|
|||
Сергей Лукьяненко 4 страница- Чего? - Котя вызвал лифт. - Какие проститутки? Нет, я не против... - Фантасты в чудеса верят еще меньше, чем проститутки в любовь. Это я так подумал, когда пришли к Мельникову. Вот только проститутки - они в любовь верят. Тихонечко, никому не говоря, но верят. Мечтают, что есть что-то, кроме потных толстых мужиков, которым требуется секс за деньги. Мечтают и боятся в это поверить. Так и Мельников твой... ему на самом-то деле хочется, чтобы все это было - чудеса, инопланетяне, параллельные миры. Чтобы это было не только оберткой для конфеты, а самой конфетой... разноцветным монпансье в коробочке. Но он боится поверить! Ему куда проще себя убедить, что я - аферист или псих. Тяпнет водочки под котлеты, почешет в затылке и пойдет писать про коварных пришельцев. - Ну загнул! - с восхищением сказал Котя. Побарабанил пальцами по кнопке лифта. - Про проституток - это здорово! - Вставь в рассказ, - предложил я. - Пошли пешком, не работает лифт. - Да как же не работает, трос движется! Я махнул рукой и стал спускаться. - С двенадцатого этажа пехом? - возмутился вслед Котя. - Ну-ну, посмотрим, кто быстрее! Я дошел только до седьмого, когда вверх прошел лифт. Потом - второй. Я ускорил шаг, но где-то на четвертом спускающийся лифт меня обогнал. Все-таки целесообразно быть ленивым... Перепрыгивая через ступеньки, я выскочил в подьезд. Котя уже открывал дверь подьезда. - Подожди! - крикнул я. - Ты куда разбежался? Котя застыл в дверях и покосился на читающего газету вахтера. Я сделал еще несколько шагов - и остановился. Котя смотрел на меня пустым, чужим взглядом.
- Котя? - спросил я. Котя откашлялся и спросил: -Да? - Ты что, меня не узнаешь? - Э... - промямлил Котя. Снова посмотрел на вахтера. Тот подозрительно спросил: - Какие-то проблемы, молодые люди? - Нет, никаких проблем, - протискиваясь мимо Коти на улицу, ответил я. - Все в порядке! - Вы откуда идете? - крикнул вахтер вслед. Я не ответил. Стоял и ждал, пока Котя неуверенно выйдет из подьезда. Не то чтобы он запаниковал, но явно насторожился. - Котя? - повторил я. - Костя? - Не припомню, - искренне ответил Котя, слегка расслабляясь. - Вы... знакомый Мельникова? - Ну да, - сказал я. - Знакомый. Неужели не помнишь? Котя помотал головой. Спросил: - Что-то случилось? - Ты... вы от Мельникова идете? - выдавил я. Котя кивнул. - Он дома?
- Да, конечно. - Котя потоптался на месте. -Так вы к Мельникову? Извините, лицо знакомое, но никак не припомню... - Все в порядке, - сказал я. - Это внешность у меня такая, не запоминающаяся. - Ну, я пошел... - Котя сделал шаг, покосился на меня, что-то собрался сказать, но мотнул головой и отвернулся. Я достал сигареты, закурил. Дым был сладок и горек одновременно. За стеклянным окошечком в двери мелькнуло лицо вахтера - бравый дедок был настороже. Не вызвал бы ментов... Снова запустив руку в карман, я достал паспорт. Открыл. Хрупкие страницы рассыпались в руках, фотография со щелчком отскочила и упала на асфальт. Я поднял ее - на сером квадратике уже нельзя было различить лица. Было холодно. Все-таки уже осень. А зиму обещали холодную... - Значит, так... - пробормотал я. То ли угрожая кому-то, то ли пытаясь выстроить план. - Значит, так? Значит, так! Первое - чудес не бывает. Второе - исключения возможны, но только для злых чудес. А если настало время злых чудес, то бесполезно оставаться добрым.
5. Окна в моей квартире не светились. Вряд ли девица Наталья Иванова ложилась спать в восемь часов вечера. Я поднялся на свой шестой этаж, позвонил в дверь. Гавкнул и настороженно затих Кешью. Я постоял несколько минут, потом пожал плечами и вошел в лифт. Если кто-то за мной следил через глазок, то этот кто-то сейчас зашаркает своей старческой походкой обратно к телевизору, отметив в памяти, что к соседке приходил кавалер. В том, что стерва Галина Романовна меня уже начисто забыла, я не сомневался. Интересно, как вообще эти бабки, не отрывающиеся от бесконечных «мыльных опер» и утепляющие двери дерматином на синтепоне, ухитряются слышать звонок в соседские двери? А еще имеют обыкновение шастать по поликлиникам и жаловаться врачам на плохой слух! В лифте я нажал кнопку девятого этажа. Ждать Наталью на площадке рядом с мусоропроводом бы по опасно, обязательно кто-нибудь выйдет с ведром или покурить. А вот девятый этаж меня вполне устраивал - в одной квартире жил старенький дедушка, никуда самостоятельно не выходивший, две другие снимали многочисленные семейства восточных гастарбайтеров, которые никогда в милицию не позвонят. Раньше меня раздражали эти тихие восточные люди, то ли таджики, то ли узбеки, жившие по десять человек в квартире. Нет, ничего личного, они старались проскочить к себе незаметно, по углам, будто тараканы на свету. Обычный бытовой шовинизм. Теперь я был рад тихим соседям с последнего этажа. Сидел у мусоропровода, курил, глядел в окно вниз, на подступы к подьезду. Темнело, но лампа над подъездом была яркая, Наталью я успею увидеть загодя. Несколько таджиков поднялись вверх и юркнули в свои квартиры, сделав вид, что не видят меня. Я потихоньку добивал пачку сигарет. Пошел дождь - мелкий, тихий, я такие даже люблю осенью. Они как напоминание, что лето кончилось. И почти сразу же внизу мелькнул цветастый кружок зонта. Может быть, я видел его вчера в своей квартире, среди прочих чужих вещей. А может быть, и не видел. Но я сразу почувствовал - это Наталья. Живот свело холодом, ноги будто отнялись. Я с трудом заставил себя дойти до лифта и нажать вызов. Где-то внизу хлопнула дверь, но лифт уже подьехал к девятому этажу. Я вошел, но нажимать кнопку первого не стал. За меня это сделала Наталья - и лифт послушно пошел вниз. Трудно становиться бандитом, четверть века прожив вполне честно и порядочно. И очень не хочется в тюрьму за бандитизм. Из внутреннего кармана куртки я достал нож, купленный два часа назад в ларьке у метро. Дешевая китайская подделка под какую-то знаменитую марку. Плевать. Мне важен был его устрашающий вид - узкое длинное лезвие с хищными зазубринами и кровостоком. Если бы в ларьке продавались убедительно выглядящие муляжи пистолетов - я купил бы муляж пистолета. В тюрьму не хотелось ужасно. Дверь лифта с шипением открылась, и некрасивая девушка Наталья шагнула в лифт. Даже не шагнула - качнулась, занося ногу, но тут же увидела меня, глаза ее округлились, она попыталась отпрянуть. Схватив девушку за плечо, я втолкнул ее в лифт. Прижал нож к горлу - движение оказалось таким естественным, будто я всю жизнь подрабатывал маньяком-насильником, промышляющим по лифтам. - Я буду кричать, - сказала Наталья, косясь на нож. - Почему же не кричишь? - спросил я. Сложенный зонт упирался мне в ногу, Наталья его упорно не выпускала. В другой руке у нее был пакет с какими-то продуктами. - Отпустите, я вас не знаю! - громко сказала девушка. - Отпустите меня! Я нажал кнопку шестого этажа. - Врешь. Ты меня помнишь. А это значит... Ее глаза забегали по моему лицу. Она облизнула губы. Осторожно покачала головой: - Вы с ума сошли. Вас посадят. Знаете, как в зоне с насильниками поступают? - Наталья, вы слишком спокойны, - сказал я. И только сказав, понял - попал в точку. Она слишком спокойна для женщины, на которую с ножом напал... да не важно кто - маньяк или облапошенный накануне лох. - Вы не убийца. Вы меня не тронете. - Проверим? - спросил я. - Вы лишили меня всего. Квартиры, работы, документов. Мне терять нечего! - Жизнь, - коротко ответила она. - Это не так уж и важно. - Я перехватил нож поудобнее, так, чтобы острие покалывало шею в районе артерии. - Только пикни - я ударю. Лифт остановился. Открылись двери. - Рекомендую вести себя так, словно мы старые хорошие друзья, - сказал я, обнимая Наталью за плечи. - Спокойно откроешь дверь, и мы войдем в квартиру. Договорились? Если я все рассчитал правильно и если Наталья не станет дергаться и кричать, то нож через соседский глазок не увидишь. Идут в обнимку парень и девушка, не терпится добраться до постели, чего тут необычного? Именно такую картину и желает увидеть старая климактеричная стерва-соседка. Наталья дергаться не стала. Щелкнули замки, мы вошли в квартиру. Ногой захлопнув за собой дверь, я зашарил по стене, нащупывая выключатель. Прямоугольник кухонного окна сочился умирающими сумерками. В комнате тревожно тявкнул Кешью. Было холодно - неужели до сих пор не топят... - Выключатель ниже, - презрительно сказала Наталья. - На уровне опущенной руки. - Ну да, ну да, как же я мог забыть, - пробормотал я. Вспыхнул свет. Я заглянул в комнату -собака лежит на диване, больше никого. - Что дальше? - спросила Наталья. Она слегка наклонила голову, подальше от лезвия ножа. - Сразу убьешь или вначале помучаешь? Кешью соскочил с дивана. Выметнулся в коридор, завилял было хвостом - и замер где-то на грани между бегством и лаем. - Ты слишком спокойна, - повторил я как заклинание. Это было единственное, что я мог предьявить в качестве улики, стоя в этой чужой, незнакомой квартире. - Наталья, я ничего не смогу доказать. Но я уверен, что ты в этом замешана с головой. Девушка фыркнула. - Так и будем стоять? - На кухню, - велел я. Мы прошли на кухню, я задернул шторы. Кешью следовал за нами - все такой же настороженный, но пока тихий. - Садись! - Я толкнул Наталью на табуретку. Достал из кармана скотч. - Боевиков насмотрелся, - презрительно сказала Наталья. Она не сопротивлялась, даже сама протянула руки - и я скрутил их скотчем. Потом прикрутил ее к табуретке. Тишина была мертвящая, страшная - даже на улице ни гула проезжающей машины, ни пьяных гуляк, ни хлопающих дверей подьезда. - Успокоился? - холодно спросила Наталья, когда я отложил рулончик скотча и сел на другую табуретку. - Ну обьясняй теперь, чего хочешь? Квартиру на тебя переписать? Трудновато будет... Я ее не слушал. Я внимательно изучал кухню. Восемь квадратных метров, да комната -двадцать, да еще десять на ванну, туалет, коридор... невелики хоромы. Если затратить очень много сил и средств, то все можно замаскировать до неузнаваемости даже за восемь часов. Замаскировать - но не переделать. Чудес не бывает. И мне надо найти следы моей квартиры в этом чужом жилье. Что первое? Кафель. Я ковырнул ножом кафельную плитку. Все в порядке, кафель, а не наклеенная поверх цветная пленка. Поддел затирку между плитками - тоже ничего не понять. Сухая. Может быть, старая. Может быть, быст-росохнущая. Наталья засмеялась. - Рот заклеить? - спросил я. - Могу. - Ты ковыряй, ковыряй, - добродушно сказала девушка. - Потом заставлю ремонт сделать. Обои. У самого пола, в незаметном месте, я надрезал кусочек обоев и оторвал. Под ними была стена. Следов прежних обоев не наблюдалось. Содрали? Могли, конечно... - Дурак ты, - сказала Наталья. Я сел на пол, крест-накрест вспорол линолеум - грубо, посередине кухни. Подошел Кешью, обнюхал дыру в полу - старого линолеума там не было. Зарычал на меня и отступил. Ну сам посуди - если документы действительно каким-то волшебством поменялись, если все друзья тебя забыли, то что ты собираешься здесь найти? - Наталья хихикнула. - Следы ремонта? Я протянул руку к Кешью - пес увернулся. Ответил: - И сам не знаю. Но про друзей я тебе ничего не говорил. Наталья замолчала. Я посмотрел ей в глаза, покачал головой: - Это ты зря сказала. Теперь я на сто процентов уверен, что ты в этом замешана. Только не знаю как. - Что дальше? - Голос у нее оставался совершенно спокойным. - Пытать будешь? Убьешь? Ты не в тайге, родной. Ты теперь для всех -спятивший маньяк. Без документов, без прошлого. Ворвался в чужую квартиру, убил хозяйку. Смертную казнь у нас отменили или как? - Вроде как отменили. - Пятнадцать лет в зоне - тоже не сахар. Ну? - Наталья победно улыбнулась. - Развяжи-ка меня, Кирилл. Сядем как люди, чаек поставим, поговорим по душам. Больше всего на свете мне хотелось залепить ей пощечину. И не надо говорить, что бить женщин нехорошо! Таких - нужно! Вот только бесполезно. Наталья в истерику не впадет, в коварных планах не сознается. Можно плюнуть - даже в физиономию. И уйти - пусть сама освобождается, перегрызает скотч и хихикает в свое удовольствие. А можно попробовать поговорить. Я встал и подошел к Наталье. Она с улыбкой вытянула руки - я поднес к ним нож, чтобы разрезать скотч. - Лопух, - с улыбкой сказала Наталья. И пронзительно завопила: - Помогите! Убивают! Убива... Ничего я не успел сделать! Ни опустить руку с ножом, ни заткнуть ей рот. Продолжая кричать, Наталья приподнялась вместе с примотанной к заднице табуреткой - и рванулась вперед. Прямо на нож. Лезвие дурацкого китайского ножа вошло ей под левую грудь. Мне на руку толчком выплеснулась кровь. Девушка перестала кричать, будто подавилась собственным голосом. Вскинула голову и прошептала: - А что теперь придумаешь, Киря? Я отпрыгнул - невольно выдергивая нож из раны. Наталья, скрючившись, упала на пол. Из-под нее потекла кровь, собираясь в разрезанном линолеуме. Кешью зарычал, прижался к полу и стал подползать к ней. Никогда в жизни мне не было так страшно. Я всегда считал, что всякие там «ослабевшие руки», «подкосившиеся ноги», «холодный пот» - это выдумки романистов. Когда мне доводилось попадать в передряги, то я, наоборот, заводился и становился деятельным. Отец по этому поводу одобрительно говорил «адреналиновая реакция на стресс». Сейчас я не падал только потому, что привалился к дверному косяку. Ноги дрожали, я весь был мокрый от пота. Нож я держал в вытянутой руке, и пальцы сжались так, что не расцепить. Хотя - зачем мне его выбрасывать? На радость милиции? Проще всего зарезаться вслед за Натальей. Пусть следователи строят версии о несчастной любви. И одним кинжалом он убил обоих... В дверь позвонили. Надо же... - Эй, соседка! - донесся до меня голос Петра Алексеевича. - Эй, у тебя все в порядке? Наташа? Когда Наталья упала, у меня на секунду мелькнула надежда, что вместе с ее смертью развеется и морок. Меня вспомнят друзья, соседи, сослуживцы... Нет, не сработало. Я все тот же человек без прошлого - да еще с ножом в руках и трупом у ног. И ни одна сволочь не поверит, что Наталья сама наделась на нож. В дверь постучали. Кешью завыл, лежа у тела Натальи. Пронзительно, истошно - никогда не думал, что он способен выть, даже оплакивая хозяйку... Да какую, к чертовой матери, хозяйку! Аферистку-самоубийцу! Кешью взвыл особенно жалостливо. Я даже дернулся к нему, чтобы взять на руки, успокоить (все собаководы советуют этого не делать - но вы когда-нибудь слышали щенячий плач?). Но Кешью сразу же оскалился на меня. Собака мне не верит. И никто не поверит. Меня посадят. А не надо было приходить в чужой дом с ножом! - Милицию уже вызвали! - донесся из-за двери визгливый голос соседки. - Щас приедут, разберутся! Была в этом голосе такая жажда крови - не обязательно моей, чьей угодно, лишь бы случилась эта кровь, нашлось о чем сплетничать с подругами по телефону, что я взглянул на нож. А не выйти ли, не зарезать ли старую стерву? Сделать напоследок доброе дело для человечества. Тварь ли я дрожащая? Наверное, тварь. Не зарежу. И Наталью бы не тронул, права она была. Долго ли наша милиция едет на вызовы? А какая разница... Через окно я не удеру, шестой этаж. У дверей караулит Петр Алексеевич, мужик при всем его пьянстве и грубости правильный. Влепит в рожу - тут я и лягу... - Попал я, Кешью, - сказал я. - И даже ты меня предал! Кешью рычал. С его точки зрения он никого не предавал, напротив - как мог защищал хозяйку. Огибая по дуге собаку, я прошел в комнату. Выглянул в окно. Раз уж мир сошел с ума, почему бы у моего окна не возникнуть пожарной лестнице? Не было никакой лестницы. Зато во двор неторопливо въезжала милицейская машина. Сирена была отключена, но мигалка помаргивала синим. Вот и все. Милиция всегда опаздывает к месту настоящих преступлений, зато в моем случае... В дверь стали звонить непрерывно. Почему-то вспомнилось, как в раннем глупом детстве баловался с друзьями - бегали по подъезду и звонили в чужие звери. Высшим достижением было звонить очень долго, но все-таки успеть убежать до того, как откроется дверь... Потом мы нарвались на мужика вроде Петра Алексеевича, который по квартире ходил очень тихо, по лестнице бегал очень быстро, а пройтись ремнем по жопе малолетнего сорванца считал правильной воспитательной методикой... Я пошел к двери. Зацепился чем-то за стену, недоуменно глянул на зажатый в кулаке нож. Бросил его на пол. Какой смысл стирать отпечатки пальцев при таком количестве улик? Звонок надрывался, и самым важным казалось прекратить этот звон. Как во сне я повернул головку замка и открыл дверь. На меня уставились Петр Алексеевич и Галина Романовна. Похоже, они уже и не ожидали, что дверь откроется. Наверное, я мог бы сейчас рвануться, проскочить мимо них и броситься вниз... прямо в руки милиции. Петр Алексеевич все еще держал палец на кнопке звонка. А-а-а! - протяжно взвыла соседка, уставившись на мои руки. - Кровь, кровь! Убил! И - вот чего не ожидал - закатила глаза и грохнулась в обморок. Зато Петр Алексеевич отреагировал так, как я и ожидал. Навстречу моему лицу вылетел здоровенный кулак, мир завертелся, и я кулем осел рядом с соседкой. Почему-то даже уложив меня на пол, сосед продолжал звонить. Или это звенело в ушах? Я потряс головой, пытаясь прийти в себя. Перед глазами почему-то оказалось две пары грубых шнурованных ботинок, все остальное плыло и было не в фокусе. Донесся сквозь звон чей-то суровый голос: Прекратите звонить! И нечего своевольничать, рукоприкладством заниматься... Через меня перешагнули, заглянули в квартиру. И тот же голос, чуть изменившись, добавил: - Для этого в стране милиция есть. Ботинки вернулись - и один из них со всего маху ударил меня под ребра. С каким-то неожиданным облегчением я закрыл глаза и провалился в беспамятство. В маленькой зарешеченной клетке милицейского УАЗа воняло хлоркой. Едкая вонь навевала унылые мысли о казенном доме, муниципальных больницах и прочих местах, где требуется перебить запах нечистот и уменьшить число микробов. Я пришел в себя лежа на железном полу, скорчившись в три погибели. Руки были скованы за спиной. К моему удивлению, машина стояла. Мне очень смутно вспомнилось, как меня протащили по лестнице, надели наручники и зашвырнули в «клетку». Видимо, собирались везти в отделение. Или куда там везут задержанных с поличным убивцев... Но машина по-прежнему стояла - я почему-то был в этом уверен - возле моего дома. Моего бывшего дома. Изгибаясь всем телом, я встал. Заглянул в зарешеченное окошечко двери. Стекла за решеткой не было. Воздух свободы был свежим и чистым после дождя. Поблескивали в свете фонарей мелкие лужи. Да, все верно. «Уазик» стоял у подъезда. Рядом появилась еще милицейская «волга». Собирают улики? А меня на время оставили в покое? Что-то было в этом неправильное. Либо вези в участок, либо допрашивай над свежим трупом, к чему полумеры... Из подъезда вышли двое. Один, похоже, обычный пэпээсник, возможно, тот самый, что бил меня ногами. А другой в штатском. Следователь, поднятый с постели? - ...бытовуха, - донеслось до меня. - Торговка с рынка, привела хахаля... - Разберемся, - мрачно сказал человек в штатском. - Ладно, сержант, спасибо за службу. Можете ехать... Да! Кто там у вас сидит? Он мотнул головой в сторону уазика. - Там? - Милиционер вроде бы задумался. -Пьянь какая-то. - Где задержали? - У метро, - как-то не очень убедительно сказал мент. - Давно уже. Да нет, не ваш клиент. Человек в штатском вернулся в подьезд. А пэпээсник подошел к «уазику». Я присел на пол. Сердце зачастило. Неужели... Да нет, не может быть! Где-то рядом щелкнула зажигалка, потянуло сигаретным дымком. Потом хлопнула дверь машины и кто-то сказал: - Ну что там, старшой? Я прикемарил малость... - Нож нашли, отпечатки сняли... Собачонку сосед к себе взял... Курить будешь? - Давай. Снова щелкнула зажигалка. Дымок стал гуще. Я не выдержал и попросил: - Мужики, дайте сигарету... Некоторое время никакой реакции на мои слова не было. Потом сержант спросил: - Слушай, а где мы его подобрали? Все из головы вылетело... - У метро вроде, - подумав, сообщил водитель. - Или во дворах на детской площадке? - Вроде как воспитывать его пришлось, - продолжил сержант. - Черт, с этой работой... Дверь с грохотом открылась. Два милиционера неприязненно, но без особой ненависти уставились на меня. - Мужики, дайте закурить, - попросил я. - Проспался? - спросил сержант. Я униженно закивал. - Кури. Мне в зубы всунули мятую «мальборину». Поднесли огоньку. Я жадно затянулся и, пьянея от никотина и собственной наглости, спросил: - Долго ездить-то будем? Меня скоро и в вытрезвитель не примут. Водитель заржал: - А что, так рвешься? - Совсем не рвусь, - признался я. - Жена убьет. И так скандал будет, ревнивая она у меня, а если в вытрезвитель залечу... - Повернись, - велел сержант, затаптывая окурок. Я с готовностью повернулся. Получу дубинкой по башке или... С меня сняли наручники. - Иди домой, гуляка, - беззлобно сказал сержант. - Девку тут зарезали... не до тебя сейчас. Кому-то горе, а кому-то удача. Я выпрыгнул из машины. Стал растирать затекшие руки. Заметил пятно крови на рукаве - и спрятал ладони в карманы. Сказал: - Спасибо большое. Чтоб я еще так нажирался... - Ну-ну, - скептически произнес сержант. Все-таки в его взгляде оставалась недоверчивость. Его что-то смущало... едва-едва, но смущало. - Где мы тебя подобрали-то, помнишь? - У метро, во дворах, - с готовностью ответил я. И начал переминаться с ноги на ногу, как человек, мечтающий отлить. Особо притворяться не требовалось. - Доберешься сам? - Мы же в Медведково? - Я начал озираться. - Ну да, конечно! Спасибо! - Ты там не нагадил? - вдруг встрепенулся водитель. Бдительно осмотрел клетку и подобрел. - Ладно, вали к своей ревнивой... Милиционеры смотрели мне вслед, пока я уходил. Вполне равнодушно смотрели. Не было им больше смысла возиться с подобранным у метро пьяным, везти его, уже пришедшего в себя, в вытрезвитель... Это что же получается? Я уже совсем никто? Я могу убить - и через час... часы остались? Остались и даже не разбились. Через два часа задержавшие меня менты уже не помнят, где и когда меня задержали... Ноги сами вынесли меня в подворотню. Я подошел к углу, расстегнул ширинку. Что уж теперь, после всего случившегося... Я стал идеальным преступником. Могу воровать, грабить, убивать. Меня не запомнят никакие свидетели. Если не убьют при задержании -то отпустят. Ребра, кстати, болели. Переломов, наверное, нет, а вот ушибы или трещины - запросто. Но в карманах остались деньги и ключи от родительской квартиры, на руке - часы, на поясе -мобильный. Все в порядке. Полпервого ночи. Еще успею доехать к родителям на метро. Вымыться, чего-нибудь сьесть и подумать, что делать дальше. Преступником я быть не хочу. Даже идеальным. Но что я могу сделать? Наталья мертва - и у меня не осталось ни одной ниточки к прошлому. Только ключи от родительской квартиры. Я вертел их в руках, выходя из подворотни на улицу. И когда металлический ключ переломился у меня в пальцах, ничуть не удивился. Этого следовало ожидать.
6. Супермаркеты придуманы для многодетных семей. Круглосуточные супермаркеты - для мизантропов. Нормальный человек не отправится среди ночи за покупками в огромный мультиплекс. Бутылку водки для продолжения пьянки проще купить в магазинчике у метро. Набирать полную тележку продуктов во втором часу ночи - удел людей, мечтающих жить на необитаемом острове. Я стоял у молочных витрин, изучая бесконечные ряды йогуртов. Есть не хотелось, а нести продукты было попросту некуда. Но мне требовалось оказаться среди цивилизации - в ее самом вульгарном, товарном воплощении. Жратва, выпивка, бытовая электроника, дешевые тряпки. Негромкая музыка из невидимых громкоговорителей. Редкие покупатели, беззвучно бродящие по залу. Вот молодой человек набивает тележку пакетами с молоком и картонными упаковками яиц. Кто ятп? Сумасшедший едок пмпетгт? Менеджер ресторана «Млеко-яйки»? Изобретатель новой чудо-диеты? А кто этот просто одетый мужчина, сосредоточенно изучающий журналы по элитной недвижимости? Эксцентричный миллионер, присматривающий особняк на Рублевке? Нищий архитектор, не желающий отставать от новых тенденций в дизайне? Мазохист, которому хочется увидать, как живут сильные мира сего? Ну, с парочкой, что прихватила в зале две бутылки шампанского и коробку конфет, а на кассе -пачку презервативов, все понятно. Вот только еще одна сопутствующая покупка, рулон туалетной бумаги, выглядит в корзине смешно и неуместно. Первым делом я взял зарядник для телефона - будто у меня имелась для него розетка. Положил в свою тележку фляжку дешевого дагестанского коньяка. Подумал и добавил плитку шоколада и бутылку минералки. Можно всю ночь провести в торговом зале, охрана скорее всего на меня внимания не обратит. У маленького кафетерия в супермаркете есть туалет, я его уже посетил и долго отмывал с рук следы крови. Но смысл здесь оставаться? Проще сесть на лавочку перед супермаркетом и дать бой всем проблемам традиционным русским способом... Идти мне некуда. Звонить некому. Даже
|
|||
|