Сандра Мэй 3 страница

Драгоценности, говорите? О’кей. И еще меха, шелка, натуральная кожа и бархат, парча, все, про что Моника Слай читала в книгах!

Где, говорите, телефон этого психа? И терапевта заодно с ним? Сейчас она ему устроит сеанс одновременной игры на десяти кушетках!

Свежая, румяная, разъяренная девушка с шоколадными глазами вылетела из ванной и недрогнувшей рукой набрала номер, написанный на карточке твердой рукой миссис Призл.

В опустевшей ванной, в прохладной чистой воде медленно парил крупный карп с золотыми глазами. Возможно, это был всего лишь оптический эффект, преломление света в воде, но на физиономии Джозефа явно читалась лукавая ухмылка.

Чудеса случаются значительно реже, чем настаивают беллетристы, и решимость Моники Слай отнюдь не сделала из нее гордую красавицу в мгновение ока. Напротив, означенная решимость улетучилась в мгновение ока, едва на том конце провода сняли трубку и профессионально приятный женский голос сообщил:

– Приемная доктора Шеймаса Пардью. Чем могу помочь?

Моника с размаху хлопнула трубку на рычажки.

До четырех часов она себе занятие нашла. Во-первых, убежала вода из ванны, и пришлось полчаса ползать на коленках, собирая ее тряпкой. Потом Моника отправилась в садик и мужественно накопала толстых дождевых червяков. Червяки извивались и очень напоминали миниатюрных удавов. Дальше было еще хуже: Моника высыпала их в ванну и сдуру осталась посмотреть, что получится.

С точки зрения Джозефа получилось шикарно. Еда была живая, качественная и обильная. Настолько обильная, что хвост (или голова?) последнего червяка так и остался торчать изо рта карпа. Это зрелище вызвало в душе Моники некоторый неприятный переворот, в результате которого она решила не варить сегодня спагетти, ограничиться гамбургерами.

Потом она опять поменяла воду, отметив при этом, что Джозеф явно предпочитает идеальный порядок в своем водоеме, осторожно растворила в воде пару кристаллов марганцовки и бросила в ванну несколько широких листьев пальмы-монстеры, чтобы Джозефу уютнее спалось.

И наконец настал тот момент, когда никаких занятий у нее не осталось. Тут же вернулись воспоминания о сегодняшнем дебоше, а за ними – и о приказе Хьюго Бэгшо. Делать нечего, надо звонить доктору Пардью. Да и что она, собственно, теряет? Он ее уже видел, впечатление хронической идиотки Моника на него произвести успела, так что… как говорится, пятнадцать минут позора – и ты на свободе.

Моника решительно набрала номер, собираясь говорить твердо и уверенно. Получается же у нее на работе, когда она, не моргнув глазом, звонит хоть в «Бритиш Петролеум», хоть в испанское посольство, чтобы договориться о встрече. Да, она договаривается о встречах для Хьюго Бэгшо, но ведь и сейчас она действует по его приказу? Стало быть, включаем секретаршу.

Шеймас Пардью закончил все дела на сегодня и блаженно потянулся в кресле. Жизнь налаживается! Вчерашняя группа претерпела некоторые количественные сокращения, сегодня та девица, Шварценеггер, не пришла, но отсев двадцать пять процентов – это нормально. Зато мистер Джеймс почти не плакал. И у мисс Бейли удалось выманить бутылку из сумки. Да, она ее потом забрала, но хоть на занятиях не пила…

Размышления доктора были прерваны приходом секретарши Донны. Доктор Пардью с удовольствием окинул взглядом точеную фигурку в белом халате. И секретарша у него хоть куда!

Донна профессионально мило улыбнулась шефу. Мало кто знал, что эта хрупкая на вид и красивая женщина с темными гладкими волосами несколько лет проработала надзирательницей в одном из самых тяжелых психиатрических отделений Чикагского госпиталя, а под этим крахмальным халатиком скрывается мускулистое тело обладательницы черного пояса по таэквандо. Доктор Пардью знал и про то, и про другое. Донна уже полгода была его любовницей.

– Как дела, карамелька?

– Лучше. Тебе звонили.

– Кто?

– Во-первых, племянник мисс Бэгшо. Просил за свою знакомую. По его утверждению, ничего серьезного, небольшая коррекция личности.

– Так, понятно. Учитывая то, что молодого Бэгшо самого неплохо бы подлечить от излишнего инфантилизма, я представляю, что там надо корректировать. Еще кто?

– Сразу после него звонила твоя вчерашняя пациентка, мисс Слай.

– Точно! Сталлоне! Слай!

– Док, иногда я за тебя волнуюсь.

– Понимаешь, у меня напрочь отшибло ее имя прямо во время занятий. Помню, что фамилия какого-то нашего кинокультуриста, а вот кого… Назвал ее Шварценеггер, представляешь?

– Смешно.

– Что ты! Неудобно. В конце концов, она же не виновата, что родилась такой недотепой. Так что сказала мисс Слай?

– Ничего. Испугалась и бросила трубку. У меня высветился ее номер, я успела внести в список.

– Бросила, говоришь? Это не хорошо, но и не плохо. Позвонила – значит, хочет прийти. Бросила – все еще робеет.

– Перезвонить?

– Ни в коем случае! Спугнешь. Пусть это будет ее решение. Иначе она может замкнуться. Поцелуемся?

– Шейм, давай лучше поедем ко мне? Купим еды в китайском ресторанчике…

– …Зажжем свечи…

– …Расстелем медвежью шкуру на ковре…

– …Я раздену тебя медленно-медленно, начну с блузки…

– …Я буду стонать все громче…

– …А потом ты будешь лежать на шкуре и ласкать себя, пока я медленно сниму пиджак…

– …Нет, пиджак я сорву с тебя еще в прихожей…

– …Хорошо, тогда брюки…

– …И я приподнимусь навстречу, поцелую тебя прямо…

– Все! Молчать! А то мы никуда не доедем. О, телефон! Я возьму трубку, одевайся, дорогая… Алло, доктор Пардью у телефона… Здравствуйте, здравствуйте, дорогая мисс Слай! Ужасно рад. Волновались сегодня абсолютно все… Как «почему»? Ведь вы – член группы… Да, конечно… Я думал… Ах, вот что… Нет, я как раз освободился… Полагаю, мы могли бы встретиться прямо сейчас… Да, жду… До встречи. И поклон мисс Бэгшо. Всего доброго. Пятнадцать на домофоне, вы помните?

Донна с интересом наблюдала за доктором Пардью, а тот опустил трубку на рычажки и растерянно потер руки.

– Надо понимать, китайская еда, шкура и поцелуи в диафрагму откладываются?

– Донна, детка, не сердись, но – да! Зато в качестве бонуса потрясающая новость: протеже Хью Бэгшо и мисс Слай – одна и та же девушка.

– Ого! А может, она мозги нам пудрит, док? Хью Бэгшо не мог клюнуть на то, что вчера сидело у вас в кабинете в спущенных колготках и кедах.

– Донна, я вынужден тебе напомнить о профессиональной этике…

– …а также о том, что семейство Бэгшо вносит значительный вклад в рост твоего благосостояния…

– …и твоего, таким образом, тоже. Донна, не злись. Я приеду попозже и буду неукротим в постели.

– На шкуре!

– На шкуре, в прихожей, в ванной, в коридоре, в спальне, в постели, около постели, на балконе и два раза – на кухне.

– Ого, док! На такое способен не каждый Шварценеггер! Ладно, целую. Не забудь поставить на сигнализацию сейф с наркотой. До вечера.

Доктор Пардью помахал рукой возлюбленной и остался ждать пациентку.

Оказывается, надо было сразу включать секретаршу! Все прошло, как по маслу. Моника даже не вспотела, а такое с ней бывало редко.

Оставалось решить, в чем отправиться к психотерапевту. Деловой костюм погиб на ближайшие три дня, вчерашнее серое платье воняет рыбой… Остаются джинсы?

Она натянула потертые джинсы с дыркой на колене, нашла чистую футболку, надела под нее маечку, чтобы не просвечивали соски, и осторожно взглянула в зеркало. На нее смотрела смутно знакомая девушка с растрепанными темными волосами и испуганными шоколадными глазами. Голубые джинсы туго обтягивали бедра и ноги, футболка явственно свидетельствовала об отсутствии лифчика. Моника в отчаянии закусила губу.

Ну почему, почему тысячи девчонок ходят по летнему Чикаго едва ли не в трусах и шлепанцах, а она, взрослая, совершеннолетняя, самостоятельная тетка не имеет права надеть джинсы?

А вот возьмет – и пойдет в драных джинсах по улице!

И ничего не случилось. Никто и не посмотрел в сторону развратной Моники Слай и ее вызывающей попы. Люди спешили по домам, подростки гнали на скейтах, девушки неспешно и призывно стреляли глазами по сторонам… Впервые в жизни Монике пришло в голову: а может быть, мир вовсе не так уж пристально следит за ней, и найдется пара десятков человек, которые выглядят куда более идиотски, чем она?

Эта мысль потрясла ее настолько, что Моника единым духом домчала на автобусе до уютного фешенебельного района, где на тенистой улочке располагался психотерапевтический кабинет доктора Пардью.

Шеймас Пардью смотрел во все глаза и никак не мог понять, что же его сегодня смущает во вчерашней пациентке. Ну, не смущает, удивляет.

Во-первых, одежда. Вчера мисс… Слай была самой типичной из всех типичных серых мышей, во многом благодаря несуразному серому платью и нелепым теннисным туфлям. Сегодня перед ним сидела… ну, не сказать, чтобы апофеоз раскованности и естественности, но вполне нормальная, ОБЫЧНАЯ молодая женщина. Немного слишком зажатая, немного чересчур смущенная. Не знала, куда девать руки и что делать с грудью, которая, кстати, чертовски хороша – полная, округлая, соблазнительно волнующаяся и прекрасной формы – безо всякого лифчика.

Волосы вчера были зализаны – сегодня видно, что они густые и вьющиеся, а короткая стрижка ей к лицу. Немного поработать стилисту – и Моника Слай может быть даже и неотразимой, чем черт не шутит.

Глаза – это вообще песня. Вчера напрашивалось только одно определение: коровьи. Бессмысленные, добрые, карие, серьезные, печальные… Сегодня на Шеймаса Пардью глядят великолепные шоколадные очи, и смятение, плещущееся на дне, только прибавляет этому взгляду чувственности. Бог ты мой, да вчера о чувственности и разговора идти не могло!

Ресницы густые, длинные, загибающиеся вверх. Ротик… великоват, но тут, как говорится, на любителя. Личико свежее, чистое, сразу видно, что косметикой девушка никогда в жизни не пользовалась. Лишнего веса никакого, ножки стройные, прямые, джинсы в обтяжечку – да нет, сегодня перед ним прямо цветок нераспустившийся, а не вчерашняя грымза без возраста!

Доктор Шеймас Пардью был, конечно, бабником и деньги своих пациентов любил куда больше, чем самих пациентов, но помимо этого он был профессионалом. Такие резкие перемены в облике свидетельствовать могут только о двух вариантах: либо за прошедшие неполные сутки что-то в жизни мисс Моники Слай кардинально переменилось, либо и вчера, и сегодня перед ним сидела одна и та же девушка, закомплексованная и затюканная родней и работой, но внутренне достаточно свободная и не лишенная изюминки. И доктору Пардью предстоит выяснить, какой из вариантов верен, а если все же второй – вытянуть на свет божий эту изюминку, освободить душу Моники Слай от оков условностей и подарить миру еще одну красавицу.

– Ну-с, давайте-ка с самого начала. И прежде всего скажите мне, почему вы ко мне обратились, дорогая моя мисс Слай?

– Вчера? Или сегодня?

– А! Вы чувствуете разницу?

– Разумеется. Вчера я пришла сама, сегодня меня прислали.

– Начнем со вчерашнего дня.

– Понимаете… Я очень устала. От себя самой. Окружающих может раздражать твоя чрезмерная стеснительность, но ведь они вольны просто отвернуться, уйти домой, прогнать тебя. А ты – ты всегда здесь. И никакого отдыха.

– Вот что: я даже не хочу знать, кто и почему вас прислал, как вы говорите, сегодня. Начнем вот откуда. Назовите мне самое счастливое воспоминание детства. Любое. Даже если считаете, что оно покажется мне идиотским. Не побоитесь?

– Нет. Я сегодня свой план по страхам выполнила…

Поздним вечером вымотанный до предела Шеймас Пардью собственноручно довез Монику Слай на машине до ее дома и проследил, как она бредет по дорожке к крыльцу. У двери она обернулась и помахала ему – немного робко, но вполне уверенно. Доктор Пардью удовлетворенно улыбнулся. Пошло дело! Если не будет неожиданностей, к концу недели результаты заметят все, знавшие ее раньше в качестве скучной грымзы в сером платье…

С утра Монику разбудил звонок в дверь. Спала она без задних ног, вымотанная вчерашним визитом к доктору Пардью до предела, но звонивший в дверь был настойчив.

Моника притащилась в прихожую, отчаянно зевая и пытаясь пошире открыть глаза. На крыльце обнаружился курьер с ее работы. Он принес забытые вчера пакеты и письмо от миссис Призл. Моника вяло поблагодарила парня и отправилась в ванную – кормить Джозефа и менять фильтр на кране.

Сидя верхом на корзине с грязным бельем, она распечатала конверт и углубилась в содержание послания. Джозеф тем временем гонялся за вяло убегающим в разные стороны мотылем и выглядел совершенно здоровым и бодрым.

Четкий почерк миссис Призл – чистое удовольствие для секретарей. Ни одного непонятного слова… То есть Моника не знала ЗНАЧЕНИЯ очень многих слов, но написание было идеальным.

«…салон на Восемнадцатой могу рекомендовать от всей души. Великолепный мастер, отличное обслуживание, к тому же они практикуют программу полного дня, а это существенно сэкономит Ваше время. Относительно работы можете не волноваться – я пригляжу за мистером Бэгшо, тем более что составленные вами планы, как всегда, безупречны.

В заключение позволю себе дать чисто женский совет: не экономьте и не раздумывайте долго. Всегда лучше сожалеть о сделанном, чем о том, что так и не решился сделать. К тому же СПА-лифтинг и пилинг восхитительны, а ароматические обертывания наводят на мысли об Эдеме. Вот увидите, Вы еще будете благодарить молодого Бэгшо за его блажь. С неизменным уважением к Вам – Эмилия Призл».

Моника перевела взгляд на карпа и подмигнула ему.

– А я и не знала, что ее зовут Эмилией. Ну если уж она не боится этих процедур, то и мне не стоит. Сейчас мы с тобой примем солнечную ванну, а потом я поеду в этот самый салон на Восемнадцатой.

Моника настежь распахнула окна, и солнечный свет хлынул в воду. Джозеф величаво выплыл из-под листьев монстеры и замер в золотом столбе света, шевеля плавниками. Моника немного полюбовалась им, а потом пошла одеваться.

Автобус недавно ушел, и она решила не терять времени, пошла пешком. Проходя мимо зоомагазина, едва удержалась, чтобы не зайти, и в этот момент раздался печальный журчащий голос:

– Здъявствуйте, мисс. Как дела у нашего больного?

– Ой, Александер! Доброе утро, очень рада вас видеть. У Джозефа дела идут неплохо, он стал бодрее, вчера ел червяков, сегодня мотыль. Фильтр я поставила, а вот про компрессор забыла.

– Ничего стъяшного. Ыба къюпная, спъявится сама. Если будут вопъёсы – заходите.

– Обязательно, спасибо.

Она почти летела по мостовой, и сердце бешено колотилось в груди. Моника Слай, Тихоня Слай, Зануда Мо разговаривала с мужчиной и ни разу не покраснела и не брякнула глупость!

Моника лихо вскочила в автобус и помчалась навстречу неизвестности.

Восемнадцатая оказалась тихой и крайне умиротворяющей улочкой. Моника и не подозревала, что в Чикаго такие еще остались. Здесь повсюду стояли дома постройки прошлого века, и о веке сегодняшнем напоминали только яркие неоновые вывески. В частности, одна из них гласила: «ЖОЗИ-СПА. КУЛЬТ ТЕЛА».

На пороге симпатичного викторианского дома путь слегка оробевшей, но все еще не чуявшей подвоха Монике преградило настоящее чудовище.

У чудовища были густо накрашены глаза, лихо загнуты накладные ресницы, кокетливо подмазаны блеском пухлые губки. На первый взгляд это был маленький, тонкий, гибкий, как змея, юноша, которому (при ближайшем рассмотрении) было не меньше пятидесяти. Волосы у пожилого мальчика были острижены коротким ежиком, но на лоб спускался кокетливый завиток.

Тело было каким-то длинным, узким в плечах и расширяющимся к бедрам. Ноги были затянуты в блестящие черные лосины с золотыми лампасами, совсем снизу сияли грубые армейские сапоги из тончайшей лайковой кожи.

Еще на странном создании болталась и полыхала всеми оттенками радуги свободная рубаха из шифона, а в вырезе виднелась впалая безволосая грудь, украшенная несколькими золотыми цепочками с кулонами. Создание курило дамскую сигаретку и трепалось по мобильному телефону довольно приятным баритоном, из чего, опять-таки, следовало, что хотя бы отчасти создание было мужчиной.

Моника, в жизни не общавшаяся с представителями сексуальных меньшинств, слегка запаниковала. С одной стороны, следуя логике, представители не могут… представлять опасность для женщин. С другой – кто их знает. Моника робко тронула создание за плечо и пискнула:

– Вы позволите?..

Она даже не предполагала, что эффект может быть столь сногсшибательным. Создание взвилось в воздух с громким и явно женским визгом, а потом сердито уставилось на Монику. Та окончательно перепугалась.

– Ох, простите меня, ради бога. Я не думала…

– А напра-асно! Головки – даже такие хорошенькие – даются барышням именно для этого, а потом уж для всего остального!

Моника окаменела, превратившись в статую. Что он… она… ОНО сказало?! Хорошенькая – что? У кого? Чья?

– Это вы мне?..

– А здесь еще кто-то есть? Вам, вам, не вздумайте оглядываться. Темноволосым красоткам не идет выражение идиотизма на лице. Это – удел блондинок.

Моника окаменела вторично. Красотка…

Впрочем, чего удивляться, ведь это говорит гей.

– Девушка! Женщина! Алло! Я к вам обращаюсь!

– А?

– Говорю, может, зайдете? Я ваш должник, вы меня избавили от крайне нудного собеседника, от которого я никак не мог отделаться.

– То есть… как это?

– Путем напугивания меня до полусмерти. Непроизвольное сокращение мышц привело к уронению телефона на землю, а судорожные подергивания ноги – к дальнейшему его толканию в канализацию.

– Ох, я заплачу вам…

– Не стоит ничего, это был подарочек.

– Тем более…

– И тем не менее. Ну что, зайдете?

– А вы… кто?

Создание выпрямилось, немедленно приобретя телосложение балетного танцора, и неожиданно звонко щелкнуло каблуками.

– Позвольте представиться: Джозеф Санти, или Жози Сантуццо. Стилист, визажист, конформист, артист, эксгибиционист, натуралист, косящий под гея, и хозяин данного заведения. Прошу!

Жози Сантуццо оказался форменной прелестью. То есть, будь он женщиной, его бы только так и звали – моя Прелесть. Был он подвижен, как ртуть, нахален, как москит, грубоват и остер на язык, но бесконечно обаятелен. Монику смущали только лосины, но в конце концов и это стало неважно. Девушку взяли в кольцо сразу несколько очаровательных фей несомненно женского пола, и Жози стал между ними метаться, выкрикивая непонятное:

– Так, совершенно запущена голова. Полагаю, маски шесть и семнадцать, потом пар, потом обернуть в водоросли…Мэй Ли, пиши! Теперь ноготки. Посмотрите на мои. Знаете, что это? «Орли»! Волшебное средство. Я перепробовал все, включая природные рецепты, – ничего не помогало. Приходилось спать в перчатках, честное слово. Мэй Ли, записывай: тепловой удар, потом лимонная ванночка, скраб, пилинг и перчатки с ароматическими маслами. Депиляцию горячим воском будем делать?

– Депиляция горячим воском! Это же… горячо!

– Неофитка! Все ясно.

После этого последовал вдохновенный рассказ о преимуществах данного вида избавления от нежелательных волос, и Моника сгорела от стыда окончательно.

Бесстыжий Жози вертел своих девочек, как хотел, задирал на них халаты и показывал пылающей Монике абсолютно ВСЕ места, подлежащие депиляции.

В результате Моника настолько утратила бдительность, что позволила увести себя в отдельный кабинет, где и была ласково раздета, уложена на кушетку и протерта спиртовыми салфетками. Безумный Жози метался вокруг и нагло рассматривал деморализованную и обессиленную жертву.

– Во-первых, у вас с этим проблем нет. Даже странно, вы черненькая, а ноги не волосатые. Лейла, проверь зону бикини… Да что ж вы так трясетесь, голубушка?! Ведь вас же не невинности лишают, а лишней растительности. Или вы хотите интимную стрижку? Сара, принеси каталог…

Когда до Моники дошло, КАКАЯ часть тела фигурирует на всех страницах этого каталога, она едва не сверзилась с кушетки. Жози и глазом не повел.

– …Бывают тяжелые случаи, когда даме приходится брить ноги через день. Некоторым дамам – даже и каждый день.

– Перестаньте издеваться! Бреются мужчины.

– О, я смотрю, детка, тебе предстоит еще очень многое узнать об окружающем мире.

– Это что же, я должна поверить, что женщина берет мужскую электробритву и…

– Нет, электробритва здесь не подходит. Женщина берет обычный станок. Знаешь, сейчас начали выпускать специальные, дамские, с несколькими лезвиями. Ох, это неважно, тебе я этого не советую, душечка.

– Да я и не собиралась… А почему не советуете?

– Потому что у тебя и так почти все хорошо. А от бритья волосы только сильнее растут. Так вот. Во-вторых, метод горячей депиляции наиболее приемлем, ибо почти безболезненно и очень быстро избавляет от этой маленькой кудрявой неприятности. Горячий воск расширяет поры, так что, сама понимаешь…

– Насколько же он все же горяч…

– На первый раз? Сильно. Обман чувств. На самом деле терпимо. Начнем с задней поверхности.

Монику резко перевернули на живот и велели расслабиться. От ужаса она даже честно попыталась сделать это, но в этот момент…

Такое ощущение, что ноги окатили кипятком! Моника заорала и рванулась было со стола, но крепкая Сара привычным движением перехватила нервную пациентку.

– Ничего страшного, это от неожиданности. Температура воска всего градусов пятьдесят.

Оглушенная этим сообщением, Моника покорно прилегла обратно. На ошпаренные места прилепили полоски материи, после чего включили приятный прохладный фен. Несчастная мисс Слай почти расслабилась, во всяком случае поняла, что ожог явно не сильный, потому что уже не болит, и тут…

И тут отвратительная девица с бодрым возгласом «Ну, секундное дело!» рванула полоски ткани с ног своей жертвы.

Слезы градом брызнули из глаз Моники, она взвыла и снова рванула со стола, однако на этот раз ее перехватил сам Жози.

– Уже все, деточка, перестаньте орать и прислушайтесь к ощущениям. Больно только одну секундочку, не больше.

– Секундочку? Да с меня кожу заживо содрали!

– Я ж говорю, обман чувств. Зато теперь ножки будут гладкие и нежные, как у ребенка…

– Я больше не дамся! Я ухожу!

– Нет уж. Я же отвечаю за качество работы! Что будет, если моя клиентка явится в свет с одной гладкой ногой? Позор макароннику Сантуццо, скажут эти богатеи. Кстати, а почему я тебя раньше не видел, сестренка? Судя по карточке, ты непростая штучка.

В этот момент Моника случайно взглянула в глаза Жози и похолодела. Никакой он не гей, молнией пронеслось в голове. Мужик он самый настоящий, да еще и неглупый.

В этот момент мускулистая Сара вновь клятвенно заверила, что теперь-то уж точно больно не будет – и рванула.

Все познается в сравнении. Моника позволила себе только громкий вопль, но со стола уже не спрыгивала. И очень зря, потому что злые девушки и демон Жози, усыпив ее бдительность, перешли к области бикини.

Этот процесс подозрительно напоминал изнасилование – или то, что Моника Слай понимала под этим словом. Надо отдать Жози должное, он ей в трусы не лез, ушел за ширму и вещал оттуда.

– …заметь, все продумано. Ошарашили – усыпили бдительность – и вот позади и самое страшное.

– Я вас ненавижу…

– Ты скажешь мне спасибо.

– Я вас ненавижу. Я куплю винтовку и убью вас. Как только получу возможность передвигаться. Господи, да что ж со мной творится! Зачем я согласилась…

– Так, закончили стонать! Мэй Ли, пиши: педикюр.

– Мне не нужен педикюр.

– Педикюр нужен всем.

– Я не крашу ногти на ногах. И на руках тоже.

– Ц-ц-ц, неправильное время! Не красиЛА.

– Я не хочу!

– Вперед! Педикюр – это не только красить ногти. Слушай, кого ты убила и ограбила? Ты же явно из тундры, где медведи…

– Я попросила бы, мистер Сантуццо…

– Шутка, шутка это! Вперед! Нет, без штанов не надо. В рабочее время я, конечно, гей, но инстинкты не перешибешь, а у тебя такая по…

– Мистер Сантуццо!!!

– …ходка! Ты очень интересно ходишь. Когда я был маленьким, мне закапали в глаза атропин. Вот я тогда так же ходил. За мной.

И Жози помчался по коридорам, заполненным самыми загадочными личностями. Моника еле поспевала за ним, на ходу дивясь, как быстро они с визажистом перешли на «ты», и, кстати, она его совершенно не стеснялась! Конечно, вопрос внезапности, но…

Жози не обращал на здешние ужасы никакого внимания, небрежно здоровался, расспрашивал о семье, хотя лица тех, с кем он разговаривал, были закрыты марлевыми повязками, свободными оставались только глаза и рот. Лица же других покрывал толстый слой самой настоящей грязи. Некоторые приветствовали Жози прямо из кабинетов, ибо лежали на кушетках, обмотанные полиэтиленовой пленкой и опять же обмазанные какой-то дрянью. С точки зрения Моники, отличить их друг от друга было совершенно невозможно, но Жози, кажется, ни разу не ошибся.

На той же бешеной скорости они влетели в большой светлый кабинет, где ворковали, журчали, хихикали и трещали около десятка молодых и пожилых женщин в белых купальных халатах. Ноги и руки их покоились на специальных подставках и столиках, а молоденькие симпатичные девушки непринужденно подрезали и красили чужие ногти, ковырялись в чужих ногах пинцетами, терли чужие пятки пемзой – и при этом так же жизнерадостно журчали, ворковали и хихикали.

Моника была переодета в халат, усажена в свободное кресло, и сама Мэй Ли, отложив блокнот, принялась колдовать над руками и ногами Моники. Впрочем, эта процедура, надо отдать ей должное, оказалась весьма приятной, так что девушка даже чуточку расслабилась.

Оказалось, рано, потому что потом наступил черед обертываний и СПА-процедур.

Моника уже почти смело шагнула в очередную дверь – и замерла.

Огромный зал, раздробившийся в сияющих зеркалах. Кресла. Цветы. Запах клубники и ландышей. Девушки в белых платьицах, все как одна похожие на фей.

Жози довольно бесцеремонно подтолкнул ее в спину.

– Не робей. Можешь пока выбирать любую из них.

Моника ошеломленно показала на проходившую мимо девушку-китаянку. Жози одобрительно кивнул.

– Хороший выбор. Чанта Слим с Таиланда. Профессиональных массажистов из них готовят с трех лет. Итак, Чани, начни с парной, потом Душ Восьмидесяти Лепестков, потом массаж, потом растительный пилинг, аромапилинг, дерматоаэрация, массаж на камнях, сауна, массаж волос, мгновенное восстановление, общий массаж, контрастный бассейн, кислородный коктейль и релаксация на крыше. Потом гидроколонотерапия, и в шесть она должна прибыть ко мне в кресло. Целую всех. Работать, девочки!

В течение следующих нескольких часов Моника Слай убедилась в том, что красавица – это не просто дар природы, это тяжелейший повседневный труд. Быть красавицей трудно, страшно, неприлично, опасно, утомительно, жарко, невыносимо, интересно, иногда неплохо, изредка просто обалденно… И как у хрупких – в большинстве своем – девушек хватает на все это сил и времени?

Чанта хлопнула в ладоши – и Монику раздели догола. Потом затолкали в сауну, потом разложили на столе и ходили по ней ногами. Потом окунали по очереди то в холодную, то в горячую воду, потом опять ходили по ней ногами, потом обмазали вонючей черно-зеленой грязью и обмотали полиэтиленом, потом смыли грязь при помощи сухих стеблей травы и обмазали душистым маслом, потом снова засунули в парную, где поверх масла натерли ее медом и солью, потом отмыли от всего этого в контрастном душе, быстро и ловко завернули в простыню, пропитанную еще каким-то душистым составом, и выгнали на крышу здания, где усадили в кресло, немедленно принявшее форму ее тела, и велели ни о чем не думать. Это далось легче всего, потому что после всего пережитого в голове было пусто и звонко. Моника как-то странно ощущала свое тело, то ли плывя в невесомости, то ли засыпая на ходу.

Мэй Ли неслышно возникла рядом с Моникой, села у ее ног. Она принесла с собой маленькую жаровню, на которой лежали серые продолговатые камешки. Прежде, чем Моника поняла, что к чему, китаянка ловко вставила эти камешки ей между пальцев ног и стала массировать ее ступни. Ощущения были волнующие и неожиданно приятные, хотя камни были весьма горячи.

Еще через несколько минут перед Моникой оказался маленький столик, уставленный тарелками, тарелочками, мисочками и блюдечками. Некоторые были накрыты крышками, и от них поднимался пар. Вкус большинства блюд Моника назвала бы специфическим, но в животе урчать перестало, а потом и дремота навалилась, но тут Мэй Ли и Чанта разбудили ее и препроводили обратно в салон, в совсем специальный кабинет, а там с Моникой делали такое, о чем она не расскажет никогда и никому, хоть бы и под пыткой. Достаточно сказать, что даже от растительного обеда не осталось ни малейшего воспоминания, а одним из главных предметов интерьера кабинета являлся унитаз…

В конце концов измученную и в то же время отдохнувшую Монику вернули на нижний этаж, церемонно ей поклонились и исчезли. Наступало Время Великого Жози. Здесь, в парикмахерском салоне девушку снова ждал сюрприз. Зеркала висели только при входе, перед креслами их не было.

– Это чтобы клиентка не мешала мастеру творить спокойно. Леди, а вам уже говорили, что вы прелестны?

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒