Барбара Росек 2 страница

Дакку так назад и не приняли. Но зато у нас теперь Гуська и Кася. Они уже на «двойке».

25 АПРЕЛЯ

На «сходке» заведующая рассказывала про новые правила, устанавливала время занятий, порядок выписки за побеги. Я, на все эти новшества смотрю мрачно. Хотя, может, так и нужно? Ведь до сих пор мы, по сути, слишком много могли делать безнаказанно. А в психушке, например, когда мне однажды захотелось уколоться» меня на три дня привязали ремнями к кровати и, кололи в задницу фенацетин. А здесь как-никак считаются с твоей почти свободной волей. И при желаний можно хотя бы свободно выписаться.

26 АПРЕЛЯ

Котан продолжает ставить свои эксперименты. Беата попалась на его удочку. Ей кто-то показал шприц с товаром, и она тут же согласилась двинуться. А за занавеской стоял Котан. Подкарауливал. А что, собственно, караулить? Просто другие уже знали про эти его фокусы, а Беата еще нет. Но Котан уверен, что, если кто-то в такой ситуации откажется от наркотика, значит, он на самом деле хочет лечиться. По-моему, он ошибается.

У нескольких человек на «тройке» пока еще есть шанс вернуться к нормальной жизни. Сегодня я не могла высидеть на психотерапии. Разговоры только про наркотики. Вернее, про то, как от них избавиться.

С терапии я ушла. Нервы у меня совсем сдают.

28 АПРЕЛЯ

Второй день подряд сплю. Утром приходил Котан. Я не захотела с ним разговаривать. Потом пришла врач. Забрала меня в процедурную? Проверила зрачки, давление, посмотрела, нет ли следов от иглы. Спрашивала, чего я наглоталась. Я сказала, что у меня просто болит голова и вообще апатия. Беата тоже думает, что я села на дозу. Но это неправда. Просто у меня такое состояние, когда ничего не хочется. Абсолютно ничего. Меня нет. И я снова улеглась в кровать спать дальше.

29 АПРЕЛЯ

Сегодня пошла на занятия. Это был последний, прощальный день пани Стаси. От этого мне сделалось еще грустней. Хожу как в воду опущенная, ничего не делаю. Такое вот наркоманское ничегонеделание. Живу как бы против воли. У меня такое ощущение, будто я постоянно пытаюсь искать какой-то смысл во всем, что меня окружает. Неужели созреть до этого можно только годам к тридцати, не раньше?

Мне кажется, я уже не могу больше жить. Я заблудилась по дороге к жизни. Что было перед этим? Кусочек детства, все эти «можно-нельзя», запреты и приказы. Потом чудовищный бунт. И полное поражение. А в конце триумф взрослых: «Ведь мы же говорили!» Остались только запах больничных палат, лица душевнобольных и ненависть к миру, к людям, к жизни. И еще желание себя прикончить.

Я по-прежнему живу среди людей. Пусть даже среди наркоманов, Но это не жизнь. Наверное, я уже не стану за себя бороться.

2 МАЯ

Несколько человек у нас — выпускники. Завтра у них письменный экзамен по-польскому. Аттестат. Дотяну ли я до него? Еще целый год. А что через год? Через год может случиться все что угодно. Это значит, что меня уже просто может не быть.

Отсюда все время кто-то сбегает, потом снова возвращается. Перед началом сезона народ страшно взвинченный. Всех здешних тянет на наркотики, рвутся побродить по свету.

Я получила увольнительную. Еду домой. Я рада, очень хочется домой. И не хочется колоться. Мечтаю хоть немного побыть дома. Котан спрашивал, достаточно ли хорошо я себя чувствую, смогу ли на воле удержаться от наркотиков. Народ уверен, что я обязательно сорвусь. Так они мне и сказали на терапии. А что я сама? Не знаю. Просто не знаю.

3 МАЯ

Вечером я уже была в Ченстохове. Дома меня ждала повестка в милицию. Интересно, что им опять от меня нужно? Наверное, они уже никогда не оставят меня в покое. К ним достаточно один раз попасться. Разумеется, в милицию я не пошла. Незачем этим ментам знать, что меня отпустили домой. Пускай себе сами доискиваются.

Пошла прогуляться по городу. Встретила старых знакомых, с которыми когда-то кололась. У них была «майка». Они спросили, не хочу ли я подогреться. И даже башли за это не просили. Я сразу согласилась.

Наркоманы понимают, что значит быть на лечении, и отлично знают, что такое кумар.

Я быстро забалдела, и дальше мне уже совсем по-другому гулялось по городу. Дома родители не просекли, что я кололась. Им даже в голову не могло прийти, что я сделаю это в первую же увольнительную. Ведь как-никак три месяца лечилась.

4 МАЯ

Зашла к своей приятельнице Ягоде. Это единственный человек в моем классе, с которым я поддерживаю более или менее близкие отношения. Она еще спала, я ее разбудила, и мы проболтали полдня. Мне это было очень нужно, нужно поговорить с нормальным человеком о нормальных проблемах. Как научиться радоваться самым обычным вещам каждодневной жизни? Для меня это пока большая тайна. Мне даже захотелось опять походить в свою нормальную школу. Но я знаю, сейчас это невозможно. Я должна сидеть в психушке как раз для того, чтобы потом вернуться именно к этой их нормальной жизни.

5 МАЯ

Вернулась в Варшаву. Вечером надо быть в отделении. А пока я сижу себе в Старом Городе и пишу. Заходила к пани Марии. Она расстроилась, что я и в больнице снова села на наркотики. Это был уже совсем не тот разговор, что в прошлый раз. Пани Мария была грустная и приунывшая. Кажется, она уже не верит, что я вылечусь. Никто не верит в то, что я смогу вылечиться. Никто, разве что только родители. Но так ли уж и они верят в это?

7 МАЯ

Врачи были довольны, что я вернулась из увольнительной в нормальном состоянии. Про наркотики не сказала. К чему? Ведь я обманываю только себя. Нет, неправда, и этих людей я тоже обманываю.

Чувствуется, что обстановка в отделении напряженная. Наверное, в какой-нибудь группе ширяются. Мне тоже охота подогреться. Похоже, мне этого всегда хочется.

11 МАЯ

Я была права, народ подогревался. Но теперь их уже нет — выписались. Они разложили все отделение, да еще перед самым сезоном.

Я говорила с Котаном. Он считает, что мне бы нужно побыть здесь еще год, ну полгода — уж точно.

За то, что я хорошо себя вела а увольнительной и вернулась в порядке, меня переводят в «третью» группу. Каську тоже со мной переводят. Это меня немножко взбодрило, хотя на самом деле я ничего такого не заслужила. Но Котан мне поверил. Да и самой хочется испытать себя. Очень хочется выдержать.

12 МАЯ

У меня хорошее настроение. О наркотиках совсем не думаю. На уроках нам обещают устраивать контрольные, повторения. Надрываться в учебе не приходится. Странная у нас школа. Но настоящих педагогов можно встретить только здесь. Они с нами много говорят о наших проблемах, о нашей жизни. И никто нас здесь не осуждает за нашу дурную привычку, за нашу болезнь, которая случилась с нами по собственной или чьей-то чужой вине.

13 МАЯ

«Третья» группа поехала на Куляж в Люблин. Я ехала вдвоем с Элькой. Элька сама из Варшавы, ей 16 лет, и она уже наркоманка со стажем. Элька рассказывала, как один›

раз перебрала «пасты», и потом у нее были жуткие глюки. В Люблине нам не понравилось, и мы вернулись обратно в Варшаву. Добирались, как обычно, на попутках. Ночевали у Эли, было очень здорово, мы приготовили себе ужин, веселились, как дети, у которых еще нет никакого прошлого.

Это была моя самая лучшая увольнительная. Я не думала ни о наркотиках, ни о своих проблемах. Жила одним днем. Может, когда-нибудь я научусь так жить всегда?

15 МАЯ

К нам в отделение приехали гости с товаром. Заходили на «тройку». Кшисек наширялся. И Котан в три часа ночи устроил психотерапию. Я не могла на ней высидеть. Если я ночью не сплю, со мной начинает твориться что-то странное. В последние дни у меня появилась какая-то внутренняя надежда, что я вылечусь. Именно сейчас я ее почувствовала. Я почти уверена в этом.

18 МАЯ

Котан ходит как помешанный. Ругается, говорит, что мы сукины дети. Но это у него пройдет. Это у него быстро проходит. Оказывается, у таких людей, как Котан, тоже бывает, что руки опускаются. То, что здесь делается, невозможно спокойно выносить. У Котана созрел, новый план, он хочет открыть свой центр Синанон, наподобие американского. Собирает народ с «тройки» на собрания и излагает свою идею. Идея сама по себе хорошая, но только что из нее выгорит для нашего польского наркомана? Мы получили новое помещение, собственно говоря, это целое отделение для нового Синанона.

22 МАЯ

На терапии Котан приставал ко мне с разговорами о сексе. Он говорил, что я не так веду себя с мальчиками, что держусь на слишком большой дистанции, что я неэмоциональная. Он хотел переломить мою антипатию к мужчинам. Но с этими вещами я должна разбираться сама. До сих пор я наблюдала отношения только между наркоманами. Там не было любви. А я так не хочу.

23 МАЯ

Меня отпустили в увольнительную, и я поехала на свидание с Анной. Анна — психолог, работает в Варшаве. Рассказала ей про свою теперешнюю ситуацию. Только в разговоре с ней я наконец по-настоящему осознала для себя многие вещи. Я поняла, что у меня очень мало шансов вылечиться. Так мало, что их почти нет. Морфин слишком давит на психику. У меня есть только два пути: или вылечиться, или каждые полгода сдаваться на «прочистку», а в итоге — быстрая смерть. Анна не старалась меня уговаривать, что нужно жить, нужно бороться. Она просто выслушала признание человека, отдающего себе отчет в том, что такое его жизнь и что его ждет впереди. Она отнеслась ко мне, как ко взрослой. Хотя мне до этой взрослости еще ой как далеко. Моя жизнь — одна сплошная тоска. Анна обещала навестить меня в санатории.

Днем я поехала в Старый Город. Встретила там много знакомых хиппов и наркоманов. Мы ели мороженое и валяли дурака. Но я все время думала о нашем разговоре с Анной. Неужели правда — моя песенка спета?

24 МАЯ

У нас появилась новая пациентка. Ей пятнадцать лет. Ее сразу взяли на «тройку», потому что она сидела только на «колесах». Но ее тянет на настоящие наркотики. Я стала страшно агрессивная. Меня все бесит, со всеми ругаюсь, цапаюсь. Хочется колоться — вот и вся правда. Хочется наспринцеваться под завязку, до потери, пульса. Я слабая, безвольная тряпка.

Эта болтанка из стороны а сторону, похоже, уже никогда не кончится.

26 МАЯ

Идея Синанона начинает вырисовываться. Уже есть общие наметки, идеи. Там не будет врачей, мы сами все будем делать: работать, управлять, помогать другим наркоманам. Это здорово, но как все это осуществить?

Бывшие наркоманы должны помогать тем, кто лечится. Такого еще не было. Я очень хочу, чтобы Котана это получилось.

31 МАЯ

Мне совсем поплохело. И к тому же беспрерывно болит голова. Я перестала разговаривать с людьми, ничего не хочется. Иногда я просто не понимаю, что происходит вокруг. Настроение жуткое. Все время какое-то чувство опасности, страха. Врачи заметили, что со мной что-то не так. Но я им ничего не говорю про свои ощущения. Очень много сплю. В таком состоянии это самый лучший выход.

Народ наводит порядок в Синаноне. Я ничего не делаю. Собирались на «сходку», определяли состав Синанона. Я там тоже должна была быть, но отказалась. Хочу остаться на «тройке», чувствую, что у меня не хватит сил перебираться. Котан все понял и разрешил мне съездить домой. Но врач заартачился, сказал, что в таком состоянии я не могу никуда ехать, что сейчас со мной вообще невозможно ни о чем договориться. Но Котан считает, что эта поездка пойдет мне на пользу.

1 ИЮНЯ

И вот я дома, но настроение кошмарное. Перед родителями делаю вид, что все о кей. Зашла в свою школу, в классе мне обрадовались. Но я все равно не могу успокоиться. Что меня так пугает?

Преследует мысль о самоубийстве.

3 ИЮНЯ

Сейчас я в Синаноне. Ничего не делаю. Валяюсь в постели и сплю. Ни с кем не разговариваю. Странное состояние, но такого страха, как раньше, уже нет. Ко мне зашел Котан. Забрал меня к себе в кабинет. Там сидели врачи и воспитатели. Котан спросил, слышу ли я их голоса, вижу ли что-нибудь. Я ничего не отвечала. Он отправил меня в Белую палату. Я хочу выписаться; только не знаю, куда мне потом деваться.

4 ИЮНЯ

Я по-прежнему в полной прострации. Много сплю, всех избегаю. Сегодня в Белую палату привели Мажену. Мажене 16 лет. Она очень внимательно за мной наблюдает, но ни о чем не спрашивает, как будто понимает, что сейчас не нужно ничего говорить. Так обе и молчим.

Меня пришла навестить заведующая. Я не хотела с ней разговаривать. Она сказала, что если и дальше так будет продолжаться, то меня переведут в психиатрическое отделение. Опять допытываются, слышу ли я голоса, вижу ли что-нибудь. Я молчу. Они пичкают меня психотропами. Приходится их глотать, чтоб не угодить в психушку. Боюсь я этого отделения. Слишком хорошо помню, что они там с людьми делают.

6 ИЮНЯ

Приезжала Анна. Пришла в ужас от моего состояния. На этот раз она со мной говорила о смысле жизни, обо мне, о моих делах. Мне очень хотелось ей объяснить, что со мной происходит, но я не смогла. Когда она ушла, мне стало чудовищно грустно. Народ в Белой палате решил, что я рехнулась на почве наркотиков, некоторые думают, что у меня просто психоз, а другие вообще ничего не думают. Врачи не знают, что со мной. Я тоже не знаю.

9 ИЮНЯ

Прямо из Белой палаты я пошла на занятия. У выпускников скоро вручение аттестатов. На уроках никак не могла сосредоточиться, сама не помню, о чем же я там говорила. Но учителя не придирались. Мажена уже на «двойке». Настроение немного получше, хотя все, что происходит в отделении, меня абсолютно не волнует.

12 ИЮНЯ

Котан взял меня на терапию в Синанон.

Он сказал, что я очень возбужденная, что сейчас он просто не в состоянии мне помочь.

Мне сделали ЭКГ. Я спросила у врача, когда меня выпустят из Белой палаты. Но они ничего не ответили. Сами не знают. Боятся выпустить слишком рано. Думают, что я снова какой-нибудь номер выкину. Наверное, они правы, что боятся. Я чувствую, что на свободе обязательно сотворила бы с собой что-нибудь нехорошее. Я провалилась на самое дно, и никто уже не сможет меня оттуда вытащить. Лежу себе в кровати, пялюсь в потолок. В этом вся моя сущность.

15 ИЮНЯ

Я опять на «тройке». Завтра вручение аттестатов. Мне ограничили отлучки и увольнительные. Все время лезут с вопросами, как я себя чувствую. Беата хочет выписаться. Я ей говорю, что она влипнет, не выдержит без подогрева в самый разгар сезона. Но ее саму тянет на наркотики. Мать согласилась на ее выписку. А что этой маме еще остается? Откровенно говоря, из такой ситуации нет выхода.

19 ИЮНЯ

Мы работаем в других отделениях. По вечерам устраиваем себе, ужины при свечах. Со стороны посмотреть — полная идиллия. Многие не выдержали и выписались. Беата тоже. Интересно, колется она или еще нет.

Я на несколько дней еду домой. Врачи разрешили. За мной должен приехать папа.

25 ИЮНЯ

Сегодня мне исполнилось 19 лет. Родители устроили маленький семейный ужин с вином. В мой день рожденья мне всегда грустно. Обычно в этот день я сажусь подсчитывать свои грехи. И каждый раз результат выходит не в мою пользу.

Все это очень больно, все мои переживания, весь этот кошмар, в котором я до сих пор жила. Иногда я просто мечтаю, чтобы все это кончилось. Мне хочется уйти, но так, чтоб это было осознанное решение, а не результат депрессивного психоза.

Иногда мне кажется, что я прекрасно ощущаю и себя, и этот мир. С виду я совершенно спокойна. Но тут-то и накатывает тоска. Как это происходит, что в один прекрасный день ты вдруг понимаешь, что у тебя нет друга? И в этой проклятой, чертовой пустоте образуется еще одна дыра. Ты одна. И тогда тебя охватывает жуткое, непонятное беспокойство.

А можно ли меня приручить?

Почему все оборачивается против меня? Потому что я сама против себя. Я упорно сама себя уничтожаю, не оставляя себе никакой надежды. Беспощадно сама себя добиваю.

А так хочется жить.

27 ИЮНЯ

Я поехала в Варшаву. Целый день мы провели вдвоем с Беатой. у нее дома. Разговаривали о наркотиках. Беата собирается в Люблин и хочет, чтобы я поехала вместе с ней. Надо было тогда сбежать из отделения. Прямиком в Люблин на маковые поля.

1 ИЮЛЯ

Ко мне в гости приехала Беата. И я решила, что сегодня сбегу. Мне разрешили проводить Беату до автобуса. Я собрала свои пожитки и нахально вышла с сумкой из отделения. Мажена поняла, что я надумала, но ничего не сказала.

В Варшаве я встретила Лешека. Он взял меня с собой, потому что я боялась идти ночевать к Беате. У нее меня могли найти. Мы ночевали у его приятеля. Там была какая-то тусовка, но я сразу пошла спать.

2 ИЮЛЯ

Мы отправились в Люблин. Остановились у родителей Беаты. Беата стала очень раздражительная. Шатались бесцельно по городу. Наверное, милиция, меня уже ищет. Я чувствую это. Но здесь они меня не найдут. Я немножко жалею, что сбежала из отделения. Но возвращаться, собственно, и незачем. Там меня ждет только штрафная выписка и язвительные насмешки врачей. Понять меня может только свой брат накроман.

5 ИЮЛЯ

Мы выехали на маковое поле. Собирали каждая себе на дозу. Когда все было готово, Беата с первого же раза попала мне в канал. А вот я с ней помучилась, только на шестой раз получилось. После подогрева мне вообще все трудно делать. Когда мы вернулись в Люблин, Беату начало выворачивать. Ей попался отравленный товар. Я хотела отвести ее в «скорую», но она отказалась. Промаялась всю ночь, только под утро уснула. Еще немного, и отдала бы концы.

9 ИЮЛЯ

Я решила вернуться в отделение. Испугалась, что сейчас очень легко могу сорваться. Поругалась с Беатой, но быстро помирилась. Сначала мы заехали на поле, так что в отделение я добиралась уже сильно подогретая. Меня приняли и отправили в Белую палату. Мажена тоже здесь. А еще тут оказались Шчепан и Квятол — два старых накромана. Мы быстро перезнакомились. После подогрева я легче схожусь с людьми.

10 ИЮЛЯ

Утром меня забрали на «сходку». Я объяснила свое возвращение тем, что не хочу влипать в самый сезон.

Звонила мама. В ее голосе было столько отчаяния, что я чуть не завыла в голос. Мама хочет приехать. Телефонная трубка оттягивала руку, как тяжеленный камень. Когда я ее повесила, то поняла, что оставляю маму одну вместе с ее болью далеко-далеко.

В Белой палате мы трепемся о психушках, о болезнях и о наркотиках тоже. Я была права. Меня искала милиция, но совсем на другом конце Польши. Разговаривала с Котаном. Завтра я вместе с Маженой перехожу на «двойку».

11 ИЮЛЯ

На «двойке» я со всеми перессорилась. Стала страшно раздражительная. Честное слово, оно у меня уже в печенках, это заведение.

Наверное, выпишусь. Думаю, где-нибудь подальше отсюда мне будет лучше. Мы с Маженой подружились. Правда, Котан говорит, что это никакая не дружба, а так, обычный наркомэнский альянс. Но на этот раз он, кажется, ошибается. Мажене некуда отсюда идти. Она трется по разным стройотрядам, откуда ее, в конце концов, выкидывают. Ей еще более одиноко, чем мне.

14 ИЮЛЯ

Я твердо решила выписываться. Вечером со мной говорила пани Стася. Она еще отрабатывала здесь какое-то пропущенное дежурство. Хочет завтра позвонить мне домой, предупредить родителей о моем решении. Она уверена, что я выписываюсь только для того, чтоб снова колоться.

Зачем мне выписываться? Ведь я же сама пошла на это лечение. Но как подумаешь, что придется тут сидеть еще целый год, в дрожь кидает. Наверное, я об этом еще пожалею, но сейчас просто нет сил здесь оставаться. Я больше не выдержу этого. Хотя там, на воле, наверное, влипну. Полечу прямым ходом на самое дно. Я опять отталкиваю чужую помощь, и главное, помощь таких людей, которые еще что-то могут для меня сделать.

15 ИЮЛЯ

Меня отправили в Белую палату, причем насильно. Врачи отказались меня выписывать из-за плохого состояния. Котан предлагает мне перейти в Синанон, но я не согласилась. Буду добиваться выписки.

Приехала мама. Врачи предложили такой вариант — увольнительная до конца каникул, а с начала учебного года снова вернуться сюда. На терапии все выступали и говорили, что я обязательно влипну, что я безнадежный случай.

Пришло письмо от Беаты. Она сидит на дозе, хотя еще и не очень плотно. Я получила увольнительную, и мы с мамой приехали домой.

17 ИЮЛЯ

Я достала «коду». Она меня не сильно берет, но все-таки лучше, чем ничего. В нашем городе организовать наркотики — никаких проблем. Особенно для меня. У меня полно знакомых. Я свинья. Нет, я просто наркоманка и накроманкой останусь.

Звонила Беата. Обещала приехать.

30 ИЮЛЯ

Честно говоря, я начала скучать. Много читаю, слегка колюсь. Но все это странно. У меня теперь столько свободы, что я не могу с ней справиться. Вдруг раз — и оказалась без всякой помощи. Но ведь я сама этого хотела.

1 АВГУСТА

В последнее время в Ченстохове пошла мода на стимуляторы. Я себе тоже прикупила. И сразу попробовала. Что со мной после этого было! Сначала я почувствовала какую-то жуткую веселость. Шла по улице и смеялась, как дура, из-за любого пустяка. Больше всего проблем было с языком. Он у меня вываливался изо рта, и я ничего не могла с ним поделать. Язык наружу, да еще этот безостановочный дурацкий смех — со стороны, наверное, можно было подумать, что я малость чокнулась. Домой я возвращалась, как всегда, на трамвае. Всю дорогу прикрывала рот рукой, но асе равно не могла успокоиться, хихикала не переставая. Дома попыталась что-то съесть, но со мной тут же случилось «риголетто». Ощущение раздутости и легкости одновременно. Поплатилась я за все ночью. Во рту — металлический привкус, ноги и желудок, как свинцовые. Мучилась страшно, мышцы как будто раздирало на части, каждую клеточку чувствовала отдельно. Но вколоть «майку», чтоб заглушить боль, побоялась. В жизни не притронусь больше к этой гадости.

4 АВГУСТА

Приехала Беата. Сидели, вспоминали общих знакомых, кто колется, кто уже умер. Я рада, что мы вместе. Только что с того? С нашей неуемной натурой мы никогда не остановимся. Все-таки, что нас связывает — дружба или накроманская солидарность? Сама не разберу. Но только знаю, что обе мы ведем очень опасную игру. Это прямая дорога к смерти. Правда, Беата этого пока не понимает. Она не верит, что ей может грозить такой конец.

6 АВГУСТА

Под Шчитом нас загребла милиция. Мы обе были чистые, даже без наших накроманских причиндалов. Допрашивали нас по отдельности, проверяли каналы. Один мент долго пялился в мою справку из психушки. Беату не хотели выпускать, потому что она еще несовершеннолетняя. Но, в конце концов, мы оттуда выбрались.

Дома Беата плакала, но не от злобы. Ее бесило, что первый попавшийся мент может ее загрести прямо на улице. Я на эти вещи уже не реагирую. Не впервые такое случается и наверняка не в последний раз.

12 АВГУСТА

Мы снова поругались. Беата никак не хочет понять, что я не такая, как она. Ставит мне разные условия, о которых я даже слышать не хочу. Я не умею жить, как Беата, обмирать от хиппов и их сборищ.

13 АВГУСТА

Мы приехали на Шчит. Хиппы уже были в сборе. Запрудили все поле своими палатками. Это уже их десятый, юбилейный слет в Ченстохове. Ходят обвешанные ремешками, цепями, бусами. Некоторые уже подкачанные. Встретила нескольких знакомых, еще с тех, старых времен. Но раньше было по-другому. Теперь-то это все больше сезонные хиппы. В сентябре они послушно вернутся за свои парты. А пока дискутируют о вере, о гуманизме, ищут новые пути и новые ценности в жизни. Я подсаживалась к разным группкам, слушала, о чем они говорят. По правде говоря, меня все это уже мало волнует. Приехала скорая помощь. Кто-то перебрал и отрубился, но никого не повязали.

15 АВГУСТА

Прямо на поле для хиппов отслужили мессу. Ксендз говорил о любви, о всеобщем братстве. В конце все кричали: «Никогда не оставим друг друга».

Домой я уехала, не дождавшись конца, не хотела волновать родителей. Беата еще осталась.

16 АВГУСТА

Вечером вернулась Беата, уже под кайфом. Я запихнула ее в кровать.

Куда мы катимся? Наверное, очень далеко, туда, откуда не возвращаются.

19 АВГУСТА

Беате отправилась в Люблин, в новый рейд за маком. Под конец мы с ней беспрерывно ругались. Мы не умеем себя сдерживать, обе все время какие-то взвинченные, раздраженные. Нас обеих изводит мысль о наркотиках.

Получила письмо от Мажены. Ока пишет, чтоб я возвращалась обратно в отделение. Котан в отпуске, так. что там, похоже, народ всерьез раскумарился. Колются практически безнаказанно.

20 АВГУСТА

Я узнала, что в нашем любимом городе появился ЛСД. Говорят, это гостинец из самого Амстердама. Интересно, что это за штука. Я никогда не увлекалась галлюциногенами, даже «пасту» не пробовала. Но ЛСД — это что-то новенькое.

Увольнительная у меня заканчивается, и надо снова возвращаться в отделение. Я как-то пристрастилась к вольной жизни и возвращаться неохота. Хочется только получить свою порцию морфина, и больше ничего. Я — законченная накроманка, влипла в самый страшный наркотик.

Зачем начинать сначала это бессмысленное лечение, если мне все равно одни наркотики мерещатся? Но я делаю это для родителей. Потому что для себя… Но должна же я наконец хоть чуточку саму себя полюбить!

25 АВГУСТА

Я вернулась в санаторий и сразу отправилась в Синанон. В общем-то, я неплохо выдержала эту увольнительную. Мажена сбежала, но, я думаю, она еще вернется. Часть народа подогревается. Все время кого-то отправляют в Белую палату.

27 АВГУСТА

Я ездила в Варшаву, зашла к лани Марии. Она никак не может понять, зачем я тогда, после такого долгого воздержания, сбежала из санатория и снова принялась за наркотики. Но ведь это же очень просто: тяга началась такая, что меня уже ничем было не остановить.

Мажену привезли из Торуни. На нее, наверное, заведут дело за групповуху. Сейчас она в психиатрическом. Еще одну живую душу в тираж списали.

А имеют, ли они право нас судить?

Может быть, имеют.

В Синаноне нас 12 человек. Мы все время что-нибудь организовываем, здесь много чего еще нужно доделывать.

Котан ввел новую форму терапии — игру. Во время игры каждый может говорить все, что ему вздумается, но никто не должен на него обижаться.

29 АВГУСТА

День в Синаноне начинается с утренней зарядки, потом — уборка и учеба. После обеда у нас свободное время. Читаем, рисуем … Совсем была бы не жизнь, а малина, если б еще работать не заставляли. Работать мы должны, чтобы научиться нормальной жизни. А разве может быть нормальная жизнь с таким прошлым, как у нас у всех? Не знаю. Все эависит от того, как к этому прошлому подходить.

1 СЕНТЯБРЯ

В Белой палате очень много народу. Сезон кончается, наркоманам опять прочищают кровь. Собрались одни старые знакомые. Возвратились все, как один. И никто не вылечился.

Обстановка напряженная, народу много, и не так-то просто со всеми разобраться.

Начались занятия. Я уже в выпускном классе. Осталось продержаться всего год. Так что, может быть, еще не все потеряно?

5 СЕНТЯБРЯ

Хочу выписываться. Честное слово, больше уже не под силу. Хочется попробовать пожить нормальной жизнью. Я сказала об этом Котану. Он согласился. Говорит, что верит в меня. Он поговорил по телефону с мамой, сказал ей, что я могу вернуться домой.

Перед отъездом мне, устроили терапию. Говорили, что у меня есть шанс. Правда, некоторые беспокоились, как я буду справляться с депрессиями.

Завтра еду. Хотя жалко, что все кончилось. Вообще-то я здесь очень много полезного получила, но рано или поздно надо же, наконец, завязывать с психушками и начинать нормальную жизнь. И если она получится, мои воспоминания о санатории не будут такими тяжелыми. Для меня это все же хорошая школа жизни. Жестокая, но такая уж у нас, наркоманов, судьба.

6 СЕНТЯБРЯ

За мной приехал папа. Все меня провожали, даже представители американского, английского и голландского Скнанона пришли проститься. Они к нам приехали посмотреть, как поляки лечат своих наркоманов. Англичанин сам пять лет сидел на героине, а когда умер его друг, то основал центр у себя в Лондоне. Они приехали в Варшаву, потому что там сейчас проходит международная конференция «Хелп», посвященная лечению алкоголиков и наркоманов.

Американец работал у Дедериха, но ушел от него, потому что ему не нравилось, что люди попадают туда на всю жизнь. Он открыл свой центр, на новых принципах. Наркоманы через несколько лет возвращаются оттуда в нормальное общество. Котан тоже хочет создать свой центр по такому образцу.

Меня провожали как первую вылечившуюся наркоманку. Я обещала изредка их навещать. Наверное, что-то в моей жизни прошло, закончилось и начинается что-то совсем новое. Но выдержу ли?

7 СЕНТЯБРЯ

Дома я себя чувствую странно. Как дикий зверь, которого выпустили из клетки. Кажется, я не вовремя выписалась. Так мечтала об этой свободе, а теперь сама ей не рада. Я боюсь, что может случиться что-то плохое. В какой-то момент я даже хотела все переиграть, остаться там. Но, с другой стороны, хочется попробовать, смогу ли я жить среди нормальных людей. Родители рады, что я вернулась, но я вижу по их глазам, что они тоже очень боятся того же самого. Наверное, они уже больше в меня не верят. Я вошла в свою комнату, и это было жутко. Мой диван, на котором я колола себе вены, мои стены, в которых я столько раз боролась с ломками и кошмарами, за себя, за свою жизнь. И вот теперь сюда придется возвращаться каждый день. Ходить по городу, по знакомым местам, которые так напоминают прошлое.

Справлюсь ли я со всем этим?

9 СЕНТЯБРЯ

Я пошла в школу. Девчонки в классе обрадовались. Взялась за учебу. И радуюсь, как маленькая, каждой мелочи. Может, еще не все так безнадежно?

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒