Часть вторая 7 страница

Стаккос понял, что удача сама идет к нему в руки. У него уже появились почитатели среди станичной молодежи, которых он заворожил рассказами о своих похождениях. Истории эти были по большей части не более чем плод его воображения. Но уже то, что в пути его неотступно сопровождает однорукий гигант внушительного вида, могло у кого угодно отбить охоту оспаривать их правдивость.

— Как по мне, так не стоит ждать, пока чечены первыми перейдут через Терек, — предложил он нескольким молодым парням, жадно ловившим каждое его слово. — Мы с Королёвым сами нападем на их стоянку, этой же ночью. Где они остановились, мы примерно знаем, а перебить всех чеченов нам по силам. И все, что в лагере, будет наше — и лошади, и оружие... а что еще у абреков взять? Разве что парочку ушей отрезать на память? — прибавил он, подбрасывая в руках вместительный кожаный кошель.

В ответ двое парней из тех, кто помоложе и нетерпеливей, сразу же вызвались идти с ними. Еще трое, не желавшие показаться трусами, после недолгих раздумий тоже согласились идти.

Еще не рассвело, когда Грегор Стаккос со своим отрядом неслышно приблизились к стоянке чеченцев. Стаккос дал последнее наставление своим людям — ружья и пистолеты пускать в ход только в случае крайней необходимости. В лагерь следовало войти неслышно, чтобы застать спящих абреков врасплох. Оставив лошадей неподалеку, Стаккос и его люди, крадучись, приблизились к самому лагерю чеченцев.

Абреки были людьми, закаленными в боях, но они не ожидали такой отчаянно смелой вылазки. И замысел Стаккоса и его юнцов перебить чеченцев спящими мог бы сработать, если бы не случайность. Один из чеченцев как раз проснулся и вышел по нужде. Он-то и заметил подозрительное шевеление в кустах. Но его пронзительный крик тут же оборвала пуля из пистолета Стаккоса.

Поднятые криком и выстрелом, чеченцы тут же похватали свое оружие. Поняв, что внезапная атака не удалась, Стаккос решительно бросился вперед. Шашкой он едва не снес голову первому из чеченцев, что бросился на него. Левой рукой он, не останавливаясь, палил из пистолета, наповал убив еще нескольких. Молодежь, воодушевленная бесстрашием своего предводителя и тем, что великан Королёв без тени сомнения последовал за ним, тоже отчаянно бросилась в атаку.

Восемь мужчин и две женщины были в лагере чеченцев. Стаккос сразу же прикончил одну из них, как только она подхватила карабин одного из упавших мужчин. Вторая женщина досталась Королёву живой, и к тому времени, когда он разделался с ней, она уже сама хотела умереть. Правая рука атамана Королёв показал пример своей молодежи, которому та охотно последовала. Стаккос не зря звал их «мои люди». Начиная с этой вылазки они действительно стали его людьми.

Отряд из семи человек вернулся в станицу, ведя с собой захваченных лошадей. Черкески у них были сплошь в кровавых пятнах, но это была кровь врагов. Из отряда Стаккоса ранены были только двое, да и то легко. Оказавшись в станице, они охотно выставляли эти раны напоказ, словно медали.

Грегор Стаккос в полной мере доказал, что он способен и спланировать атаку, и повести людей за собой, да и в самом бою орудовал шашкой так, как далеко не всякому по силам. В станице их встретили с почестями, как воинов. Такой прием и похвала старших развязала языки стакков- ской молодежи. Подвыпив, они стали в подробностях рассказывать, как обошлись с той женщиной, что досталась им еще живой. До стариков дошли эти разговоры, да еще и стало известно о кожаном кошеле с «трофеями», и они только презрительно сплевывали, когда при случае упоминалось имя Стаккоса или тех молодых станичников, что примкнули к его отряду.

Стаккосу волей-неволей пришлось покинуть станицу, да он и не слишком хотел в ней задерживаться. Теперь он сам был атаман, предводитель пусть немногочисленного, но собственного отряда с преданными ему бойцами. Провожаемая презрительными взглядами стариков и завистливыми — молодежи, его банда, неспешно проехавшись по главной станичной улице, отправилась навстречу новой жизни.

В последующие месяцы банда, во всем послушная слову своего атамана, принялась разыскивать маленькие еврейские поселки-штетлы. И каждый месяц или два они налетали неожиданно, как ураган, сея смерть и ужас на своем пути. Но случалось, что они, как обычный казачий патруль, преследовали и врагов России.

Как правило, они разбивали временный лагерь, стараясь, чтобы местные жители не успели их заметить. Затем небольшой отряд лазутчиков отправлялся на поиски еврейского поселения. И как только очередная жертва была намечена, атаман отдавал приказ: «Сниматься с лагеря!» И они налетали на несчастных людей, словно стихийное бедствие, оставляя за собой выжженную землю, чтобы каждый раз бесследно исчезнуть.

юнь незаметно перешел в июль, принеся в Петербург обычные для этого времени жару и духоту. Сергей решил, что его предчувствия — обычные переживания и тревоги мужа и будущего отца. Никогда прежде он не был так счастлив, и ему самому не хотелось ничего менять. Нужно только иметь веру, и все будет хорошо, говорил он себе, памятуя слова своего деда: «Жизнь — это книга, в которой Творец, а не мы будет писать то, что захочет».

Эти слова то и дело вспоминались ему, когда он просматривал в газетах и действительные факты, и слухи о бандитских набегах на еврейские поселения на юге страны. В такие минуты он снова ощущал ту прежнюю, уже почти забытую тяжесть где-то внизу живота. Но осталось недолго, убеждал он себя, несколько месяцев пролетят незаметно, еще немного — и его семья будет уже на пути в Америку. А там, вполне возможно, придет такой день, когда к ним присоединятся Валерия и Андрей.

о мере того как близился день расставания, их семейные собрания стали носить характер священнодейства. Валерия ни на шаг не отходила от дочери, не подпуская к ней никого. Ей хотелось, чтобы только она сидела рядом с ней, чтобы дочь слушала только ее одну. Сергей был снисходителен к причудам матери — еще бы, ведь у них с Аней еще вся жизнь впереди, а время, когда Валерии придется растаться с дочерью, неумолимо приближалось.

огда однажды в его комнату вошла Валерия, он торопливо закрыл газету со статьей о погромах.

— Вкусный был обед, Сережа? — ничего не заметив, спросила она.

— Очень, спасибо большое.

— Аня пошла в свою комнату почитать. А мы с тобой можем побеседовать.

Она, видимо, подыскивала слова, затем сбивчиво заговорила:

— Материнство, Сережа, это очень... очень радостно, а иногда горько. Тех, кого мы больше всего любим, мы всегда хотим видеть рядом с собой. А особенно когда их нет рядом. Вот я говорю Ане что-то и чувствую, что не то говорю, что хочется говорить о другом... о том, что она для меня все в моей жизни. Но как ей это понять? Она этого не поймет, пока... Пока сама не станет матерью, пока не вырастет ее ребенок. Тогда она поймет... и вспомнит меня... и будет по мне тосковать... Страшно будет по мне тосковать, Сережа.

Валерия всхлипнула, слезы покатились у нее по щекам. Сергей напряженно думал, как ему вести себя, но так ничего не придумал и просто тихо сидел рядом с ней. Да и какими словами ему было утешить мать, которой предстояло расставание с дочерью? Через какое-то время Валерия отпустила его руку, которую невольно в волнении сжала. Поблагодарив его за то, что он согласился ее выслушать, Валерия поднялась, чтобы идти к себе.

Следующие слова, которые услышал Сергей, скорее не были предназначены ему, это были мысли вслух: «Бабушка должна быть рядом с внуком». Затем, тяжело вздохнув, Валерия исчезла в дверях.

Сергей мог только представить, что, должно быть, сейчас творится в ее душе. Она хотела ехать с ними, это было ясно, но не могла оторваться от своих корней, что оставались в России. Ее сердце, оно будет тянуться к ним даже из-за океана.

С каждым днем Валерия становилась все суетливее и беспокойней, хотя до рождения ребенка должна была пройти еще не одна неделя. Было ясно, что беспокоят ее не так сами роды, как неизбежное расставание с дочерью, которое эти роды означали. Чем дальше, тем более сложным и неоднозначным становилось ее отношение к Сергею. Она продолжала заботиться о нем, но чем дальше, тем больше Сергей чувствовал, что он для нее — причина и виновник разлуки с горячо любимой дочерью и первым ее внуком.

Эти последние недели прошли не только в подготовке к родам. Сергей расчитался на работе и полностью посвятил себя подготовке к отъезду. Он приобрел несколько вместительных баулов, куда Аня стала постепенно укладывать их немногочисленные пожитки. Сергей охотно помогал ей в этом. Валерия тем временем вся отдалась хлопотам по подготовке места для роженицы и всего необходимого для появления на свет ее внука. Принять его на свои руки, чтобы тут же проститься.

Весь их дом жил ожиданием, и только дедовские часы продолжали невозмутимо тикать на каминной доске.

В третье воскресенье июля Аня стала упрашивать Сергея свозить ее еще раз на луг, на их «местечко». Ей так хочется, говорила она, остудить уставшие ноги, побродить босиком по воде на речном мелководье, еще раз устроить с ним пикник.

Эта мысль не слишком понравилась Сергею. Он был скорее за то, чтобы Аня в ее положении не отлучалась от дома слишком уж далеко, на случай, если начнутся схватки.

— Не боишься, что тебя растрясет в дороге? Мне кажется, ты себя лучше будешь чувствовать, если мы все-таки останемся дома, — с сомнением в голосе сказал он.

— Я уже чувствую себя лучше, чем любая женщина на свете, — с улыбкой ответила она. — Хотя что плохого в том, если мы выедем в нашей двуколке прогуляться на свежем воздухе, да к тому же повезет меня не кто иной, как мой любимый муж?

Вскоре Сергей уже помогал Ане взбираться на сиденье двуколки. Валерия, которая тоже не скрывала своего беспокойства, подала Сергею корзинку с продуктами для пикника.

— Мы недолго, поверьте, — Сергей хотел, чтобы его голос звучал как можно увереннее. Он хлестнул поводьями, и двуколка тронулась.

Проезжая вдоль канала неподалеку от Невского проспекта, он спросил Аню:

— Аня, моя дорогая, ты веришь в судьбу?

— Я верю в тебя.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал он, повернувшись к ней и целуя ее волосы. — Но ты веришь в то, что для нас уже все предрешено?

Аня засмеялась.

— Как тут не поверишь, когда самые настоящие чудеса привели тебя ко мне? — Она обняла его. — А теперь вот у нас есть еще одно чудо. — Отняв одну его руку от поводьев, она прижала его ладонь к своему круглому животу. — Ты чувствуешь его?

Сергей поначалу ничего не почувствовал, затем один толчок, еще один.

— Похоже, он там отрабатывает удары руками и ногами, — пошутил Сергей. В этот миг он был невыразимо благодарен судьбе, что его день сегодня и его жизнь сложились так счастливо.

Тем временем они уже выехали из города. На проселочной дороге им повстречалась крестьянская телега. Аня улыбнулась и помахала рукой крестьянину, который ответил им учтивым поклоном.

Вскоре они уже были на месте. Сергей рассчитывал устроиться посреди лужайки, почти в том самом месте, где он нашел дедовский подарок. Но солнце палило так немилосердно, что они вынуждены были искать пристанище в тени рощицы. Разложив еду, они отдыхали в тени, поглядывая на луг.

воцарением Александра III наступил период реакции, и преследования евреев и цыган ужесточились. Их самыми непримиримыми гонителями были, с одной стороны, крайние националисты-черносотенцы, с другой — Грегор Стаккос и его люди.

В отличие от черносотенцев, Стаккос делал это без всякой идеологии. Его ненависть к евреям носила личный характер, а причины этой ненависти оставались до конца не ясны даже его подручным. И это было не единственное отличие. Казаки, в своем большинстве, могли убивать врагов царя, но редко опускались до того, чтобы растаскивать их имущество. Стаккос же не гнушался тем, чтобы рыться в сундуках и кладовках своих жертв, прикарманивая все, что казалось ему ценным или интересным, а только потом отдавал приказ жечь все подчистую, уничтожая все следы своих преступлений.

Он не оставлял живых свидетелей, чтобы те не помогли выйти на его след. И был просто-таки одержим заметанием следов. Стаккос и его люди никогда не возвращались прямиком к своему лагерю, но кружили по каменистым пустошам, шли окольными путями вдоль рек. Их появление и исчезновение было всегда внезапным. Оставались только слухи, одинаково путаные и леденящие кровь.

За эти последние несколько лет к атаману примкнуло немало людей из тех сел и местечек, через которые им случалось проходить. Была там и молодежь, жаждавшая острых ощущений, хватало и бывалых разбойников. Были в его отряде и женщины, решившие примкнуть к Стаккосу — каждая по какой-то своей причине. Стаккос установил в своем лагере неписаные, но от того не менее жесткие правила поведения и строго следил за тем, чтобы никто не смел их нарушить.

За это время Стаккос успел завести новую традицию. Каждый год или два он сохранял жизнь одному еврейскому младенцу и отдавал его на воспитание своим женщинам с условием, чтобы вырастили его добрым христианином. Зачем это ему нужно, Стаккос тоже не стал объяснять своим головорезам. Возможно, он очень хотел видеть себя — хотя бы в собственных глазах — «спасителем детей». Но и сам его отряд со временем все меньше напоминал племя кочевников, обрастая детьми и хозяйством, как и всякое казацкое поселение.

Жестокость, с которой они обращались со своими жертвами, росла, как снежный ком. Настало время, и люди Стаккоса уверовали, что для них нет ничего недозволенного. Но жестокость в отношении евреев была в их понимании необходима, даже поощряема. Их оружием были не так сабли и ружья, как отличающая всех фанатиков уверенность в своем праве судить и карать. Они не останавливались ни перед чем.

Сторонний наблюдатель, увидев их на временных стоянках, едва ли отличил бы их от обычных поселян. Они воздвигали такие же хижины, разводили огонь в таких же очагах, жили с женщинами и воспитывали детей. Единственное, чего не было у этих людей, — человечности. Опьяненные чувством своей неуязвимости, поставив себя над законом и моралью, они, словно чума, носились над просторами России, сея на своем пути смерть и разрушение.

Пришло время, и одним теплым июльским полднем в воскресенье Грегор Стаккос с небольшим отрядом оказался на мирной лужайке на берегу Невы.

тому времени Сергей и Аня уже покончили с обедом.

Она положила голову ему на плечо, и они молча слушали пение птичек и шелест ветра в листве.

Сергей уже собирался было лечь в Анины объятия, как вдруг заметил вдали облако пыли, катившееся в их сторону. Он приподнялся, и увидел, что в их направлении скачет отряд всадников — скорее всего, это был конный патруль.

Может быть, если бы он, не раздумывая, доверился знакомой уже тяжести внизу живота и решился бежать, они бы еще могли ускользнуть. Бросив все, как есть, помочь Ане взобраться в двуколку, что есть силы стегая старую лошаденку, заставить ее пуститься в галоп. Но Аня могла запаниковать, не понимая, к чему это неожиданное бегство, а в ее положении это было рискованно. В конце концов, он увидел лишь то, что несколько всадников скачут в их сторону.

Именно к ним, теперь это стало ясно. И бежать уже слишком поздно. Когда те подъехали ближе, Сергею показалось, что он узнал одного из них, затем еще одного. Это были казаки, что остановили его здесь прошлым сентябрем. Сергей пересчитал всадников — их было четырнадцать. Его тревога только усилилась, когда отряд оказался совсем близко и он разглядел одного из тех, кто скакал впереди. Это был однорукий гигант, хищно поглядывавший на него и его жену.

Всего в паре шагов от них предводитель, резко натянув поводья, остановил коня и взглянул на Сергея... Да, он стал старше, через его лоб проходил рваный шрам, но не узнать его было невозможно. Верхом на гарцующей лошади, все с той же ледяной улыбкой, которую Сергей так и не смог забыть, сидел Дмитрий Закольев!

Сергей стоял не шевелясь. Эта неожиданная встреча породила в его душе самые противоречивые чувства: облегчение, что он все-таки не убил Закольева, сменилось сожалением. Он понял, что обречен.

Он быстро обернулся к Ане. Она все еще сидела на травке, нисколько не испугавшись, только с удивлением смотрела на Сергея, ожидая его ободряющего взгляда.

— Мы старые знакомые, — сказал он.

В его горле мгновенно пересохло. Он сам не узнал своего голоса.

— Товарищи мы... еще со школы.

Он поднял глаза на Закольева.

— Ах, Сережа, — ухмыльнулся в ответ Закольев, — если б ты знал, как давно я хотел встретиться с тобой... Лично, лично, ведь с моими людьми тебе уже встречаться приходилось, если припоминаешь, — сказал он, указав жестом на четырех всадников.

Это были те четыре казака-патрульных, что уже останавливали его на этой лужайке почти год назад, в тот первый день, когда он только пришел в Петербург.

— Когда мои лазутчики рассказали мне о том, что им попадался человек, некий Сергей Воронин... Так, кажется, ты им представился? По описанию — вылитый ты... Если б ты знал, как я тогда на них разозлился... едва глупостей не наделал, веришь? Так и сказал им: «Почему же вы не взяли его под белы руки и не привели к нам в лагерь... Мы бы потолковали с ним по душам...» Как школьные товарищи, так ведь ты сказал? Хорошо, у нас люди понятливые — пообещали, что хоть из-под земли... И таки обещание сдержали, как видишь. Так что, начнем встречу школьных друзей?

Закольев, которого, по-видимому, вовсе не интересовал ответ Сергея, вел свое дальше:

— А я-то столько времени искал тебя, все расспрашивал: «Не встречался ли вам такой добренький Сережа?»

Но никто ни слухом, ни духом... Расстались-то мы с тобой не очень, как помнишь... Ведь не забыл еще, надеюсь? Не знаю, как ты, а я давно искал случая все уладить — раз и навсегда. И вот он ты, да еще с красавицей-женой, не иначе... И ребенка, видно, ждете...

Закольевские слова были так любезны, а поведение так обходительно, что на какую-то долю секунды Сергею захотелось поверить, что его соученик и в самом деле изменился. Но дружный гогот всадников в ответ на тираду своего атамана сразу же вернул его к реальности. Его кулаки невольно сжались.

— Так что же ты молчишь, Сережа? Мы все ждем, когда ты нас с женой познакомишь.

Сергей лихорадочно оценивал ситуацию. Если Закольев представлял собой опасность, то его люди — тем более. Подчиненные всегда хотят выделиться в глазах предводителя, чтобы он заметил их рвение и выделил из числа остальных. И можно было не сомневаться, что им не впервой было пускать в ход и кулаки, и оружие. Можно было совершить героическое усилие, положить одного, двух...

Но если он станет драться, Закольев убьет их обоих. Может, если он сам пойдет на унижение, будет покорно просить о пощаде, то все ограничится унижением и побоями... Но Аня? Что будет с ней?

Об этом даже не хотелось думать.

Сергей в отчаяньи пытался как можно быстрее сообразить, что сказать или сделать, чтобы, по крайней мере, спасти жизнь жене и ребенку. Пока он думал, Аня стала подниматься на ноги, и Сергей рванулся к ней, чтобы поддержать ее. Она прижалась к нему, взяв его за руку. Он с тревогой почувствовал, что ее рука дрожит. И эта дрожь пробудила в нем первобытную ярость, жажду убивать. «Вот оно, — сказал он себе, — то, что нужно... соберись... жди удобного случая... жди... еще жди...»

— Я, по-моему, о чем-то попросил тебя? — сказал Закольев, и в его голосе в этот раз зазвучал металл. — Может, все-таки представишь меня твоей барышне?

— Дмитрий... ведь мы с тобой старые товарищи! — услышал, словно со стороны, Сергей свой голос. Он решил тянуть время, подстроившись под взятую самим Закольевым интонацию старого друга. — Помнишь, как тогда, когда я был под твоим началом во время нашего испытания... тогда, в лесу? Если б мы тогда не были заодно...

— Ты бы лучше молчал про то время, — отрезал Закольев.

Впрочем, Сергей и так все понял, как только увидел, что Закольев жив. Должно быть, все эти годы он жил только этим днем, жаждал этой встречи, не раз и не два представляя себе, что Сергей может сказать или сделать, и даже продумал каждую из его отчаянных попыток спастись. Но вот такой приятной неожиданности, как Аня, Закольев, очевидно, даже не мог представить.

— Взываю к тебе, как казак к казаку, человеку чести, — наконец выдавил из себя Сергей. — Позволь моей жене уйти. Даю тебе слово...

Закольев только пожал плечами. Очевидно, просительный тон Сергея разочаровал его. Он поднял руку, чтобы остановить его просьбы. Затем, снова вежливым тоном, словно из простого любопытства, спросил:

— Раз уж заговорили о старых добрых временах — тот серебряный медальон все еще у тебя?

— Я... у меня его нет, — начал Сергей. — Я его подарил.

Анина рука непроизвольно потянулась к шее.

— Ну, известное дело, — кивнул Закольев. — Королёв! — неожиданно рявкнул он и кивнул головой в сторону Ани. Однорукий бородач с черной косичкой спешился и медленно направился к Ане. Не успел он сделать и шага, как его резкий запах буквально ударил в ноздри

Сергея — это был не просто запах пота, от него за версту несло самцом.

— Назад! — крикнул Сергей, встав между своей женой и могучим гигантом. — А ну забери своего цепного пса, Закольев!

Королёв застыл. Словно в ответ на крик Сергея, вожак сделал знак своим людям, и шестеро из них немедленно соскочили с лошадей и в мгновение ока окружили Сергея вместе с Аней.

— Ты что это задумал? — сказал Сергей.

— Так ведь кто-то же должен тебя обыскать, как ты думаешь?

— А остальные?

— Ну, мало ли... кто знает, что у тебя на уме.

Сергей решил, что лучше будет ему не перечить. Пока что никто на них не нападал и даже не угрожал в открытую. И, значит, у него пока оставался шанс. Но в любую секунду ситуация могла взорваться, как пороховая бочка, а он не хотел подносить к ней фитиль сам.

Но он просчитался. Еще мгновение — и шестеро казаков бросились на него, а великан схватил Аню за руку и потащил от Сергея.

В следующие пять секунд Сергей отключил двоих из нападавших, одного ударом в кадык, а другого пинком в колено. Оба повалились как подкошенные, у одного пошла кровь горлом, второй выл от боли, катаясь по земле. Но остальные четверо вцепились ему в руки, в ноги, в шею... Не выдержав веса навалившихся на него тел, Сергей упал. Его обездвижили, вдавив лицом в землю.

Немедленно Сергей расслабил тело, словно решил прекратить борьбу. Он выждет еще мгновение, когда и они тоже расслабятся и... Нет, их было слишком много. Ему удалось лишь поднять голову, выплюнуть грязь и кровь и в бессильной ярости наблюдать за тем, что должно было произойти перед его глазами.

акольев кивнул еще раз. Королёв отпустил Анино запястье, и та же его единственная рука, словно змея, метнулась к ее шее. Одним движением он сорвал с нее медальон и подал его Закольеву. Аня вскрикнула и схватилась руками за горло — багровая полоса появилась на ее нежной шее, которую еще недавно Сергей осыпал поцелуями. Только теперь она по-настоящему испугалась — за своего мужа, за себя, но больше всего — за своего ребенка.

Она не отводила глаз от Сергея, напрасно пытаясь увидеть в его глазах хоть проблеск надежды.

— Спасибо, Сережа, что сберег мой медальон в целости и сохранности... да еще и на такой прекрасной шейке, — снова заговорил Закольев.

Он поднес медальон к носу:

— Ах... надо же, ее запах... вот это запах, братцы, должен вам сказать!

Словно кровавая пелена застелила перед Сергеем белый свет.

— Медальон твой... — прохрипел он, все так же не в силах оторваться от земли. — Чего тебе еще? Я тоже в твоей власти...

— А ты чего ожидал? — на лице Закольева появилась безжалостная улыбка.

— Тогда отпусти мою жену... Если что-то есть между нами, она тут ни при чем... Давай один на один, если ты этого хочешь... но, Богом тебя прошу, Дмитрий, ведь мы же были друзьями, спали на соседних койках...

— Ты меня утомил, — ответил Закольев, скорчив усталую мину. — Мне всегда было утомительно с тобой возиться, добренький ты мой Сережа.

Он обернулся к Ане:

— Интересно, он и в постели такой же добренький и обходительный? Всегда говорит: «Будьте добры, пожалте в постельку»?

Ответом на слова атамана был угодливый хохот его спутников, словно отрывистый лай собак, которым хозяин кинул кость. Было ясно, что Закольев просто играет с Сергеем, прежде чем безжалостно с ним расправиться.

Королёв снова вцепился Ане в руку, и она вскрикнула от боли и от бессильного отчаяния — ведь Сергей, ее Сергей в эту минуту был не в силах прийти ей на помощь! В эту минуту он просто физически ощущал ее боль и страх, как никто другой зная, что сейчас творится в ее душе, — ведь она уже раз едва выскользнула из казачьих лап. И теперь у Сергея сердце рвалось на части, когда он видел ее лицо, такое смелое и спокойное — лишь одни глаза молили его: «Защити ту жизнь, что внутри меня!»

А Сергей не мог даже пошевелиться, оказавшись бессильной марионеткой в заранее продуманной игре Закольева.

Но вот один из казаков склонился над ним и принялся обшаривать его карманы. Остальные на миг ослабили свою хватку, и этого было достаточно, чтобы Сергей молниеносным ударом локтя раздробил челюсть одному из них. Развернувшись, он успел ударить еще одного в пах, но остальные снова навалились на него с такой сокрушительной силой, что он едва не задохнулся. Он снова, как пришпиленный, лежал лицом в землю.

— Вот так-то, Сережа, — снисходительным тоном произнес Закольев. — Как ты заметил... Надеюсь, ты успел заметить? Я стал атаманом, люди меня слушаются...

— Вижу, кем ты стал, — прохрипел Сергей, отплевываясь.

— А вот ты — ты остался тем, кем и был всегда, — слабаком, что трусится, как цуцик, перед своими родителями. А ты их хоть видел? Вот то-то же... — Закольев открыл медальон, который он все это время продолжал держать в руках. — Да-да, ты боготворил своих мамочку и папочку. Ни шагу без этой побрякушки, не отрицай... Мне всегда нравилось это семейное фото, — продолжал он, не отрывая взгляда от раскрытого медальона. — У меня всегда слезы на глаза наворачивались, когда я смотрел на него, — сказал он словно сам себе. — А ты взял его и украл.

Он снова посмотрел в сторону Сергея.

Сергей почувствовал, как у него ком подступил к горлу. Он уже знал, что удача отвернулась от них, что их молитвы не будут услышаны, что их последний миг на этой земле будет мигом смертельной тоски.

Закольев поднял глаза на Аню, неспешно оглядев ее с головы до ног. Сергей, словно безумный, рванулся, чтобы стряхнуть с себя казаков.

— Но на что мне теперь эта игрушка? — Закольев с резким щелчком захлопнул медальон. — Вот что я сделаю — верну-ка я его твоей прелестной женушке... А она меня за это поцелует... как по-твоему? А, Сережа?

Аня затравленным взглядом снова взглянула на Сергея. Даже сейчас она продолжала верить, что у него есть силы, что он знает, как им спастись. Даже сейчас, когда ее муж лежал недвижим под кучей навалившихся на него людей, у нее еще оставалась тень надежды — но Закольев похоронил и эту тень.

— Хорошенько подумав, — сказал он игривым тоном, — учитывая все то, что мне пришлось претерпеть из-за моего медальона, я думаю, что достоин чего-то большего, чем просто поцелуй.

Закольев явно упивался своей властью. Зная, что Аня — уязвимое место Сергея, Закольев обратился к ней, глядя Сергею прямо в глаза:

— Что ж ты так нарядилась, красавица? В такую-то жару? Может, скинешь чего из одежды — заодно и мои люди полюбуются на твою красоту.

Он снова кивнул Королёву, который одним движением разорвал спереди блузку на Ане. Она стояла, напуганная, стараясь прикрыться и защитить дитя в своей утробе.

Сергей сверхчеловеческим усилием скинул с себя пятерых, прижимавших его к земле.

— Беги, Аня, беги! — закричал он, ломая ребра еще одному из бандитов. Тут уже вся банда, кроме самого Закольева и великана Королёва, навалилась на него, и он рухнул наземь под тяжестью этой груды тел, разбив в кровь нос и щеку о каменистую землю.

Сергей не ощущал боли, не ощущал ничего, кроме одного только желания защитить Аню и своей полной неспособности это сделать. Он напрягал все силы до последней капли, все умение и хитрость, но напрасно.

Закольев, презрительно скривив губы, произнес всего три слова:

— Поднять ему голову.

Чья-то рука рванула Сергея за волосы и подняла его голову так, чтобы он мог видеть, как Королёв, отпустив Анино запястье, той же единственной своей рукой грубо схватил ее за полную грудь. Аня в ответ плюнула ему в лицо. Словно дикая самка, защищающая своего детеныша, она кусалась, пинала великана ногами, вцепилась ногтями прямо ему в глаза...

Взбешенный, с расцарапанным в кровь лицом, Королёв обхватил рукой Анину шею, дернул... Раздался ужасающий хруст.

Она умерла всего в двух шагах от Сергея.

Все остальное прошло перед глазами Сергея словно во сне. Он уже не чувствовал себя в своем теле, но словно плыл над головой Королёва, швырнувшего обмякшее Анино тело на землю, как тряпичную куклу. Сергей видел, что ее глаза все еще открыты, словно пытаются что-то рассмотреть в бледно-голубом небе. Его разум отказывался принимать все то, что видели глаза. Это неправда, это просто кошмар, от которог о он никак не может проснуться. Нужно только сделать усилие...

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒