Война без конца, война которую всё таки закончили.

Война без конца, война которую всё таки закончили.

Рассказ про чеченских женщин-шахидок был бы наверное неполным

если бы мы не рассказали о том, как приходили эти женщины к своему последнему дню. Этот рассказ также будет неполным если мы не раскажем ещё раз о всех ужасах той, да и любой войны. Ведь почти все женщины, о которых мы рассказали, мертвы. Но на их место могли прийти другие. Все их адреса были на учёты у чеченских боевиков. Их было немало. Всем им жизнь покалечила, исковеркала война. И Слава богу, что её всё таки закончили. К сожалению война проявляет нетолько хорошее, но и самые нехорошие качества в человеке. Преступления совершались с обеих сторон. Мы надеемся, что все преступления не останутся безнаказанными.

Сегодня мы расскажем ещё о нескольких судьбах чеченских женщин.

«Я захотела умереть, увидев сыновей такими» —Яха Угурчиева.

Скажу честно: Яха — не ангел из поднебесья. Во время войны она торговала в Грозном оружием. Через неё можно было нелегально купить автомат, гранату и ту же взрывчатку. Яха осталась одна, без мужа, и ей надо было как-то кормить шестерых сыновей. Её дети пошли по её же стопам. Оборванные, грязные, голодные волчата — они промышляли воровством и разбоем. Жили на улице. Беда пришла откуда и ждали. Одному из её сыновей — 12-летнему Альберту — какой-то боевик заплатил 100 долларов за то, чтобы он подошёл к милицейской «шестерке» и застрелил сидящих в ней двух чеченцев-участковых. Волчонок, я же говорю: взял деньги, подошёл и выстрелил. Наповал. В упор. Этот выстрел надо считать точкой отсчета гибели Яхи, её детей и их будущего. 12 марта 2002 года пацаны Угурчиевы выходили из подъезда родного дома по ул. Дьякова, 16. Мальчишек ждали люди в черных масках. Скрутили, и младших — 14-летнего Абдула, 13-летнего Тимура и 12-летнего Альберта — посадили в машины с тонированными стёклами. Люди говорили как на русском, так и на чеченском языке. 26 марта их троих нашли в Шелковском районе Чечни: какой-то пастух видел, как мешки с трупами скинули с вертолета. В мешках были Яхины сыновья. Точнее, то, что от них осталось. Вскрытых, с пустой брюшиной и толстыми швами от паха до шеи. На это невозможно было смотреть. С ожогами, синяками, с разбитыми носами, выпотрошенные — трое мальчиков Угурчиевых. Что это? Такая жестокая месть? Это война, это Чечня.(Я сразу вспомнил Афганистан то, что не писали в прессе. То о чём было принято молчать и обходить эту тему стороной. Жестокие казни и пытки над нашими солдатами попавшими в плен. Но там была дикая страна. Дикие нравы. А здесь наш родной Кавказ. Что это?) Да я понимаю, что голодный волчонок, озлобленный на людей в форме, стрелял ПО ЧЬЕМУ-ТО заказу. Накажите. Посадите. Вы же взрослые, мать вашу так. Но кишки зачем вынимать? А печенку? А селезенку? А сердца этих троих мальчишек — они где? Что с ними сделали?

Один из братьев Угурчиевых

Почему пацаны — пустые?! Почему — зашитые мастерским хирургическим швом?! Кто учинил эту страшную провокацию? Кто подкинул этих детей обратно, зная, что все чеченцы, увидевшие ЭТО, никогда не смогут ЭТО простить и забыть? Яха Угурчиева, увидев своих сыновей ТАКИМИ, поседела. Мать разве может такое пережить?

Мы нашли позже оставшихся трех братьев Угурчиевых в лагере беженцев в Ингушетии. Прожив после гибели младших братьев на кладбище месяц, они нашли приют у… Ну естественно у людей Аслана Масхадова. Те дали им облезлую каморку и защиту от МВД и военных. Масхадовские правозащитники держали их как живое свидетельство зверств российских военнослужащих: демонстрируя журналистам следы пыток на их телах. Старший — Адам — сидел перед нами в сентябре 2002-го ни живой, ни мёртвый. Человек без будущего.

— Я не знаю, зачем живу, потому что в моей жизни нет смысла и надежды. У меня осталось только одно — месть. Я знаю, кто сдал моих братьев русским. Его зовут Абу-Бакар, он из Ленинского РОВД. Он в отместку сдал моих братьев русским. Они сразу не разобрали, кто есть кто, поэтому взяли всех троих. Братья же погодками были. Я живу только тем, чтобы найти и убить этого Абу-Бакара. Мать? Она умерла ещё в тот день, когда увидела моих братьев потрошеными. Как цыплят. Она гладила их лица и повторяла: «За что так?». У нас ничего уже нет — ни дома, ни семьи, ни матери, ни братьев. Мы живём только для того, чтобы умереть.

Второй брат

Глаза Адама вспыхивали, когда он говорил о мести, и тут же гасли.

— Где их мать? Где она — Яха?

— Она в Дагестане, — туманно ответили мне люди, давшие кров старшим мальчишкам.

— А что она там делает?

Мнутся. Юлят.

— Ну, ей надо прийти в себя после всего.

Позже мы узнали: Яха Угурчиева, женщина примерно 45–50 лет, после убийства сыновей так и не смогла оправиться от горя. Поседела. А несколько месяцев спустя начала сохнуть и желтеть. «У неё нашли онкологию», — по секрету сказали мне. После этого Яха куда-то исчезла. И вывезли её из Чечни люди из джамаата. Уехала она то ли в Баку, то ли в Дагестан. Мытут же вспомнили Айзу Газуеву, на которую, «узнав, КАК погиб её муж, словно коршуны набросились люди из джамаата». Эти люди рыскали по Чечне в поисках таких, как она. И ничего просто так не делали. И мы тогда спрашивали себя: где сейчас Яха, которой уже действительно нечего терять? К чему готовили её? И когда она могла прийти к нам — чтобы напомнить о своих сыновьях?

Третий брат

12 3 4 Следующая ⇒