КАНДИНАЛЬ 11 страница

Какое-то время Ахмет предавался приятным размышлениям о том, каким неотразимым я будет в этот славный день. Он раздался в плечах от тяжелой работы, строя свои дом в прошлом году, лицо его обветрилось и приняло ровный бронзовый оттенок на ярком горном солнце. Руки огрубели и покрылись мозолями, но мышцы налились железной мощью сильного и опытного воина. Он был доволен собой, и каждой клеточкой ощущал себя настоящим адыгом. Родные могли бы гордиться им.

Мурад хлопнул его по спине, и Ахмет вздрогнул от неожиданности.

Терпи, терпи! - весело воскликнул он зычным голосом. Ахмет удивился, что его друг ведет себя, как мальчишка, - ведь он всегда такой сдержанный и степенный.

- Теперь уже недолго, смотри! - Мурад указал на щель в оконных ставнях. По традиции Ахмет не должен участвовать в свадебных танцах и празднестве. Эти торжества были посвящены Цеме, ее превращению в замужнюю женщину. Зазвучала музыка, ударили барабаны, заражая всех зажигательным ритмом свадебного танца. Молодежь выступила вперед, образуя кольцо вокруг сидящих муллы, Хамзета и других членов семьи невесты, облаченных в лучшие одежды, при оружии. Вот-вот начнется веселый, темпераментный танец. Ахмет с Мурадом переглянулись, и глаза их увлажнились, они вспомнили свои семьи и друзей, оставшихся далеко. Друзья обнялись, им не нужно было слов, чтобы выразить нахлынувшие невзначай чувства.

Между тем наступило время выхода невесты, и вот она появилась на другом конце круга в сопровождении верных подруг. Недалеко от невесты кружило немало молодых парней и девушек, бросающих друг на друга робкие взгляды исподтишка с надеждой встретиться здесь и впервые заговорить с предметом своих воздыханий. В сгущающихся сумерках ярко пылал большой костер, от которого вверх летели снопы искр, будто их притягивала неведомая сила, исходящая от одинокой холодной луны. Все дома вокруг главной площади были украшены горящими факелами, так что все происходящее заливал мягкий золотистый свет, и это придавало празднику особое очарование.

В толпе появились молоденькие застенчивые девушки с медовыми пирожками, фруктами и разными сластями. И тут без лишних церемоний начался общий вихревой танец. Молодые горцы получили прекрасную возможность показать свое умение работать ногами, которые мелькали столь стремительно, что было просто невозможно уследить. Мальчишки радостно скакали вокруг, тогда как девицы выступали сдержанно и несмело, будто беззащитные куропаточки, прячущиеся от хищных ястребов-парней извечная игра инстинктов. Музыка сливалась с чьим-то пением и голосами мужчин, которые превозносили достоинства невесты и расписывали радости супружеских уз.

Пляски и пение продолжались до тех пор, пока не подали большие блюда с жаренными на вертеле барашками. Теперь уже начался настоящий пир: соленья, блины, засахаренные фрукты, - все самое лучшее, что было у этих людей ч живущих в постоянной тревоге, щедрой рукой было выставлено в этот радостный вечер. Даже суровый мулла, безмолвно сидевший, скрестив ноги, смягчил выражение лица, и его черты выражали нечто вроде безмятежности.

Хамзет первым заметил незнакомцев. Темные фигуры бесшумно подъехали на лошадях и спешились, тревожно звякнули удила. Незнакомцы вышли из мрака на свет факелов. Они казались призраками: кажется еще мгновение - и расцветают в ночи.

- Отец.., - прошептал юноша взволнованно. -Мулла из Алди! - Его вытянутая рука заметно дрожала.

Тот, на кого указывал Хамзет, стоял в окружении спутников. Он сбросил бурку, и его фигура в белом бешмете отчетливо рисовалась в отблесках огня. Приехавший не вошел в толпу празднующих, а сел на небольшой холмик на краю площади, но так, чтобы свет от костра попадал на него. Орлиные черты его лица с высокими скулами казались особенно резкими благодаря тусклому свету и черным теням, однако его облик был более благороден и грозен, чем у кого бы то ни было.

Мулла вскочил на ноги, подобно ястребу, взлетевшему при виде более сильного хищника. Толпа мгновенно стихла, музыка умолкла, и лишь звук имени этого знаменитого человека шелестел на устах людей, словно ветер шуршал опавшими листьями.

Громко произнося слова приветствия, мулла поспешил к гостю:

- Это такая честь... Такая честь! Добро пожаловать, спаситель Чечни! Добро пожаловать!

Голос у муллы дрогнул и в конце фразы осекся. На мгновение он утратил свой величественный вид. Люди расступились, чтобы дать своему главе подойти к холмику, на котором в ожидании стоял шейх Мансур. Мулла простер свою сухую руку, и шейх, низко склонившись, взял ее. Оба они вздрогнули. Казалось, будто молния сверкнула между этими двумя людьми. Шейх выпрямился, полы его бешмета взвились в воздух. Он стал говорить, обращаясь к людям, толос его был твердым и громким.

Поздравляю тебя с этим счастливым днем, мулла! Для меня же не будет ни счастья, ни покоя пока мы не выгоним последнего неверного с нашей земли. Я приехал, чтобы сказать вам об этом, братья-чеченцы-

Его взор пронзал каждого, и каждому казалось, будто шейх обращается только к нему одному. Голос У тур мы звенел как струна, исполненный яростной силы. Преданность этого человека делу, за которое он боролся, была безгранична. Редко кто столь фанатично служит своему народу. Он был из таких избранных, потому что яснее прочих представлял себе, какова будет их судьба без сопротивления: полное уничтожение нации, истребление чеченцев до последнего человека.

- Я пришел сказать вам, братья, что день избавления близок. Мы не будем больше ждать, пока русские гяуры оскверняют наши мечети или топчут наши земли. Мы не позволим им больше отбирать у нас скот и жечь наши дома!

Я говорю вам, братья: час газавата пробил. Пришло время открытой войны с нечестивыми захватчиками, с шайтанами, которые насилуют наших женщин и убивают детей!

Ступайте ко мне в Кизляр! Объединимся в Кизляре и покажем неверным, что значит слово «джихад»...

Джихад! Джихад! - закричал Куэр, и толпа стала возбужденно выкрикивать имя великого предводителя. Эхо гулко разносило голоса меж соседних горных пиков. Если бы шейх Мансур призвал тотчас же броситься в бой, все мужчины, как один, оставили бы свои дома и пошли за ним хоть на край света.

- Шейх Мансур! Шейх Мансур! - молодые чеченцы громко кричали, толпясь вокруг гостя. Маленькие дети испуганно хватались за подолы матерей, а девушки зажимали уши руками, чтобы не слышать дикого рева своих соплеменников -мужчин, которые совсем недавно вели себя так благопристойно и тихо.

Шейх Мансур поднял свою сильную мускулистую руку, и мгновенно воцарилась тишина.

- Пойдете ли вы за мной? негромко, но властно спросил он.

- Да!... Да!... Да!!!

И тут вдруг Ушурма гаркнул громовым голосом, как бравый генерал на поле сражения:

- Тогда всем мужчинам, в чьих жилах течет истинно чеченская кровь, я предлагаю собраться в доме муллы. Там мы помолимся и поговорим о наших делах!

Не промолвив более ни слова, шейх Мансур соскочил с холмика и взял муллу за руку. Все старшие потянулись к жилищу муллы, за ними повалили и все воины деревни.

Медина, Цема, и другие девушки стояли, дрожа, на дальнем конце площади. Они дрожали не от холода, а от предчувствия беды и страха. К ним подошла мать Медины Ханифа, горестно склонив голову. Ее лицо было печально. Если бы праздник закончился как положено, она проводила бы Цему к жениху, очертила бы круг подле не весты и зажгла бы внутри него костерчик из хвороста, чтобы отпугнуть злых духов, пока Ахмет не придет за ней. Ахмету же надлежало своим кама разрезать кожаный корсет невесты, что скрепляло их союз.

Если бы свадебный ритуал завершился по традиции, то все семейные пары деревни плясали бы всю ночь, воспоминая сладкие мгновенья первых супружеских радостей, и, - кто знает! -может быть, именно в эту ночь их любовь вспыхнула бы с новой силой, и население деревни прибавилось...

Если бы праздник шел, как заведено от века, молодые воины смогли бы вновь полюбоваться красивыми девушками, приворожившими их, поплясать вместе, показать свою удаль в танце, прыгая, подобно скакуну, и размахивая кинжалом над головой, словно на поле боя. Однако ни одной капли крови не было бы пролито в тот день.

Ну почему они приехали именно сейчас? -воскликнула одна из девушек, обнимая Цему и орошая ее плечо слезами. Цема крепилась, сжав губы, пытаясь казаться сильной и не дать овладеть собой острому чувству обиды за то, что так закончилось ее свадебное торжество.

Ханифа первая взяла себя в руки.

- Не печалься, моя радость, - сказала она, утирая жесткой ладонью горькие слезы на щеках Цемы. - О дне твоей свадьбы будут вспоминать поколения. Они скажут: это был тот самый день, когда в нашу деревню приехал великий предводитель Ушурма.., Они скажут...

Но Цема отвернула свое прекрасное лицо и разрыдалась: - Мне все равно, что скажут об этом потом. Я хочу быть счастлива сейчас!

Цема была одна. Придет ли Ахмет сегодня к ней? Свадьба могла завершиться счастливо только в одном случае, - если все будет, как предписывают обычаи. Если же нет, то будет так, как будет.

* * * * * *

Адъютант Иванов, крякнув и вздрогнув, вы лил в свое пересохшее горло остатки водки. Пустая бутыль с грохотом покатилась под кровать. Ему было не по себе от вынужденного безделья, и он просто не знал, как убить время. Каждый раз, когда он пытался обдумать все, что скажет в свое оправдание, перед глазами вставала ужасная картина раздавленной человеческой головы, и это видение полностью выбивало его из колеи и заставляло вновь предаваться отчаянию. Как говорится, он попал в переплет, и теперь только водка хоть как-то помогала ему забыться. Иванов грозно повалился на колченогую кровать и кликнул своего денщика:

- Еще бутылку, черт тебя побери! Казак-денщик Шаргин появился в дверях и,

упершись задом в косяк, запричитал жалобным голосом:

- Я готов услужить, хозяин, но кто будет платить? Ваша грифельная доска у квартирмейстера все еще повернута к стене. Я не могу вновь идти туда, Ваше благородие, меня вышвырнут, как тогда...

- Если до восхода ты не раздобудешь бутылку, я отлуплю тебя, как собаку. Давай, проваливай, дерьмо!

Иванов впал в тяжелое полузабытье. Прошло несколько секунд, а может быть часов, когда он вдруг почувствовал чью-то зловонную руку у себя на горле. Тяжелое смрадное дыхание било ему прямо в лицо. Иванов разглядел мрачное, изуродованное шрамом лицо, и быстро сел на кровати.

- Пресвятая дева, Хашим, ты меня напугал до смерти! Как тебе удалось миновать караул? Интересное дело, черт возьми! Выходит, каждый может сюда сунуться, как в...

Но прежде, чем он успел выговорить подходящее матерное сравнение, Хашим схватил его за горло с такой силой, что Иванов аж захрипел:

- Генерал Комаров. Живо!

Сердце у адъютанта упало. Что это? Вызов для немедленной расправы, для допроса или же это заговор? Не видя перед собой письменного приказа Комарова, он не мог взять в толк цели прихода Хашима.

Но дело сделано, и не ему сейчас возражать. Хашим больно вдавил ему кама под ребра да так, что наверняка располосовал бы бок, если бы Иванов вздумал хотя бы глубоко вздохнуть. Трясясь всем телом, адъютант поднялся с кровати, кое-как застегнул штаны и взял в руку мундир. И вот эта странная пара карачаевец и русский офицер, родившийся в Германии, в обнимку проследовали мимо длинных казарм и вышли за крепостные стены Екатеринограда. Им вслед было брошено несколько любопытных взглядов, но чего только не происходило здесь, на линии обороны, каких только темных дел не творили здешние обитатели... Никто не обратил на них особого внимания.

К радости Иванова, его повели не в глухую темницу, а в дом его собственного командира. В дверях стояла графиня Софья, блистательная, как всегда. Судя по ее очаровательной дружеской улыбке, трудно было поверить, что адъютант Иванов уже целый месяц как под домашним арестом и все это время провел в страхе перед грозящим ему наказанием.

Он как-то автоматически, нервно проговорил заученную фразу: «Je Suis de sole, Votre Altesse, que je sui trop desabille pour vous me recevoir..> Его очень смущало, что по-французски он говорил с заметным немецким акцентом, тогда как русский язык не выдавал его истинного происхождения:

- Ступайте наверх. Еще не все потеряно, -быстро проговорила графиня и еще раз одарила его божественной улыбкой.

Неужели Комаров пошел на поправку? Отчего же в казармах об этом ничего не известно? Знали лишь, что армейский врач получил отставку - и это само по себе доставило Иванова подозревать худшее, «Что это еще за игры?» думал адъютант. Хашим чувствительно пощекотал его кинжалом под ребрами, и это только ради того, чтобы йогом ему пообещали, что не все потеряно?.,.

Генерал Комаров лежал на подушках бледный и неподвижный, но при этом вполне compos mentis. Он страшно похудел, отчего его голова казалась огромной по сравнению с усохшим телом- Иванову было действительно больно видеть этого некогда жизнерадостного и подвижного человека прикованным к постели столь жалким и беспомощным. Рядом стоял какой-то столь элегантный господин, что глядя на него можно было подумать, что туалет занимает у него большую часть дня. Чего стоил один самым причудливым образом завязанный шейный платок.

Комаров заговорил неожиданно густым для его состояния басом. Видать, и впрямь идет на поправку. Прекрасно...

- Вот, Иванов, перед тобой мой кузен и лекарь князь Василий Васильчиков. Он совершил чудо. Ты должен благодарить его.

Иванов щелкнул каблуками и низко поклонился.

- Теперь слушай. Мне скоро нужно в Екатеринодар, - Комаров не собирался терять времени на лишние извинения.

- Ваше превосходительство, сочту за честь...

- Подожди, Иванов. Я понимаю, мы оба в не лучшем положении. Я никого не виню. События назревают, и мне крайне важно попасть в Екатеринодар, чтобы посоветоваться с Суворовым, пока здесь, в Кизляре, не засвистели пули.

Конечно, Иванов знал о предстоящем. Слухи быстро облетали казармы, и как им не быть, если целыми ротами солдат снимали с позиций и отправляли на восток вдоль линии обороны. Очевидно, что готовилось крупное сражение.

- Этот чертов Суворов собирается вводить во иска слишком скоро. Я уверен нам нужно более точно рассчитать время.

Иванов поднял глаза на князя Василия:

- Генерал сможет проделать этот путь?

Он боялся, как бы Комарову по дороге не стало хуже, н в этом обвинят, конечно, его.

- Я тоже поеду, ответил князь с холодной усмешкой- - Личный лекарь... весьма забавно. Нужно выбрать дорогу поудобнее. Я слышал, в это время ода в кубанской долине особенно пышная альпийская растительность.

- Давай, давай, Василий! Говори, не стесняйся, - не без раздражения вставил Комаров. - Что там болтают в крепости?

- Говорят, что чеченцы объединяются вокруг шейха Мансура. Они, якобы, направляются в Каргинск - это лесистая местность рядом с Кизляром.

- Как они вооружены? Иванов явно волновался.

- Ну, благодаря нашим маленьким «презентам» они вооружены до зубов.

Тут Васильчиков блеснул быстротой своего ума - до этого его фразы были медлительны и лени вы:

- Кажется, начинаю понимать: похоже, что вы специально позволили горцам украсть это оружие, чтобы спровоцировать их на открытое выступление, так?

- Недурно, Василий, недурно, - пробасил Комаров. - Само собой, об этом - молчок. Это ведь очень рискованная игра. При их тактике быстрых внезапных ударов мы никогда их не победим в этих бескрайних горах. И мы не можем вовлечь их в крупное сражение на равнине. Почему? Потому, что эти чеченцы - отличные воины. Именно этого Суворов никак не может уразуметь. Понимаешь, после каждой баталии они перенимают что-то новое из военной науки. По крайней мере, шейх Мансур - уж точно. И как только эти парни как следует разберутся в премудростях боя, сам черт с ними не сладит. Я не собираюсь зря расходовать на эту войну силы и средства. Полагаю, что нужно лишь одно -хороший командир.

- Стало быть, вы - за одновременный, согласованный смертельный удар?

- Именно. Все дело в убеждении. Горцы должны осознать, что мы непобедимы. Достаточно сломить волю, и тело можно оставить в покое. Нужно чтобы открыто объявился великий шейх Мансур, их оплот и надежда, а потом этот оплот - под корень.

Крепкие руки генерала Комарова неподвижно лежали поверх белоснежной постели, и эта неподвижность придавала его словам какой-то особо зловещий смысл, - ведь обычно он много жестикулировал, отдавая распоряжения подчиненным. Это спокойствие подчеркивало, что он убежден в своей правоте.

- Я хочу, чтобы Суворов услышал все это лично от меня, ибо никто более не отважится спорить с ним. Эти славные вояки не видят дальше его шпор. Низкопоклонники, только и умеют щелкать каблуками. Что они по сравнению со мной, ветераном этой войны!

Немного ободренный горячностью Комарова, Иванов осмелился задать вопрос:

- А как же... рана, Ваше превосходительство?

- Ничего страшного. Вот, князь Василий, вернул меня к жизни. Этот наш местный хирург, кажется, кое-как зашил мою рану. Его швы разошлись бы по краям, мои внутренности могли бы сбиться в ком, и тогда мне конец. Как это по вашему-то, Василий?

- Сепсис.

- Вот именно.

Глаза Комарова - глаза человека, вернувшегося с того света, - лихорадочно блестели, однако лицо было по-прежнему мертвенно-бледным, обильный пот выступил на лбу.

Иванов, между тем, все еще сомневался, что тело генерала окрепло так же, как и его дух. Он вновь взглянул на князя, пытаясь разрешить свои сомнения, однако тот лишь улыбнулся и пожал плечами. Адъютант, наконец, понял, с кем имеет дело. Васильчиков принадлежал к той категории людей, для которых все происходящее служит лишь забавой. Это был опасный человек: опытный игрок, ставящий на карту не золото, а судьбу. Сам Иванов особенно не обременял себя моральными принципами, но все же какие-то нормы для него существовали. Васильчиков же, казалось ему, был их лишен вовсе.

В комнату впорхнула графиня Софья в изумительном платье из серого шелка.

- Господа, я намерена немедля похитить у вас князя Василия. Он долго пребывал у ложа больного, а сейчас нам не хватает четвертого за столом. Господин Иванов, какая жалость, что вы не можете остаться с нами! - Она взглянула на мужа и добавила Искренне надеюсь, дорогой, что отстранение адъютанта Иванова от обязанностей не будет иметь для него неприятных последствий...

Графиня Софья ловко дала понять Иванову, что плачевный вид его мундира не позволяет ей пригласить его на вечер. Иванов вспыхнул. Как истинный немец, хоть и русский офицер, он с особой педантичностью относился к своему внешнему виду. Впрочем, причина его нынешней неопрятности нам известка: мучившая его страшная картина раздавленного черепа заставила забыть о привычном утреннем туалете...

- Завтра в пять утра чтоб был здесь, коротко приказал Комаров.

- Это... приказ? - спросил адъютант, пытаясь заставить свой голос звучать уверенно.

- Убирайся отсюда, - пренебрежительно буркнул Комаров.

Это вселяло надежду. В противном случае он рявкнул, как зверь.

* * * * *

Иванов бесцельно бродил по кизлярскому базару, пытаясь спастись от ужасной мигрени, В такой час он был неспособен воспринимать все эти разговоры о готовящихся сражениях. Очень хотелось выпить. Он свернул на постоялый двор недалеко от казарм, куда, впрочем, не разрешалось заходить нижним чинам. Несмотря на то, что было уже десять утра, его вряд ли мог увидеть здесь кто-нибудь из старших офицеров.

На его беду там засела веселая компания, включая неразлучных друзей Артюняна и виноторговца Макса, которые отлично провели ночь за картами в обществе офицеров того полка, где служил Иванов. Когда он вошел, они еще были охвачены азартом.

Первым его заметил граф Бакунин, нахальный молодой капитан из его полка.

- Мне везет. Стой и молись за меня. Уже недолго.

- Не отвлекайтесь, - буркнул Макс, крутя кольца на своих толстых пальцах. - Если вы еще играете, так играйте. Без болтовни.

- Не кипятись, лучше причешись!

Это замечание вызвало общий смех: Макс, как многие плешивые люди, холил и лелеял оставшуюся у него жалкую прядь, зачесывая ее от виска к виску по сияющей лысине. Макс нахмурился и поправил каракулевую папаху. Взглянул на Иванова, ухмыльнулся и вновь впился в карты, которые держал в руке.

Граф Бакунин, попыхивая трубкой, ловко метнул. Макс раздраженно швырнул карты на стол. Он, самый богатый на Кавказе коммерсант, мог позволить себе проигрыш. Двое других игроков встали из-за стола, чтобы размять ноги.

Смазливый молодой Бакунин отвел Иванова в сторону:

- Ну как дела, старина? Ты что-то бледен. Как там генерал? Я слышал, что дни его сочтены...

- Это верно, - ответил Иванов. Ему вдруг захотелось поиграть с огнем. - Счет идет на дни. Никому не рассказывай, но он не протянет и недели.

- Плохие твои дела, сударь.

Офицер, младший по званию, осмелился посочувствовать ему. Он-то был, по крайней мере, русским аристократом, а не выходцем из Германии, получившим русское имя. Но это был «вылощенный карьерист», а не истинно благородный офицер.

Иванов чувствовал, как в нем нарастает раздражение. Его родители были в свое время взяты в плен царской армией на Западном фронте и насильно переселены на бедные прифронтовые земли возле Крыма. Там им пришлось бороться за существование, сменив свои тевтонские имена. Он, представитель второго поколения подданных российской короны, оказался настолько способным и предприимчивым, что сумел окончить в военное учебное заведение в Москве. Его взлет был быстрым, чины - вполне заслуженными. Немцев в русской армии уважали за природные военные способности и преданность российскому престолу. Иванов был примерным кадетом.

Между тем, до сих пор его служба протекала при штабах, и лишь во время последней атаки на станицу Иванов впервые по-настоящему понюхал пороху и заглянул смерти в глаза. Защищаться пришлось врукопашную... До последнего времени жизнь его протекала безмятежно, лишь эта стычка и страшный лик смерти, пробили тот панцирь, который защищал его, благополучного адъютанта Иванова, от сложностей и тягот мира сего.

Комаров выжил, и Иванов решил, что лучше почаще напоминать о себе, чтобы его собственное имя соответствующим образом поминалось в до несениях, И он не позволит какому-то сопляку из Петербурга вроде Бакунина разговаривать с ним снисходительно-фамильярно. Его отец умер на борозде, держа плуг в мозолистых руках, в отчаянном усилии дать сыну какой-то шанс. В его прошлом не было традиционного «фамильного полка»...

Неудивительно, что Иванов всегда старался дойти до всего своим умом. Туман вдруг рассеялся, и он понял, что война - это всегда политика, даже если ты просто сражаешься.

Он взглянул на «блестящего» капитана. Голубые глаза Иванова сверкали на необычно одутловатом лице, свидетельствующем не только о дурно проведенной ночи, но и о целом месяце всяческих излишеств.

- Плохи говоришь, дела? Не думаю. На войне вообще не бывает плохих событии. Бывает лишь смена позиций. Разве тебя не учили этому, любезный граф Бакунин?

- Пытались, да я не очень старался, - хмыкнул Бакунин. - Ладно, успокойся. Не думал тебя обижать...

Как всегда, ловко выкрутился. Этот молодой аристократ слишком любил жизнь, чтобы наживать себе врагов, особенно в лице этого немца. Пару лет он проведет здесь, на Кавказе, чтоб угодить батюшке, а заодно перебеситься, притушить юный пыл. После женится на богатой и знатной, а там, глядишь, можно и в отставку. Ну чем не жизнь у господина Бакунина?

Иванов хватил водки и отправился на конюшню проверить коня и снаряжение, чтобы все к утру было в порядке. Впервые за эти долгие недели он почувствовал, что ему снова хочется сесть в седло. Еще не все потеряно.

* * * * *

Ахмет слушал речь великого Ушурмы, по неволе сидя в доме Ханифы. Когда он увидел, как толпа мужчин ринулась вперед, покидая место свадебной церемонии, тоже кинулся к двери, чтобы немедля оказаться в объятиях своей Цемы, однако Мурад остановил его.

- Мне нужно поговорить с ней! - воскликнул Ахмет.

- Подумай о наших Хабза! Ты что, побежишь к своей девушке, как щенок, хочешь, чтобы вся Чечня сегодня об этом узнала?!

Ахмет плюхнулся на лавку и принялся колотить по ней кулаком.

- Будь проклята эта война!

Мурад подождал, пока его приятель немного успокоился. Заговорил медленно:

- Пойми, можно ли думать о себе, когда истребляют наш народ, грабят наши жилища! У нас нет другого выбора, Ахмет, так только выступить сегодня вместе с нашими братьями-чеченцами. Вставай, мы должны присоединиться к мулле.

Когда кабардинцы шли через площадь, она была уже пуста. Из домов, еще украшенных лентами, слышны были голоса женщин, поющих протяжную траурную песнь, будто в знак окончания свадебного торжества. Один высокий голос особенно выделялся среди остальных, выводящих этот старинный печальный мотив:

«Ее волосы были темны и блестели, как черный шелк из Лейпцига.

Но от горя она рвала их на голове.

Глава дома пал на войне.

Его черный конь мчался сквозь битву,

И кровь от сабель шугуйцев красила его рукав..

Жены и матери уже готовились к гибели своих любимых и близких. Ахмет вздрогнул от этой страт ной песни и еще раз укорил судьбу, за то, что она ледяным дыханием омрачила именно этот радостный день.

Приближаясь к дому муллы, они видели, как вое мужчины деревни - безусые юнцы и почтенные старики - вовсю готовились к походу: седлали коней, запасались порохом, кукурузой, солью, кремнями и другими вещами, необходимыми на войне. Издалека доносился скрип повозок - это спешили домой гости из других деревень, чтобы собирать в дорогу своих бойцов.

Между тем Ушурма, шейх Мансур, давал последние разъяснения относительно предстоящего сражения:

- У нас созданы отряды по триста всадников под предводительством вот этих наибов. - Ушурма указал на нескольких мужчин, одетых во все черное. - Сбор под Каргинском через три дня. Вы выступаете туда малыми группами, к востоку в сторону гор, затем, обойдя Казбек, доберетесь до Дарьяльского перевала. Оттуда Терек течет прямо на север, в область русских владений, затем резко поворачивает на восток. Там Екатеринодар. Сейчас перевал в руках русских. Это их путь через Грузию. Тут вы можете выбирать: либо ехать дальше вдоль гор на восток по реке Ассе, либо спускаться по крутому ущелью. Самое главное -не привлечь к себе особого внимания и вовремя выйти восточнее Кизляра, где состоится общий сбор в лесу под Каргинском.

На словах все выглядело несложно, но каждый мужчина знал, что один этот переезд уже тяжелое испытание. Дарьяльским перевал представлял собой важнейший участок пути из России на Кавказ. Еще в двенадцатом веке грузинская царица христианка Тамара построила замок на полпути из этого ущелья. Этот замок был буквально вырублен из скал. С этой удобной позиции войска царицы могли легко контролировать движение по перевалу как на юг, так и на север. С этих отвесных уступов приговоренных к казни сбрасывали в пенистые воды Терека. Сейчас, в летнюю пору, река особенно полноводна и раскинулась во всю ширину перевала. Весенний паводок образует стремительные водопады, низвергающиеся с гранитных утесов. Бревна и камни, которые использовались для строительства переправы, будут скользкими от воды и лишайников. У чеченцев, которым, с одной стороны, грозили засады казачьих патрулей, а с другой - опасности стихии, не будет ни минуты покоя.

Ахмету, однако, до отъезда предстояло завершить одно важное дело. Своей возлюбленной он твердо обещал, что они поженятся до его отъезда на войну, - и он выполнит свое обещание. Поздно ночью, когда деревня, наконец, заснет, Мурад проводит его к Цеме...

* * * * *

Весь следующий день и еще три ночи чеченские воины безмолвно двигались вдоль отрогов в сторону Кизляра, самого восточного форпоста русской оборонительной линии. Несколько дней они ехали, опасаясь встретить русские патрули, и если это все же случалось, приходилось ехать в объезд, даже если крюк был велик, чтобы остаться незамеченными. Они продвигались бесшумно, будто ветер нес их на крыльях, и, казалось, среди гор все слышится и слышится хрипловатый воинственный клич шейха Мансура: «Джихад! Джихад!»

Через четыре дня Ахмет, Мурад и их спутники добрались до Каргинска, что в пяти верстах от Кизляра. Лошади были измучены, всадники еле держались в седлах от голода и усталости. А самое страшное ждало впереди.

Мурад. рассмотрев местность в свою трубу, удовлетворенно кивнул Ах мету:

- Хороший выбор. Место лесистое, на возвышенности. Здесь удобно собираться войскам, готовящим атаку на Кизляр. Думаю, мы его возьмем.

Он сложил трубу и обратился к спутникам: Недалеко уже. Мы на правильном пути Вперед, друзья.

Ахмет ехал рядом.

- Сегодня мы наверняка не вступим в схватку с противником. Лошадям нужен отдых. Может быть, завтра или послезавтра... кто знает.

Отряд в молчании ехал через кустарники. На конец, впереди на расстоянии около версты показалась возвышенность, на которой расположился Каргинск. Был примерно полдень. Вокруг стояла странная тишина, даже птицы молчали,

Мурад вновь припал к подзорной трубе.

- Во имя Аллаха! - воскликнул он вдруг. Битва-то уже в разгаре! Чеченцы сражаются!

Всех обдало жаром. Забыв об усталости, люди рванулись вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее. Мурад нашел подходящее место, откуда все было видно, как на ладони, и позвал остальных. Грохот пушек и огонь выстрелов были хорошо слышны и видны. Большинство людей не могли все же следить за ходом сражения, и они смотрели на Мурада, который не отрывался от трубы.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒