НА ПУТИ К ПЕРЕВОРОТУ 29 страница

Когда я задал В. А. Ачалову вопрос: «Понимал ли он тогда, что их дело проиграно?», он, не задумываясь, ответил: «Да». -«В чем же заключался смысл принятого решения?». – «Во-первых, – сказал В. А. Ачалов, – мы хотели, чтобы Дом Советов остался в памяти людей как очаг сопротивления тому режиму, который утверждался в стране».^2649^ Иначе говоря, чтобы о нем вспоминали, как о захваченной врагом, но не сдавшейся Брестской крепости.

А во-вторых, идя на самопожертвование, оставшиеся в Белом доме и возле его стен сторонники парламента хотели показать, какую демократию наделе несет ельцинский режим.^2650^

И действительно, то, что произошло 4 октября на Краснопресненской набережной, способно потрясти воображение даже самых равнодушных.

Не зря Кремль до сих пор скрывает правду об тех событиях.

Когда около 3 часов ночи Военный совет закончил свое заседание, А. А. Марков отправился в обход территории вокруг Белого дома. Завершив его, он подошел к палаточному

городку и обратился к находившимся там женщинам с просьбой покинуть территорию. Однако они наотрез отказались это делать, заявив, что русские солдаты не будут стрелять в русских женщин и детей.,^2651^

«Перед палатками у стадиона, – вспоминал Ю. И. Хабаров ту ночь, – горел небольшой костерик, у которого сидели и грелись молодые парни. Обсуждали возможность штурма и его формы, но почти все сходились на том, что штурма не будет, что армия не позволит».^2652^

Подобные же настроения нашли отражение в воспоминаниях П. Ю. Бобряшова: «Чем ближе к утру, тем все более заметно редела толпа. Судя по разговорам, у любопытных и сочувствующих холод постепенно пересиливал желание посмотреть, что же будет дальше, тем более что дров для костров было мало. В возможность прямого военного штурма здания Верховного Совета почти никто из тех, с кем я говорил, не верил»^2653^

В эту ночь, когда штурм Белого дома стал неизбежен и над всеми нависла угроза смерти, к А. А. Маркову подошли два его бойца, которые решили исповедоваться. Они признались, что являются членами РНЕ и были внедрены в ту группу офицеров, которая возникла под его руководством после 20 марта 1993 г. Причем, как выяснилось из разговора, их было около трех десятков человек».^2654^

Это признание косвенно подтверждает давно уже циркулирующие сведения о том, что баркашовцы самым тесным образом были связаны со спецслужбами. В разговоре со мною А. А. Марков прямо заявил, что считает РНЕ детищем Ф. Д. Бобкова^2655^, который когда-то возглавлял Пятое управление КГБ СССР, а затем перешел на службу в «Мост-банк» и восседал в бывшем здании СЭВ, в том самом здании мэрии, которое было взято 3 октября. А И. И. Андронов со ссылкой на А. Хинштейна как «слух» называет даже агентурную кличку А. П. Баркашова «Васильев».^2656^

Раздумывая о причинах поражения российского парламента, Юрий Николаевич Нехорошев пишет: «…Исход трагических событий» «в немалой степени предопределила» «хорошая внедренность спецслужб в оппозиционные партии и движения».^2657^

Сколько человек осталось в ту ночь в Белом доме и вокруг него, мы, наверное, никогда не узнаем. А. В. Руцкой утверж-

дал, что 4 октября там находилось около 10 тысяч человек^2658^. В одном случае Р. И. Хасбулатов говорил о 4,0-4,5 тысячах человек^2659^, в другом называл «не более 450-500».^2660^

Кто же прав? Ответить на этот вопрос непросто. Поэтому ограничимся так называемой экспертной оценкой.

Днем 4 октября в Белом доме находилось 184 народных депутата^2661^. Если взять на каждого депутата по одному помощнику и секретарю, мы получим 552 человека. Добавим к этому в такой же пропорции технический персонал Верховного Совета с учетом работниц столовой, уборщиц и т. д. Это даст в сумме 900 человек.

Как уже отмечалось, 28 сентября в Добровольческом полку было около 1300 человек. Затем, по признанию А. А. Маркова, его ряды стали сокращаться, и к утру 4 октября в строю осталось не более 500 человек.^2662^

Департамент охраны Дома Советов насчитывал 500 человек. Однако после 23 сентября, когда Б. Н. Ельцин переподчинил департамент МВД, а потом после 28 сентября, когда Дом Советов был полностью блокирован, большая часть его охраны покинула здание парламента. По некоторым данным, к 4 октября из департамента охраны в Белом доме осталось лишь около 50 человек.^2663^

Сколько в ту ночь в Доме Советов находилось членов Союза офицеров, сказать трудно. Как уже отмечаюсь, первоначально их было 200-300 человек. Позднее вряд ли более 200. Добавив сюда более сотни журналистов, около 70 баркашовцев, не менее 40 человек в охране руководства парламента, 12-17 приднестровцев, 10-30 человек из группы «Север»,^2664^ мы получим около 1900 человек. Если сделать поправку на недоучет, можно утверждать, что в ночь с 3 на 4 октября в Белом доме находилось немногим более 2000 человек.

Стремясь оправдать то, что произошло на Краснопресненской набережной 4 октября, А. В. Коржаков пишет: «Вокруг Белого дома… воцарилась тишина. К утру все пространство перед зданием оказалось пустым – ни костров, ни палаток, ни бомжей».^2665^

Иначе говоря, если верить бывшему главному телохранителю Б. Н. Ельцина, при всем желании убивать вокруг Белого дома было некого.

Однако в ту тревожную ночь возле Дома Советов находились и палатки со спящими в них людьми, и разведенные возле них костры, возле которых тоже находились люди. Кроме того, существовали баррикады с находящимися возле них постами.

Что представлял собою палаточный городок возле Белого дома, до сих пор остается неизвестным. Одни говорят, что палатки были гражданскими, на двух-трех-четырех человек, было их немного и все они располагались на Рочдельской улице у Приемной Верховного Совета.^2666^ Другие утверждают, что наряду с маленькими гражданскими были и большие военные палатки на 10-20 и даже на 40 человек, что они стояли не только у Приемной, но и на Горбатом мосту, и в других местах вокруг Белого дома. И насчитывалось их до 15-20 штук.^2667^

В первом случае население «палаточного городка» составляло несколько десятков человек, во втором могло достигать нескольких сот. По утверждению А. А. Маркова, в ночь с 3 на 4 октября в палатках находилось около сотни человек.^2668^

По оценке А. А. Маркова, после трех часов, когда он обошел территорию вокруг Белого дома, на баррикадах было примерно по 20 человек.^2669^ Если учесть, что, кроме пяти баррикад с тыльной стороны, были баррикады на набережной, а также ночные посты на Калининском проспекте и у Калининского моста, получится, что Белый дом охраняло не менее 150-160 человек.

К ним нужно добавить несколько сот человек как из числа демонстрантов, оставшихся здесь на ночь, так и из числа сторонников парламента, пришедших к Белому дому после прорыва блокады.

Одним из них был, например, П. Ю. Бобряшов, появившийся у стен парламента около полуночи. «Когда рассвело, -вспоминает он, – стало видно, что на площади осталось не болеетысячи человек, в основном у костров и палаток».^2670^

«Примерно в 6 утра, – пишет Макс Ройз, – я вышел из здания и прошел по баррикадам вокруг Белого дома. На них в общей сложности находилось примерно 600-800 человек, из которых только около 50 человек имели оружие».^2671^

Это значит, что к утру 4 октября в самом Доме Советов и вокруг него находилось не менее 2,5 тысячи человек.

В 5.40 в Белом доме появилось несколько мужчин. Они отказались представиться, но, как выяснилось позднее, были «офицерами ВДВ». Когда их привели к А. М. Макашову, они сообщили, что час назад закончился Совет безопасности. Принято решение о штурме Белого дома. Заверив, что «Вымпел» и «Альфа» не желают принимать участие в этой операции, незнакомцы сказали, что штурм назначен на 6.00, но, вероятнее всего, будет перенесен на 6.30. Немедленно разбудили В. А. Ачалова. Вскоре появился А. В. Руцкой, и они уединилисьс незнакомцами.^2672^

Наступило 6.00, но за окнами было тихо.

Возникла надежда: может быть, штурма не будет и на этот раз.

Кровавый рассвет

Если верить А. В. Коржакову, излагая свой план штурма Белого дома, Г. И. Захаров предложил «сначала по радио, по всем громкоговорителям» «предупредить осажденных, что будет открыт огонь по Белому дому», дав тем самым всем желающим выйти из него. И только после этого начать осаду Дома Советов, открыв стрельбу из танковых орудий «по верхним этажам».^2673^

4-го в печати появилось сообщение, будто бы «в 7 часов через средства массовой информации» правительство распространило заявление, содержащее «последнее предупреждение» защитникам Белого дома с требованием немедленно покинуть здание и сдать оружие. И только тогда, когда они проигнорировали это требование, начался штурм.^2674^

Текст этого «последнего предупреждения» неизвестен. Неизвестно и то, через какие «средства массовой информации» его озвучивали. Если по телевидению, то с вечера 3 октября в Белом доме не было электричества. По этой причине при всем желании в его стенах никто никакого «предупреждения» услышать не мог.

Если по радио, то не существовало никакой гарантии, что кто-то будет слушать его в 7 часов утра. Не проще ли было направить письменный текст или же передать это предупреждение по телефону непосредственно руководителям Белого

дома. Наконец, кремлевская сторона могла использовать «Желтый Геббельс».

Рассказывая о том, как начался штурм Белого дома, буквально через два дня после него М. И. Барсуков заявил: «Мы требовали, чтобы мирные люди покинули здание, чтобы там их вообще не осталось, чтобы были отпущены заложники. Ноквосьми утра понедельника, когда истек срок соответствующего ультиматума, ничего этого сделано так и не было. Через 15 минут был открыт огонь, поскольку стало ясно, что переговоры бесполезны».^2675^

Трудно сказать, понимал ли Михаил Иванович, что он, сам того не желая, привлек внимание к факту, о котором ему не следовало бы вспоминать. Дело в том, что срок предъявленного Белому дому 29 сентября ультиматума действительно истекал 4 октября – в 8.00.

А когда же начался штурм?

«…Часы показывают 6.30 утра, – пишет один из очевидцев. – На улице светает. Окна нашей комиссии на двенадцатом этаже выходят в сторону гостиницы "Украина", одного из самых высоких зданий Москвы, построенного еще в бытность Сталина. Вдруг мне показалось, будто из гостиницы на улицу выбегают какие-то люди. Присмотрелся. Действительно, все в форме и направляются в сторону моста через Москву-реку, что находится рядом с Домом Советов. Сколько же их! Теперь стало понятно, что в гостинице находился один из штабов противостоящей стороны. Разбудил своих коллег, дремлющих на стульях… стало ясно, что началась операция по силовой ликвидации высшего законодательного органа страны».^2676^

Когда сведения об этом дошли до руководства парламента, внутри Белого дома заговорило радио. «Будит меня голос диктора по внутреннему радио, – вспоминает А. Залесский. -"Внимание, внимание! К Дому Советов подтягиваются войска. Депутатам и работникам аппарата оставаться на своих местах. Защитникам без команды огонь не открывать!"».^2677^

Этот факт подтверждает и В. Куцылло: «Включается внутреннее радио: "Просьба ко всем, находящимся в Доме Советов, сохранять выдержку и спокойствие. Защитникам Дома Советов огонь без команды не открывать"».^2678^

«Уже совсем светло… – читаем мы в воспоминаниях А. Залесского далее. – Успею ли умыться? А то ведь неизвестно, что будет. Может, повезут в тюрьму, если останусь в живых. Выхожу в коридор. Кого ни встречу по дороге к умывальнику – у всех какое-то иное, чем вчера, выражение лица. Не беспокойство, не страх читаю я на этих лицах, а обреченность. Каждый как бы мысленно надел белую рубаху смертника. На нашем этаже двое охранников, положив автоматы на колени, вполголоса поют какую-то песню».^2679^

Однако внутреннее радио было не везде. Поэтому некоторые обитатели Белого дома проснулись только тогда, когда услышали шум подходящей бронетехники или же выстрелы.

«Где-то что-то мощно загудело или загрохотало, – вспоминает Н. Кочубей. – Но не на нашей территории. Вроде далеко. Гул стремительно нарастал. Многие внезапно очнулись ото сна. Женщина с заспанным лицом тревожно спросила: "Что это?" Отозвался мужской голос: "Похоже, танки". На нас пошли с танками? Какой абсурд! И вдруг на фоне гула – короткая автоматная очередь. Потом – ещё».^2680^

По свидетельству Э. А. Коренева, первые выстрелы прозвучали в 6.35 на перекрестке Рочдельской улицы и улицы Николаева, где находилась одна из баррикад.^2681^ Эти выстрелы, по всей видимости, слышал А. Л. Климовских, который рано утром вышел из спортзала и направился к Горбатому мостику.^2682 ^Затем наступила пауза. И только потом перед Белым домом появились БТРы.^2683^

Первые БТР с «афганцами», пишет И. Иванов, подошли к зданию парламента в 6.43 и «прямо с брони стали безжалостно расстреливать парламент и его безоружных защитников».^2684^

Следовательно, Кремль начал штурм Белого дома не только до истечения срока ультиматума, но и до якобы сделанного им в 7.00 через «средства массовой информации» последнего предупреждения.

И после этого они еще могут говорить о гуманности!

«Умывшись, – пишет А. Залесский, – возвращаюсь по коридору в свой кабинет. По пути останавливаюсь у окна лестничной клетки и вижу, как из-за поворота, со стороны набережной, выскакивают бронемашины. На броне гвардейские значки: красная звезда и красное знамя на белом фоне. Наша

красная, советская армия идет против нас. Та армия, к которой мы с детства привыкли из книжек и кино как к нашей защитнице. Потом нам рассказали, что только боевая техника была армейской. В машинах сидели и стреляли в нас другие, нанятые за деньги люди. Но когда впервые увидел эту технику, мне и в голову не приходило, кто ею управлял. Даже шевельнулась нелепая надежда: а вдруг это нам на подмогу».^2685^

«В ту ночь, – вспоминает Евгений Осипов, – с несколькими товарищами мы спали в раздевалке 8-го подъезда. Примерно в 6.30 утра я и Дмитрий Иванович Фадеев, который спал рядом со мной, поднялись и вышли на улицу».^2686 ^8-й подъезд находился на углу Рочдельской улицы и Глубокого переулка.

«На площади горели костры, возле них сидели люди, -вспоминает Е. Осипов далее. – Были и из нашего отряда. Женщины в палатке готовили завтрак. Мы выпили по стакану кофе. И тут, было уже примерно 6.50, со стороны набережной (по Глубокому переулку. – А. О.) к нашей баррикаде выскочили три бэтээра, наверху сидели люди в штатском – в черных кожаных пиджаках, светлых брюках с автоматами».^2687^

В отличие от А. В. Коржакова, ГУВД Москвы вынуждено было признать, что утром 4 октября вокруг Белого дома находились сторонники парламента, но, демонстрируя свою гуманность, утверждало: «Когда к зданию начала подходить военная техника, первые залпы были сделаны в воздух, после чего люди ушли».^2688^

Какое благородство!

Но послушаем тех, кто находился в это время как возле Дома Советов, так и в его стенах.

Продвигаясь по Глубокому переулку, вспоминает Е. Осипов, БТРы произвели несколько выстрелов в сторону Белого дома. «Потом стрельба прекратилась. Наши люди, сидевшие у костров, поднялись, замахали руками и закричали: "Эй, вы кто? Свои или чужие?" Тут сначала наступила тишина, потом пулемет опустился и дал очередь. Она прошла параллельно площади, потом [раздались] очереди с противоположной стороны, которая ближе к мэрии. Я понял, что стреляли в спину защитникам баррикад. Люди попадали, схватили бутылки с бензином. Оружия… у нас не было… И мы, и депутаты счита-

ли, что в мирных, невоенных людей, просто стоящих на баррикадах, стрелять не посмеют. Они посмели!»^2689^

Когда бэтээры открыли огонь, командир 10-й роты Ермаков дал команду уходить. Е. Осипов метнулся налево за гранитный парапет. «Успел вовремя, – вспоминает он. – Справа со стороны мэрии раздался грохот, выскочили легкие ганки, так мне показалось, потом разгадал, что это "боевые машины пехоты" – "бээмпэшки". Стреляя на полном ходу, они проскочили вперед, вслед полетели бутылки с бензином».^2690^

Свидетелем этой картины стала Е. Н. Рождественская. Она видела, как со стороны мэрии на Рочдельскую улицу вышли четыре БТРа, как наперерез им кинулись несколько мужчин и стали бросать в них бутылки с бензином. Первая машина загорелась, следующая объехала ее и стала поливать площадь из пулемета, а затем БТРы двинулись дальше и разрушили баррикаду.^2691^

Находившийся в это время на одной из баррикад в районе Горбатого мостика П. Бобряшов вспоминает, что сначала он услышал автоматные очереди «со стороны Баррикадной», после чего количество людей на баррикаде стало быстро сокращаться. Но, пишет П. Бобряшов, «признаков паники на площади не было». У него сложилось впечатление, что «большая часть людей» в этот момент в возможность штурма еще не верила. «Тем не менее всех женщин, находившихся на баррикадах… быстро увели в здание Верховного Совета».^2692^

Между тем «стрельба в районе Дружниковской улицы, – рассказывает П. Бобряшов, – разгорелась не на шутку и половина людей, стоявших со мной на баррикаде, устремилась туда… Неожиданно оттуда показалась группа вооруженных людей – человек 30. Пробежав через проход в баррикаде напротив гостиницы "Мир", они быстро направились в сторону Рочдельской. Все они были в камуфляжной форме, касках, вооружены автоматами АКСУ и пистолетами, у командира на боку висела кобура с пистолетом Стечкина».^2693^

Кто это был, П. Бобряшов, не успел понять, так как вместе со своими товарищами бросился «в ложбину» у Горбатого моста, а над их головами засвистели пули. Судя по всему, из мэрии, гостиницы «Мир» и из «нового корпуса посольства

США» открыли огонь снайперы. Через некоторое время от мэрии на Конюшковской улице появились бэтээры. П. Ю. Бобряшов насчитал 10 машин. «Стволы их башенных пулеметов смотрели в небо под углом порядка 30°, так что когда, повернув к баррикаде, они открыли огонь, пули первоначально просвистели… над головами» баррикадников. Когда бэтээры двинулись по Рочдельской улице, в них полетели бутылки с бензином, не причинив им «никакого вреда».^2694^ Среди тех, кто бросал эти бутылки, находился бывший летчик Александр Леонидович Климовских.^2695^

Было ли это на самом деле, или же мы имеем дело с легендой, это еще требует выяснения, но существует рассказ, что, когда первые БТРы двинулись по Рочдельской улице к палаточному городку, навстречу им от костра поднялся мужчина с аккордеоном и начал играть знаменитого «Варяга»:

Наверх вы, товарищи, все по местам!

Последний парад наступает.

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает.^2696^

Тогда же получил распространение следующий рассказ. «В шесть часов тридцать минут 4 октября 1993 года подошедшие к Дому Советов танки, бэтээры и омоновцы открыли по людям, защищавшим его своими телами, непрерывный огонь. Не щадили никого. Навстречу карателям вышел священник с поднятой вверх иконой. Он был намертво сражен пулеметной очередью и затем – раздавлен танком».^2697^

С. Чарный со злорадством пишет, что «года через два "Московский комсомолец" отыскал и предъявил живого и относительно здорового батюшку».^2698^ Говорят, что это был отец Виктор, который действительно оказался жив и уже к первой годовщине расстрела Белого дома выступил на страницах газеты «Завтра» со статьей «Свидетельствую!».^2699^

Между тем в этой истории главное не в том, был он убит или остался жив, а выходил ли навстречу БТРам или же нет? Я опросил многих защитников Белого дома и наконец отыскал человека, который видел подобную сцену. Это «начальник» 20-го подъезда Юрий Федорович Еремин.^2700^

Одни бронемашины, вышедшие от мэрии на Рочдельскую улицу, начали с тыла расстреливать тех, кто был на баррикаде у восьмого подъезда, и палатки у Приемной Верховного Совета, другие бронемашины повернули на Дружинниковскую улицу и с тыла открыли огонь по казачьим баррикадам между парком Павлика Морозова и стадионом «Красная Пресня».^2701^

Как утверждает А. А. Марков, существовал приказ: как только появится противник, отходить к Белому дому. Сотник В. И. Морозов не выполнил этот приказ, в результате чего находившийся на казачьей заставе пост был отрезан от Белого дома, окружен и почти полностью уничтожен. Был изрешечен пулями и чудом остался жив сам В. И. Морозов.^2702^ По свидетельству А. Л. Климовских, убитых на своей баррикаде он не видел, видел только трех раненых. Существовала договоренность, что в случае атаки из Белого дома будет открыт ответный огонь, под прикрытием которого баррикадники, получат возможность уйти в здание. Но когда началась стрельба, Дом Советов молчал. Воспользовавшись паузой, защитники баррикады на Горбатом мостике, за «спиной» БТРов устремились к Белому дому.^2703^

Оказавшись под огнем, стали разбегаться и другие баррикадники.

А что они могли делать без оружия?

«Без пяти семь в понедельник, – вспоминает В. Куцылло, – кто-то меня разбудил… Стала слышна автоматная стрельба. Я выглянула в [окно]: у здания стояли БТР и стреляли: по баррикадам, машинам, брезентовым палаткам, где еще накануне ночевали защитники парламента. Были видны люди, лежащие на площади: то ли раненые, то ли убитые… Нам казалось, что стреляют только снаружи. Я прошла по коридорам: не было заметно ни одного человека, кто стрелял бы из окон».^2704^

Наблюдавшие за происходящим из окон Белого дома корреспонденты «Общей газеты» А. Воробьев и Т. Романенко, пишут: «…бронетранспортеры, с ходу ворвавшись на абсолютно незащищенное пространство перед Домов Советов, расстреляли палатки безоружных постов охраны. В палатках оказались в основном женщины и дети… Затем начался расстрел Белого дома».^2705^

Из воспоминаний В. Михайлова: «Бронетранспортеры появились со стороны Нового Арбата внезапно. Утренняя тишина была нарушена их гулом и стрельбой из всех орудий, которыми они были начинены. Протаранив баррикады и очистив путь, бронемашины окружили по периметру Дом Советов. Первые защитники Конституции, простреленные и раздавленные ими, остались лежать на земле возле хрупких баррикад… расстреливались безоружные люди, которые не ждали этой карательной операции и спокойно дремали возле костров».^2706^

После возвращения из американского посольства И. Андронов решил немного вздремнуть. В 6.50 его разбудили выстрелы. Когда он выглянул в окно, то увидел следующую картину: «На площади слева выехали три бронетранспортера, харкая пулеметными очередями. А справа бухали пушки танкоподобных БМП – боевые машины пехоты. Вдобавок с бронетранспортеров стреляли из автоматов необычные десантники – мужчины в черных кожаных куртках и штатских брюках. Повсюду на площади лежали тела убитых и раненых баррикадников».^2707^ «За первые полчаса боя я видел своими глазами с третьего этажа примерно с полсотни мертвецов под окнами тыльной стороны Белого дома».^2708^

Это только из одного окна. Только беглым взглядом. И только за первые полчаса.

Если первые БТРы подошли к Белому дому в 6.35, то полностью кольцо вокруг него замкнулось к 8.00, после чего нападающие «начали перебежками приближаться к зданию, а БТР и БМП открыли прицельный огонь», теперь уже только по зданию парламента.^2709^

По одним данным, в 7.30^2710^, по другим – около 8 часов^2711 ^была дана команда всем народным депутатам и служащим Верховного Совета перейти в не имеющий окон зал Совета национальностей.^2712^

Из воспоминаний Н. Кочубей: «Мне приказывают: "Уходите отсюда! Уходите в зал заседаний Совета Национальностей!" Я не знаю, где это. Бегу сквозь огонь, дым, грохот, битое стекло, рухнувшие перегородки, поднимаюсь выше но замусоренным лестничным маршам… Какой-то узкий длинный коридор. В его конце – окно. На фоне окна контражу-

ром вижу силуэт человека с винтовкой. Он изготовился в положении "с колена". Кто-то кричит за моей спиной: "Не стрелять – женщина!" Берёт меня за плечи, поворачивает куда-то лицом: "Идите сюда"… И опять – коридоры, дым, огонь».^2713^

Перед тем как отправиться в зал заседаний Совета национальностей, Р. С. Мухамадиев осторожно подошел к окну и бросил взгляд на площадь.^2714^

То, что он увидел, вызвало у него шок. «Пол, – пишет он, – словно качнулся под ногами, голова закружилась. Я остолбенел. Невозможно было поверить глазам… Было такое впечатление, будто на стаю гусей наехал управляемый пьяным шофером грузовик… Одни лежат навзничь, другие – лицом вниз, третьи еще дергаются в конвульсиях. Их не счесть… Это самоотверженные люди, которые в течение нескольких суток днем и ночью защищали Верховный Совет, живым щитом окружив его здание. БТРы, расставленные по четырем углам площади, все еще косили их, беспрерывно посылая на людей свинцовый дождь из крупнокалиберных пулеметов… Кто в предсмертных судорогах поднимал голову, того пули тут же валили на землю.^2715^

«Из здания Верховного Совета вдруг выбежали две женщины в белых халатах. В руках белые платки… Но стоило им нагнуться, чтобы оказать помощь лежащему в крови мужчине, словно обмакнули в кровь их белые крылья. Их срезали пули крупнокалиберного пулемета. Они упали на человека, который привстал было, прося помощи. Одна упала лицом вниз, другая – навзничь, запрокинув голову назад. Белесые кудри рассыпались, развеваясь на ветру».^2716^

«Тут у меня словно что-то звякнуло в висках… Где же та, вчерашняя, палатка? Где Розалия и Гузелия?! Живы ли девочки, которые убежали от смерти в Таджикистане?… Из новенького бронетранспортера, стоявшего на углу гостиницы "Мир", стреляли точно по палатке… Темно-зеленый брезент совсем уже растрепался… до этого стрелял один пулемет. Вдруг их стало два. И они палили, словно соревнуясь друг с другом… Неудержимый осенний ветер оторвал последний клочок зеленой материи…Сердце сжалось. О Аллах, неужто убили и девочек?… Они неподвижны. Словно в глубоком сне… И отец, по всей вероятности, не вернулся. А мать с ними. Она обеими руками обняла

своих девочек и упала навзничь. Видно, хотела грудью защитить детей и не успела».^2717^

По некоторым данным, в зале Совета национальностей собралось около 600 человек.^2718^

«В зале заседаний Совета Национальностей, – вспоминает Н. Кочубей, – нет окон. Тут мрак. Свет только от свечи. Постепенно глаза привыкают к темноте, и я вижу Умалатову, Горячеву, Шашвиашвили, Румянцева, Руцкого».^2719^

Когда в зале собрались народные депутаты, М. Челноков открыл последнее заседание. Как отмечает очевидец, «первые полтора-два часа», примерно до 9.00-10.00, «депутаты обсуждали политическую ситуацию». Несмотря на уже начавшийся «штурм», некоторые из них продолжали думать, будто бы они еще могут играть какую-то роль. Так, О. Г. Румянцев на полном серьезе призывал «найти компромиссную фигуру премьер-министра, которая бы устроила и депутатов, и Ельцина и предложил в таком качестве Ю. В. Скокова».^2720^

Однако обсуждение этого вопроса очень быстро захлебнулось. Наступила тягостная тишина. И тогда кто-то запел. Начался импровизированный концерт художественной самодеятельности. Он прерывался только объявлениями и «сводками с поля боя».^2721^

Одной из тех, кто принял в нем участие, была Нина Кочубей. «Я люблю петь… – вспоминает она. – Неожиданно для самой себя я громко запела романс… 'Тори, гори, моя звезда! Звезда любви приветная. Ты у меня одна, заветная, другой не будет никогда!…" Когда допела, из темноты зала мужчина спросил: "Ну что, товарищи, наверное, настал час всем вместе грянуть «Варяга»?" Кто-то откликнулся встречным предложением: "А может, с белым флагом выйти?" Из рядов кресел выбежала женщина. По-моему, горянка. И депутат. Гневно закричала: "Ни за что! Лучше умереть, чем сдаться на милость этим бандитам!"».^2722^

Утром, когда территорию вокруг Белого дома усеяли трупы и шел обстрел здания самого парламента, в эфир вышло обращение Б. Н. Ельцина^2721^, записанное им под утро^2724^.

«Дорогие сограждане!

Я обращаюсь к вам в трудную минуту. В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны

боевики, подстрекаемые руководством "Белого дома'^1^, сеют смерть и разрушения…

Все, что происходило и пока происходит в Москве, – заранее спланированный вооруженный мятеж. Он организован коммунистическими реваншистами, фашистскими главарями, частью бывших депутатов, представителей Советов…

Ничтожная кучка политиканов попыталась оружием навязать свою волю всей стране. Средства, с помощью которых они хотели управлять Россией, показаны всему миру. Это – циничная ложь, подкуп. Это – булыжники, заточенные железные прутья, автоматы и пулеметы.

Те, кто размахивает красными флагами, вновь обагрили Россию кровью…

Им и тем, кто отдавал им приказ, нет прощения. Потому что они подняли руку на мирных людей, на Москву, на Россию, на детей, женщин и стариков.

Вооруженный мятеж обречен. Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска…

Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки…»^2725^

Сейчас, когда мы знаем, кто и чью проливал кровь, поражаешься лицемерию этого обращения.

А ведь многие тогда ему верили.

Воодушевленные словами этого обращения, десантники и спецназовцы продолжали обстреливать Белый дом.

«…Грохот за стенами усиливается, – читаем мы в воспоминаниях Н. Кочубей. – Отчётливо поняла, что живу последние часы. А может, минуты. Подумалось: что ж, судьба, оказывается, подарила мне прекрасную смерть. Я не умру в постели от старческих болячек. Я, оказывается, погибну, как наши деды и отцы, – в бою за Советскую власть, за нашу Советскую Родину. Сюрреализм. В кармане плаща нашарила бумажку. Тетради нет, должно быть, оставила на первом этаже. Записала родившиеся стихотворные строки:

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒