым. Глаза того были закрыты, Ахмет прислонил ухо к его груди и с облегчением услышал ровный стук сердца.

Но что делать? Ахмет поднял горца и положил в Повозку. Затем вернулся и подобрал каф-. тан, который казаки стянули со своей жертвы, и . только тут заметил лужу крови там, где лежал спасенный им человек. Выстрел, который он слышал, нашел свою цель - пуля угодила в плечо этого горца. Он схватил кафтан и поспешил к ; повозке, плотно завернул пострадавшего, чтобы тот не замерз. Однако рану нечем было перевязать. Раздумывать было некогда: кроме этих двух, ,„ наверняка неподалеку были еще казаки. Самым , благоразумным было убираться отсюда, да побыстрее.

После стольких недель одиночества Ахмет вдруг оказался в гуще событий. Все происшедшее наполнило его душу, чувство удовлетворения сняло " Накопившееся напряжение. Он радовался, что наконец-то смог отомстить врагу Ахмет свалил тела казаков в повозку и как ; следует прикрыл своей буркой. Сорвав пучок веток, старательно вытер кровь с повозки: она уже стала свертываться в сухие темные лепешки, которые могли вызвать подозрения у казаков. Это заняло немного времени.

Привязывая кобылу к задку повозки, Ахмет услышал какой-то шорох. Сердце его упало. Показалось, что рука одного из казаков тянется, чтобы схватить его за горло. Нет, это раненый горец пытается поднять голову. Ахмет подошел к нему, и человек благодарно улыбнулся.

- Ух...ух.., - он пытался что-то сказать, но кашель мешал ему. Паренек откинулся назад, и Ахмет заметил темную кровоточащую рану у него в плече.

- Не пытайся говорить, только подай знак: ты

- адыг?

Лицо незнакомца было очень бледным. Он вряд ли понимал, что ему говорят. Его глаза, казалось, пытались разглядеть Ахмета, чтобы понять, друг это или враг. Ахмет осторожно взял его за руку. Давно замечено, что в минуты особого нервного напряжения люди, выражая свои чувства без слов, по интонации понимают друг друга.

- Не волнуйся, друг. Я с тобой.

Раненый затих, и Ахмету показалось даже, что он потерял сознание, но тот опять попытался что-то сказать, и снова безуспешно.

Ахмет не мог больше терять времени. Нужно было замести следы. Он поднес палец к губам раненого.

- Молчи. Просто кивай, если поймешь меня,

- сказал Ахмет, крепко сжимая руку горца и как бы вливая в него свои силы. Тот вновь попытался говорить, но слова его были невнятны. Ахмет покачал головой. Так ничего не добиться. Ш?'

- Я не понимаю тебя. Нам нужно выбираться отсюда. - Ахмет безнадежно глянул по сторонам.

- Куда ехать: вверх или вниз по дороге? Где твоя деревня? Аул, аул... где?

Глаза незнакомца выражали страдание. Он попытался, поднять руку.

- Аул, аул? - повторял Ахмет.

Человек кивнул и слабо улыбнулся: по крайней мере, одно слово он разобрал - «аул». Его рука с трудом приподнялась и указала вверх по дороге.

Ахмет присел на край повозки, взял поводья. Нужно было ехать как можно быстрее, но тогда будет такая тряска, которой раненый не выдержит, истечет кровью и умрет. Впрочем, даже если он привезет домой бездыханное тело, семья погибшего будет вечно ему благодарна. Так, по крайней мере, принято у адыгов: для любой семьи самая большая трагедия - невозможность похоронить усопшего родственника по всем обрядам.

Ахмет вдруг подумал, а что происходит в таких случаях в казацких семьях? Есть ли у них подобные заботы? Он глянул через плечо. От тряски бурка соскользнула с одного из трупов. Теперь казак вовсе не казался врагом, он даже не походил на человека: просто что-то багрово-черное. Это даже нельзя было сравнить с охотой - ведь убитый зверь кормит все племя. Ахмет поправил бурку и прикрыл мертвеца.

Волы брели привычным шагом, не замедляя и не ускоряя движения. Они прекрасно знали дорогу домой. Ахмет вздохнул с облегчением, когда они свернули с основной дороги, однако повозка тут же нырнула в какую-то яму и раненый застонал.

- Погоди, погоди. Почти приехали, - приговаривал Ахмет, нервно подстегивая волов.

Упряжка долго пробиралась сквозь кустарники, хрустя щебнем, пока, наконец, взору Ахмета не. предстала панорама плодородной долины меж Двух горных пиков. У въезда в нее, словно часовые, высились великолепные грабы. В долине приютилась небольшая, словно игрушечная, горная деревушка с ее дымками над крышами и музыкой звуков обыденной жизни: детского смеха, блеяния коз, постукивания деревянных ступок, в которых женщины растирали кукурузные зерна. Хижины из камня, крытые соломой, островки снега на площади, девочка в меховой одежке, развешивающая белье, вздорная собачонка, путающаяся под ногами.

Однако эти люди не были так гостеприимны, как радушные бжедуги. Ахмет уловил враждебность, которая буквально наполняла воздух. От дурных предчувствий лицо его омрачилось, сердце замерло. Здесь жили смуглые узколицые люди, чьи блестящие черные глаза смотрели на Ахмета подозрительно. Женщины загоняли детишек домой, а греющиеся на солнышке старики с трубками поднялись и молча наблюдали за ним.

Двое молодых парней направились к повозке, расчехляя на ходу какие-то старинные турецкие ружья и зловеще клацая затворами. Еще несколько мужчин вышли из домов вооруженные, с саблями, пистолетами и кинжалами, предназначенными явно для Ахмета.

Ахмет сидел спокойно с поводьями в руках. Немного погодя, обернулся к раненому, но тот был плохим помощником. Трупы казаков были скрыты буркой, зрелище не из приятных. «Какой-то. парень вскочил в повозку и увидел раненого. Он что-то крикнул, как понял Ахмет, это было имя пострадавшего:

- Хамзет!

Все вдруг заговорили, мужчины и женщины ринулись к повозке. Один из них забрался в нее и приложил ухо к груди Хамзета. Другой, свирепого вида мужчина, размахивая охотничьим ножом, что-то сердито выкрикивал. Раненого бережно вытащили из повозки. Нашли казаков, и это тоже вызвало общий переполох. Ахмет только хотел было рассказать о случившемся, как чьи-то сильные руки грубо вытащили его из повозки и бросили на землю, а у горла он почувствовал нож. Если б даже Ахмет и попытался сказать хоть слово, горло у. него было бы перерезано.

Над площадью раздался зычный голос. Фигура говорившего виднелась в дверях того дома, куда внесли Хамзета. Краем глаза Ахмет разглядел старца, одетого в длинный темный халат муллы. Слава Богу, появился старший...

Нож убрали от горла. Ахмет глотнул воздуха. Но тут же по приказанию пришедшего ему завернули руки за спину, а кисти свернули веревкой. Затем прямо по земле поволокли к другой каменной постройке.

- Адыги! Я кабардинец! Послушайте, я не враг вам! Клянусь, что я помог вашему односельчанину!

Однако окружающие были совершенно равнодушны к его словам. Мулла тоже не обратил на них никакого внимания и снова ушел в дом. Открылась маленькая дверь в стене, и Ахмета толкнули куда-то головой вперед. Он здорово ушиб плечо, падая на груду глиняных кувшинов.

- Черт побери, надо было оставить его умирать! - в сердцах воскликнул Ахмет и яростно лягнул горшки. Инстинктивно он стал осматриваться по сторонам в поисках хоть лучика света и струйки свежего воздуха, прикидывая, нельзя ли попробовать бежать. Вскоре глаза привыкли к темноте и он понял, что находится в сарае, служащем зимой кладовкой, полном кувшинов и каких-то засаленных мешков. В углу сочилась вода, образуя темную вонючую лужицу.

Ахмет замерз. Его бурка осталась в повозке. Чтобы согреться, он топал ногами и толкался плечами в стену, обрушивая все мыслимые проклятия на головы жителей этой деревни. Неужели он перенес столько лишений в своих скитаниях только для того, чтобы ему перерезали глотку в какой-то горной деревушке... И его семь» никогда не узнает о его судьбе, и не прочитают молитву над его могилой. Со смешанным чувством печали и удовлетворения Ахмет вдруг понял, как дороги ему эти привычные ритуалы. Стремление жить по законам своего Хаоза победило чувство ожесточенности и злобы.

Казалось, он целую вечность провел в темном углу, иногда приседая на корточки или прохаживаясь по сараю, чтобы разогнать кровь в жилах, шепча при этом то крепкие ругательства, то короткие молитвы.

Вдруг щелкнула задвижка и дверь отворилась. Ахмет зажмурился от яркого солнечного света. Вошел высокий, приятной наружности человек в черкесской шапке, отороченной лисьим мехом. Он держался с важностью человека, обличенного властью.

- Брат.., ты адыг? Ты понимаешь меня? Он говорил по-кабардински! Axмет вздохнул с облегчением. Он не верил своим ушам: незнакомец говорил на его родном языке!

- Я... да... Я адыг, слава Богу... Я не слышал своего языка уже недели, месяцы..! Я Ахмет с Кубани.

- А меня зовут Мурад. Я кабардинец с Терека. Сожалею о том, что здесь произошло. Ошибка выпит. Давай скорее покинем это ужасное место.

Ахмет, спотыкаясь, вышел из чулана вслед за своим спасителем. На площади стояла толпа селян, смотревшая на Ахмета с прежней подозрительностью. Мурад начал им что-то быстро говорить на том же гортанном наречии, которое Ахмет слышал из уст раненого казаками парня.

Мурад, очевидно, был старше его, по крайней мере лет на пять-шесть, и вел он себя без бравады, как Гази. Все говорило о том, что этот человек рожден повелевать, А кроме того, это •был один из самых красивых мужчин, которых Ахмет когда-либо видел: светлокожий с карими глазами, высокий, как и все адыги, но не такой коренастый, как Гази, стройный, с сильным тренированным телом. Его голос был самым благозвучным из всех голосов, что мог припомнить Ахмет. Его удивляло, что такой человек находится здесь, в этой бедной деревушке. Ему бы восседать среди шелковых подушек на кабардинском военном совете, а не командовать этой кучкой вооруженных людей.

Вперед вышел тот самый парень со злым лицом, который приставлял нож к горлу Ахмета, и тем же ножом разрезал путы у него на руках. При этом он слегка ткнул Ахмета своим кама в живот, как бы показывая, что еще не полностью доверяет ему.

Мурад, однако, не обращал внимания на эти проявления враждебности и представил Ахмету этого и еще одного молодого воина, примиряющее простирая руки.

- Эти двое - сыновья старейшин нашей деревни. Познакомься: Куэр и Арсби. Ты среди чеченцев...

Чеченцы! Как же он сразу не догадался! Это самый горячий и независимый народ среди горцев. Местность, где они жили, была покрыта густым лесом и, как рассказывали старинные предания адыгов, в этих лесах обитали многие их боги и богини. Так что ему еще повезло, он легко отделался.

Мурад заметил признательность в открытом взгляде Ахмета.

- Эти парни просят извинить их за их поведение. Ты знаешь, чеченцы очень круты нравом... Тот, кого ты спас - единственный сын муллы. Представь себе их гнев, когда они увидели его в таком состоянии...

- Да, я чудом остался жив! - Ахмет, растирая затекшие кисти, улыбнулся Куэру и Арсби, стараясь вложить в эту улыбку и благодарность, и почтительность. - Еще немного и они покончили бы со мной.

- Раненный Хамзет пришел в себя и рассказал отцу, что произошло. Старый мулла лично хочет поблагодарить тебя.

Мурад повел Ахмета через деревенскую площадь, рассказывая, что он сам живет в другой деревне, и его позвали как переводчика, на случаи, если он, Ахмет, действительно окажется адыгом.

- Но я не могу предстать перед муллой в таком виде, - прервал его, останавливаясь, Ахмет. На его черкеске темнели пятна казачьей крови, а волосы были спутаны после долгих недель блуждания в горах. - Чеченцы любят бороды, но людям будет неприятно смотреть на меня, - заключил Ахмет, проводя ладонью по заросшему подбородку.

Мурад понимающе улыбнулся. Истинные кабардинцы чтят общепринятые вкусы. Впервые за многие годы Мурад почувствовал теплоту родственной близости рядом с этим заросшим парнем. Он по-чеченски отдал Арсби какие-то распоряжения, затем обратился к Ахмету:

- Я, велел ему отвести тебя в дом родственников своей жены. Они хорошо примут тебя. Туда же я попросил отнести и твои вещи.

Вскоре Ахмет очутился в хорошем каменном доме, строители которого не пожалели труда. Самые младшие члены семьи принялись прислуживать ему. Паренек лет четырнадцати принес ему бритву, турецкое зеркало, кувшины с водой. Ахмет разделся и вымылся как следует. Теперь без этой грязи, от которой зудит все тело, и колючей щетины он чувствовал себя прежним Ахметом.

Какая же это все-таки радость - жить! Как здорово, когда у тебя упругая кожа и стальные мускулы, окрепшие в многонедельном трудном переходе. Ахмет выпрямился, ощутив мощь своего молодого тела - свободного, свежего и здорового, и нырнул в чистый халат.

Тут он заметил красивую сероглазую девушку, ожидающую у дверей со свежим бельем в руках. Его дорожные сумки были раскрыты и она с любопытством рассматривала искусное золотое и серебряное шитье на его черкеске и кафтане - в каждом племени женщины по-особому ткали материю и украшали шитой каймой одежды своих мужчин.

Она взглянула на Ахмета с интересом, как будто хотела спросить: «Кто же вышил все эти узоры для тебя, симпатичный адыг? Твоя мать, сестра или, может быть... возлюбленная? Хотела бы я знать!»

Их глаза встретились и остановились друг на друге. Однако девушка не покраснела и не отвела взгляда, как он ожидал. Адыгская женщина никогда бы не посмела смотреть вот так прямо в глаза молодому мужчине. Девушка улыбнулась так очаровательно искренне, что сразу поразила Ахмета прямо в его измученное сердце. На ней было простое платье и безрукавка из овчины, голова непокрыта. Возможно, присутствие ее младшего родственника, державшего зеркало, придало ей больше храбрости, но Ахмет предпочитал думать иначе. Скорее всего, чеченские девушки из знатной семьи имели больше свободы, чем кабардинские. Но это были только догадки. Ахмет был в незнакомом краю и местные обычаи были ему неизвестны.

Они не могли даже поздороваться, но глаза и жесты заменяли им язык. Девушка раскинула его одежду на подушках низкого диванчика, осторожно разгладив полы кафтана нежной рукой. Она вела себя так, как будто была одна, хотя прекрасно понимала, что Ахмет внимательно следит за каждым ее движением. Вот она Ловкими пальцами приподняла вышитый ворот. Этот жест был таким женственным и невинным, безо всякого следа кокетства, что настал черед покраснеть самому Ахмету.

Он был смущен. Сколько раз девушки обслуживали его в домах соплеменников! Но никогда еще у него не возникало при этом таких запретных желаний.

Эта девушка, казалось, олицетворяла собой свет и свободу: светлые серые глаза, толстая коса, бегущая по спине, грациозные движения рук и стана, когда она гибко наклонялась и выпрямлялась. Все это длилось несколько секунд, но Ахмет почувствовал, что это были, может быть, главные секунды в его жизни... Он влюбился. Девушка вышла из комнаты. Ахмет закончил свой туалет: расчесал бороду, втер смягчающее масло в кожу лица, огрубевшую от непогоды, а волосы слегка смазал душистой восточной помадой. Аромат мускуса и гвоздики привел его в еще большее смятение. Слишком много выпало сегодня на его долю... Битва, плен, встреча с соплеменником и, наконец, эта девушка, пробудившая в нем желание.

Давно уже в жизни Ахмета не было нежности. Пятилетним его увезли из дома, и его воспитанием занялся аталик. Столь важным лицом - воспитателем и учителем - был выбран его дядя, горский князь. Этот аталик, которому было уже за семьдесят, вставал до рассвета, купался в ледяном ручье и объезжал лошадей наравне с молодыми мужчинами своего племени. У него Ахмет обучился секретам боевого искусства и мастерству верховой езды, стойкости и выдержке, ^умению владеть собой.

Обычай подбирать аталика - воспитателя для мальчика - был столь же древним, как и народ адыгов. Цель тут была двоякой. Во-первых, расширялись родственные связи между разными ветвями племени. А во-вторых, для людей постоянно, ритуально участвовавших в войнах, это была полезная дипломатическая практика. Участие в войне для адыгов было почти ритуалом, спортивным состязанием, просто образом жизни.

Однако с началом российской экспансии, проводимой с помощью казаков, обычай отдавать мальчиков аталикам получил у адыгов и другую функцию. Мужчины-воины из всех деревень могли быть в постоянной готовности к войне, не беспокоясь о судьбе своих сыновей.

Можно представить себе, как мать и бабушка Ахмета страдали от разлуки с ним, но все адыгские женщины знали, что без таких жертв племени не выжить. Всего два года назад Ахмет вернулся в родную деревню смелым и сильным воином, причем он был привязан к женщинам из своей семьи еще сильнее от того, что не вырос на их руках. Особенно сильно он любил Афуасу за ее ум, сильный характер и острый язычок. Это была женщина, достойная обожания.

Ахмет накинул бурку на плечи, как будто стараясь спрятать в глубине ее складок мучительные воспоминания о прошлом. Они, должны, наконец, уйти в тень. После, сегодняшней смертельной схватки ему особенно захотелось обрести душевный покой и начать новую жизнь.

Паренек проводил его до дома муллы. У дверей ждал Мурад.

- Кровь у них вскипела, - тихо сказал он. -Казаки зашли слишком далеко. Думаю, сегодня мы решим, как отомстить им.

Убранство дома с его многочисленными подушками и весьма искусно вытканными коврами было достаточно богатым, но здесь отсутствовали те изящно сработанные атрибуты войны, которые Ахмет видел у бжедугов. Все здесь дышало строгостью, сочетавшейся с глубокой религиозностью хозяина.

Старик мулла оказался человеком с плотной фигурой, возраст его было трудно определить из-за ниспадающей седой бороды. Глаза у него сверкали, но все движения крупного тела были неспешными и осторожными. Остальные старейшины деревни располагались по старшинству возле него. Был тут и Хамзет, он лежал на подушках и был очень бледен. Старики с жаром что-то обсуждали, а мулла сидел отстраненно, полуприкрыв глаза и беззвучно шепча в бороду свои молитвы.

Как только Мурад и Ахмет вошли внутрь, все присутствующие вдруг замолчали и встали, приветствуя гостя, спасшего жизнь Хамзету. Ахмет заметил, как изменилось их отношение к нему,, особенно сейчас, когда он предстал перед ними в облике кабардинца благородных кровей. Однако Куэр и Арсби, по-видимому, были иного мнения: они стояли за спинами старцев и взирали на Ахмета с явным недоброжелательством.

Мурад заговорил по-чеченски, затем переводил Ахмету. «Это наш друг Ахмет. Он кабардинский черкес и едет с Кубани на восток». Ахмету пришлось выдержать пожатия множества крепких, способных расплющить ладонь, рук. Мурад говорил спокойно, переводил почти без заминок.

- Я объяснил ему, что произошла ошибка. Он не таит на нас никаких обид.

Мурад посадил Ахмета рядом с собой.

Вперед выступил какой-то гигант в черной одежде и начал яростно говорить, обращаясь к Мураду и хлопая себя руками по коленям.

- Он говорит, что это большая редкость, когда кабардинец оказывается в наших краях, и что нам очень повезло.

Ахмет еле сдержал улыбку, глядя как этот человек руками выражает свои чувства.

Завязался общий разговор. Постепенно Ахмет начал привыкать к звукам чеченской речи и улавливать общий смысл беседы: речь шла о том, как прикончить побольше гяуров.

Мулла произнес благодарственную речь. Ахмет встретился взглядом с Хамзетом. Тот кивнул головой в знак согласия и признательности.

- То, что ты совершил сегодня, Ахмет, делает честь твоему племени. Мулла просит тебе это передать. И я сам очень рад помочь своему соплеменнику-кабардинцу.

Мурад скользил взглядом по присутствующим, рассказывая о них Ахмету.

- Вот этот мужчина в черной бурке... его зовут Эльдар. Это отец Куэра. Однажды я видел, как он на полном скаку спрыгнул на землю, вонзил нож в казака й затем вновь вскочил в седло, не сбавляя хода... Вон тот другой, - Мурад указал на седобородого старца, - это наш связной с турками, один из лучших добытчиков оружия, А тот, лёт тридцати, с кротким лицом, который так внимательно слушает муллу, один из наших луч-

ших разведчиков. Его зовут Ати. Он свободно говорит по-русски и смело разгуливает по ближним станицам, принимая разные обличия. Он раз как-то даже притащил несколько ружей, украденных им у русского квартирмейстера в Кизляре!

- Я не думал, что казаки проникли так далеко, - заметил Ахмет.

- В общем, нет, пока не проникли. Они плохо воюют в горах, а чеченцы ловки и стремительны, как козы. Гяурам никогда не удастся покорить Чечню. Пусть только попробуют - для них это будет бесконечная изматывающая война!

Ахмет взглянул на лица сидящих в комнате, которые еще так недавно казались ему чужими и враждебными. Мурад помог ему лучше понять достоинства этих людей. Внешняя свирепость лишь скрывала глубокое чувство гордости и национального достоинства. Их не сложно было возбудить, они легко брались за оружие для Кровавой мести, но Ахмет чувствовал, что, если уж чеченцы посчитают его другом, он может надеяться на них до конца жизни.

Хамзета в десятый уже, наверное, раз просили повторить историю о нападении казаков, но он только махнул рукой, сказав, что не в силах и что хочет только подкрепиться мясом и побыть со своим спасителем. Бледность его была вызвана сильной потерей крови.

Подали мясо дикой козы - чеченский деликатес - тушенное со специями, маринованные огурцы, кабачки, фаршированные рисом, и клецки из теста. Все эти блюда были незнакомы Ахмету, он попробовал и нашел еду очень вкусной. Он спросил Мурад а, что это за клецки с таким странным вкусом, и тот объяснил, что это национальное чеченское блюдо - гелниш. Подошли молодые женщины, неся кувшины с фруктовым соком и чем-то наподобие бахсимы - пенистым налитком для стариков."

Вдруг Ахмет увидел, что она, девушка с серы-ми глазами, стоит перед ним. Низко наклонясь, наполнила она его чашу до краев. Пальцы их слегка соприкоснулись. Ахмет тут же потерял контроль над собой и густо покраснел.

- Остры же приправы в этой еде.., - пробормотал он в сторону Мура да, который зорким взглядом, конечно же, уловил эту вспышку любовного огня.

Мурад слегка улыбнулся:

- С этими людьми я живу уже около трех лет. Женился на девушке из этой деревни. Двое маленьких детей. Девушки здесь замечательные, и намного независимее наших.

Ахмет рассеянно слушал Мура да. Его взгляд невольно скользил за девушкой по всей комнате, и он заметил, что она что-то довольно фамильярно шепнула на ухо~ мулле. Тот покровительственно держал ее за руку и затем взглянул на Ахмета, слегка со щурясь.

Это тоже не ускользнуло от внимания Мурада. Кстати, о дипломатии: он знал, что мулла скоро попросит его поделиться впечатлениями об этом молодом незнакомце. Надо побольше узнать о нем.

- Мы оба оказались далеко от дома, - начал он.

- Да, оказались. А почему ты решил жить здесь? Кабарда далеко отсюда? - спросил Ахмет.

, - Не так уж далеко. Три дня пути. А почему... Это долгая история, расскажу как-нибудь потом. Скажу только одно: я здесь обрел свое счастье. Это чудесные люди, Ахмет, думаю, ты это и сам поймешь...

- Они, конечно, совсем другие... - неуверенно сказал Ахмет.

- У них такие же Хабза, как и у нас. Но нет князей. Всегда есть глава верующих, вроде муллы.

- В этих горах много чеченцев?

- Да. Возможно столько же, сколько всех кабардинцев. Таких деревень, как эта, здесь сотни. Есть и большие города, как Кизляр.

Ахмет едва его слушал. Девушка вышла из комнаты, и ему показалось, что она сразу опустела.

- Говоришь, нет князей? Но если это так, кто же возглавляет народ и объединяет его своей властью?

- Они ненавидят гяуров. Это их объединяет. Мурад не стал пускаться в долгие объяснения,

умолчал он и о грандиозном восстании, которое, как он знал, было уже близко. Его молодому другу сейчас было явно не до политики.

Девушка вернулась, неся медовые пироги. Ставя блюдо перед Ахметом, она повернула его так, чтобы самый большой кусок оказался ближе всего к гостю, Ахмет взял его и пробормотал благодарность.

Как вспыхнули ее глаза, когда она услышала его! Ахмет надеялся, что его голос прозвучал довольно зычно, хотя здесь ему до Мурада было далеко, речь того лилась как мед. Ахмет даже начинал ревновать, ведь красноречие среди адыгов считалось одним из главных достоинств мужчины. Рядом с Мурадом он чувствовал себя таким молодым и зеленым. Что он мог предложить? Ничего. У него не было ни дома, ни земли. Ничего. -

Мурад повернулся к мулле, тот что-то спрашивал у него. Между переменами блюд Мурад удовлетворял его любопытство, выступая в качестве посредника между старцем и гостем. Таким образом он узнал о жизни Ахмета на Кубани, его встрече с бжедугами и намерении добраться до Великой Кабарды.

- Дорогой, да будет тебе известно, что ты здорово заплутал в горах и «промахнулся» мимо Кабарды самое малое на три дня пути, - сказал Мурад. - А кроме того,, ты пересек землю осетин.

Ахмет хлопнул себя по лбу.

- Я так и думал! Несколько раз я попадал в сильную метель, запасы кончались, и, должен признаться, положение мое было отчаянным. Не встретил я и осетин. Два дня назад я увидел внизу длинную извилистую реку, бегущую с гор на север. Что это за река?

- Должно быть, наш кабардинский Терек. Он начинается в горах к востоку отсюда. Те горы, где мы находимся сейчас, называются Хахалки.

Терек... Он проехал Эльбрус^

- Значит, будет несложно отыскать его и держаться горы до самой Кабарды, - сказал Ахмет.

- Не так просто, как ты думаешь. Ты спустился с гор, и теперь тебе придется подниматься снова, а тут легко заблудиться. Кроме того, Ахмет, давай не будем пока говорить о твоем отъезде...

Мурад наклонился ближе и указал куда-то глазами. Ахмет повернулся туда и увидел, что сероглазая Девушка и ее подруги стоят у двери, выжидательно глядя на них. Мурад знал, что у них на уме, то же самое проделала когда-то и его будущая жена. Они ждали, что под каким-нибудь предлогом отъезд будет отложен и им удастся побольше выведать о «красивом незнакомце».

Ахмет усердно принялся за еду, стараясь сохранять независимый вид. Мурад довольно хмыкнул:

- Ты ведь только приехал. Воспользуйся гостеприимством чеченцев... и, кто знает, может быть тебе здесь очень даже придется по вкусу...

Ахмет задумался над словами Мурада. Было бы странно, если б из всех этих мест он выбрал именно это. Жизнь чеченцев среди этих неприступных гор была так непохожа на размеренное бытие на спокойных кубанских равнинах. Деревушка примостилась под боком гигантских скал, которых он так опасался после долгих приключений в ледяном безмолвии. Но здесь между людьми царил истинный

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 21 22 23 2425