|
|||
КАНДИНАЛЬ 10 страницаМансура. Мулле едва удавалось сдерживать нервную дрожь в голосе и сохранять неторопливость движения. Он быстро вышел из дома. Ахмет оценил силу его воли. Он, должно быть, был могучим воином - и совсем недавно. Перед тем, как ступить за порог, мулла оросил на Мурада короткий взгляд, как бы приглашая следовать за собой- Ахмет вдруг вспомнил и другую цель своей поездки. Схватил Мурада за руку: - Не говори с ним насчет моих дел сейчас! Не время! Мурад освободил руку. - Ахмет! Сейчас или никогда. Времена будут еще хуже, а не лучше. Подумай сам: мы на пороге войны. Он пересек комнату, подошел к мулле, и они вышли, негромко разговаривая. Беседующие остановились напротив дверного проема, и Ахмет мог наблюдать за ними. Сначала мулла нахмурился, будто что-то рассердило его, потом бросил быстрый взгляд на Ахмета и величественно кивнул. Мужчины выходили из комнаты. Куэр оглянулся, зыркнул в сторону Ахмета. И снова Ахмет не мог понять, что выражало его лицо: злобу, недоверие или мстительность... Отомстить - но за что? Ахмет не был лично виновен в гибели его родственника. Во всем этом было невозможно разобраться. Подошел Хамзет. - Ахмет, пошли со мной. Не стоит тебе здесь больше оставаться. Они вышли из дома муллы, в то время как Мурад, его тесть и отец Куэра Эльдар вновь зашли туда. Молодые люди сели на валун под кроной граба на почтительном расстоянии от жилища муллы. Быстро темнело. Скоро небо станет бездонным, как океан, и лишь звезды заблещут на божественной сфере. Ахмет посмотрел вверх сквозь листву, и небеса не показались ему враждебными. Этот новый налет будет горяченьким дельцем, - сказал Ахмет, с удовольствием предвкушая новые битвы. Мулла из Алди - великий человек, Ахмет. Я слышал, что другие племена стекаются под его знамена. Он объединит чеченцев раз и навсегда. Наша самая большая беда - наша разъединенность. Нам нужно научиться быть более терпимыми друг к другу. Если мы будем продолжать драться между собой, то как же мы сможем победить такого противника, как Россия? Я и не знал, что есть такие трения. Разве не все чеченцы едины в борьбе с Россией? Хотел бы я, чтоб это было так, мой друг. Но, увы, все иначе. Некоторые чеченские племена охотно берут деньги у гяуров и помогают им. Ушурма положит этому конец. На секунду Ахмет задумался. Потом посмотрел в сторону дома муллы, где в это время решалась его судьба, и неожиданно перевел разговор на другую тему: - Почему это Куэр меня так ненавидит? Хамзет отвел взгляд. - Я не могу тебе этого сказать. Ахмет не стал настаивать, чтобы не смущать молодого чеченца. Он подался вперед и положил руку на здоровое плечо Хамзета. - Ты выглядишь усталым. Спишь хорошо или боли беспокоят? Я мог бы достать тебе лекарств... Хамзет вздохнул. - Спасибо, брат. Я очень обязан тебе. - Он встал и потянулся. - Ты знаешь сам, что я рожден не для битв. Все это не привлекает меня. Хотел бы я быть по-настоящему храбрым, как ты, сказал Хамзет с откровенным юношеским восхищением другом и досадой на себя. Ахмету захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, помочь своему другу. Но в голове сидела лишь одна мысль - узнать, что происходит сейчас в доме муллы, будет ли получено согласие и одобрен выкуп, который он мог бы предложить немедленно. Он чувствовал, что не может больше выносить неизвестности, ждать, станет ли Цема его женой. Лицо Хамзета белело в темноте. Мой отец примет тебя, Ахмет. Не беспокойся- Он будет рад получить в зятья такого воина. Он знает, что с тобой его род не иссякнет. Ты настоящий друг, - с чувством воскликнул Ахмет и обнял Хамзета. Он удивился, увидев слезы в глазах сына муллы в минуту их расставания. После этого Хамзет поспешил на сельскую площадь, чтобы присоединиться к своим приятелям. Ахмет стоял в потемках один, ожидая Мурада. Он размышлял над важностью предстоящего шага, боясь не оправдать ожиданий. Научился ли он усмирять свои нрав настолько, чтобы стать главой семьи? Достаточно ли он опытен в бою, чтобы вовремя остановиться, не рискуя без нужды, ради семьи, оставшейся дома? И преодолел ли он мучительные воспоминания об Афуасе, своей единственной сестре, чтобы этот стыд не омрачал нежных чувств к Цеме? Мурад подошел к нему, сияя улыбкой, а Эльдар хватил его кулаком в грудь. - Должен предупредить тебя, Ахмет с Кубани, мулла торгуется не на шутку! - заявил Эльдар. - Тебе придется попотеть, чтобы заработать такую жену, но ей-то цены нет, это всем известно. В общем, всего, что ты приготовил, маловато. Белые зубы Эльдара сверкали, он озорно ухмылялся. Ахмет мог бы поклясться, что он был рад, что мулла заломил такой огромный выкуп за дочь-невесту. И вдруг до Ахмета дошло. Видимо, Куэр попросил руки Цемы, а мулла, верно, удвоил размер выкупа, предложенного Эльдаром от имени своего сына. Закон чести соблюден, хотя планы Куэра были разрушены. - Что ж, будем соплеменниками, - покорно проговорил Ахмет упавшим голосом. Эльдар вновь хватил Ахмета, но тот заметил, что Мурад стоит позади, скрестив на груди руки, с довольным выражением лица; он был явно доволен исходом переговоров. - Ясное дело, предстоят набеги, - многозначительно кивнул Мурад.
* * * * *
Следующие несколько недель Ахмет с Мура-дом работали, не покладая рук, занимаясь множеством домашних дел, не забывая, впрочем, немного поохотиться, если такая возможность предоставлялась. Ахмет изо всех сил старался умножить свое имущество, чтобы собрать требуемый выкуп. Мурад советовал ему делиться трофеями с воинами муллы. -«Это поможет тебе стать для них своим*, - поучал он. Так что теперь у Ахмета добавилось новых хлопот. Та русская станица, которую они атаковали недавно, теперь усиленно охранялась, поэтому прямое нападение исключалось. Туда были подтянуты дополнительные силы с линии обороны. Это означало, что боеприпасы теперь поступали регулярно. Чеченцы с вожделением следили за вереницами подвод, тянущихся к поселку. Однако у Мурада с Ахметом были и другие трудности. Куда бы они не шли, какие бы не устраивали засады, Куэр и еще один молодой воин, Айдемир, неустанно следили за ними. - Ну какого дьявола он подозревает меня, как ты думаешь?! - возмущенно восклицал Ахмет. - Я привез Хамзета, ведь без меня он бы умер! С тобой мы рядом уже столько времени - ну в чем он еще сомневается? У него есть свои причины иметь на тебя зуб. - Цема сама сделала выбор.
- У Куэра бесы помутили рассудок. Он не хочет ничего понимать.
* * * * * Раз в месяц какой-то рисковый торговец из Екатеринограда объезжал линию обороны, заезжая в станицы и расположенные между ними маленькие дозорные башни-крепости. Он торговал водкой, зерном и - прочим товаром, охотно раскупавшимся солдатами. Он был осетин и принадлежал к той группе горцев, которые не участвовали в боевых действиях, за что были презираемы чеченцами- Этот приземистый и обычно пьяненький осетин всегда менял маршрут и день выезда, чтобы избежать встречи с чеченцами. На этот раз он был не один, рядом с ним покачивался в седле еще один «отступник» - изрядно подвыпивший смуглый грузин с ружьем через плечо. - Посмотри-ка на это ружье, - прошептал Ахмет, жадно вглядываясь в подзорную трубу Мурада. - Оно не русское! Где это грузину удалось заполучить такую вещицу? - В бою, это точно. Обычное дело. - Мурад присвистнул. - Давай не будем жадничать. Навестим виноторговца, но смотри больше парочки «подарков» не прихватывай. Тогда он не обидится и приедет снова... Ахмет с Мура дом взлетели в седла и помчались по сухому оврагу вниз, к долине. Они спрятались в кустарнике и стали ждать, когда повозка поравняется с ними. Стоял тихий солнечный день начала лета, небо было безоблачным, Как приятно в такую пору ехать по благоухающему альпийскому лугу, украшенному чудными цветами. Позади высились величественные пики, сверкающие на солнце кристально чистыми снежными вершинами. Внезапно грянул выстрел. Повозка, запряженная быками, резко дернулась в сторону. Возница яростно и бессмысленно нахлестывал перепуган ных животных. Бисмеллах! Если это снова Куэр, клянусь, что... Не успел Ахмет докончить свою клятву, как именно Куэр проскочил мимо них, схватил за поводья пытавшихся бежать быков, заставив их остановиться. Его напарник Айдамир вскочил на задок повозки, размахнулся и со всей силы ударил прикладом грузина по голове. Пьяный грузин без звука рухнул наземь, изо рта и ноздрей у него хлынула темная кровь. Ахмет и Мурад закричали что было сил: - Не убивайте! С ума сошли! Это же наши! Куэр соскочил с лошади, и, подбоченясь, встал с независимым видом: - Тебе нужно ружье этого предателя? Вонючее осетинское барахло того, что снюхался с грузинским гяуром? А зерно тебе не нужно? Нашей деревне оно очень пригодится. - Куэр, сейчас не время для споров. Уезжай-ка отсюда, пока не нагрянул патруль. - Я забираю эту повозку и все, что в ней. Ты, если хочешь, бери ружье. - Зачем зря лезть на рожон именно сейчас! -крикнул Ахмет. - Ты же помнишь: мулла просил не делать глупостей, Куэр. - Да брось ты сказки рассказывать! Тебе нужно одно - выкуп за невесту отдать... А для нас это священная война, и в ней не знают пощады. Куэр развернулся в сторону торговца-осетина, который, вывалившись из повозки, стоял на коленях и быстро - быстро крестился, бормоча какие-то молитвы. Это взбесило Куэра еще больше. Он опустил ружье и выстрелил практически в упор. Лица торговца просто не стало. Куэр выхватил саблю и перерубил поводья, удерживающие быков, затем, нахлестывая животных по бокам, отогнал их в кусты, чтобы позже вернуться за ними. Они с Айдамиром быстро впрягли лошадей, и помчались в сторону предгорий, стоя в повозке, как в колеснице и громко гикая. В каком-то оцепенении Ахмет подобрал ружье прекрасной европейской работы. Куэра, видимо, уже ничего не могло исправить. В лучшие времена он мог найти своему пылу полезное применение: сеять хлеб, разводить скот, строить. П о молодости он не женился из-за войны и долго ходил в холостяках, мечтая соединиться, наконец, с Цемой. Страстную любовь сменила злобная одержимость. В угаре «священной войны разыгрались его самые худшие наклонности. - Думаю, джихад Куэра уж точно не волнует, - сказал Мурад., будто читая мысли Ахмета, когда они возвращались в свой поселок. Тем временем, подготовка к налету на Кизляр шла своим чередом. В любой день мог прозвучать призыв к выступлению. Ахмету было о чем поразмышлять. Цема хотела, чтобы их свадьба состоялась до этого дня.
* * * * * Между тем, Ати с аппетитом подкреплялся на шумной рыночной площади в Кизляре. Маленький крепостной городок славился своими сельдями, копченым лососем и форелью. Местные женщины пряли ткани и продавали их для черкесских бешметов. Ати, маленький, похожий на юркого зверька, с как будто стертыми чертами лица, шмыгал в толпе, пробуя лакомства на лотках у торговок и торгуясь с продавцами тканей. Ну у кого этот завсегдатай базара мог вызвать хоть малейшее подозрение! Кроме русского он свободно говорил на татарском языке, который был в этой горной стране примерно то же, что французский в Европе- В кавказских городах Ати чувствовал себя как дома. Кизляр представлял собой среда размера гарнизонный городок, стратегически удобно расположенный в нижнем течении Терека. Многие русские считали Кизляр столицей Кавказа: к югу от него легко было добраться до гор, а к северу - до главного тракта, ведущего на Москву и Петербург. Постройки были в основном глинобитные. Кизлярскии рынок манил казаков и русских солдат не менее, чем обывателей. Ати предстояло выяснить, будут ли в город подтягиваться дополнительные силы и знают ли русские что-нибудь о готовящейся им угрозе. После того вечернего совещания, когда он впервые услышал имя шейха Мансура, ему уже не раз приходилось бывать в Кизляре по заданию муллы. Однажды вечером, сидя на ступеньках трактира, Ати с видом зеваки безмятежно наблюдал, как в город прибывали новые офицеры. Можно было безошибочно различить человека, только что приехавшего из России: мундир с иголочки, пуговицы сверкали, общее впечатление довершало незагорелое лицо, на которое еще не лег смуглый отпечаток «дикого поля». Ати показалось, что офицеров на этот раз было больше, чем в его предыдущий визит. Это означало, что в городе появилось и больше солдат. Он выбрал этот трактир, когда заметил в толчее базара знакомое лицо. Человек пробирался с мешком шкурок через плечо. Это был армянин Артюнян, и Ати отлично знал, что он платный осведомитель. Разъезжая с товаром по Чечне, Артюнян воображал, наверное, что никто не догадывается о его двурушничестве. Однако мулла давно раскусил его, но предпочел не разоблачать сразу, а сначала поглумиться над ним. Он устроил так, что со всех сторон горе-шпион получал ложные сведения. Весь день, пока Артюнян был занят торгов лей, Ати неотступно следовал за ним, пытаясь нащупать какой-нибудь след. Таким образом он достиг этого трактира и тут, к своей огромной радости, увидел, как Артюнян уселся за один стол с каким-то светловолосым 'офицером крупного телосложения, но весьма болезненного вида. Они негромко о чем-то поговорили, затем поднялись и вышли наружу. Офицер с трудом передвигал ноги. Ати по-прежнему следовал за ними. Прячась за дверью, Ати видел, как блондин споткнулся и растянулся на земле. Артюнян, покачиваясь, шел следом с бутылкой водки в руке. Подошел, помог офицеру подняться. - Вставайте, господин Иванов. Пора возвращаться домой. - Нет уж. Какого черта... Я решил повесе литься этой ночью. Веди, Артюнян. - Куда прикажете: к мальчикам или к девочкам? Ати ухмыльнулся, закрывшись накидкой. Арутюнян осмеливался так грубо подтрунивать над офицером лишь потому, что тот вряд ли что-нибудь соображал. - К местной красотке! Бог мой, придумай что-нибудь позатейливей! - Сначала надо немного покурить, чтоб в голове прояснилось, если уж ты собираешься как следует потрудиться... Они развалились на ступеньках и Арутюнян закурил. - Ничего не слышно о Комарове? Иванов помотал головой: - Бог знает что творится. Я был на волосок от гибели. Десять лет службы, черт побери, и надо же было так оскандалиться... - Ничего, выслужишься. Хорошо еще не выпустили кишки. - Погоди, скоро не одному горцу кишки выпустим- Это я тебе твердо обещаю. - Шейх Манеур... Иванов вдруг вскочил на ноги. - Ради Бога, заткнись! Хочешь, чтобы меня с позором выгнали? Казалось, он уже не был так пьян. Он испугался, почувствовав, что ляпнул что-то лишнее. Иванов смотрел сверху вниз на армянина, в голове прояснялось. - Какого дьявола я вообще тут сижу? - произнес офицер заплетающимся языком. Артюнян медленно поднялся на ноги, пытаясь не подать виду, что плохо владеет конечностями. - Не волнуйся, старина. Ты стал такой пугливый после этого маленького сражения. - Знаешь, если Комаров умрет, начнется рас следование. Станут выяснять, почему это он ехал с такой малочисленной охраной и почему именно в этот момент в лагере оказалось столько оружия... Меня лишили всех полномочий, и теперь мне остается только сидеть и ждать, протянет ли этот жеребец ноги. Моя карьера висит на кончике ножа нехристя. На карту поставлено все: мои заслуги, мое будущее... Проблеск сознания у Иванова снова захлестнула волна хмельной жалости к собственной персоне. - Но в этом есть и твоя вина, Артюнян. Зачем ты раздразнил старого медведя своими россказнями сам знаешь о ком и о его намерении собрать сильную армию? - Выходит, ты не согласен с Комаровым? -невозмутимо спросил Артюнян. - Нет, не согласен. Комаров просто неразумное дитя, если действительно считает, что здесь его ждут блистательные победы, одержанные в честном бою. Эти мерзкие горцы только и смотрят, как бы наброситься из-за угла. Как стая волков... - Стало быть, ты на стороне Суворова? - Да, на стороне. Уничтожение или переселение. - Это все может длиться до бесконечности. - Ерунда. Ты что, сомневаешься в мощи русской армии? Мой милый, да мы еще не начинали... - Но затраты! Эти горцы нам устраивают представления с блеском сабель и чудесами джигитовки. Если мы по ним ударим как следует... - именно, как следует! - их пыл тут же поутихнет. Я уже такое видал. Это же сброд, сам посуди - ни дисциплины, ни морали, ни вождей. Нравственные мертвецы. Куски мяса... Иванов взял у армянина бутыль водки и смачно отхлебнул. Последняя фраза ему явно понравилась. - Нравственные мертвецы, да... Ну что, Артюнян мы идем к барышням, или как? Он резко поднялся и шагнул в ночь. Пару секунд Артюнян смотрел ему вслед, словно прикидывая, до какой еще низости дойдет его собеседник. Если что Иванов и утратил, так это способность самообладания. Никогда еще за время своей секретной работы армянин не видел адъютанта таким пьяным. Артюнян поднялся и пошел за офицером по темной аллее. Ати еще некоторое время постоял, завернувшись в свою накидку. Ему потребовались огромные усилия, чтобы не накинуться на этого русского ублюдка и не перерезать ему глотку. После всего услышанного Ати не спалось. Он решил, что полученных сведений достаточно для отчета перед муллой, и еще до рассвета покинул Кизляр, направившись восвояси.
* * * * * Как обычно, мулла собрал воинов у себя в пятницу, после полуденной молитвы, чтобы обсудить подготовку атаки на Кизляр. Этим газаватом руководил не он. Мулла из Алди просил его собрать силы и ждать дальнейших указаний. Он-то был способен на большее, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Его люди были готовы. Он лично встречался со многими вождями племен с окрестных гор. Когда наступит нужный день, ему нечего будет стыдиться. Между тем его осведомители из разных мест доставляли разрозненные данные, часть которых отрицала, а часть подтверждала, что русский гарнизон в Кизляре осведомлен о готовящемся нападении. Мурад сидел рядом с Эльдаром, которому они в благодарность за поддержку в сватовстве Ахмета подарили ружье европейской работы с серебряной насечкой, захваченное во время налета на торговца. Эльдар любовно держал подарок на коленях, бережно покачивая, как ребенка. Куэра не было видно. В комнату вошел мулла, сопровождаемый деревенскими старейшинами. Он поднял руку, требуя тишины, и вкратце изложил то, что поведал Ати. - Похоже, что нас поджидают, - сказал мулла хмуро. - В самом Кизляре и вокруг него явно растет число войск. Мы получили доказательство того, что Мурад и вправду убил русского генерала во время налета на станицу. Прокатился одобрительный гул. - Я также хочу поблагодарить наших братьев адыгов за помощь, неоценимую в увеличении запасов нашей деревни. За последние недели они сильно приумножились. Боевое умение наших братьев мы высоко ценим, и да слава Аллаху, что он уберег их в трудный час испытаний... Ати подался вперед, стремясь получить разрешение сказать несколько слов. Мулла нахмурился, но потом вспомнил, что обещал своему верному шпиону. - Хорошо, говори, Ати. - Нам потребуется вся наша отвага. Боюсь, что мало одного желания победить. Я не уверен, что русские когда-нибудь уберутся с нашей земли. Я не знаю, насколько велика русская армия и почему они так упорно стремятся захватить нашу территорию. Но есть еще один путь - жить в мире... Я взываю к чувству смирения... Слова Ати были восприняты по-разному. Одни горели нетерпением услышать от муллы точное время начала войны под знаменем шейха Майсура, другие приняли к сведению мнение Ати, который лучше других знал гяуров. - Некоторые племена пошли на соглашение с русскими. Они платят дань, не берутся за оружие И позволяют неверным свободно разъезжать по своей земле. За это русские не жгут их селенья, не трогают их скот, женщин. Они могут продолжать жить спокойно, как. и наши предки. С твоего позволения, мулла, почему бы и нам не обдумать такой выход? Едва Ати успел договорить, как на середину круга выскочил Куэр, выхватив из-за пояса пару кинжалов. Он низко пригнулся, как будто изготовившись для боя. Среди собравшихся послышались голоса возмущенных столь дерзким поведением по отношению к мулле, к старшим. - Мулла меня простит! - рявкнул Куэр. - Кто хочет торговать своими законными правами, кто хочет конца свободной жизни для чеченцев, кто предпочитает быструю смерть долгой борьбе за свободу - пусть тот выйдет ко мне! Сюда, ко мне... Никто не пошевелился. Никто, даже мулла, который вообще никак не отреагировал на эту неслыханную выходку. Возможно, ему было любопытно увидеть, зажжет ли Куэр остальных своим фанатизмом или, напротив, не найдет поддержки. Это происшествие оказалось на руку, можно отсеять сомневающихся накануне битвы. Куэр приблизился к Ати, приставив один из кинжалов к его глазам. - Ты отравлен частыми сношениями с гяурами. Тебе больше нельзя верить. Послышался непривычно твердый голос Хам зета; Ты слишком далеко зашел, Куэр! Ати так же привержен нам, как плющ, обвивающий дуб. - Да он быка украсть не может! Годится только, чтоб вынюхивать. Мулла властно поднял руку. - Садись, Куэр. Довольно. Ахмет почувствовал в его голосе даже какую-то снисходительность, как будто мулла чуть ли не одобрил эту выходку Куэра, дошедшего до крайности. Куэр тоже это заметил и с независимым видом вернулся на свое место, бросая победные взгляды на Ахмета. Мулла продолжал хранить молчание, однако его цепкий взор бродил по лицам присутствующих, останавливаясь на каждом из мужчин. - Кто хочет начать переговоры с гяурами? Ты? Ты? А ты что думаешь, Мурад? - Почему ты спрашиваешь меня, мулла? Я верен нашему общему делу не меньше любого чеченца. -Даже если знаешь, что тебя ожидает верная смерть? - На все воля Аллаха! - сдержанно сказал Мурад. Ахмет даже удивленно глянул в его сторону. Мурад был как никогда серьезен, и Ахмет понял, почему угроза полного истребления была вполне реальной. Тут только Ахмет начал сознавать всю серьезность опасности, исходившей от России. Кизляр - это только начало. Внезапно Ахмет почувствовал себя зрелым мужчиной. Он покинул Кубань менее года назад зеленым юнцом, полным радужных надежд, а теперь ему предстояло по своей воле участвовать в настоящей войне, и он был готов отдать жизнь за свободу. Его больше не пугал запах крови. Бежать куда-то еще не имело смысла. Настало время не дрогнувшей рукой защищать все, что ему дорого. В комнате воцарилась полная тишина. Каждый воин чувствовал примерно то же, что и Ахмет, произнося про себя последнюю клятву. Наконец, голос муллы вернул всех к реальности: - Даже если мы в своей деревне и решим заключить мир с гяурами, многие наши братья на это никогда не пойдут. И русские перебьют нас в любой момент, если представится случай, ибо они не видят различий между нами. Для них мы все одинаковы: непокорные, чужие и ненавистные горцы. Другими словами, мои дорогие воины, у нас нет другого выбора, кроме как драться до последнего. Ответом ему был одобрительный рев. Куэр сорвался с места, выскочил на улицу и принялся палить из ружья в небо. Его дикие поступки уже никого не изумляли. Вскоре после этого собрание закончилось, и мужчины разошлись по домам подошло время вечерней молитвы. Ахмет упросил Мурада немного задержаться и помчался искать Цему. Этот день был особым во всех отношениях. Он вышел из деревни, добрался до крутого склона, того места, которое заметил еще раньше. Кто-то давным-давно облюбовал эту каменную твердыню и оставил о себе память. Это был огромный каменный крест, священная реликвия, которых немало разбросано по кавказским горам. Причем, их почитали даже самые ярые мусульмане-чеченцы. Бытовало поверье, что их установили крестоносцы, забредшие в горы, возвращаясь с Востока, а может быть, христианские подвижники, бежавшие сюда от турков - поэтому к крестам относились как к святыне. Цема сидела на поросшем травой холмике как раз под крестом- Летом здесь почти всегда было изобилие цветов - скромная даль усердно молящихся. Ахмет приветствовал ее. - Собрание кончилось? - спросила она чуть смущенно, увидев напряженное лицо Ахмета. Девушка с волнением ждала, что он скажет ей сейчас. - Да, Цема. Скоро мы отправимся на войну под предводительством великого шейха Мансура. Я не знаю, когда твой отец получит сигнал, но прежде... - Да, Ахмет? - Цема положила мягкую ладонь на его запястье, и он сжал ее руку. - Но прежде ты должна приготовиться к на-шей свадьбе. Вчера я вручил полный выкуп твоему отцу, и умоляю тебя, упроси его сыграть свадьбу как можно скорее. Если ты, конечно, хочешь, чтобы прежде, чем я уйду на войну, мы разделили брачное ложе. - Для чеченской девушки не может быть более желанного жениха, - сказала Цема твердым ясным голосом. Под сенью древнего креста они скрепили свою помолвку первым страстным и долгим поцелуем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Цема и ее подруги, включая Медину, собрались в доме муллы. Был канун ее свадьбы. Снаружи, на деревенской площади, в специально сооруженных беседках односельчане угощали своих сородичей из окрестных деревень. Вся деревня жила в предвкушении этого торжества. Несмотря на каждодневное, въевшееся в поры, ожидание мести со стороны русских, эти люди оказались способны забыть на время о своих тревогах и в полной мере насладиться ароматным летним вечером. Цема и другие девушки были облачены в белые одежды с туго затянутыми на талии традиционными кожаными поясами. Они, тонкие и легкие, стояли рядом, как стройные деревья, и когда они склонялись, разговаривая между собой, казалось, это их качает легкий ветерок. Шли к концу последние приготовления. Цема была несравненна в своем головном уборе из золотой парчи, отделанном белой вышивкой - мать невесты берегла его ради этого дня. Если б она дожила до него! Цема вздохнула, и на ее прекрасное лицо легла тень печали. Медина заметила эту внезапную перемену. - Давай-ка, расскажи нам еще раз - попросила она. Ей хотелось узнать, хорошо ли Ахмет справился с ритуальными вопросами, - ведь, в конце концов, именно она учила жениха, вести традиционное предсвадебное испытание на чеченском языке. Каждая девушка мечтала услышать эти обрядовые вопросы, и каждая хотела дать правильные ответы. Они предвкушали этот момент в девичестве и жили сладостью воспоминаний потом, когда становились вдовами. - Сначала он спросил меня: «Чья лошадь проворней всех?». Я ответила: «Конечно, моего отца». Медина кивнула. Потом он спросил: «Чей мех самый теплый?» - Нема хмыкнула и помотала головой: - Нет, он спросил меня, чей мех самый короткий, перепутал два чеченских слова... Девушки звонко рассмеялись. - А я говорю: «Мех моего отца, Ахмет, хотя он буйный и косматый*. Он аж покраснел, когда понял ошибку... - Так, потом он взял твою руку, - поторапливала Медина. Да, потом он взял мою руку и прошептал: А чей мед слаще всего, Цема?» другая девушка перебила: - А он поцеловал руку? - Конечно! Ахмет такой нежный... - И что ж ты ответила? - Ну, я сказала, что мед в доме моего отца был таким, какой еще поискать. Девушки удовлетворенно вздохнули, хотя эти слова были стары, как мир, и их уже сотни раз повторяли влюбленные. Потом я сказала, что мое сердце замирает при мысли о нем, что моя любовь к нему самая горячая, какую только можно вообразить, и что его прикосновение - как дыхание вечернего прохладного ветерка после дневной жары. - хорошо сказала, Цема, - похвалила Медина. - Но лучше всего было, когда я заваривала ему чай. Он улыбнулся и попросил подсластить. Я сказала: «Ты знаешь, как надо просить», и на этом все кончилось. Девушки на минуту замолчали: каждая воображала, как придет этот день, и ее собственный жених задаст те же вопросы, а она найдет самые тонкие и остроумные ответы. Между тем Ахмет изнывал от нетерпения в доме родителей Медины. Так как у Мурада не было здесь родителей, этот дом служил жениху пристанищем в последнюю ночь перед свадьбой. Мать Медины Ханифа приготовила чай со сладкими пирожками, сласти, поставила дорогие серебряные кубки с медовым напитком, чтоб жениху было с чем скоротать часы перед торжественным днем. Она то и дело появлялась в комнате, чуть полноватая и такая красивая в своей свободной рубахе из голубого шелка, со скромной лентой, скрепляющей ее головной убор. Она видела, что Ахмет еле владел собой, выполняя церемонии свадебного обряда. - Это особенный день для Цемы! Смотри, не оконфузь ее, покажи себя настоящим мужчиной! - говорила Ханифа, смеясь, и указывала на деревянные ставни. - Я их надежно заперла! По обычаю, жених должен провести последнюю ночь перед свадьбой в доме своего лучшего друга. Затем Мураду надлежало проводить Ахмета до дома, где тот познает первые радости супружеского ложа, и до утра сторожить у двери покой новобрачных. Потом, по традиции, Ахмет должен будет вернуться в свой гостевой дом, а невеста - в компанию подружек. Эти обычаи были знакомы Ахмету: в общем они повторяли древние ритуалы кубанских адыгов и других кавказских народов. Он слышал, как на главной площади поселка нарастает шум. Медина и девушки, из числа домашней прислуги, приготовили ему черкеску к этому дню, украсили ее по краям искусной золотой вышитой каймой, которую Ахмет привез с собой. Это была последняя ниточка, связывающая его с матерью и Афуасой... Ему бы хотелось, конечно, чтобы женщины его собственного рода готовили ему наряд торжественной церемонии, однако было приятно, что это сделано руками Медины, его доброй подруги и советчицы.
|
|||
|