Послѣсловіе.

Монастырь Соловецкій — это киновія (то-есть общежитіе), собранный изъ стекшихся иноковъ въ спасительное пребываніе съ общимъ имѣніемъ и общей трапезой, болѣе же всего съ общимъ единомысліемъ, построенный внѣ мірскихъ жилищъ на одномъ изъ морскихъ острововъ, именуемомъ Соловки, отъ него же и принялъ названіе «Соловецкій». Начало жизни на островѣ положилъ преподобный отецъ Саватій въ 6928 (1420) году, при благочестивомъ князѣ Василіи Васильевичѣ [Темномъ] и много лѣтъ уединеннымъ житіемъ спасительно безмолвствовалъ. По его же преставленіи возобновилъ жительство на островѣ преподобный отецъ Зосима и киновію построилъ и братію собралъ. Предавъ къ созиданію душъ человѣческихъ чины, уставы и преданія церковныя и отеческія, оставилъ ученикамъ спасительное наслѣдіе.

И оставляю писать какъ о мѣстоположеніи киновіи и дальности отстоянія вселенной, такъ и о зданіяхъ и постройкахъ, также и о видѣ благолѣпія, украшенія и твердости монастыря, которые не только россіянамъ своими очами всегда удостовѣрены, но весьма извѣстны и исторіографамъ вселенной и географамъ, пребывающимъ на западѣ и востокѣ...

И такъ [Соловецкій монастырь] просіялъ добрыми законами и пресвѣтлымъ благочестіемъ, такъ украсился благочиніемъ и преемствомъ уставовъ, что посреди россійскихъ монастырей свѣтился, какъ луна посреди звѣздъ. Ибо ученики преподобнаго [Зосимы] такъ сохраняли благочестіе неповрежденнымъ, законы незыблемыми, преданіе не ущербленнымъ, какъ изначально приняли, какъ отъ преподобнаго отца научились, ничего не измѣняя или привнося, и такъ твердо сохраняли, что во время искушенія и кровію сіе запечатлѣли, о чемъ разскажетъ грядущее слово.

Жители же острова, то-есть ученики преподобныхъ отцевъ, весьма умножились, какъ сѣмя Авраамово, ихъ же число доходило до пятисотъ и болѣе, кромѣ бѣльцовъ [2] и испытуемыхъ, бывшихъ во множествѣ. Ибо отъ благаго корня молитвенныхъ потовъ богоносныхъ отцевъ Зосимы и Саватія выросъ благій и многоплодный садъ собранія иноковъ. Добрыя вѣтви пустили святые мужи, не только видимо украшенные цвѣтами добродѣтелей, но и обогатившіяся плодами благодати Божіей и наслѣдіемъ Царствія Небеснаго. Такими по преставленіи святыхъ были прежде всѣхъ Іоаннъ и Василій-пономарь, по смерти своей чудесно являвшіяся людямъ вмѣстѣ съ преподобными. Потомъ Іоаннъ и Логинъ, бывшіе служители киновіи, нынѣ же новоявленные яренгскіе чудотворцы. Филиппъ святой — и старательный ктиторъ киновіи и всероссійскій чудотворецъ и архіерей. Іаковъ, игуменъ и трудолюбивый строитель чудныхъ монастырскихъ стѣнъ. Преподобный Иринархъ игуменъ и дивный пустынножитель. Преподобный Діодоръ трудникъ [3] и житель Соловецкой киновіи, затѣмъ и пустынножитель, и отшельникъ чудный, построившій потомъ Юрьегорскій монастырь и въ немъ свято переселившійся отъ здѣшнихъ къ Богу. Преподобный и дивный пустынножитель Андрей, бывшій трудникъ соловецкій, который прожилъ пятьдесятъ восемь лѣтъ въ пустынномъ уединеніи и, работая Господу, сверхъестественной сподобился благодати.

Съ этими и прочіе безчисленные жители, великіе постники и безмолвные пустынники Соловецкаго острова просіяли какъ пресвѣтлыя звѣзды. О нихъ же разсказываютъ книги житій преподобныхъ отцевъ [Зосимы и Саватія], и житіе Филиппа митрополита, и житіе преподобнаго Діодора, начальника Юрьегорскаго. Въ послѣднія времена таковы выросшіе побѣги сада соловецкихъ чудотворцевъ: преподобный и духоносный Елеазаръ, чудотворецъ Анзерскій, построившій скитъ и устроившій въ немъ жительство иноковъ, который ради чистаго житія обогатился пророчествами и такъ сказалъ пребывающимъ у него въ послушаніи о Никонѣ патріархѣ и начальникѣ нововведеній: «На великое зло Россія себѣ его вырастила». Какъ разсказали достовѣрные жители Анзера, святой однажды видѣлъ Никона, служащаго литургію, и змія чернаго и великаго, обернувшагося около его шеи, и весьма ужаснулся. Съ тѣхъ поръ Елеазаръ, невзлюбивъ его, вынудилъ бѣжать.

Илья святой и первый архимандритъ, мужъ великаго воздержанія, который такое воздержаніе стяжалъ, что одинъ хлѣбъ съ водою ѣлъ, а за трапезою ѣлъ теплую воду, дабы не узнали, что не ѣстъ варенаго.

Іоаннъ юродивый, въ человѣческомъ безумствѣ обогатившійся небесною мудростію, предвидя день своей смерти, ходилъ по обители много дней, громкимъ голосомъ призывая: «Кто мнѣ будетъ спутникъ до Іеросалима?» И никто не могъ уразумѣть сказаннаго. Въ вечеръ же послѣдней ночи пришелъ къ одному изъ кожевниковъ, его же имѣлъ себѣ другомъ, говоря: «Другъ, иди со мною до Филиппова колодца, дивное дѣло тебѣ явлю». Тотъ же, отказываясь, ибо была глубокая ночь, обѣщался утромъ идти. Когда же настало утро, кожевникъ, не увидѣвъ того [Іоанна], пошелъ къ Филиппову колодцу, нашелъ его о Господѣ скончавшимся и всѣмъ это повѣдалъ. Тогда уразумѣли всѣ, что въ Небесный Іеросалимъ блаженный звалъ себѣ спутника.

Гурій, блаженный инокъ, который юродствомъ житія показался творцомъ великихъ чудесъ, который жилъ въ пекарнѣ и по извлеченіи хлѣбовъ входилъ въ хлѣбопекарную печь, въ нестерпимую жару и, затворивъ устье печи, стоялъ, какъ будто въ нѣкоей прохладѣ, принося поклоны и молитвы Богу. Онъ напередъ предсказалъ о пріѣздѣ [будущаго] патріарха Никона за мощами святаго Филиппа. Этотъ блаженный, гдѣ встрѣчалъ отца Игнатія, всегда говорилъ: «Игнатій, уйди изъ этого монастыря, ибо соберешь свой монастырь, равный Соловецкому». Это слово блаженнаго потомъ дѣломъ явилось, когда Игнатій съ двумя тысячами и семью сотнями народа въ Палеостровскомъ монастырѣ отъ нашедшихъ воиновъ скончался огнемъ за благочестіе.

Іоаннъ, называемый Похабный, который блаженнымъ похабствомъ сподобился благодати предвидѣть будущее. Онъ, пребывая въ Соловецкой киновіи, когда еще былъ глубокій миръ церковный, ходя по обители, кричалъ: «Бѣжимъ отсюда, ибо иноземцы идутъ къ обители!» И нѣкоего морехода именемъ Амосъ, пріѣхавшаго въ обитель, умолялъ взять съ собою на берегъ; когда же тотъ спрашивалъ: «Зачѣмъ?», юродивый говорилъ, что иноземцы будутъ разорять обитель. Амосъ же, взявъ блаженнаго на ладью и наединѣ вопросивъ его объ этомъ, услышалъ, что царево воинство придетъ и разоритъ обитель, и измѣнятся монастырскіе обычаи и законы. На берегъ же пріѣхавъ, жилъ юродивый въ деревняхъ приморья Калгалакши и прочихъ. Какъ-то ходилъ онъ и по обыкновенію юродствовалъ, а мужикъ пьяный изъ мѣстныхъ, дьяволомъ наученъ, накинулся на блаженнаго и, ударивъ о землю, билъ даже до полусмерти. Іоаннъ же, немного полежавъ, всталъ и, поглядѣвъ на убійцу, сказалъ ему: «Какой прибытокъ получилъ ты? Вотъ вскорѣ будешь растерзанъ псами и даже слѣда костей твоихъ не найдется». Слово блаженнаго тотчасъ становится дѣломъ. Вскорѣ пошелъ тотъ [мужикъ] въ нѣкую деревню, и напали на него псы, и всего растерзали, и даже костей его не оставили, по слову блаженнаго. И поскольку юродивый ходилъ во всѣхъ странахъ Поморья, даже и до города Архангельска, и возвѣщалъ свободнымъ голосомъ древнецерковные уставы благочестія, то былъ взятъ и свезенъ въ Холмогоры. И послѣ многихъ истязаній и различныхъ мученій и ранъ мучители, понявъ неизмѣнность нрава блаженнаго, рѣшили сжечь его. Когда вели блаженнаго на смерть, то весь народъ собрался на зрѣлищѣ и самъ воевода пріѣхалъ, держа на рукахъ младшее дитя. И когда въ срубъ спустили его [юродиваго], сталъ онъ, молясь на востокъ. Объялъ огонь срубъ и, опаливъ страдальца, палъ на землю. Тогда ребенокъ воеводы закричалъ, указывая пальцемъ: «Отче, отче, вонъ Іоаннъ на высоту пошелъ, вонъ на небо восходитъ!» Многіе изъ стоявшаго вблизи народа, слышавшіе это, прославили Бога, Возводящаго Своихъ рабовъ на вѣчную славу не бѣсъ краткими скорбями мученія.

Подвижники же и молитвенники, жившіе какъ въ уединенной пустыни острова, такъ и въ самой обители, были весьма велики не только исперва, но и передъ самымъ временемъ искушенія. Такимъ былъ тотъ братъ, который, умирая, исповѣдалъ отцу духовному, что исполнилъ келейное правило на тридцать лѣтъ впередъ. Такимъ былъ тотъ дьяконъ, совсѣмъ не заботившійся о своихъ ногахъ, опухшихъ отъ многаго стоянія [на молитвѣ]. Случилось же ему нѣкогда идти на службу, а сапогъ его провалился сквозь мостовую. Онъ вытащилъ ногу и увидѣлъ, что сапогъ полонъ крови, но, вытащивъ сапогъ и всунувъ въ него ногу, съ радостію поспѣшилъ дальше на службу, будто совсѣмъ не пострадалъ.

Многіе изъ нихъ были изрядными знатоками Святыхъ Писаній, многіе были искусны и въ толкованіяхъ. И столь многіе, что тѣмъ обителямъ было достаточно правленія своихъ настоятелей. И не только въ обители, но и на высочайшіе архіерейскіе престолы были избираемы соловецкіе отцы.

Многіе были причастны къ словесному наставленію мудрости, что обнаружилось черезъ сочиненныя ими повѣсти. Среди нихъ есть и Герасимъ Фирсовъ, мужъ довольной учености, который во время нововведеній Никона патріарха оставилъ по себѣ лучшее свидѣтельство своей мудрости, сочинивъ Слово о крестномъ знаменіи. Отъ него, какъ губка, впитывалъ воду мудрости вышеозначенный Игнатій, который утвердилъ стоять въ догматахъ Православія всѣ олонецкіе и каргопольскіе страны и насадилъ благочестивыми жителями непроходимыя, пустынныя дебри.

Таково было насажденіе преподобныхъ отцевъ, такой многоплодный садъ, такое благое древо, посаженное при водахъ Божіихъ законовъ. Поэтому и листъ его не опалъ во время великаго и бурнаго искушенія, но зрѣлые и цѣлые плоды были посланы Благому Садовнику. Какъ же были посланы? Послушайте!

Когда приспѣло время, предсказанное въ древности, тотчасъ Никонъ вошелъ въ патріаршіе дворы. Тогда сбылось пророчество вышереченнаго Елеазара, ибо Никонъ, облачившись въ патріаршія одежды и принявъ высочайшій престолъ, наполнилъ Церковь великимъ смущеніемъ и мятежомъ, людей — великими озлобленіями и бѣдами, всю Россію — великимъ шатаніемъ и колебаніемъ. Поколебавъ непоколебимыя церковныя устои, подвигнувъ недвижимые уставы благочестія, порвалъ соборные клятвы святыхъ отцевъ и что держалъ въ тайникѣ сердца, то и умыслилъ непотребно внести въ Церковь: чтобы тремя перстами креститься, чтобы пятью благословлять, чтобы крестомъ двусоставнымъ просфоры печатать, чтобы «аллилуйю» въ чтеніи псалмовъ троить, чтобы колѣнопреклоненій въ святые посты въ церкви не творить, чтобы на колѣняхъ стоя молиться въ преждеосвященной литургіи и въ вечеръ Пятидесятницы и прочія безчисленныя измѣненія чиновъ и уставовъ. Уговорилъ царя и синклитъ [4] и собралъ всѣхъ архіереевъ на соборъ, какихъ ласкою, какихъ лестію, какихъ царскимъ страхомъ склонилъ къ своему намѣренію. А непокорившихся, предавъ узамъ, темницамъ, ранамъ и заточеніямъ, лишилъ нынѣшней жизни горчайшими смертями. И повелѣлъ печатать книги съ вышеозначенными нововведеніями, и разсылать ихъ всюду, по областямъ Россійской державы и совершать по нимъ всякую службу молитвословія. Таковыя разсылались повсюду, во всѣ митрополіи, города, области, монастыри, села и деревни и раздавались во всѣхъ приходахъ каждому священнику. И никого не нашлось, выступающаго противъ, и никого, возражающаго тѣмъ новшествамъ, кромѣ Павла, славнаго епископа Коломенскаго и великоревностнаго протопопа Аввакума, и прочихъ малыхъ, возразившихъ еще въ самое время перваго собора. Ни одинъ изъ великихъ монастырей и городовъ нисколько не воспротивился царскому указу, все поколебавшему, но всѣ нехотя приняли новопечатныя книги и службу по нимъ совершали по-новому.

Дошли же царскія и патріаршія письма вмѣстѣ съ новопечатными книгами и въ Соловецкую обитель преподобныхъ отцевъ. Тѣ отцы, совѣтъ сотворивъ, совсѣмъ не хотѣли ихъ [новыя книги] принять, но хотѣли, давъ отвѣтъ, назадъ возвратить съ посланными. Упомянутый прежде Илья архимандритъ, мужъ добраго разсужденія, сказалъ къ нимъ: «Отцы и братья! Да будетъ угоденъ вамъ мой совѣтъ. Книги, посланныя отъ патріарха, примемъ, чтобы зазря гнѣвъ на себя не вызвать. Разсмотрѣвъ же ихъ несогласіе и противность Божіимъ законамъ, получимъ основательный поводъ для нашего противостоянія». И тѣ, принявъ совѣтъ архимандрита, дали знающимъ разсмотрѣть новыя книги, а службы по нимъ никакъ не совершали.

Архимандритъ же Илья отошелъ отъ вещественныхъ къ невещественнымъ. Вмѣсто него былъ поставленъ архимандритъ Варѳоломей. И поскольку слава Соловецкаго монастыря какъ въ общежительныхъ преданіяхъ, такъ и о тщательномъ храненіи уставовъ церковнаго благочестія пролетѣла во всѣ концы Россіи, то многіе иноки и міряне отовсюду стекались въ обитель. Никаноръ, архимандритъ Савина монастыря, объятый желаніемъ безмолвнаго убѣжища, будучи мужемъ духовнаго разсужденія и духовникомъ царскимъ, придя въ монастырь и бывъ радушно принятъ, жилъ тутъ потомъ съ отцами.

Слухъ же о твердости благочестія отцевъ соловецкихъ, распространяясь, дошелъ и до патріаршаго намѣстника и прочихъ архіереевъ, взявшихъ на себя послѣ Никона защиту новинъ. И они, неправедно на праведныхъ заостривъ языки, возжигаютъ гнѣвъ, воспаляютъ ярость самодержца. И царь посылаетъ указъ, чтобы взять архимандрита соловецкаго въ Москву. Отцы же соловецкіе, совѣтъ соборно сотворивъ, написали къ царю молитвенное прошеніе, въ немъ же молили самодержца разрѣшить имъ жить по отеческимъ уставамъ въ отеческомъ собраніи. Въ подтвержденіе написаннаго приводили свидѣтельства какъ старопечатныхъ и старописьменныхъ московскихъ и бѣлорусскихъ книгъ, такъ сербскихъ и острожскихъ, такъ и святыхъ россійскихъ архіереевъ соборно, и особо утверждавшихъ то [старые обряды] собственноручнымъ писаніемъ, такъ и греческихъ святыхъ учителей, это засвидѣтельствовавшихъ. Приводили въ примѣръ преподобныхъ чудотворцевъ какъ соловецкихъ, такъ и прочихъ россійскихъ, въ своихъ обителяхъ то же и подобное передавшихъ и повелѣвшихъ неизмѣнно хранить. Приводили въ примѣръ повсемѣстный благочестивый обычай Россійской Церкви, который былъ принятъ отъ грековъ при Владимірѣ [Святомъ] и до настоящаго времени непоколебимо соблюдался, что и объявляется святыми образами греческаго письма. Объ этихъ неизмѣненныхъ уставахъ, неизмѣненныхъ святыхъ обычаяхъ иноки умоляли, просили, увѣщевали самодержца, чтобы разрѣшилъ имъ неизмѣнно сохранять. И объявляли иноки предъ Богомъ, что новыхъ преданій, установленныхъ Никономъ, никогда не посмѣютъ принять, дабы не подпасть подъ отеческія проклятія: «Если и гнѣвъ царевъ сильно разожжется на насъ, мы готовы не только нужды и скорби терпѣть, но и кровопролитіемъ и положеніемъ головъ своихъ запечатлѣть уставы святыхъ отцевъ».

Съ такимъ молитвеннымъ прошеніемъ, съ такою челобитною послали къ царю соборнаго старца [5] Александра Стукалова, еще же уговорили ѣхать въ Москву и Никанора архимандрита, духовника царскаго, съ Варѳоломеемъ, соловецкимъ архимандритомъ, дабы укротить гнѣвъ царскій, воспылавшій на обитель, и выпросить позволеніе, чтобъ жители ея стояли въ древнецерковныхъ уставахъ, о которыхъ они и обѣщали ревностно заботиться.

Пріѣхавъ же въ Москву и представъ передъ самодержцемъ, архимандриты подали государю прошеніе соловецкихъ иноковъ. Онъ не прочиталъ, не принялъ его, не восхотѣлъ разрѣшить отцамъ жить по древнецерковнымъ уставамъ. Архимандритъ Никаноръ, хотя и много царя увѣщевалъ объ извращеніи древняго благочестія, однако ни въ чемъ не преуспѣлъ, но только гнѣвъ царевъ болѣе распалился. Тогда и вселенскіе патріархи прибыли въ Москву, и соборъ архіереевъ былъ собранъ. Царь представилъ Никанора патріархамъ и собору и многою ласкою, и увѣщаніями, и страхомъ заставилъ покориться ихъ волѣ; и возложили на главу ему греческій рогатый клобукъ.

Потомъ царь и патріархъ послали въ Соловецкій монастырь трехъ архимандритовъ — Варѳоломея, Іосифа и Никанора (по его просьбѣ), чтобы уговорить соловецкихъ отцевъ къ покорности патріарху и принятію новопечатныхъ книгъ. Варѳоломей долженъ былъ отдать монастырь новопоставленному архимандриту Іосифу, бывшему прежде соловецкимъ строителемъ [6] въ Москвѣ. Никаноръ же отпросился уговаривать отцевъ соловецкихъ, чтобы самимъ дѣломъ обратиться къ покаянію за отступленіе. И когда архимандриты пріѣхали въ киновію, отцы соловецкіе встрѣтили ихъ съ честью, какъ подобаетъ, но, узнавъ причину, чего ради пріѣхали, то-есть увѣщаніе къ принятію новопечатныхъ книгъ, всѣ соборно тѣмъ отказали, возжелавъ лучше умереть, чѣмъ измѣнить отеческимъ преданіямъ. Поэтому отослали ихъ безъ успѣха. Никаноръ же, сколь палъ къ преступленію, ослабѣвъ какъ человѣкъ, столь тепло пришелъ обратиться къ покаянію, принесъ столь смиренное покаяніе отцамъ киновіи и вновь съ любовію былъ принятъ. Такъ это было, и архимандриты къ пославшимъ возвратились, а Никаноръ въ киновіи остался. Пришелъ отъ царя указъ въ киновію, призывая Никанора въ Москву. Но соловецкіе отцы, поскольку онъ не захотѣлъ ѣхать, то и они посланнику его не выдали. Сами же, между собою соборно посовѣтовавшись, послали въ Москву соборнаго старца, прежде упомянутаго Герасима Фирсова, мужа весьма искуснаго какъ въ святыхъ писаніяхъ, такъ и во внѣшней наукѣ. Послали такого мужа умолить и уговаривать самодержца, чтобы позволилъ собранію преподобныхъ отцевъ въ ихъ преданіи неизмѣнно жить и скончаться. Его же власти духовныя до самодержца не допустили, но въ пути, какъ знающіе говорятъ, задушили, какъ [митрополита] Филиппа, и прежде царя земнаго отослали къ Небесному Царю...

Царя же патріархъ и прочіе уговорили не позволять соловецкимъ инокамъ жить по древнимъ установленіямъ. Поэтому часто и посылали всякое духовное начальство, чтобы приклонить ихъ покориться его [царя] волѣ. Эти пріѣзжающіе по-разному увѣщевали иноковъ, мольбою, ласкою и угрозами убѣждали принять новыя книги. Многіе же отъ новгородскаго митрополита были посылаемы для увѣщанія отцевъ Соловецкой киновіи. Но тѣ твердо, какъ адаманты [7], стояли въ древнецерковномъ благочестіи, противъ увѣщаній обрѣтались, какъ башня противъ вѣтра. Такъ восхотѣли дѣломъ исполнить то, что изъявили словомъ въ прошеніи самодержцу: «Лучше возжелавъ вкусить смерть ради благочестія, чѣмъ что-нибудь изъ новшествъ принять». Тѣмъ болѣе что появились мнимые духовные, духа кротости не имѣющіе, желающіе осквернить освященныя руки кровью неповинныхъ. Они гнѣвъ самодержца возбудили и, сильно распаливъ, подвигли на ярость, чтобы руками мучителей разорить святое мѣсто. И послали въ Соловецкую киновію воеводу Игнатія Волохова съ одною сотнею вооруженныхъ воиновъ, чтобы онъ страхомъ оружія всѣхъ подчинилъ волѣ царя и патріарха и вышеупомянутаго Іосифа архимандрита возвелъ на свое мѣсто. Отсюда начался подвигъ великой борьбы соловецкихъ отцевъ. Одно изъ двухъ было предложено: покорившимся новоустановленнымъ преданіямъ обѣщана сладость временной жизни, стоящимъ же въ древнецерковномъ благочестіи — горчайшая смерть.

Потому и собираются въ соборную келію всѣ насельники обители: и иноки, и бѣльцы — и, объявляя царевъ гнѣвъ и прибытіе посланнаго воинства на разореніе киновіи, совѣтуютъ остаться въ обители всѣмъ смѣлымъ мужамъ, желающимъ горестью нынѣшней смерти получить будущія святыя сладости. Немощнымъ и трусливымъ сердцами къ битвѣ и желающимъ остаться въ живыхъ совѣтуютъ отъѣхать на морской берегъ. Когда этотъ совѣтъ сталъ извѣстенъ всѣмъ братіямъ, только нѣкоторые изъ иноковъ и бѣльцовъ захотѣли идти на берегъ. Прочіе же всѣ, ихъ же число доходило до тысячи и пятисотъ, приготовились на смерть за древнецерковные законы. И пріѣхавшему воеводѣ отвѣтили, что хоть и тысячами люто пострадаютъ, но древнихъ законовъ благочестія не могутъ отречься. И такъ затворились въ монастырѣ въ годъ 7178 (1670).

Этотъ же воевода стоялъ подъ монастыремъ четыре года, пріѣзжая весною подъ монастырь и все лѣто пребывая на островѣ Заяцкомъ, творилъ различныя бѣды киновіи. Осенью вновь на берегъ возвращался, въ Сумской острогъ, отсюда причинялъ монастырю великое притѣсненіе и нужду, великое насиліе и скорбь. Не только не давалъ выйти изъ монастыря, но и приказалъ воинамъ хватать многихъ служебныхъ старцевъ и слугъ и, мучая различно, смерти предавалъ.

Такъ и блаженнаго Іоанна Захарьева, бывшаго писаря соловецкаго, потомъ пустынножителя и ученика дивнаго отца Пимена, предалъ смерти, много мучая. Его страданіе было такимъ: нѣкій поселянинъ донесъ воеводѣ о живущихъ въ пустыни христіанахъ, а воевода послалъ въ пустыню воиновъ на поиски; воины же, пойдя, обрѣли отца Пимена, его ученика Григорія и этого блаженнаго Іоанна и, связавъ, привели ихъ къ воеводѣ въ Сумскій острогъ. И какъ привели, то воевода пытался низвести ихъ отъ высоты благочестія сначала многими увѣщаніями, ласками, обѣщаніемъ чести и богатства, а потомъ угрозой мученій. Но нисколько не преуспѣлъ и не смогъ даже немного поколебать твердость ихъ ума. Тогда, разгнѣвавшись, повелѣлъ посадить въ темницу, въ ней же пробыли годъ, удручаемы голодомъ и жаждою и прочими темничными нуждами. Въ это же время терпѣли заточеніе за древнецерковное благочестіе въ Кандалакшскомъ монастырѣ славные въ терпѣніи страданія старцы Сила и Алексій, къ нимъ же и вся область Поморья стекалась вопросить о благочестіи. Къ симъ и блаженный Іоаннъ изъ темницы посылаетъ посланіе, въ которомъ похваляетъ древняго благочестія уставы, новыя же установленія порицаетъ. Это посланіе, когда нашлось оброненнымъ изъ-за ошибки посыльнаго, принесено было въ руки воеводы, который сильно разгнѣвался и, получивъ указомъ отъ самодержца власть истязать его [Іоанна] муками, какихъ только умысловъ на немъ не показалъ, какихъ только горчайшихъ мученій на его спинѣ не ковалъ! Ибо прежде въ пытку воевода рывкомъ руки ему сломалъ, послѣ бичомъ его тѣло сильно изранилъ, потомъ израненное его тѣло, бросивъ на огонь, повелѣлъ жечь, какъ камень. И такъ воевода не умилосердился, но и изъ столь обожженнаго тѣла повелѣлъ вытащить ребра раскаленными клещами. И такъ не насытившись, не ослабилъ мученія, но остригъ темя его главы и повелѣлъ многіе часы лить на нее студенѣйшую воду. Страдалецъ же, терзаемъ двѣ ночи и два дня неослабѣвающими мученіями, все терпѣлъ доблестно и благодарно. Наконецъ мучитель, видя свое безсиліе, повелѣлъ отсѣчь мечомъ честнýю главу страдальца. Въ субботу по Пятидесятницѣ въ небесное субботство [8] послалъ страстотерпца отсѣченіемъ главы, но даже на мертвое тѣло блаженнаго не умилосердился немилостивый воевода. Ибо, когда боголюбцы сдѣлали ему [Іоанну] гробъ, приготовили погребальное, собрали деньги и принесли икону Богоматери, воевода повелѣлъ воинамъ все это отобрать. Тѣло же страдальца погребли, обвивъ рогожею и безчестно честнаго закопавъ въ землю. Это первый и добрѣйшій плодъ, или, лучше сказать, гроздь сладчайшая отъ соловецкаго сладчайшаго винограда преподобныхъ отцевъ, выжатая въ точилѣ мученій, была принесена на божественную вечерю къ Царю всѣхъ и Богу.

Когда же воевода повелѣлъ воинамъ привести отца Пимена на испытаніе мученіями и когда раздѣли его, то увидѣлъ на его тѣлѣ тяжкія вериги. Устыдился этого мучитель, и такова была воля Божія, что повелѣлъ Пимена вновь посадить въ темницу, и преподобный, долгое время просидѣвъ съ ученикомъ, вновь былъ отпущенъ въ пустыню.

Немного прошло времени по смерти вышереченнаго страдальца, какъ изъ отцевъ, покинувшихъ Соловецкій монастырь, были пойманы Димитрій и Тихонъ, съ ними же и бѣлецъ Іовъ, и были заперты въ мрачнѣйшей темницѣ, гдѣ, удручаемы голодомъ, жаждою, холодомъ, наготою, веригами, узами и прочими различными нуждами, переселились къ свѣту будущаго Царствія и были погребены близъ того [Іоанна].

Но, оттуда вернувшись, вновь возвратимъ слово (то-есть повѣсть) къ Соловецкой обители. Этотъ воевода Волоховъ три или четыре неполныхъ года пробылъ въ Сумскомъ острогѣ, разоряя святую обитель лѣтними наѣздами, но, ни въ чемъ не преуспѣвъ, возвращенъ былъ царскимъ указомъ въ царствующій градъ Москву. Вмѣсто него посланъ былъ отъ самодержца полковникъ съ тысячью воиновъ, чтобы разорить святую киновію, имя же ему Климентъ Іевлевъ, человѣкъ лютый и немилостивый. Придя къ обители, онъ сотворилъ святому мѣсту сильнѣйшее притѣсненіе, горчайшую нужду, многія пакости. Ибо коней и воловъ монастырскихъ, которыхъ имѣли на островѣ для перевоза деревьевъ и для прочихъ братскихъ нуждъ, во дворѣ на то устроенномъ, всѣхъ сжегъ, загнавъ во дворъ, всѣхъ безъ остатка, вмѣстѣ съ келіей. Съ ними сжегъ и служебныя келіи окрестъ обители, что были построены на островѣ для отдыха трудниковъ. Также и келіи рыболововъ и снасти — сѣти, мрежи и неводы съ ихъ приспособленіями — все онъ, злодѣй, безчеловѣчно сжегъ. Но и мзду за это отъ Бога немедленно принялъ — пораженъ былъ гнойною язвою и червями и отъ этого болѣзненно страдалъ. Поэтому и былъ возвращенъ указомъ царскимъ въ Москву, и тамъ злодѣй погибъ отъ той язвы и жизни лишился, подъ монастыремъ простоявъ два года.

Когда же онъ жестоко скончался, на его мѣсто былъ посланъ царевымъ повелѣніемъ Іоаннъ Мещериновъ, лютѣйшій мучитель, и съ нимъ тысяча триста воиновъ. Онъ пришелъ подъ киновію со многими стенобитными орудіями и въ теченіе двухъ лѣтъ показалъ всякія козни, всякій умыселъ къ разоренію киновіи. Въ лѣтнее время стоялъ [подъ монастыремъ], а зимой отъѣзжалъ на берегъ, но ни въ чемъ не преуспѣлъ. Бывшіе же въ обители отцы, видя себя окруженными такими напастями, видя самодержца, сильно архіереями распаляемаго на гнѣвъ ярости, отчаялись помощи и милости человѣческой, прибѣгли къ Единому Владыкѣ всѣхъ и Богу, прибѣгли къ Пречистой Владычицѣ и Богородице, прибѣгли къ преподобнымъ отцамъ Зосимѣ и Саватію, съ горькими слезами и воплемъ просили помощи и заступленія. Противъ ратниковъ встали только затѣмъ, чтобы не дать имъ дерзновенія войти въ ограду монастыря. А больше вооружались молитвами и слезами, вседневными богослуженіями, и стрѣляли противъ врага молитвенными стрѣлами, и положили пѣть на каждый день по два молебна, чтобы Господь Богъ, о нихъ умилосердившись, благоволилъ не предать въ руки ратниковъ, но Своими щедротами устроилъ спасеніе просящимъ.

Премилостивый же Господь, воистину Близкій всѣмъ призывающимъ Его, послалъ на нихъ моръ великій, обнаруживающійся въ язвахъ за три или четыре дня до смерти. За это время больные постригались въ иночество и принимали святую схиму, и очищали покаяніемъ свои души, и отходили ко Господу, принимая въ напутствіе Святое Тѣло и Кровь Христа Бога. И такими язвами, такою христіанскою смертію многіе скончались, до семи сотенъ преставилось.

Прежде же упомянутый воевода Мещериновъ и его воины, стоя окрестъ святой обители, не уставая стрѣляли по ней когда изъ пушекъ, когда изъ пищалей. Но молитвами преподобныхъ отцевъ [Зосимы и Саватія], охраняющихъ обитель, ратники ни въ чемъ не преуспѣли, хоть и много старались. И как-то, нацѣливъ пушку (о дерзости безумія!), выстрѣлили въ алтарь соборной церкви. И то ядро, полетѣвъ въ окно, ударило (Твоего терпѣнія, Христе!) въ образъ Всемилостиваго Спаса, что стоялъ въ алтарѣ. До такого беззаконія безумная дерзость безумныхъ довела! И хотя два года воинство къ обители пріѣзжало, но не смогло разорить ее всякими осадными хитростями.

На третій годъ воевода повелѣлъ всему воинству зимовать на островѣ, уготовавъ различныя осадныя орудія на разореніе обители, сдѣлалъ послѣднее притѣсненіе отцамъ киновіи. Повелѣлъ мастерамъ сдѣлать изъ дерева три великія гранатныя пушки, вмѣщающія множество желѣзныхъ ядеръ, начиненныхъ порохомъ. Одна изъ нихъ вмѣщала 160 ядеръ, другая же — 260, третья же — 360 ядеръ. Когда же ихъ сдѣлали, приказалъ начинить такимъ количествомъ ядеръ и выпускать по обители. Удобно разсчитавъ этими пушками развѣять, спаливъ строенія, что въ обители, и живущихъ въ нихъ, ибо ядра, лѣтя, опаляли пламенемъ огня все на своемъ пути, также разрываясь, безъ милости сокрушали осколками и предавали смерти. Но сколь усердствовали тѣми яростными устремленьями къ разоренію святаго мѣста, столь Божье милосердіе по молитвамъ преподобныхъ чудотворцевъ покрывало обитель, показавъ суетными ухищренія враговъ. Ибо, когда выстрѣлили по обители первымъ начиненнымъ зарядомъ, просчитались, ничего не сумѣли, ибо пущенное, поднявшись ввысь и не долетѣвъ до обители, разорвалось у стѣнъ городскихъ. Потомъ выстрѣлили во второй разъ, излишне наполнивъ зарядъ порохомъ. Но и это, сильно распалившись, устремившись лютостью огня и скоростью вѣтра, перелетѣвъ обительскія зданія, разорвалось на пустырѣ, не сдѣлавъ обители ни малѣйшей пакости. Потомъ третьимъ многосоставнымъ зарядомъ, имѣющимъ 360 ядеръ, велѣлъ воевода выстрѣлить по обители. И когда выстрѣлили, поднялись ядра высоко въ воздухъ какъ съ большой скоростью, такъ и съ необычнымъ шумомъ, паря, какъ стая воронъ, и на той высотѣ пролетѣли надъ самою церковью Вседержителя [9], ужасая смотрящихъ скрежетаніемъ шума, колебля сердца видящихъ клокотаніемъ огня и смолы и угрожая святому мѣсту злыми послѣдствіями. Когда же съ высоты полета стали ядра прямо внизъ падать и когда были близъ святыхъ крестовъ, что на соборной церкви, тогда (о Твоего милосердія, Христе!) внезапно будто нѣкій вѣтеръ дунулъ отъ церкви и разсѣялъ ихъ полетъ. Словно какія-то бабы, разбѣжались отъ церкви и разметались внѣ монастыря, окрестъ ограды. Обители же не сотворили никакого поврежденія или досажденія. Только три ядра посреди монастыря упали: одно — у хлѣбопекарной келіи, второе — въ иномъ мѣстѣ, третье — у самой гробницы или часовни преподобнаго чудотворца Германа. Когда же разорвалось то ядро, что у гробницы Германа, былъ въ это время въ церкви преподобныхъ чудотворцевъ старецъ, возжигавшій свѣчи, молящійся преподобнымъ о заступленіи отъ нашедшихъ злодѣевъ. Видѣлъ онъ очами своими старца дивнаго, ростомъ мала, вошедшаго въ церковь и приступившаго къ священнымъ ковчегамъ [чудотворцевъ], взывая: «Братья, Зосима и Саватій, возстаньте! Идемъ къ Праведному Судіи Христу Богу просить праведнаго суда на нашихъ обидчиковъ, которые не хотятъ намъ покоя и въ землѣ дать». И тотчасъ преподобные возстали и въ ракахъ своихъ сѣли, говоря: «Братъ Германъ, иди и почивай далѣе, уже посылается отмщеніе обидчикамъ нашимъ!» И вновь возлегли и уснули, и пришедшій дивный старецъ сталъ невидимъ. Тогда понялъ старецъ, что тотъ дивный былъ преподобнымъ Германомъ. И, прославивъ Бога и милостивую помощь преподобныхъ чудотворцевъ, пойдя къ отцамъ киновіи, повѣдалъ видѣніе. Они же дивились слышанному и, войдя въ церковь, возсылали съ теплыми слезами молитвенную благодарность Господу и преподобнымъ чудотворцамъ, такъ милостиво заботящимся о своей обители.

Поскольку отъ пальбы пушекъ и пищалей не учинилось киновіи никакой бѣды, никакой досады, то иную злокозненную хитрость умыслилъ воевода: повелѣлъ окрестъ монастыря копать рвы и раскаты [10] строить. Воины ходили окрестъ монастыря, тщательно исполняя приказаніе. Тогда нѣкій бѣлецъ и служитель соловецкій именемъ Димитрій крикнулъ къ нимъ съ высоты забралъ [11] и крѣпостныхъ башенъ: «Зачѣмъ, любезные, много трудитесь и такія усилія и поты туне и всуе проливаете, подступая къ стѣнамъ города? Вѣдь и пославшій васъ государь царь, посѣкаясь косою смерти, отходитъ сего свѣта». Слышавшіе посчитали безуміемъ и насмѣшкой это слово, которое, дѣйствительно сбывшись впослѣдствіи, оказалось истиннымъ.

И когда рвы выкопали, воинство все по рвамъ ходило, ибо раскаты были высотою съ городскую стѣну, и къ нимъ пристроили высокіе башни. И подвели многіе подкопы, и заложили много пороху, и 23 декабря воины устроили большой приступъ, приставили къ стѣнѣ лѣстницы и всѣмъ воинствомъ пошли на взятіе. Бывшіе же въ обители отцы, собравшись въ соборную церковь, просили слезами и молитвами помощи отъ Бога и заступленія преподобныхъ чудотворцевъ. А стража и слуги, бывшіе на стѣнѣ города, противостояли ратникамъ подобающимъ образомъ, не давая имъ взойти на стѣну. И, расхрабрившись, сокрушили ихъ лѣстницы и само воинство далеко отогнали отъ обители. За это воздали прерадостное благодареніе Богу и Владыкѣ и преподобнымъ чудотворцамъ, сохранившимъ обитель невредимой.

Воевода, увидѣвъ, что войска никакъ не могутъ взять киновію ни кознями, ни обстрѣлами, ни, наконецъ, приступами, но отходятъ назадъ безпомощными и посрамленными, оставляетъ надежду о киновіи, отчаивается о взятіи, весьма охватывается отчаяніемъ изъ-за того, что невозможно взять городъ, имѣющій такую крѣпость, и недоумѣваетъ, чтó дѣлать дальше. Но поскольку случается великимъ домамъ разрушаться отъ домашнихъ, случается и храбрымъ исполинамъ быть убитыми своими приближенными, случается и городамъ крѣпкимъ и непобѣдимымъ быть преданными своими соплеменниками, и здѣсь съ киновіею то же произошло. Нѣкій монахъ, Ѳеоктистъ именемъ, ночью перебравшись изъ обители черезъ стѣну, пришелъ къ ратникамъ. И оставляетъ какъ свои обѣты и отеческую обитель, такъ и древнее отеческое благочестіе, лобызаетъ новое Никоново преданіе. И не только себѣ и одной своей душѣ ходатайствуетъ вредное и злое, но подражаетъ злобѣ Іуды, помышляя о предательствѣ обители. И такъ лукавый Ѳеоктистъ сталъ для своей обители, какъ Эней и Антеноръ для троянъ, хотя и другимъ образомъ.

Былъ въ обители пролазъ изъ сушильной палаты сквозь городскую стѣну, которымъ прежде носили воду въ ту палату, а вначалѣ, когда затворялись въ обители, задѣлали тотъ проходъ плинѳами [12], но не слишкомъ тщательно. Знавшій эту дверь предатель Ѳеоктистъ пришелъ къ воеводѣ просить воиновъ, чтобы осмотрѣть тотъ проходъ, и обѣщалъ въ удобное время сдать безъ труда обитель. Воевода же далъ ему пятьдесятъ воиновъ для совершенія дѣла. И монахъ съ ними многія ночи ходилъ къ тому пролазу (говорятъ, что отъ Рожества Христова даже до 29 января), и не могли улучить подходящаго времени изъ-за тишины и прозрачности ночей. Когда же пришелъ день великой субботы всемірнаго поминовенія православныхъ христіанъ, восхотѣлъ Господь черезъ тяготы страданія принять и своихъ рабовъ въ вѣчный покой.

Въ пятницу вечеромъ, то-есть 28 января, поднялась великая буря и великій мракъ со снѣгомъ спустились на обитель. Въ ту ночь къ одному изъ сотниковъ, Логину именемъ, которому отъ начальства киновіи была поручена охрана города и провѣрка стоящихъ на караулѣ, когда спалъ онъ въ своей келіи, пришелъ нѣкто и разбудилъ, говоря: «Логинъ, встань, что спишь? Уже воинство ратниковъ подъ стѣною, въ городѣ будутъ скоро». Всталъ онъ, но никого не увидѣлъ и, перекрестившись, вновь легъ и уснулъ. Во второй разъ пришелъ нѣкій мужъ, говоря: «Логинъ, встань, почему беззаботно спишь? Вонъ воинство ратниковъ въ городъ входитъ». Проснувшись же и перекрестившись, сталъ Логинъ размышлять: что это будетъ? Что видѣнія означаютъ? Можетъ быть, сон

⇐ Предыдущая 12