Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ИЗДАТЕЛЬСТВО РАЗУМ ДЖИДДУ КРИШНАМУРТИ Основная серия 2 страница



12 июля

Прошлая ночь была тяжёлой, с криками и стона­ми. Голова болела. Хотя спал немного, дважды просыпался, — и каждый раз было ощущение расширяющейся интенсивности и напряжённого внутреннего внимания, и мозг опустошил себя от всякого чувства и всякой мысли.

Разрушение; полное опустошение мозга; реак­ция и память должны увянуть без всякого уси­лия; увядание подразумевает время, но именно время прекращается, а не память заканчивается.

Это вневременное расширение, которое про­исходило, и качество и степень интенсивности полностью отличны от страсти и чувства. Имен­но эта интенсивность, совершенно не связанная с каким-либо желанием, хотением или пережива­нием, как воспоминания, прорывалась через мозг. Мозг был лишь инструментом, а эта вневремен­ная, расширяющаяся, взрывная интенсивность творения — ум. Творение же есть разрушение.

В самолёте это продолжалось (Полёт в Женеву, откуда он поехал в дом своих друзей в Гштааде).

13 июля

Думаю, покой этого места, зелёных склонов гор, красота деревьев и чистота — это и другие вещи  сделали давление и напряжение гораздо сильнее;

голова болела весь день; становится хуже, когда остаюсь один. Похоже, так продолжалось всю про­шлую ночь, несколько раз просыпался с криками и стонами; даже во время отдыха во второй поло­вине дня было больно до крика. Тело здесь пол­ностью расслаблено и отдыхает. Прошлой ночью, после долгой и приятной поездки по гористой местности, когда входил в комнату, присутство­вало это удивительное, проникнутое святостью блаженство. Другой (друг, у которого он останавливался в Гштааде) тоже это почувствовал. Дру­гой также ощутил этот покой, эту проникновен­ную атмосферу. Было ощущение великой красоты и любви и завершённой полноты.

Сила и власть извлекаются из аскетизма, из деятельности, из положения, из добродетели, из господства и тому подобного. Все эти формы силы и власти есть зло. Всё это разлагает и развращает. Использование денег, таланта, ума для достиже­ния власти, извлечения силы из употребления

этих вещей есть зло.

Но существует сила, никак не связанная с те­ми силой и властью, которые есть зло. Эту силу, могущество, не купишь жертвой, добродетелью, добрыми делами и верой, не купишь их и покло­нением, молитвами, самоотвержениями и само­разрушительными медитациями. Всякое усилие стать или быть должно полностью и естествен­но прекратиться. Только тогда возможны та сила, то могущество, которые не есть зло.

 14 июля

Весь процесс продолжался целый день — давле­ние, напряжение и боль в задней части головы;

просыпался с криком несколько раз, и даже днём были и непроизвольные стоны и вскрикивания. Прошлой ночью это священное чувство напол­нило комнату, и другой его тоже ощущал.

Как легко обманывать себя почти во всём, осо­бенно относительно более глубоких и более тон­ких потребностей и желаний. Быть полностью свободным от всех таких стремлений и желаний трудно. Но всё-таки крайне важно быть свободным от них, иначе мозг порождает всевозможные формы иллюзии. Стремление к повторению пе­реживания, пусть даже приятного, прекрасного и плодотворного, есть почва, на которой взраста­ет скорбь. Страсть скорби так же ограничивает, как и страсть власти. Мозг должен перестать хо­дить своими собственными путями, он должен быть полностью пассивным.

15 июля

Весь процесс прошлой ночью был тяжёлым; ос­тался довольно усталым и невыспавшимся.

Проснулся среди ночи с ощущением безгра­ничной и безмерной силы. Это была не та сила, которую дают воля или желание, а сила, которая есть в реке, в горе, в дереве. Она есть и в челове­ке, когда воля и желание во всякой форме пол­ностью прекратились. Она не имеет какой-либо цены, она не приносит прибыли человеческому существу, но без неё нет человеческого сущест­ва или дерева.

Действие человека — выбор и воля, в таком действии — противоречие и конфликт и потому скорбь. Всякое такое действие имеет причину, мотив, и потому оно есть реакция. Действие же этой силы не имеет ни причины, ни мотива и потому являет собой неизмеримое и сущность.

16 июля

Весь процесс продолжался большую часть ночи; он был довольно интенсивным. Как много может выдержать тел о! Всё тело трепетало, и проснулся сегодня утром с трясущейся головой.

Этим утром здесь было то особенное священ­ное, заполнившее комнату. Оно обладает огром­ной проникающей силой, входя в каждую части­цу вашего существа, наполняя, очищая, делая всё причастным себе. И другой это чувствовал тоже. Это то, чего жаждут все человеческие существа, но поскольку они гоняются за ним, оно от них ускользает. Монах, священник, саньяси терзают свои тела и свои души, жаждая его, но оно от них ускользает. Ибо оно не может быть куплено; ни жертвоприношение, ни добродетель, ни молитва не могут принести эту любовь. Эта любовь, эта жизнь невозможны, если средством становится смерть. Все искания, все вопрошения и мольбы должны полностью прекратиться.

Истина не может быть точной. То, что можно измерить, — не истина. То, что не живёт, можно измерить и узнать его высоту.

 17 июля

Мы поднимались по тропинке крутого, порос­шего лесом склона горы, потом сели на скамью. Внезапно, в высшей степени неожиданно, это свя­щенное благословение снизошло на нас; другой тоже его чувствовал, хотя мы ничего не говорили. Как оно уже несколько раз наполняло комнату, так на этот раз оно, казалось, покрыло горный склон во всю ширину, распространяясь на доли­ну и по ту сторону гор. Оно было повсюду. Всё пространство, казалось, исчезло; всё, что было вдали, — широкое ущелье, отдалённые снежные вершины и человек, сидящий на скамье, — всё это исчезло. Не было одного, двух или множе­ства, а только эта безмерность. Мозг утратил все свои реакции, он был только инструментом на­блюдения, он был видением — не мозгом, при­надлежащим определённому человеку, а мозгом, не обусловленным временем - пространством, — сущностью любого мозга.

Это была спокойная ночь, и весь процесс был не так интенсивен. При пробуждении утром было переживание, которое, может быть, длилось ми­нуту, час или было вне времени. Переживание, наполненное временем, перестаёт быть пережи­ванием; то, что имеет длительность, перестаёт быть переживанием. При пробуждении, в самых глубинах, в неизмеримых глубинах целостного ума пылало интенсивное, живое, яростно жгучее пламя внимания, осознания, творчества. Слово — не вещь; символ — не реальность. Огни, горящие

 на поверхности жизни, уходят, угасают, оставляя скорбь, пепел и воспоминания. Эти огни назы­вают жизнью, но это не жизнь. Это разложение. Огонь творчества, созидания, которое есть разру­шение, это и есть жизнь. В ней нет ни начала, ни конца, ни завтра, ни вчера. Она есть, и никакая поверхностная активность никогда не откроет её. Мозг должен умереть, чтобы этой жизни быть.

18 июля

Процесс был очень острым, не давал спать; даже утром и после полудня вскрикивал и стонал. Боль была довольно сильной.

Проснулся сегодня утром с изрядной болью, но в то же время была вспышка видения, кото­рое было откровением. Наши глаза и мозг реги­стрируют внешние вещи, деревья, горы, стреми­тельно мчащиеся потоки, накапливают знание, технику и так далее. С теми же самыми глазами и с мозгом, наученным наблюдать и выбирать, осуждать и оправдывать, мы обращаемся внутрь, смотрим внутрь, опознаём объекты и выстраи­ваем идеи, которые формируют рассудок. Этот внутренний взгляд, проникает не очень-то дале­ко, поскольку он всё ещё находится в пределах своего собственного наблюдения и разума. Этот внутренний взгляд — всё ещё внешний взгляд, и потому между ними нет большой разницы. То, что, возможно, кажется различным, может быть и сходным.

Но есть внутреннее наблюдение, не являюще­еся внешним наблюдением, обращённым внутрь.

 Мозг и глаза, которые наблюдают лишь выбороч­но, не вмещают целостного видения. Они долж­ны быть живыми полностью, но спокойными;

они должны прекратить выбирать и судить и стать пассивно осознающими. Тогда внутреннее ви­дение не ограничено временем-пространством. В этой вспышке рождается новое восприятие.

19 июля

Было довольно плохо всю вторую половину вче­рашнего дня и казалось, что стало ещё больнее. К вечеру пришло то священное и заполнило ком­нату, и другой его тоже чувствовал. Всю ночь было вполне спокойно, хотя давление и напряжение оставались, как солнце за облаками; рано утром процесс снова начался.

Казалось, что просыпаюсь только для того, чтобы зарегистрировать определённое пережива­ние; это происходило достаточно часто в тече­ние прошлого года. Проснулся сегодня утром с живым ощущением радости; она была, когда я проснулся, она не была чем-то в прошлом. Она существовала в настоящем. Он приходил, этот экстаз, "извне", он не был возбуждён изнутри; он пробивался через систему, протекая по всему организму с огромной энергией и полнотой. Мозг не принимал в нём участия, только регистриро­вал его, не как воспоминание, а как факт в нас­тоящем, который имеет место. Казалось, за этим экстазом стояла безмерная сила и жизненность; он был не настроением, чувством или эмоцией, а столь же явным и реальным, как этот поток, размывающий горный склон, или эта одинокая сосна на зелёном склоне горы. Все чувства и эмо­ции связаны с мозгом, но как любовь не связа­на с ним, так был не связан с ним и этот экстаз. Лишь с величайшим трудом мозг мог воскресить его в памяти.

Сегодня, рано утром, было благословение, которое, казалось, покрыло землю и заполнило комнату. С ним приходит всеобъемлющее спо­койствие, тишина, которая, кажется, содержит в себе всё движение.

20 июля

Процесс был особенно интенсивным вчера пос­ле второй половине дня. Ожидая в автомобиле, почти не замечал, что происходит вокруг. Интен­сивность возросла и стала почти невыносимой, такой, что пришлось лечь. К счастью, в комнате кто-то был.

Комната наполнилась этим благословением. То, что последовало, передать словами почти не­возможно; слова так мертвы, имеют определён­ный, установленный смысл, а то, что происхо­дило, было за пределами всех слов и описаний. Это благословение было центром всего творения;

оно явилось очищающей серьёзностью, которая освободила мозг от всякой мысли и чувства; его серьёзность была как молния, которая разрушает и сжигает; глубина его была безмерна, оно было неподвижным, непостижимым, было твердыней, лёгкой, как небо. Оно было в глазах, в дыхании. Оно было в глазах — и глаза эти могли видеть.

 

 Глаза, которые видели, которые смотрели, были совершенно отличны от глаз как органа зрения, и всё же это были те же самые глаза. Было толь­ко видение, глаза, которые видели за пределами времени - пространства. Присутствовало несокру­шимое достоинство и мир как сущность всякого движения, действия. Никакая добродетель не ка­салась его, так как оно было за пределами всех добродетелей и всего, что одобряется человеком. В нём была любовь, которая была вполне смер­тной, и поэтому оно обладало хрупкостью всех новых вещей, уязвимых, разрушимых, и всё же оно было за пределами всего этого. Оно было несокрушимым, безымянным, непознаваемым. Никакая мысль не могла проникнуть в него, и никакое действие не могло коснуться его. Оно было "чистым", нетронутым — и потому всегда умирающе прекрасным.

Всё это, похоже, воздействовало на мозг; он уже был не таким, как прежде. (Мысль — такая ничтожная вещь, необходимая, но ничтожная.) По этой причине соотношения, кажется, измени­лись. Как ужасная буря, разрушительное земле­трясение даёт новое русло рекам, изменяет ланд­шафт, вгрызаясь глубоко в землю, так и оно сгла­дило контуры мысли, изменило форму сердца.

21 июля

Весь процесс идёт как обычно, несмотря на про­студу и лихорадочное состояние. Он стал более острым и более упорным. Удивительно, как долго может выдерживать тело.

 Вчера, когда мы гуляли по прекрасной узкой долине, по её крутым склонам, затенённым сос­нами, по зелёным полям, полным диких цветов, внезапно, в высшей степени неожиданно, так как говорили мы о другом, благословение снизошло на нас, подобно нежному дождю. Мы оказались центром его. Оно было мягким, настоятельным, бесконечно нежным и мирным, обволакивая нас силой, которая не знала промахов и была недо­ступна рассудку.

Сегодня, рано утром, при пробуждении, — изменчивая и неизменная, очищающая серьёз­ность с экстазом, у которого нет причины. Она просто была здесь. И в течение дня, что бы ни делал, она присутствовала на заднем плане и не­медленно, сразу же выходила вперёд в минуты покоя. В ней настоятельность и красота.

Никакое воображение или желание никогда не смогли бы ясно выразить или сформировать такую глубочайшую серьёзность.

22 июля

Пока ждал в тёмной, душной приёмной доктора, то благословение, которое нельзя сконструиро­вать никаким желанием, пришло и наполнило маленькую комнату. Оно было там, пока мы не ушли. Нельзя сказать, ощутил ли это доктор.

Почему происходит деградация? Как внеш­няя, так и внутренняя. Почему? Время несёт раз­рушение всем механическим конструкциям; оно изнашивает работой и болезнью организм лю­бого вида. Но почему должна быть деградация внутренняя, психологическая? Помимо всех объ­яснений, которые может дать умелый мозг, по­чему мы выбираем худшее, а не лучшее, почему ненависть скорее, чем любовь, почему жадность, а не щедрость, почему эгоцентрическую деятель­ность, а не открытое, целостное действие? Зачем быть низменным, когда есть парящие вершины и сверкающие потоки? Почему ревность, а не любовь? Почему? Видение факта ведёт к одному, мнения и объяснения — к другому. Видение того факта, что мы идём к упадку, деградируем, важ­нее всего, а не то, почему и отчего это происхо­дит. Объяснение имеет весьма небольшое значе­ние перед лицом факта, но то, что человек удов­летворяется объяснениями, словами, — один из главных факторов деградации. Почему война, а не мир? Факт таков — мы склонны к насилию; конфликт внутри и снаружи — часть нашей по­вседневной жизни, жизни честолюбивых устрем­лений и успеха. Видение этого факта, а не хитро­умное объяснение и острое слово кладёт конец деградации. Выбор, одна из главнейших причин упадка, должен полностью прекратиться, чтобы деградации пришёл конец. Желание осуществле­ния, и удовлетворение и скорбь, живущие в его тени, — это тоже один из факторов деградации.

Сегодня утром проснулся рано, чтобы пере­жить это благословение. Был "вынужден" сесть, чтобы быть в этой ясности и красоте. Позднее утром, сидя на придорожной скамье под дере­вом, ощутил его безмерность. Оно даёт укрытие, защиту, подобно дереву над головой, чьи листья

 укрывают от горячего горного солнца и всё же пропускают свет. Всё окружение и все отноше­ния — это такая защита, в которой есть свобода, и поскольку есть свобода, есть и защита.

23 июля

Проснулся рано утром с огромным ощущением силы, красоты и нетленности. Это было не чем-то уже случившимся — переживанием, которое прошло и которое, проснувшись, вспоминаешь как сон, а чем-то действительно происходящим. Осознавал что-то совершенно неразрушимое, в котором невозможно существование чего-то, что могло бы испортиться, деградировать. Оно было слишком огромно, чтобы мозг мог охватить его, запомнить; он мог только механически отметить, что есть такое "состояние" нетленности. Пережи­вание такого состояния необычайно важно; оно было здесь — безграничное, неприкосновенное, непостижимое.

В его нерушимости была красота. Не та красо­та, что увядает, не что-то созданное рукой чело­века, не зло с его красотой. Ощущалось, что в его присутствии существует всё самое существенное, и потому оно было священным. Это была жизнь, в которой ничто не могло погибнуть. Смерть не­тленна, но человек делает из неё то же разложе­ние, каким для него является жизнь.

Со всем этим было ощущение мощи, силы, столь же прочной, как та гора, которую ничто не может поколебать, которую не могут тронуть ни жертвоприношение, ни молитва, ни добродетель.

 Оно было здесь, огромное, и никакая волна мысли не могла его исказить, как искажает не­что припоминаемое. Оно было здесь, и глаза, и дыхание принадлежали ему.

Время, ленность, приносит порчу. На какой-то период этому пришлось уйти. Рассвет только что наступил, и роса была на автомобиле снару­жи и на траве. Солнце ещё не взошло, но острый снежный пик был отчётливо виден в серо-голубом небе; было очаровательное утро, без единого облачка. Но это не могло продолжаться, это было слишком прекрасно.

Почему всё это происходит с нами? Никакое объяснение не будет достаточно хорошим, хотя их можно изобрести дюжину. Но определённые вещи достаточно ясны: 1. Нужно быть полностью "безразличным" к приходу и к уходу этого. 2. Не должно быть желания продлить переживание или сохранить его в памяти. 3. Нужна определённая физическая чувствительность, некоторое равно­душие к комфорту. 4. Нужен самокритичный, юмористический подход. Но даже если всё это у человека есть, случайно, а не от сознательного культивирования и смирения, даже тогда этого недостаточно. Что-то совсем другое необходимо, или ничего не нужно. Это должно прийти, вам же этого никогда не найти что бы вы ни делали. Вы можете добавить к списку любовь, но это — за пределами любви. Одно определённо — мозг никогда не сможет этого постичь или вместить в себя. Блажен, кому это дано. И ещё вы можете добавить спокойный, безмолвный мозг.

 24 июля

Процесс был не столь интенсивным, поскольку тело несколько дней было не в порядке, но хотя он и слаб, время от времени его интенсивность можно было почувствовать. Просто удивитель­но, как этот процесс может приспосабливаться к обстоятельствам.

Когда вчера проезжали по узкой долине вдоль горного потока, шумно прокладывающего себе путь около мокрой дороги, присутствовало это благословение. Оно было очень сильным, и всё купалось в нём. Шум потока был частью его, и высокий водопад, который становился этим по­током, был в нём. Оно было похоже на пролива­ющийся лёгкий дождь, и наступила полная уяз­вимость; тело, казалось, стало лёгким, как лист, открытый любому воздействию и трепещущий. Это продолжалось всю долгую прохладную до­рогу, и беседа сделалась односложной; красота этого казалась невероятной. Оно оставалось весь вечер, и хотя звучал смех, устойчивая, непости­жимая серьёзность сохранялась.

При пробуждении сегодня утром, рано, ког­да солнце было ещё за горизонтом, экстаз этой серьёзности был здесь. Он наполнил и сердце и мозг, и было ощущение непоколебимости.

Смотреть важно. Мы смотрим на ближайшее и безотлагательное и, исходя из непосредствен­ных потребностей, в будущее, окрашенное прошлым. Наше видение очень ограниченно, наши глаза привыкли к тому, что близко. Наш взгляд

 также связан временем - пространством, как и наш мозг. Мы никогда не смотрим, мы никогда не видим за пределами этих ограничений; мы не умеем смотреть сквозь и за пределы этих фраг­ментарных границ. Но глаза должны видеть за их пределами, проникая глубоко и широко, не выбирая, не прячась; они должны странствовать за пределами установленных человеком границ идей и ценностей и ощущать то, что за предела­ми любви.

Тогда есть благословение, которого никакой бог не может дать.

25 июля

Несмотря на встречу (первая из девяти бесед в Саанене -— селения вблизи Гштаада), процесс идёт, довольно мягко, но идёт.

Проснулся сегодня утром достаточно рано с ощущением ума, который проник в неизведан­ные глубины. Это выглядело так, как будто ум уходил в себя, вглубь и вширь, и путешествие, казалось, происходило без движения. И было это переживание безмерности в изобилии и богат­стве, которое было неподвластно искажению.

Удивительно, что хотя каждое переживание, состояние совершенно иное, это всё-таки одно и то же движение; хотя и кажется, что оно меня­ется, оно всё же неизменно.

 26 июля

Вчера всю вторую половину дня процесс продол­жался и было достаточно тяжело. Гуляя в глубо­кой тени горы, рядом с журчащим потоком, при интенсивном процессе, чувствовал себя совершенно уязвимым, обнажённым и очень откры­тым; едва замечал, что существую. И красота по­крытой снегом горы, заключённой в чаше двух тёмных поросших соснами склонов покатых хол­мов, трогала необычайно.

Ранним утром, когда солнце ещё не встало и на траве была роса и когда ещё спокойно лежал в постели без какой-либо мысли или движения, появилось видение, не поверхностное видение глазами, а видение через глаза из задней части головы. Глаза и задняя часть головы были толь­ко инструментом, через который неизмеримое прошлое смотрело в неизмеримое пространство, не имеющее времени. И позднее, всё ещё в пос­тели, было видение, в котором, казалось, содер­жалась вся жизнь.

Как легко обманывать самого себя, выдумы­вать желательные состояния, которые при этом действительно переживаются, особенно когда в них есть удовольствие. Ни иллюзии, ни обмана нет, когда нет желания, сознательного или бес­сознательного, к переживанию какого бы то ни было рода, когда человек полностью безразли­чен к приходу и уходу всех переживаний, когда он ничего не ищет.

 27 июля

Это была чудесная поездка через две разные до­лины вверх к перевалу; вездесущие горные утёсы фантастических форм и изгибов, их одиночество и величие, и в отдалении зелёная, покатая гора производили впечатление на мозг, всё ещё без­молвный. Пока ехали, странная интенсивность и красота множества этих дней становилась всё более и более ощутимой. И другой это тоже чув­ствовал.

Проснулся очень ранним утром; то, что явля­ется благословением, и то, что является силой, были здесь; мозг осознавал их, как он осознаёт аромат, но это не было ощущением или эмоци­ей; они просто были здесь. Делайте что угодно, они всегда будут здесь; и с этим ничего нельзя было сделать.

Этим утром состоялась беседа; во время этой беседы мозг, который реагирует, думает, констру­ирует, отсутствовал. Мозг не работал, за исклю­чением, вероятно, памяти в отношении слов.

28 июля

Вчера мы гуляли по излюбленной дороге вдоль шумного потока в узкой долине с тёмными сос­нами, цветочными полями, массивной снежной горой и водопадом вдали. Было чудесно, спокой­но и прохладно. Здесь, на прогулке, пришло это священное благословение, которое можно было почти потрогать; глубоко внутри шли движения перемены. Это был вечер очарования и красоты

 не от мира сего. Здесь было неизмеримое, и здесь было безмолвие.

Сегодня утром проснулся рано и отметил, что процесс был интенсивен, и через заднюю часть головы устремлялась вперёд, как стрела, и с тем характерным звуком, с каким стрела рассекает воздух, некая сила, движение, которое пришло ниоткуда и уходило в никуда. И было ощущение огромной устойчивости и "достоинства", к ко­торому нельзя даже приблизиться. И строгость, которую никакая мысль не могла сформулиро­вать, и вместе со строгостью чистота бесконеч­ной мягкости. Всё это только слова, и поэтому они никак не могут выразить реальное; символ не есть реальное, и символ не имеет ценности.

Всё утро процесс продолжался, и чаша, кото­рая не имеет ни высоты, ни глубины, казалось, наполнилась до краёв.

29 июля

Встречался с людьми; после их ухода чувствовал себя как бы подвешенным между двумя мирами. И вскоре мир процесса и той неугасимой интен­сивности вернулся. Откуда такое разделение? Те, с кем проходила встреча, серьёзными не были; в лучшем случае они считали себя серьёзными, но были серьёзны лишь поверхностным образом. Не мог отдать себя полностью, отсюда опять это чувство некоторого неудобства, но всё равно это было странное переживание.

Мы разговаривали, и внимание привлёк небольшой участок ручейка между деревьями. Это был обычный вид, какая-то будничная мелочь, но при этом что-то происходило, причём не ка­кие-то внешние события, а присутствовало само ясное восприятие. Вот что абсолютно необходи­мо для его полной силы, его полного развития:

1) Полная простота, которая приходит со смире­нием, не простота в вещах или имуществе, но в самом качестве бытия. 2) Страсть, обладающая той интенсивностью, которая не является про­сто физической. 3) Красота; восприимчивость не только к внешней реальности, но чуткость к той красоте, которая за пределами и выше мысли и чувства. 4) Любовь; полнота её; не та любовь, что знает ревность, привязанность, зависимость, не та, что разделена на чувственную и божествен­ную. Вся её безмерность. 5) Ум, который может прослеживать, может проникать без мотива, без цели в свои собственные неизмеримые глубины; ум, у которого нет барьеров, который свободен странствовать без времени - пространства.

Внезапно осознал всё это и всё с этим свя­занное; всего лишь простой вид потока между увядающими ветвями и листьями, в унылый и дождливый день.

Когда мы говорили, без всякой причины — поскольку то, о чём говорили, было не слишком серьёзным, — из каких-то недосягаемых глубин вдруг почувствовал это безграничное пламя мо­гущества, разрушительного в своём творчестве. Это была мощь, существовавшая до появления всего на свете; она была неприступна — к ней нельзя было приблизиться из-за самой её силы.

 Ничто не существует, кроме этого единственного. Безмерность и благоговение.

Часть этого переживания, должно быть, "про­должалась" во сне, потому что при пробуждении утром оно было здесь, и интенсивность процесса прервала сон. Никакие мысли и слова не в силах описать то, что происходит, удивительную стран­ность и любовь, красоту этого. Никакое вообра­жение никогда не смогло бы создать всё это, это также и не иллюзия; сила и чистота его не для фантазирующего ума и мозга. Оно за пределами и выше всех способностей человека.

30 июля

День был облачный, с тяжёлыми тёмными обла­ками; с утра прошёл дождь, стало холодно. После прогулки мы разговаривали, но больше смотрели на красоту земли, домов и тёмных деревьев.

Внезапно произошла вспышка той непости­жимой мощи и силы, которая физически потря­сала. Тело замерло в неподвижности, и пришлось закрыть глаза, чтобы не потерять сознание. Это было нечто совершенно сокрушительное, и всё существовавшее казалось несуществующим. Непо­движность этой силы и разрушительная энергия, пришедшая с ней, выжгли ограничения зрения и слуха. Это было нечто неописуемо великое, чьи глубина и высота непознаваемы.

Сегодня рано утром, когда рассвет только что занялся, в небе не было ни облачка и показались покрытые снегом горы, проснулся с этим ощу­щением непостижимой силы в глазах и в горле;

 казалось, что это осязаемое состояние — нечто такое, чего никак не могло не быть здесь. Почти час оно было здесь, и мозг оставался пустым. Оно не было тем, что можно уловить мыслью и сохра­нить в памяти, чтобы вспоминать. Оно было здесь, и вся мысль была мертва. Мысль функциональ­на и полезна только в своей области; и об этом мысль думать не могла, ибо мысль есть время, а это было за пределами всякого времени и меры. Мысль, желание не могли стремиться к продол­жению или повторению этого, поскольку мысль, желание полностью отсутствовали. Тогда что же вспоминает, чтобы всё это записать? Это просто механическая регистрация, но эта регистрация, слово, не является самой реальностью.

Процесс идёт, идёт более мягко, возможно, из-за бесед, и к тому же есть предел, за которым тело будет разрушаться. Но он идёт, постоянный и настойчивый.

31 июля

Во время прогулки по той тропинке, прохладной и приятной, что следует течению стремительно бегущего потока, при множестве людей вокруг, было это благословение, нежное, как листва, и в нём была танцующая радость. Но за ним и в нём была и та безмерная прочная сила и мощь, что непостижима. Чувствовалась за ним безмер­ная глубина, нечто бездонное. Оно было здесь, на каждом шагу, с настойчивой безотлагатель­ностью и, тем не менее, с бесконечным "безраз­личием". Как огромная высокая дамба, которая сдерживает воды реки, образуя обширное озеро на много миль, — таким было это безмерное. Но каждый момент происходило разрушение; не то разрушение, которое приносит новые изме­нения, изменение никогда не бывает новым, — а полное разрушение того, что было, чтобы этого уже никогда не могло быть. В этом разрушении не было насилия; насилие присутствует в изме­нении, в революции, в подчинении, в дисцип­лине, в контроле и господстве, но здесь всякое насилие, в любой форме и под любым именем, полностью прекратилось. Это разрушение есть то, что является творением.

Но творение — это не мир. Мир и конфликт принадлежат сфере перемен и времени, внешне­му и внутреннему движению существования, но это было не причастие времени или какому-то движению в пространстве. То было разрушение чистое и абсолютное, и только в нём может быть "новое".

При пробуждении сегодня утром эта сущность была здесь; должно быть, она была всю ночь, а при пробуждении, казалось, заполнила всю голо­ву и тело. И процесс идёт мягко. Нужно быть в одиночестве и спокойствии, и тогда это есть.

Когда записываю, это благословение здесь, как лёгкий ветерок среди листьев.

1 августа

Был прекрасный день, и при поездке по краси­вой долине было то, что невозможно отвергнуть;

оно было здесь, как воздух, небо и эти горы.

 Проснулся рано, с криком, так как процесс был интенсивен, но в течение дня, несмотря на беседу (четвертая беседа в Саанене), он шёл мягко.

2 августа

Утром проснулся рано; ещё не умывшись, был вынужден сесть. Обычно какое-то время сижу в постели, прежде чем встать; сегодня всё вышло за рамки обычного образа действий, и это было настоятельной и императивной необходимостью. Когда сел, очень быстро пришло это безгранич­ное благословение, и вскоре ощутил, что вся эта мощь, вся эта непроницаемая, строгая сила была внутри, вокруг, в голове; а в самой середине всей этой безбрежности — полная тишина. Это была тишина, вообразить и сформулировать которую не сможет никакой ум; никакое насилие не мо­жет создать эту тишину; у неё не было причины, она не была результатом; это было спокойствие в самом центре гигантского урагана. Это было покоем всякого движения, сущностью всякого действия; это было взрывом творения, и только в такой тишине творение может иметь место.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.