Москва в пути
Москва в пути
Вагонный быт в дороге дальней, Как отмечалось до меня, Под стать квартире коммунальной, Где все жильцы — почти родня.
Родня, как есть она в природе: И та, с которой век бы жил, И та, с которой в обиходе Столкнешься утром — День постыл.
И есть всегда в случайном сборе Соседей — злостный тот сосед, Что любит в общем коридоре Торчать, как пень, и застить свет.
И тот, что спать ложиться рано, И тот бессонный здоровяк, Что из вагона-ресторана Приходит в полночь «на бровях».
И тот, что пьет всех больше чая, Притом ворчит, Что чай испит, И, ближних в храпе обличая, Сам, как зарезанный, храпит.
И тот, что радио не любит, И тот, что слушать дай да дай, И тот и всякий… Словом, люди, В какую их ни кинуть даль.
И на путях большого мира Мне дорог, мил И этот мир…
Съезжает вдруг жилец с квартиры, Вдруг сходит спутник-пассажир…
И пусть с тобой он даже спички Не разделил на этот срок, Но вот уже свои вещички Он выдвигает на порог.
Вот сел у двери отрешенно — Уже на убыль стук колес, — Вот встал и вышел из вагона, И жизни часть твоей унес…
Но это что. Иное дело, Когда, как водится в пути, Знакомство первое успело До дружбы, что ли, дорасти.
Читатель, может быть, припомнит Молодоженов-москвичей, Что в стороне держались скромно, Дорогой заняты своей,
Своей безмолвною беседой Про тот, наверно, край земли, Куда они впервые едут В составе собственной семьи.
Когда пошли уже к Уралу Холмы — заставы главных гор, — Супруги юные помалу Втянулись в общий разговор.
Должно быть, так, что с непривычки Взгрустнулось, — критик, погоди: Не версты дачной электрички, А вся Европа позади.
И, отдаваясь этой дали, Что открывались душам их, Они с отрадой обретали Опору в спутниках своих.
И постигали въявь при свете Дневном на этом рубеже, Что — да, они уже — не дети, И счет пошел иной уже…
Расспросы, толки, тары-бары… Уже, проход загородив, Вокруг и возле этой пары Вагонный сладился актив.
На всех пахнуло в самом деле Как будто временем иным, И все по-своему хотели Не сплоховать при встрече с ним;
Не оттолкнуть почтенной спесью: Мол, то ли дело в наши дни; Не затянуть унылой песни Во вкусе матушки-родни — Той, чьи советы, поученья И справки — в горле у детей: Насчет превратностей снабженья И климатических страстей.
Но все ж избыточное время В пути заставило и нас Отдать свой долг обычной теме, Что все имеют про запас.
Мол, край земли — он понятно, И в шалаше с любимым — рай. Но на Арбат попасть обратно Сложнее, чем на этот край.
Да, да. Не всем в аспирантуру, — Нет, нужно в жизнь пойти сперва, Но взять Калинин либо Тулу: И жизнь, и в трех часах Москва.
Беда, что все до меду падки, — Себе не враг никто живой: Тот строит город на Камчатке, А дачу лепит под Москвой.
Тот редкой верностью Сибири Уже повсюду знаменит, А там, в столице, на квартире Жена за сторожа сидит…
И, кстати, речь зашла о женах, Особо любящих Москву, Что хоть в каких ютятся зонах, Лишь ею грезят наяву.
Хоть где-то, где-то, чуть маяча, Томит им души до беды Москва — мечта, Москва — задача, Москва — награда за труды.
А впрочем, если виновата Она — Москва — какой виной, Так разве той, что маловато На всех про всех ее одной. И хоть бы вторе растянулась, Так не вместиться всем в одну…
Но не твое ли время, юность, Нести ее на всю страну? В леса и степи до предела Идти со связью от нее. То не твое ли нынче дело, Друг верный — молодость?..
Твое! Твое по праву и по нраву. Твое по счету голосов. Несет тебе и честь и славу Земли родимой этот зов.
Не для того тебя растили И сберегали, как могли, Чтоб ты в поре своей и силе Чурались матери-земли.
Земли нетоптаной, нерытой, Таящей зря свои дары, Необжитой, недомовитой И небом крытой До поры.
Тебе сродни тех далей ветер. Ты знаешь: очередь твоя — Самой в особом быть ответе За все передние края.
За всю громоздкую природу Что в дело нам отведена, За хлеб и свет, тепло и воду, За все, чем в мире жизнь красна…
Прошу учесть, читатель строгий, Что у стиха свои права: Пусть были сказаны в дороге Не эти именно слова И за отсутствием трибуны Шла речь обыденней вдвойне…
Но вот супруг, наш спутник юный, Вдруг поднял руку: — Дайте мне.
Он старшим был в их славной паре И, видно, парень с головой, Из тех, что в каждом семинаре Резон отстаивают свой.
— Позвольте мне, — сказал он тихо. — Мы сами вызвались сюда. Хоть знаем все, почем там лихо, Но сами… Просто — от стыда.
Да! Что же: речи, песни, письма, А как до дела — так меня Авось хоть в ту же Тулу втиснет Руководящая родня…
И нужды нет притом лукавить, Что мне Москва не хороша, И что не жаль ее оставить, И не лежала к ней душа.
Зачем выдумывать пустое, — Вдали она еще милей. Еще теплей. Но разве стоят Те блага — совести моей.
Бочком ходить, светить глазами — Была бы нам судьба тошна. Иную мы избрали сами, Я правду говорю, жена?
Мы с ним в купе сидели рядом, И та из своего угла Его влюбленным, долгим взглядом, Не отрываясь, берегла.
И не впервые вслух, должно быть, Она сказала те слова, Что про себя имели оба: — Где мы с тобой, там и Москва…
И даже чуть плечом пожала — Мол, знаешь сам: ответ готов. И все признали, что пожалуй, Не скажешь лучше этих слов.
Пусть жизнь своею жесткой меркой Изменит емкость и потом, Когда любовь пройдет проверку И обживет свой новый дом.
Но это доброе присловье — Залог и дружбы и семьи. И с ним полезен для здоровья Любой на свете край земли…
Тот край, тот мир иной — до срока Он не вступал еще в права. И от Москвы, как ни далеко, То все еще была Москва.
Москва, что дали рассекала Своей стальною калеей, Тайга ли, степи, или скалы, — Все это было за стеной,
Все за окном неслось вагонным. А тут, внутри, была она С ее уютом, протяженным До крайней шпалы полотна.
Тут из конца в конец державы. Защищена от непогод, Она тепло свое держало И свой столичный обиход.
И
убрать рекламу
если поезд передышку Себе в работе позволял. Там был хоть малый городишко — Москва образчик, хоть вокзал; Хоть водокачка — знак приметный Культуры с дедовских времен; Хоть «Пиво — воды», хоть газетный Киоск, закрытый на ремонт…
Так час за часом вдаль столица Свою разматывает нить, Пока не время с ней проститься, С ее подножки со тупить И очутиться вдруг в Сибири, В полубезвестной точке той, Что для тебя в подлунном мире — Отныне дом и адрес твой, Где жить и быть, располагаться, Топтать земли тот самый край, Брать в оборот его богатства. И вот когда, Москва, прощай!
Она помедлит так учтиво, Но тихо тронется состав, И канет в далях это диво… Ты не случайно ли отстал? Не побежишь за этим спальным Цепляться, виснуть как-нибудь? Нет? Все в порядке, все нормально? Тогда живи и счастлив будь.
И мы своим молодоженам, Когда настала их пора, На остановке всем вагоном Желали всякого добра.
Как будто мы уже имели На них особые права. Как будто мы их к этой цели И подготовили сперва.
Как будто наша в том заслуга, Что старше мы друзей своих. Как будто мы их друг для друга Нашли и поженили их…
И вот они на том вокзале, Уже в толпе других людей…
И мы глядим на них глазами Минувшей юности своей, Глазами памяти суровой И светлой — тех ушедших лет, Когда по зову жизни новой Мы брали дальний свой билет…
Все та же даль. Но годы — те ли! Мы юным сменщикам своим Сказать, быть может, не хотели, Как мы завидовали им.
Полна, красна земля родная Людьми надежных душ и рук.
Все та же, та же, да иная И даль, И жизнь, и все вокруг…
|