|
|||
Без мужа я уже никто» — Луиза Атабаева о событиях, произошедших весной 2002 года в селе Мескер-Юрт и разбивших её жизнь.«Без мужа я уже никто» — Луиза Атабаева о событиях, произошедших весной 2002 года в селе Мескер-Юрт и разбивших её жизнь. Невысокая, темноволосая, с грустными черными глазами. Вышла замуж год назад. Прожить с любимым человеком успела всего несколько месяцев. А потом пришла весна. Цветущий май 2002 года. - У нас в селе зачистка была,- сидя под черными виноградными лозами в палисаднике, тихо рассказывает Луиза. Пришли и к нам. Постучались для приличия, а потом в дом ворвались. Парней наших- моего Сулеймана и брата его Сулумбека, вывели задвор, где уже БТР дожидался. Их туда затолкали и уехали. Я кричала, плакала, все наши женщины выбежали и вслед за БТРом бежали. Без толку. Потом посчитали, что 11 наших мужчин забрали. Все молодые, лет по 20–30. У многих уже жёны, даже дети есть. Мы сразу поняли, что нужно ждать беды. А об этом… Мы чуть позже узнали. У нас на окраине села яма большая вырыта. Так вот всех наших мужчин согнали в эту яму. Как, зачем? Ненавидят они нас, поэтому и делают то, что понять умом невозможно. Ну вот, согнали всех. Яма глубокая. Стали перекличку устраивать, документы проверять. Потом объявили, что все наши мужчины- ваххабиты. «А что мы с ваххабитами делаем?»- вот так спросил военный, который там был. Всех жителей потом отогнали от этой ямы, так, чтобы не было видно, что там происходит. Мой Сулейман так и остался в той яме стоять по пояс голый. И другие парни тоже там стояли. А потом мы увидели дым. И крики. Она замолкает, сжимает пальцы и отворачивает голову, чтобы мы не видели её слез. Они горели заживо. Их облили то ли соляркой, то ли керосином, и они горели. Крики стояли так долго, что казалось все сейчас сойдут с ума. И мы женщины кричали. Так громко, чтобы они слышали, что мы с ними. Вытирает слезы. А они всё бегут по ее юному лицу. Нас потом к этой яме пустили. Они уже успели всё землей закидать. И мы потом рылись в ней искали, от кого что осталось. Кто-то нашёл кусочек синего свитера. Кто-то косточку. Кто-то пальцы с ногтями. Это всё, что осталось от наших мужчин. Мне сейчас девятнадцать, я только замуж вышла и тут же овдовела. К себе домой не хочу возвращаться, меня уже проводили замуж, я теперь должна с мужем жить своей семьёй. А раз мужа нет с его родителями. У нас не принято бегать туда-сюда. Проводили замуж всё, иди. Вот так и живу в чужом доме. Помогаю по хозяйству, всё по дому делаю. Меня пока никто не гонит, хоть я и не успела даже внука мужниным родителям подарить. Если бы успела, мне было бы легче. И жить знала бы ради чего, и они бы меня точно не прогнали бы. Не спрашивайте меня, что будет дальше. Я не знаю. Я живу, как мёртвая. Всё сгорело со мной в тот день, когда Сулейман горел. Как Аллах даст, так и буду жить. Луиза встает и идёт в дом. На лавочке возле дома сидит её тесть старенький сухой Магомед. Он костлявый, как сушёная рыбешка.Говорит об убитых сыновьях. Кулачок с тростью дрожит. -Проклинаю себя, что не отдал сыновей Масхадову. А ведь приходили же, звали, оружие давали. Почему не отдал? Я думал: зачем воевать, война, может, скоро кончится. У нас надежда была… Я себя теперь ненавижу за то, что не отпустил ребят в горы воевать. Если им суждено было умереть, они умерли бы как мужчины. Защищаясь. Воюя. А их зажарили, как баранов. Вон у меня еще сыновья растут, я их в горы отдам. Пусть Аслан (Масхадов. — Авт.) забирает их! Там они в надежном месте. Всё, что от меня надо, я теперь сделаю. Кого Аслан попросит из наших, отдам — Аллах свидетель! Пусть приходит, забирает. У меня уже ни на что нет надежды.
|
|||
|